ь и действовать самостоятельно?
     - Вы уже начали, когда  это сказали.  Но  на первых порах придется  вам
полагаться на меня.
     - На тех я тоже полагался.
     - Да, и видите, куда  это вас завело. Какое-то  время вы  будете брести
вслепую. Вот вам моя рука.
     - Перейти на другую сторону и опять  действовать по указке? Нет, так  я
не хочу. Зачем мне тогда пе реходить на вашу сторону?
     -  Вы уже поумнели,  Монтэг.  Монтэг почувствовал под  ногами  знакомый
тротуар, и ноги сами несли его к дому.
     - Продолжайте, профессор.
     - Хотите,  я  вам  почитаю?  Я  постараюсь  читать  так,  чтобы  вы все
запомнили. Я сплю всего пять часов в сутки. Свободного времени у меня много.
Если хотите, я буду читать вам каждый вечер, на  сон  грядущий. Говорят, что
мозг спящего человека все запоминает,  если  тихонько нашептывать спящему на
ухо.
     - Да.
     -  Так вот  слушайте.- Далеко, в  другом конце города, тихо зашелестели
переворачиваемые страницы.- Книга Иова.
     Взошла луна. Беззвучно шевеля губами, Монтэг шел по тротуару.
     В девять вечера, когда он заканчивал свой легкий  ужин, рупор у входной
двери   возвестил  о  приходе   гостей.  Милдред  бросилась   в  переднюю  с
поспешностью  человека,  спасающегося от  извержения  вулкана.  В  дом вошли
миссис  Фелпс  и  миссис  Бауэлс, и гостиная  поглотила  их, словно огненный
кратер. В руках у дам были бутылки мартини. Монтэг прервал свою трапезу. Эти
женщины  были похожи  на  чудовищные  стеклянные люстры,  звенящие  тысячами
хрустальных подвесок. Даже сквозь стену он  видел их застывшие бессмысленные
улыбки.  Они  визгливо приветствовали друг друга,  стараясь  перекричать шум
гостиной.
     Дожевывая кусок, Монтэг остановился в дверях.
     - У вас прекрасный вид1
     - Прекрасный!
     - Ты шикарно выглядишь, Милли!
     - Шикарно!
     - Все выглядят чудесно!
     - Чудесно!
     Монтэг молча наблюдал их.
     - Спокойно, Монтэг, - предостерегающе шептал в ухо Фабер.
     -  Зря  я  тут задержался, -  почти про себя сказал Монтэг. - Давно уже
надо было бы ехать к вам с деньгами.
     - Это не поздно сделать и завтра. Будьте осторожны, Монтэг.
     - Чудесное ревю, не правда ли?- воскликнула Милдред.
     - Восхитительное!
     На одной  из трех телевизорных стен какая-то женщина одновременно  пила
апельсиновый сок и улыбалась ослепительной улыбкой.
     "Как это  она ухитряется?" - думал Монтэг, испытывая странную ненависть
к улыбающейся даме. На  другой стене видно было  в рентгеновских лучах,  как
апельсиновый сок совершает путь  по пищеводу  той же дамы, направляясь  к ее
трепещущему от восторга желудку. Вдруг гостиная ринулась в облака на крыльях
ракетного самолета, потом нырнула в мутно-зеленые воды моря, где  синие рыбы
пожирали красных и желтых рыб.  А через  минуту три белых мультипликационных
клоуна уже рубили друг другу руки  и  ноги под взрывы одобрительного хохота.
Спустя  еще две минуты  стены перенесли зрителей куда-то  за город,  где  по
кругу в бешеном темпе мчались ракетные автомобили, сталкиваясь и сшибая друг
друга. Монтэг видел, как в воздух взлетели человеческие тела.
     - Милли, ты видела?
     - Видела, видела!
     Монтэг  просунул руку  внутрь стены и повернул центральный выключатель.
Изображения на стенах погасли, как будто из огромного стеклянного аквариума,
в котором метались обезумевшие рыбы, кто-то внезапно выпустил воду.
     Все три женщины  обернулись и  с нескрываемым раздражением и неприязнью
посмотрели на Монтэга.
     - Как  вы  думаете, когда начнется  война?- спросил  Монтэг.  - Я вижу,
ваших мужей сегодня нет с вами.
     - О, они то приходят, то уходят,- сказала миссис  Фелпс. - То приходят,
то  уходят, себе места не  находят... Пита вчера  призвали. Он  вернется  на
будущей неделе. Так ему сказали. Короткая война.  Через  сорок восемь  часов
все будут дома. Так сказали в армии. Короткая война.  Пита призвали  вчера и
сказали, что через неделю он будет дома. Короткая...
     Три женщины беспокойно ерзали  на стульях, нервно поглядывая  на пустые
грязно-серые стены.
     - Я не беспокоюсь,- сказала миссис  Фелпс. - Пусть  Пит беспокоится,  -
хихикнула  она.- Пусть себе Пит беспокоится. А я  и не подумаю. Я  ничуть не
тревожусь.
     - Да, да, - подхватила Милли. - Пусть себе Пит тревожится.
     - Убивают всегда чужих мужей. Так говорят.
     - Да, я тоже слышала. Не знаю ни одного  человека, погибшего на  войне.
Погибают как-нибудь иначе. Например, бросаются с высоких зданий. Это бывает.
Как муж Глории на прошлой неделе. Это да. Но на войне? Нет.
     - На войне -  нет, - согласилась миссис Фелпс. - Во всяком случае, мы с
Питом всегда  говорили:  никаких слез и прочих сентиментов.  Это мой  третий
брак,  у  Пита  тоже  третий,  и  мы  оба  совершенно независимы. Надо  быть
независимым - так мы всегда считали. Пит сказал, если его убьют, чтобы я  не
плакала, а скорей бы выходила замуж - и дело с концом.
     - Кстати!- воскликнула Милдред.- Вы видели вчера на стенах пятиминутный
роман Клары Доув? Это про то, как она...
     Монтэг  молча  разглядывал  лица  женщин,  так  когда-то он разглядывал
изображения  святых в  какой-то церквушке чужого вероисповедания, в  которую
случайно забрел ребенком. Эмалевые лики этих странных существ остались чужды
и  непонятны  ему, хоть он  и  пробовал обращаться к  ним в молитве  и долго
простоял в  церкви,  стараясь проникнуться чужой верой, поглубже  вдохнуть в
себя запах ладана и  какой-то особой, присущей только этому месту пыли.  Ему
думалось: если эти запахи наполнят его легкие, проникнут в его кровь, тогда,
быть  может,  его  тронут,   станут  понятнее  эти  раскрашенные  фигурки  с
фарфоровыми  глазами и яркими, как рубин, губами.  Но  ничего не получилось,
ничего!  Все равно как если бы он зашел в лавку, где в обращении была другая
валюта, так что он ничего не мог купить на  свои деньги. Он остался холоден,
Даже  когда потрогал святых - просто дерево, глина. Так чувствовал он себя и
сейчас, в своей собственной гостиной, глядя на трех женщин, нервно  ерзавших
на стульях. Они курили,  пускали в воздух  клубы дыма, поправляли свои яркие
волосы,  разглядывали свои нор-ти - огненно-красные, словно воспламенившиеся
от пристального взгляда Монтэга.  Тишина  угнетала женщин,  в их  лицах была
тоска. Когда  Монтэг проглотил  наконец недоеденный  кусок, женщины невольно
подались вперед. Они настороженно прислушивались к его лихорадочному дыханию
Три  пустые  стены  гостиной  были  похожи  теперь  на  бледные  лбы  спящих
великанов, погруженных в тяжкий сон  без сновидений. Монтэгу чудилось - если
коснуться  великаньих лбов, на пальцах останется след  соленого  пота. И чем
дальше,  тем  явственнее  выступала  испарина  на  этих  мертвых  лбах,  тем
напряженнее молчание, тем  ощутимее трепет в воздухе и в теле этих сгорающих
от  нетерпения  женщин.  Казалось,  еще  минута  - и  они,  громко  зашипев,
взорвутся.
     Губы Монтэга шевельнулись:
     - Давайте поговорим. Женщины вздрогнули и уставились на него.
     - Как ваши дети, миссис Фелпс?- спросил Монтэг.
     - Вы прекрасно знаете,  что  у меня  нет  детей! Да и кто в наше время,
будучи в здравом уме,  захочет  иметь детей?-  воскликнула миссис  Фелпс, не
понимая, почему так раздражает ее этот человек.
     - Нет,  тут я  с  вами  не согласна,- промолвила миссис Бауэлс.- У меня
двое. Мне, разумеется,  оба раза делали кесарево сечение. Не терпеть  же мне
родовые муки из-за какого-то там ребенка? Но, с другой стороны,  люди должны
размножаться. Мы  обязаны  продолжать человеческий  род.  Кроме  того,  дети
иногда бывают  похожи  на родителей,  а это очень забавно.  Ну,  что  ж, два
кесаревых сечения - и проблема решена. Да, сэр. Мой  врач говорил - кесарево
не обязательно, вы нормально сложены, можете рожать, но я настояла.
     -  И все-таки  дети - это ужасная  обуза.  Вы  проста  сумасшедшая, что
вздумали их заводить!- воскликнула миссис Фелпс.
     - Да нет, не так уж плохо. Девять дней из десяти они проводят в  школе.
Мне  с ними приходится бывать только три дня в  месяц, когда они  дома. Но и
это ничего. Я их загоняю  в гостиную, включаю стены -  и все. Как при стирке
белья. Вы закладываете белье в машину и захлопываете крышку. - Миссис Бауэлс
хихикнула.  - А  нежностей у нас  никаких не  полагается.  Им и в  голову не
приходит  меня поцеловать. Скорее уж дадут пинка.  Слава  богу,  я  еще могу
ответить им тем же.
     Женщины громко расхохотались.
     Милдред с минуту сидела молча, но видя, что Монтэг не уходит, захлопала
в ладоши и воскликнула:
     - Давайте доставим удовольствие Гаю и поговорим о политике.
     - Ну что ж,  прекрасно,- сказала  миссис Бауэлс.- На прошлых  выборах я
голосовала,  как и все.  Конечно, за Нобля. Я нахожу, что он  один  из самых
приятных мужчин, когда-либо избиравшихся в президенты.
     - О да. А помните того, другого, которого выставили против Нобля?
     -  Да уж хорош  был, нечего  сказать! Маленький, невзрачный,  и  выбрит
кое-как, и причесан плохо.
     - И что это оппозиции пришло в голову выставить его  кандидатуру? Разве
можно выставлять  такого коротышку против человека  высокого роста? Вдобавок
он  мямлил.  Я  почти  ничего  не  расслышала из того, что он говорил. А что
расслышала, того не поняла.
     - Кроме того, он толстяк и даже не старался скрыть это одеждой. Чему же
удивляться! Конечно, большинство голосовало за Уинстона Нобля. Даже их имена
сыграли тут роль. Сравните: Уинстон Нобль и Хьюберт Хауг - и ответ вам сразу
станет ясен.
     - Черт!- воскликнул Монтэг.- Да ведь вы  же ничего о них не знаете - ни
о том, ни о другом!
     - Ну как же не знаем. Мы их видели на  стенах вот  этой самой гостиной!
Всего полгода назад. Один все время ковырял в носу. Ужас что такое! Смотреть
было противно.
     -  И  по-вашему, мистер Монтэг,  мы должны были  голосовать  за  такого
человека? - воскликнула миссис Фелпс.
     Милдред засияла улыбкой:
     - Гай, пожалуйста, не  зли нас! Отойди от двери! Но  Монтэг уже  исчез,
через минуту он вернулся с книгой в руках. - Гай!
     - К черту все! К черту! К черту!
     - Что это? Неужели книга? А мне казалось,  что специальное обучение все
теперь проводится  с помощью кинофильмов.- Миссис Фелпс удивленно  заморгала
глазами.- Вы изучаете теорию пожарного дела?
     - Какая там к черту теория! - ответил Монтэг.- Это стихи.
     - Монтэг!- прозвучал у него в ушах предостерегающий шепот Фабера.
     - Оставьте меня в покое! - Монтэг чувствовал, что его словно затягивает
в какой-то стремительный гудящий и звенящий водоворот.
     - Монтэг, держите себя в руках! Не смейте...
     - Вы слышали их? Слышали, что эти чудовища лопотали тут  о других таких
же чудовищах? Господи! Что только они говорят  о людях! О собственных детях,
о самих  себе, о своих мужьях, о войне!.. Будь  они прокляты!  Я слушал и не
верил своим ушам.
     - Позвольте! Я ни слова не сказала о войне! - воскликнула миссис Фелпс.
     - Стихи! Терпеть не могу стихов,- сказала миссис Бауэлс.
     - А вы их когда-нибудь слышали?
     - Монтэг!-  голос Фабера ввинчивался Монтэгу  в  ухо.- Вы все погубите.
Сумасшедший! Замолчите! Женщины вскочили.
     - Сядьте!- крикнул Монтэг. Они послушно сели.
     - Я ухожу домой,- дрожащим голосом промолвила миссис Бауэлс.
     - Монтэг, Монтэг, прошу вас, ради бога! Что вы затеяли?- умолял Фабер.
     - Да вы  почитали бы  нам какой-нибудь стишок из вашей  книжки,- миссис
Фелпс кивнула головой.- Будет очень интересно.
     - Но это запрещено, - жалобно возопила миссис Бауэлс.- Этого нельзя!
     -  Но посмотрите  на мистера Монтэга!  Ему очень хочется почитать, я же
вижу. И,  если мы  минутку  посидим  смирно и послушаем, мистер Монтэг будет
доволен, и  тогда мы сможем заняться чем-нибудь другим.- Миссис Фелпс нервно
покосилась на пустые стены.
     - Монтэг, если вы это сделаете, я выключусь, я вас брошу,- пронзительно
звенела в ухе мошка. - Что это вам даст? Чего вы достигнете?
     - Напугаю их до смерти, вот что! Так напугаю, что света не взвидят!
     Милдред оглянулась:
     - Да с кем ты разговариваешь, Гай?
     Серебряная игла вонзилась ему в мозг.
     -  Монтэг,  слушайте, есть только  один  выход!  Обратите все  в шутку,
смейтесь, сделайте вид, что вам весело! А затем сожгите книгу в печке.
     Но Милдред его опередила. Предчувствуя беду, она уже объясняла дрожащим
голосом:
     -  Дорогие дамы, раз в год каждому пожарному разрешается принести домой
книгу,  чтобы показать  своей семье,  как в прежнее время  все было глупо  и
нелепо, как книги лишали  людей  спокойствия  и сводили их  с ума. Вот Гай и
решил сделать вам сегодня такой сюрприз. Он прочтет нам что-нибудь, чтобы мы
сами увидели, какой это все вздор, и больше уж никогда не ломали наши бедные
головки над этой дребеденью. Ведь так, дорогой?
     Монтэг судорожно смял книгу в руках.
     - Скажите да, Монтэг,- приказал Фабер.
     Губы Монтэга послушно выполнили приказ Фабера:
     - Да.
     Милдред со смехом вырвала книгу.
     - Вот, прочти это стихотворение. Нет, лучше это, смешное, ты уже  читал
его сегодня вслух. Милочки мои, вы ничего не поймете  -  ничего!  Это просто
набор слов - ту-ту-ту. Гай, дорогой, читай вот эту страницу!
     Он взглянул на раскрытую страницу. В ухе зазвенела мошка:
     - Читайте, Монтэг.
     - Как называется стихотворение, милый?
     - "Берег Дувра".
     Язык Монтэга прилип к гортани.
     - Ну читай же  - погромче  и не торопись. В комнате  нечем было дышать.
Монтэга бросало то в жар, то в холод. Гостиная казалась пустыней - три стула
на середине и  он,  нетвердо стоящий  на ногах, ждущий,  когда миссис  Фелпс
перестанет  оправлять платье, а  миссис Бауэлс оторвет руки от  прически. Он
начал читать,  сначала тихо, запинаясь,  потом с каждой прочитанной строчкой
все  увереннее и громче. Голос его проносился над пустыней, ударялся в белую
пустоту, звенел в раскаленном воздухе над головами сидящих женщин:
     Доверья океан
     Когда-то полон был и, брег земли обвив,
     Как пояс. радужный, в спокойствии лежал
     Но нынче слышу я
     Лишь долгий грустный стон да ропщущий отлив
     Гонимый сквозь туман
     Порывом бурь, разбитый о края
     Житейских голых скал.
     Скрипели стулья. Монтэг продолжал читать.
     Дозволь нам, о любовь,
     Друг другу верным быть. Ведь этот мир, что рос
     Пред нами, как страна исполнившихся грез,-
     Так многолик, прекрасен он и нов,-
     Не знает, в сущности, ни света, ни страстей,
     Ни мира, ни тепла, ни чувств, ни состраданья,
     И в нем мы бродим, как по полю брани,
     Хранящему следы смятенья, бегств, смертей,
     Где полчища слепцов сошлись в борьбе своей
     --------------------------------------------------------------------
     Автор стихотворения - английский  поэт XIX века Мэтью  Арнольд. Перевод
И. Оныщук.
     --------------------------------------------------------------------
     Миссис Фелпс рыдала.
     Ее подруги  смотрели  на  ее  слезы,  на искаженное  гримасой лицо. Они
сидели, не смея коснуться ее, ошеломленные  столь бурным проявлением чувств.
Миссис Фелпс безудержно рыдала. Монтэг сам был потрясен и обескуражен.
     - Тише, тише, Клара,- промолвила Милдред.- Успокойся! Да перестань  же,
Клара, что с тобой?
     -  Я... я... -  рыдала миссис Фелпс.-  Я не  знаю, не знаю... Ничего не
знаю. О-о...
     Миссис Бауэлс поднялась и грозно взглянула на Монтэга.
     -  Ну? Теперь видите? Я  знала, что так  будет!  Вот это-то я и  хотела
доказать!  Я  всегда  говорила.  что  поэзия  -  это  слезы,  поэзия  -  это
самоубийства, истерики и отвратительное самочувствие,  поэзия - это болезнь.
Гадость - и  больше ничего! Теперь я в  этом окончательно убедилась. Вы злой
человек, мистер Монтэг, злой, злой!
     - Ну, а теперь... - шептал на ухо Фабер.
     Монтэг послушно повернулся, подошел к камину и сунул руку сквозь медные
брусья решетки навстречу жадному пламени.
     - Глупые слова, глупые, ранящие душу слова,- продолжала  миссис Бауэлс.
-  Почему люди стараются причинить боль  друг  другу? Разве мало  и без того
страданий на свете, так нужно еще мучить человека этакой чепухой.
     - Клара, успокойся!- увещевала Милдред рыдающую миссис Фелпс, теребя ее
за руку. - Прошу тебя, перестань! Мы включим "родственников", будем смеяться
и веселиться. Да перестань же плакать! Мы сейчас устроим пирушку.
     -  Нет, - промолвила миссис Бауэлс. - Я ухожу. Если  захотите навестить
меня и моих "родственников", милости просим, в любое время. Но в этом  доме,
у этого сумасшедшего пожарника, ноги моей больше не будет.
     - Уходите!- сказал Монтэг тихим голосом, глядя в упор на миссис Бауэлс.
- Ступайте  домой и подумайте о вашем первом муже, с которым вы развелись, о
вашем втором муже, разбившемся  в  реактивной машине, о вашем третьем  муже,
который  скоро  тоже размозжит  себе голову!  Идите домой и подумайте о  тех
десятках абортов, что вы сделали, о ваших кесаревых сечениях, о ваших детях,
которые  вас ненавидят! Идите  домой и  подумайте над тем, как могло все это
случиться и что вы сделали, чтобы этого  не допустить. Уходите! - уже кричал
он. - Уходите, пока я не ударил вас или не вышвырнул за дверь!
     Дверь хлопнула, дом опустел.
     Монтэг стоял в ледяной пустыне  гостиной, где стены напоминали  грязный
снег.
     Из   ванной  комнаты  донесся  плеск   воды.  Он  слышал,  как  Милдред
вытряхивала на ладонь из стеклянного флакончика снотворные таблетки.
     - Вы глупец, Монтэг, глупец, глупец! О боже, какой вы идиот!..
     -  Замолчите! -  Монтэг выдернул из уха зеленую  пульку  и сунул  ее  в
карман, но она продолжала жужжать:
     - Глупец... глупец!..
     Монтэг обыскал весь дом и нашел наконец книги за холодильником, куда их
засунула Милдред. Нескольких  не  хватало, и Монтэг понял, что Милдред  сама
начала понемножку изымать динамит  из своего дома. Но гнев его уже погас. Он
чувствовал только усталость и недоумение. Зачем он все это сделал?
     Он отнес книги  во  двор и спрятал их в кустах у забора. Только на одну
ночь. На тот случай, если Милдред опять надумает их жечь.
     Вернувшись в дом, он прошелся по пустым комнатам.
     - Милдред! - позвал он у дверей темной спальни. Никто не ответил.
     Пересекая  лужайку  по пути к метро, Монтэг старался не замечать, каким
мрачным и опустевшим был теперь дом Клариссы Маклеллан...
     В этот час,  идя  на  работу, он  вдруг  так остро ощутил  свое  полное
одиночество и  всю тяжесть совершенной им  ошибки, что  не выдержал  и снова
заговорил с  Фабером - ему страстно захотелось услышать в  ночной тиши  этот
слабый голос,  полный удивительной теплоты и сердечности.  Он познакомился с
Фабером  несколько  часов назад, но  ему уже казалось,  что  он знал его всю
жизнь.  Монтэг  чувствовал   теперь,  что  в  нем  заключены  два  человека:
во-первых,  он сам, Монтэг, который ничего  не понимал, не понимал даже всей
глубины своего  невежества,  лишь смутно догадывался об  этом, и, во-вторых,
этот старик, который разговаривал сейчас с ним, разговаривал все время, пока
пневматический  поезд  бешено  мчал  его  из  одного конца  спящего города в
другой. Все дни, какие еще будут  в  его  жизни,  и все ночи - и  темные,  и
озаренные  ярким  светом луны - старый профессор будет разговаривать  с ним,
роняя в его  душу слово  за словом, каплю за каплей, камень за камнем, искру
за искрой. И когда-нибудь сознание его наконец  переполнится и он перестанет
быть  Монтэгом. Так  говорил ему старик, уверял его в том, обещал. Они будут
вместе  -  Монтэг и  Фабер, огонь и вода, а  потом,  в один прекрасный день,
когда все перемешается, перекипит и уляжется, не будет уже ни огня, ни воды,
а будет вино.  Из  двух веществ, столь отличных одно  от  другого, создается
новое, третье.  И наступит день,  когда он, оглянувшись назад