, поймет, каким
глупцом был  раньше.  Он  и  сейчас  уже  чувствовал, что  этот долгий  путь
начался, что он прощается со своим прежним "я" и уходит от него.
     Как приятно было слышать в ухе это гудение шмеля, это  сонное комариное
жужжание, тончайший филигранный звук старческого  голоса! Вначале  он бранил
Монтэга, потом утешал в этот  поздний ночной час,  когда  Монтэг,  выйдя  из
душного туннеля метро, снова очутился в мире пожарных.
     -  Имейте  снисхождение, Монтэг,  снисхождение. Не  высмеивайте  их, не
придирайтесь. Совсем недавно и вы были таким. Они свято верят, что так будет
всегда.  Но так всегда не будет. Они не знают,  что вся их жизнь  похожа  на
огромный пылающий  метеор, несущийся сквозь пространство. Пока он летит, это
красиво, но когда-нибудь он неизбежно должен упасть. А они ничего не видят -
только этот нарядный, веселый блеск. Монтэг, старик, который прячется у себя
дома, оберегая свои старые  кости, не имеет права критиковать. Но я все-таки
скажу: вы чуть не погубили все в самом начале. Будьте осторожны. Помните,  я
всегда с вами. Я понимаю,  как это у вас вышло. Должен сознаться, ваш слепой
гнев придал мне  бодрости. Господи, я вдруг почувствовал себя таким молодым!
Но теперь  я  хочу, чтобы вы стали стариком, я хочу перелить  в вас капельку
моей трусости. В  течение этих нескольких часов, что  вы  проведете с Битти,
будьте  осторожны, ходите вокруг него на цыпочках,  дайте мне послушать его,
дайте мне возможность оценить положение. Выжить - вот наш девиз. Забудьте об
этих бедных глупых женщинах...
     - Я их  так  расстроил,  как  они,  наверно, ни  разу  за  всю жизнь не
расстраивались, -  сказал Монтэг. - Я сам  был потрясен,  когда увидел слезы
миссис  Фелпс. И,  может быть, они правы. Может быть, лучше не  видеть жизни
такой,  как она есть, закрыть на все глаза и веселиться. Не знаю. Я чувствую
себя виноватым...
     - Нет, не надо! Если бы не  было войны и на  земле был  мир,  я бы  сам
сказал вам: веселитесь! Но нет, Монтэг, вы не имеете права оставаться только
пожарником. Не все благополучно в этом мире.
     Лоб Монтэга покрылся испариной.
     - Монтэг, вы слышите меня?
     - Мои ноги...- пробормотал Монтэг.- Я не могу ими двинуть. Какое глупое
чувство. Мои ноги не хотят идти!
     - Слушайте, Монтэг. Успокойтесь,- мягко уговаривал старик. - Я понимаю,
что с вами. Вы боитесь опять наделать ошибок.  Но не бойтесь. Ошибки  иногда
полезны. Если бы вы только знали! Когда я был молод, я совал свое невежество
всем в лицо.  Меня били за это. И к сорока  годам  я отточил наконец  оружие
моих знаний. А если вы будете скрывать свое невежество,  вас не будут бить и
вы никогда не поумнеете. Ну, а теперь шагайте. Ну! Смелее!  Идемте вместе на
пожарную  станцию! Нас теперь двое.  Вы больше  не одиноки, мы уже не  сидим
каждый  порознь в своей гостиной, разделенные глухой стеной. Если вам  будет
нужна  помощь,  когда Битти станет  наседать на вас, я  буду  рядом, в вашей
барабанной перепонке, я тоже буду слушать и все примечать!
     Монтэг почувствовал, что его ноги - сначала правая, потом левая - снова
обрели способность двигаться.
     - Не покидайте меня, мой старый друг, - промолвил он.
     Механического  пса  в   конуре  не  было.  Она  была  пуста,  и   белое
оштукатуренное  здание пожарной  станции было погружено  в тишину. Оранжевая
Саламандра дремала, наполнив  брюхо  керосином, на  ее  боках,  закрепленные
крест-накрест,  отдыхали  огнеметы.  Монтэг  прошел  сквозь  эту  тишину  и,
ухватившись рукой за бронзовый шест, взлетел вверх, в темноту, не сводя глаз
с  опустевшего  логова механического зверя. Сердце его то замирало, то снова
начинало  бешено  колотиться. Фабер  на время затих  в его ухе, словно серая
ночная бабочка.
     На верхней  площадке  стоял  Битти. Он стоял спиной к  люку, будто и не
ждал никого.
     - Вот,- сказал он, обращаясь  к  пожарным, игравшим в  карты,- вот идет
любопытнейший экземпляр, на всех языках мира именуемый дураком.
     Не оборачиваясь,  он  протянул  руку  ладонью  кверху, молчаливо требуя
дани. Монтэг вложил в нее книгу. Даже  не взглянув на обложку, Битти швырнул
книгу в мусорную корзинку и закурил сигарету.
     - "Самый  большой  дурак  тот,  в  ком  есть  хоть  капля  ума".  Добро
пожаловать,  Монтэг. Надеюсь,  вы теперь останетесь  подежурить с  нами, раз
лихорадка у вас прошла и вы опять здоровы? В покер сыграем?
     Они  сели к  столу.  Раздали  карты. В  присутствии Битти Монтэг  остро
ощущал виновность своих рук. Его пальцы  шныряли,  как напроказившие хорьки,
ни минуты  не  оставаясь  в  покое. Они то  нервно  шевелились,  то теребили
что-то,  то прятались в карманы  от  бледного, как спиртовое  пламя, взгляда
Битти. Монтэгу  казалось, что стоит  брандмейстеру дохнуть  на них - и  руки
усохнут, скорчатся и больше уж никогда не удастся  вернуть их  к  жизни, они
навсегда будут  похоронены  в  глубине  рукавов  его  куртки.  Ибо  эти руки
вздумали  жить  и действовать  по своей воле,  независимо  от Монтэга, в них
впервые проявило себя его сознание, реализовалась  его тайная жажда схватить
книгу и убежать, унося с  собой Иова, Руфь или Шекспира. Здесь,  на пожарной
станции, они казались руками преступника, обагренными кровью.
     Дважды в течение получаса Монтэг вставал и выходил в уборную мыть руки.
Вернувшись, он прятал их под столом.
     Битти рассмеялся:
     - А ну-ка  держите ваши  руки на виду, Монтэг. Не  то, чтобы  мы вам не
доверяли, но знаете ли, все-таки...
     Все захохотали.
     -  Ладно  уж,-  сказал  Битти.-  Кризис  миновал,  и все  опять хорошо.
Заблудшая  овца  вернулась  в  стадо.  Всем  нам  случалось  в   свое  время
заблуждаться. Правда  всегда будет  правдой, кричали мы. Не  одиноки те, кто
носит  в себе благородные  мысли,  убеждали  мы себя. "О мудрость, скрытая в
живых созвучьях",- как сказал сэр Филип Сидней. Но, с другой стороны: "Слова
листве подобны, и  где она густа, так вряд ли плод таится под сению листа",-
сказал Александр Поп. Что вы об этом думаете, Монтэг?
     - Не знаю.
     - Осторожно,- шептал Фабер из другого далекого мира.
     - Или вот еще: "Опасно мало знать, о том не забывая, кастальскою струей
налей  бокал до края. От одного глотка  ты опьянеешь  разом, но пей до дна и
вновь обрящешь  светлый разум". Поп,  те же "Опыты". Это,  пожалуй,  и к вам
приложимо, Монтэг, а? Как вам кажется?
     Монтэг прикусил губу.
     - Сейчас объясню,- сказал Битти, улыбаясь и глядя в карты.- Вы ведь как
раз и опьянели от одного глотка. Прочитали несколько строчек, и голова пошла
кругом.  Трах-тарарах! Вы  уже  готовы  взорвать вселенную,  рубить  головы,
топтать ногами  женщин  и детей, ниспровергать  авторитеты.  Я  знаю, я  сам
прошел через это.
     - Нет, я ничего, - ответил Монтэг в смятении.
     - Не  краснейте, Монтэг. Право же,  я не  смеюсь над вами.  Знаете, час
назад  я  видел сон. Я прилег  отдохнуть, и мне приснилось, что мы  с  вами,
Монтэг, вступили в яростный спор о книгах. Вы метали громы и молнии и сыпали
цитатами,  а я спокойно отражал  каждый ваш выпад. "Власть", - говорил я.  А
вы,  цитируя  доктора Джонсона, отвечали: "Знания  сильнее власти". А я вам:
тот  же  Джонсон, дорогой  мой  мальчик,  сказал: "Безумец  тот,  кто  хочет
поменять определенность на  неопределенность". Держитесь пожарников, Монтэг.
Все остальное - мрачный хаос!
     -  Не слушайте его,-  шептал Фабер.-  Он хочет сбить  вас  с  толку. Он
скользкий, как угорь. Будьте осторожны!
     Битти засмеялся довольным смешком.
     - Вы же мне ответили  на это: "Правда, рано  или поздно, выйдет на свет
божий.  Убийство  не  может  долго  оставаться  сокрытым".  А  я  воскликнул
добродушно:
     "О господи, он все про своего коня!" А еще я сказал: "И черт умеет иной
раз сослаться на священное писание". А вы  кричали мне в ответ: "Выше чтят у
нас дурака в атласе, чем мудрого в бедном платье!"  Тогда я тихонько  шепнул
вам: "Нужна ли истине  столь ярая защита?" А вы снова кричали: "Убийца здесь
-  и раны  мертвецов раскрылись  вновь и  льют  потоки  крови!"  Я  отвечал,
похлопав вас по руке: "Ужель такую  жадность пробудил я в вас?" А вы вопили:
"Знание- сила! И карлик, взобравшись на плечи великана, видит дальше его!" Я
же  с  величайшим  спокойствием закончил наш спор словами: "Считать метафору
доказательством, поток  праздных  слов источником истины, а  себя оракулом -
это заблуждение,  свойственное всем  нам",- как  сказал однажды  мистер Поль
Валери.
     У Монтэга голова шла кругом. Ему казалось, что  его нещадно избивают по
голове,  глазам,  лицу, плечам, по  беспомощно поднятым рукам.  Ему хотелось
крикнуть: "Нет! Замолчите! Вы стараетесь все запутать. Довольно!"
     Тонкие нервные пальцы Битти схватили Монтэга за руку.
     -  Боже, какой пульс! Здорово я вас взвинтил, Монтэг, а? Черт,  пульс у
вас  скачет, словно на другой день  после  войны. Не хватает  только  труб и
звона колоколов. Поговорим еще? Мне нравится ваш взволнованный вид. На каком
языке мне держать речь? Суахили, хинди, английский литературный -  я  говорю
на всех. Но это похоже на беседу с немым, не так ли, мистер Вилли Шекспир?
     - Держитесь, Монтэг! - прошелестела ему на ухо мошка. - Он мутит воду!
     - Ох, как вы испугались,- продолжал Битти.- Я и правда поступил жестоко
-  использовал  против вас  те  самые книги, за  которые вы  так  цеплялись,
использовал для того, чтобы опровергать вас на каждом шагу, на каждом слове.
Ах,  книги  -  это такие предатели! Вы  думаете,  они  вас  поддержат, а они
оборачиваются против вас же.  Не только вы, другой тоже может  пустить в ход
книгу,   и  вот  вы  уже  увязли  в  трясине,  в  чудовищной  путанице  имен
существительных,  глаголов, прилагательных. А кончился  мой сон  тем,  что я
подъехал к вам на Саламандре и спросил: "Нам не по пути?" Вы вошли в машину,
и  мы  помчались  обратно на  пожарную станцию,  храня  блаженное  молчание,
страсти улеглись, и между нами снова был мир.
     Битти отпустил руку Монтэга, и она безжизненно упала на стол.
     - Все хорошо, что хорошо кончается.
     Тишина.  Монтэг  сидел,  словно  белое   каменное  изваяние.  Отголоски
последних нанесенных  ему ударов  медленно затихали  где-то в темных пещерах
мозга. Фабер  ждал, пока они  затихнут совсем.  И когда  осели наконец вихри
пыли, взметенные в сознании Монтэга, Фабер начал тихим голосом:
     -  Хорошо,  он  сказал  все, что  хотел.  Вы  это  выслушали. Теперь  в
ближайшие  часы буду  говорить  я.  Вам  придется  выслушать и  это. А потом
постарайтесь разобраться и решить - с кем вы. Но я хочу, чтобы вы решили это
сами, чтобы это решение было вашим собственным, а не моим и не брандмейстера
Битти. Одного только  не забывайте - брандмейстер принадлежит  к числу самых
опасных  врагов  истины и  свободы,  к тупому  и равнодушному  стаду  нашего
большинства.  О,  эта ужасная  тирания  большинства!  Мы с Битти поем разные
песни. От вас самого зависит, кого вы станете слушать.
     Монтэг  уже открыл было  рот, чтобы ответить Фаберу, но  звон пожарного
колокола вовремя помешал ему совершить эту непростительную оплошность. Рупор
пожарного  сигнала  гудел  под  потолком.  В  другом  конце  комнаты  стучал
телефонный аппарат,  записывающий адрес.  Брандмейстер Битти, держа  карты в
розовой руке, нарочито медленным шагом подошел к аппарату и оторвал бумажную
ленту. Небрежно взглянув на адрес,  он сунул  его в карман  и,  вернувшись к
столу, снова сел. Все глядели на него.
     -  С этим можно подождать ровно сорок  секунд, как раз столько, сколько
мне нужно, чтобы обыграть вас,- весело сказал Битти.
     Монтэг положил карты на стол.
     - Устали, Монтэг? Хотите выйти из игры?
     - Да.
     - Ну! Не падайте духом! Впрочем, можно закончить партию после. Положите
ваши  карты  на  стол  рубашкой  кверху:  вернемся  -   доиграем.  А  теперь
пошевеливайтесь! Живо! - Битти поднялся. - Монтэг, мне не  нравится ваш вид.
Уж не собираетесь ли вы опять захворать?
     - Да нет, я здоров, я поеду.
     - Да, вы должны поехать. Это особый случай. Ну, вперед!..
     Они прыгнули в провал люка,  крепко ухватившись  руками за медный шест,
словно в нем  было единственное спасение от взмывавших снизу волн.  Но  шест
низвергнул  их прямо в пучину, где уже  фыркал, рычал и кашлял, пробуждаясь,
бензиновый дракон.
     - Э-эй!
     С  грохотом  и  ревом  они  завернули  за  угол  -   скрипели  тормоза,
взвизгивали  шины,  плескался  керосин  в блестящем медном брюхе Саламандры,
словно  пища  в  животе  великана.  Пальцы  Монтэга  прыгали  на  сверкающих
поручнях, то и дело срываясь  в холодную пустоту, ветер рвал волосы, свистел
в зубах, а  Монтэг думал, все  время неотрывно  думал о  тех  женщинах в его
гостиной,  пустых женщинах,  из  которых  неоновый  ветер  давно  уже  выдул
последние  зернышки  разума, и  о  своей нелепой идиотской  затее  читать им
книгу. Все равно, что пытаться погасить пожар из  водяного  пистолета  Бред,
сумасшествие! Просто припадок бешенства.  Еще одна  вспышка гнева, с которой
он  не  умел  совладать.  Когда  же  он  победит в себе это безумие и станет
спокоен, по-настоящему спокоен?
     - Вперед, вперед!
     Монтэг оторвал глаза от  поручней. Обычно  Битти никогда не садился  за
руль, но сегодня машину вел он, круто сворачивая  на поворотах, наклонившись
вперед с высоты водительского  трона,  полы  его  тяжелого черного макинтоша
хлопали и  развевались  - он  был  как огромная летучая мышь, несущаяся  над
машиной, грудью навстречу ветру.
     - Вперед, вперед, чтобы сделать мир счастливым! Так, Монтэг?
     Розовые, словно фосфоресцирующие  щеки Битти отсвечивали в  темноте, он
улыбался с каким-то остервенением.
     - Вот мы и прибыли!
     Саламандра  круто остановилась. Неуклюжими  прыжками посыпались  с  нее
люди.  Монтэг  стоял,  не  отрывая воспаленных  глаз  от холодных  блестящих
поручней, за которые судорожно уцепились его пальцы.
     "Я  не могу сделать это,- думал он.- Как могу я выполнить это  задание,
как могу я снова жечь? Я не могу войти в этот дом".
     Битти  -  от  него  еще  пахло  ветром, сквозь который  они только  что
мчались,- вырос рядом.
     - Ну, Монтэг!
     Пожарные,  в  своих  огромных  сапогах  похожие  на калек,  разбегались
бесшумно, как пауки.
     Наконец,  оторвав глаза от поручней, Монтэг обернулся. Битти  следил за
его лицом.
     - Что с вами, Монтэг?
     -  Что это?  - медленно произнес  Монтэг.-  Мы же  остановились у моего
дома?

Часть 3. ОГОНЬ ГОРИТ ЯРКО

     В домах вдоль улицы зажигались огни, распахивались двери. Люди выбегали
посмотреть  на праздник  огня.  Битти и Монтэг  глядели,  один с  сдержанным
удовлетворением, другой не веря своим глазам, на дом,  которому суждено было
стать  главной ареной  представления:  здесь  будут жонглировать факелами  и
глотать пламя.
     - Ну вот,- промолвил Битти,- вы добились своего. Старина Монтэг вздумал
взлететь к солнцу, и теперь, когда ему обожгло крылышки, он недоумевает, как
это могло  случиться. Разве я  не  предупредил вас  достаточно  ясно,  когда
подослал пса к вашим дверям?
     Застывшее лицо  Монтэга  ничего не выражало, он  почувствовал, как  его
голова медленно и тяжело, словно каменная, повернулась в  сторону  соседнего
дома - темного и мрачного среди окружавших его ярких цветочных клумб.
     Битти презрительно фыркнул:
     - Э, бросьте! Неужто  вас  одурачила эта маленькая сумасбродка со своим
избитым  репертуаром? А,  Монтэг? Цветочки,  листочки,  мотыльки,  солнечный
закат. Знаем, знаем! Все записано в ее карточке. Эгэ! Да я, кажется, попал в
точку! Достаточно поглядеть на ваше потерянное  лицо.  Несколько  травинок и
лунный серп! Экая чушь! И что хорошего она всем этим сделала?
     Монтэг  присел на холодное крыло Саламандры. Он несколько  раз повернул
свою одеревеневшую голову, вправо - влево, вправо - влево...
     -  Она  все  видела.  Она  никому  ничего не  сделала.  Она  никого  не
трогала...
     - Не  трогала! Как бы  не так! А возле вас она  не вертелась? Ох уж эти
мне  любители  делать  добро, с  их святейшими  минами,  с  их  высокомерным
молчанием и  единственным талантом: заставлять человека ни с  того ни с сего
чувствовать себя виноватым. Черт бы их всех побрал! Красуются, словно солнце
в полночь, чтобы тебе и в постели покоя не было!
     Дверь дома отворилась, по ступенькам сбежала Милдред, сжимая чемодан  в
закостеневшей руке. Со свистом затормозив, у тротуара остановилось такси.
     - Милдред!
     Она пробежала мимо, прямая и застывшая,- лицо белое от пудры, рта нет -
забыла накрасить губы.
     - Милдред, неужели это ты дала сигнал тревоги?
     Она сунула  чемодан в машину и опустилась на  сиденье,  бормоча  как во
сне:
     - Бедные мои "родственники",  бедняжки, бедняжки! Все погибло, все, все
теперь погибло...
     Битти схватил  Монтэга  за  плечо. Машина  рванула  и, сразу же  набрав
скорость до семидесяти миль в час, исчезла в конце улицы.
     Раздался  звон.  как  будто вдребезги рассыпалась  мечта, созданная  из
граненого стекла, зеркал и хрустальных призм. Монтэг машинально повернулся -
его словно подтолкнуло  неведомо откуда налетевшим вихрем. И он  увидел, что
Стоунмен и Блэк, размахивая  топорами,  крушат  оконные рамы, давая  простор
сквозняку.
     Шорох крыльев ночной бабочки, бьющейся о холодную черную преграду.
     - Монтэг, это я - Фабер. Вы слышите меня? Что случилось?
     - Теперь это случилось со мной,- ответил Монтэг.
     - Ах, скажите,  какая  неожиданность!-  воскликнул  Битти.-  В наши дни
всякий почему-то считает, всякий  твердо уверен, что  с ним  ничего не может
случиться.  Другие  умирают,  но  я  живу.  Для  меня,  видите  ли,  нет  ни
последствий,  ни  ответственности.  Но  только  они есть,  вот в  чем  беда.
Впрочем,  что  об  этом  толковать!  Когда  уж  дошло  до  последствий,  так
разговаривать поздно, правда, Монтэг?
     - Монтэг, можете вы спастись? Убежать?- спрашивал Фабер.
     Монтэг медленно  шел к дому, но  не чувствовал,  как  его  ноги ступают
сперва по цементу дорожки, потом по влажной ночной траве. Где-то рядом Битти
щелкнул  зажигалкой,  и  глаза  Монтэга,  как зачарованные,  при-ковались  к
оранжевому язычку пламени.
     - Почему огонь  полон для нас такой неизъяснимой прелести? Что влечет к
нему  и старого  и малого?- Битти  погасил  и снова  зажег маленькое пламя.-
Огонь - это вечное  движение. То, что человек всегда стремился найти, но так
и не нашел. Или почти вечное.  Если  ему не препятствовать, он бы горел,  не
угасая,  в  течение всей  нашей  жизни.  И все  же, что такое  огонь? Тайна.
Загадка! Ученые  что-то лепечут о  трении и  молекулах, но, в  сущности, они
ничего  не  знают.  А  главная  прелесть  огня  в  том,  что  он  уничтожает
ответственность и последствия. Если  проблема стала чересчур обременительной
-  в печку ее. Вот и вы, Монтэг, сейчас представляете собой этакое же бремя.
Огонь снимет  вас с  моих  плеч быстро, чисто  и наверняка. Даже гнить будет
нечему. Удобно. Гигиенично. Эстетично.
     Монтэг  глядел  на  свой  дом,  казавшийся  ему  сейчас  таким  чужим и
странным: поздний ночной час, шепот соседей, осколки разбитого стекла и  вон
там на  полу  - Книги  с  оторванными  переплетами и разлетевшимися,  словно
лебединые  перья, страницами, непонятные  книги, которые сейчас выглядят так
нелепо  и, право же, не стоят, чтобы из-за них столько  волноваться, -просто
пожелтевшая бумага, черные литеры и потрепанные переплеты.
     Это  все,  конечно, Милдред.  Она, должно быть,  видела, как он  прятал
книги в саду, и снова внесла их в дом. Милдред, Милдред.
     - Я хочу, чтобы вы один проделали всю работу, Монтэг. Но не с керосином
и спичкой, а шаг за шагом, с огнеметом. Вы сами должны очистить свой дом.
     - Монтэг, разве вы не можете скрыться, убежать?
     - Нет!  -  воскликнул Монтэг в отчаянии