Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
брался с
распорядком корабельной жизни. Половина касаток проснулась к обеду,
переспав даже испытанных столичных рыцарей. Теперь те и другие
расположились поудобнее вдоль борта, рыцари - все в синих шелковых
одеждах, касатки - кто в клетчатой форме, кто в ней же без верха, а кто
вообще без ничего.
Мы с Лайком были в сером.
Обед меня порадовал. Как оказалось, на этом основательном судне
основательно и со знанием дела подают на стол. Отныне я взирал в будущее с
оптимизмом: нам предстояло не меньше недели пути, а значит не меньше
недели таких обедов. Впрочем, чтобы оправдать то количество золотых,
которое Лайк выложил за дорогу, обедать нужно, наверное, не переставая. Ну
разве что с перерывами на ужин.
Среди рыцарей выделялся один, судя по всему бригадир. Рукоять его
меча сверкала драгоценными синим оком и желтым ликом. Честно говоря, эти
камни и эту рукоять я приметил еще на бульваре в Верхопутье.
- Позовите Путника! - властно сказал хозяин рукояти.
День сдавал последние позиции, с каждой минутой тьма вокруг сгущалась
и освещенный участок на корме казался все уютнее и уютнее.
Невзрачный человечек в обычной одежде, типичный мелкий горожанин,
возник рядом с одним из четырех фонарей. Его даже не сразу заметили, в том
числе и бригадир с драгоценной рукоятью.
- Говорят, Королю приснилось, будто судьба Республики решится на
северо-востоке, - негромко произнес человечек.
Все повернулись к нему.
Типичный мелкий горожанин сделал два шага вперед, чуть помолчал -
ровно столько, сколько необходимо - и заговорил.
Он говорил не как все. Он говорил долго, точно, увесисто. Я еще не
слышал, чтобы так говорили. И в его словах был смысл.
- История этой земли могла быть совсем иной, - сказал Путник, - если
бы...
И я тотчас забыл о предстоящем ужине. И для меня перестала
существовать прекрасная рукоять богача-бригадира.
Они дрались и побеждали. Только так - победить или умереть. Зачем
жить побежденным? Кружись в вихре битв, победитель...
Он говорил, слова падали, как капли, только его фигура на перекрестье
четырех теней связывала с волей и страстью погибших народов, только его
голос окунал в ускользнувшую жизнь трех предыдущих столетий.
А передо мной вставали портреты из курса истории, и список
полноправных городов под портретами; этот список я учил наизусть и обязан
был рассказать Луцию: изначально родовые - Лунная Заводь, Аристон, Арета,
Джессертон, Ривертон, Вэйборн, Кердалеон, Офелейн; получившие полноправие
- Крейстон, Галион, Апвэйн, Тозон; и провинции, ой как много, штук
двадцать. Тогда еще Штормхейм не значился среди провинций, пусть даже с
правом собственного управления. Он был главным оплотом основного
противника, чужим, совсем чужим, самым чужим городом.
- ...До утра, до конца света!
Путник замолчал и отвернулся.
И все молчали. А потом мы взорвались. Вся корма приветствовала его,
лучшее общество - те, кто смог выложить кучу золотых за место на "Цветке",
и те, кто был послан лично Королем, - а он стоял спиной к шелковым рыцарям
и голым касаткам... Он пошел прочь от нас, и уже выходя за круг света, на
границе ночи вновь обернулся.
- Лиловый цвет складывается из голубого и черного с небольшим
добавлением красного. После чего лиловый цвет ближе всего к синему. Удачи,
рыцари!
На сей раз его никто не понял. Почти никто. Один лишь Лайк издал
возглас одобрения и с удовольствием хлопнул в ладоши.
Сразу после ужина я хотел подойти к нему. Но не подошел. Кто-то все
время стоял рядом, а вопрос, который я должен был задать, слишком волновал
меня.
Я вспомнил сон, из первых, наверное, самый первый мой сон. Вернее, я
никогда не забывал его. Он просто ждал своего часа и сегодня час настал.
Я видел дверь - грязную, железную с ржавчиной, с изображениями уродов
и перекрещенными стрелами. Дверь была вся в паутине, она являлась частью
огромного грязно-коричневого дома, но я не мог увидеть весь дом, передо
мной была только эта дверь, и на пыльном полу перед ней лежали обрывки
серой смятой бумаги. Вдруг - скрип, и дверь, казавшаяся недвижимой,
еле-еле, на полступни приоткрывается, а за ней... Невозможной, неземной
яркости не то синий, не то голубой свет! За пылью, ржавчиной и паутиной...
Я хотел спросить его, откуда он знает о моем сне?!
Потом все ушли вниз, кто в свои морские апартаменты, кто в жилой ярус
трюма, все кроме вахтенных касаток. На палубе горел уже только один
фонарь, я сидел вдали от него, в темноте, и пытался понять, и сейчас мне
снова казалось, что я не уходил из Златограда; так же я сидел и думал в
комнате под самой крышей, и в дозоре на пристани, и ночью в пустом зале,
когда Гай, Марк и остальные Артуры Гилденхомы засыпали.
Дверь скрипнула - простая дверь, без паутины, без уродов,
обыкновенная деревянная дверь, ведущая во внутренности корабля, - и я
увидел сначала Лайка, а затем его, Путника. Они стали прямо под фонарем,
мне были отлично видны их лица. Лицо Лайка светилось уверенностью и силой,
совсем как под конец четвертого дня пути из Златограда в Апвэйн.
- Я никогда не видел Короля, - сказал Лайк.
- Странно... - проговорил Путник.
Они помолчали.
- Король одарен видениями, - сказал Путник.
Лайк не ответил. Путник сказал еще что-то, но я не расслышал.
Лайк произнес:
- Два скрытых сказания, забытый стишок - и все?
Наверное, он спросил. Но прозвучало не как вопрос, наоборот, вопреки
словам уверенности в нем прибавилось.
- Воля Луны, - сказал Путник.
- Воля Луны, - согласился Лайк. - Будь здоров, Публий Джессертон!
И он отправился искать сны, оставив Путника Публия Джессертона
наедине с Луной и невидимыми из светлого круга вахтенными касатками.
Тогда я вышел из темноты и задал свой вопрос.
История этой земли могла быть совсем иной, если бы Черный Властелин
однажды вышел из своей столицы. Но темная цитадель все так же дремала в
самом сердце горного кряжа, и ни один рыцарь не покинул ее пределов, и
никто из людей цвета не ведал, что творится за неприступными стенами и
каковы замыслы их повелителя. Только страшные большие птицы изредка
поднимались над замком и удалялись, гонимые чужой волей еще дальше на
север.
В сороковую весну от основания, к западу от горного кряжа, на
холодной равнине, не успевшей оттаять после северной зимы, сошлись две
силы.
Символом солнечных наездников была небесная голубизна и сами глаза их
были осколками голубого неба. Они верили, что Солнце-Создатель покоится на
их плечах, на плечах своего воинства, и что когда доведется уйти, каждый
из них станет частицей глубокой лазури. Они явились на север, потому что
Солнце с трудом проникало в этот край. Солнцу надо было помочь.
А серые тени, едва различимые на фоне скал, встали армией гномов. Их
непостижимая, как подземные тропы, логика вряд ли могла объяснить, почему
конные отряды из теплых степей пришли за холодом.
И была бы схватка, хотя ни те ни другие еще не знали, что им суждено
навеки возненавидеть друг друга. Ведь не всякая схватка приводит к
ненависти.
Три дня стояли они: первые в открытом поле, вторые - прикрыв спины
скалами. И три ночи мустанги громким фырканьем отпугивали серых
лазутчиков. И гномы уже перестали надеяться на то, что, возможно, холод
сам изгонит южных гостей из своих владений.
А на четвертое утро коварный враг прислал посольства в обе армии. И
гномам, и всадникам он предлагал помощь и называл себя другом.
О, прости Луна лицемерных, но отверни от них свой лик и предоставь
нам, живущим, осуществить возмездие!
Всадники Солнца не стали смирять благородные сердца. Они забыли об
армии теней и повернули быстрых мустангов на восток, к горным проходам,
ведущим в таинственный край Черного Властелина.
И было седьмое утро. И они увидели горы.
После поворота на восток ни разу не останавливался бег лучших
скакунов Вселенной. Но пред горами от изумления стояли они еще три дня, а
потом долго-долго преодолевали перевал.
Преодолев же, увидели гномов.
Гномы подходили с севера. Их казалось больше, чем прежде, и шли они
наперерез. Вторая половина серой армии уже осаждала черную цитадель.
Никто никогда не опережал всадников Солнца. Но прошедшим сквозь горы
удалось их обмануть.
Так началась великая война, приведшая в конце кругов своих к краху
двух народов: к уничтожению всадников Солнца, разорению севера, гибели
востока, к мимолетному триумфу и великой трагедии неприметных до поры
обитателей пещер и ущелий.
Черный Властелин пал, и цитадель его покорилась гномам. Тьма этого
мира умерла неожиданно быстро. Но даже смерть ее принесла зло, ибо серые,
убив тьму, сами сделались частью тьмы.
Тогда, в сороковую весну от основания ни один мустанг не ушел из
горной ловушки. Они смяли первый заслон, но разбились о черные стены. Их
вера скрылась за вершинами, гномы заняли перевалы, а на перевале лучший из
всадников слабее последнего горца.
С тех пор бои следовали за боями, и погибали голубоглазые,
устремляясь в небо, и сливались с землей воины-тени. Но все-таки чаще
Солнце побеждало камень, и влажные травы степей улыбались, а ледяные
вершины становились седыми от горя.
На пятнадцатый год великой войны неполная армия из шести
мустангримских отрядов совершила дерзкий рейд в страну гномов. Они
объединились, чтобы прославиться и погибнуть. Но путь их лежал не на
северо-восток, где прежде гнездилась тьма, а на северо-запад, в край,
откуда вышла некогда первая серая армия и куда не забредал еще ни один
непрошеный гость.
Герои! А может, они надеялись вернуться? Кто знает...
От пяти родовых городов серого народа остался один. Последний отряд,
проклинаемый горцами, мог уйти, но голубоглазые бойцы бросались на стены,
хотя каждый из них знал, что они и так уже совершили невозможное. Они
умирали с ликованием, с осознанием неминуемой победы Солнца над камнем -
после такого удара серые не должны были оправиться.
Но...
На востоке, в неприступной цитадели гномы овладели черным знанием. Им
удалось найти затерянный замок, мифический Гриффинор, притаившийся от
всего света на самом-самом севере, в углу земли. Им удалось приручить
своенравных диких грифонов. И едва случилось сие, едва первая грима
превратилась в гриффину, стал народ дварров грозной силой, от которой
суждено было содрогнуться миру.
Тогда в теплых степях еще не слыхали о Гриффиноре. Всадники обратили
взоры к югу, к бесплодной стране орков, дабы прекратить раз и навсегда
нападения волков на мустангов. Волки-оборотни из Волчьего замка слишком
часто стали появляться среди душистых трав. А пока повелители мустангов
сражались с волками, повелители грифонов, неслышные и невидимые,
подбирались к их землям. И летели над серой армией чудища из угла мира,
улетали вперед и возвращались, словно привязанные незримыми нитями к
низкорослому племени.
И был разрушен Мустангрим. И был разрушен Флеймарк. И был разрушен
Дерридон.
И высыхали травы, терялся неотвратимо их аромат, пропадало навеки
степное блаженство, блаженство голубых пастбищ. Земля орков - каменистые
тропы да волчьи болота - сделалась прибежищем мустангов. И теперь уже
всадники возвращались в свои, бывшие свои степи - чтобы отомстить! И волки
сопровождали лошадей.
О, Солнце! Твой народ растаял под твоими лучами, но дварры, дварры
остались.
...Да, дварры остались, но только четверть великой армии, собранной
севером.
О, Солнце! Ты просто забрало детей к себе, ведь кто-то должен быть
небом.
...И орки пали у своих костров, окончательно измотав остатки серой
армии.
О, Солнце! Камень поглощает твое тепло, но вслед за твоим закатом
всегда приходит Луна!
Люди полуострова тихо жили на своем побережье.
Порой им доводилось размышлять об окружающем их мире.
В этом мире есть золото, понял однажды Король, и золото не менее
важно, чем мечи и копья. Золото имеет свойство превращаться в мечи и
копья, а также в рыцарские доспехи. В этом мире есть быстрые, летящие по
волнам корабли, и они могут принести не меньше пользы, чем мустанги,
грифоны, волки или пегасы.
Синий орел смотрел из поднебесья, совершал круг над Лунной Заводью,
купался в воздушных струях над Аристоном - и возвращался в свое гнездо
где-то под самым куполом небесного чертога.
В 102 году даже подданные белого королевства, даже жители Мартона,
далекой южной границы земли, узнали, что многолетний ожесточенный поединок
гномов и всадников Солнца завершен. Несметные силы, столкнувшись,
истребили друг друга. Вслед за черным ушел в никуда голубой цвет, а
гномы-победители надорвались, подняв такую большую, такую тяжелую победу.
На арену мировых битв нежданно-негаданно выступили новые соискатели:
Селентина, республика полуострова, - и огромная страна желтых варваров,
воинов-гигантов с крепкими телами и бесхитростной тактикой.
Вот тогда-то Король решил, что пришел его час.
Тайком уйдя из дворца, он нашел свою старую рыбачью лодку и совершил
беспримерный подвиг. Один, без охраны, добрался Король в край Ледяных
Зеркал, пешком пришел к Великому Оракулу, а спустя полтора года как ни в
чем не бывало вернулся в Лунную Заводь. И на следующее утро после
возвращения указал Казначею, где хранится клад древнего забытого народа,
покрывающий два золотых запаса Республики Селентина.
О, Селентин Александр, основатель столицы, Король Республики, учитель
"десяти корабелов", первый поэт и великий герой!..
Все пути были открыты перед синеглазыми. Строились корабли и
украшались города, рыцари жили в богатстве, народ в благополучии,
развивались искусства и наука. И осознавая себя, синеглазый народ понял:
именно он, народ Луны, наследницы дневного светила, призван собрать
разрозненные племена в единый мир, - не ради власти, не для подавления
остальных, а дабы дать возможность и эльфам, и оркам, и варварам (и, кто
знает, может быть когда-нибудь даже гномам!) развиваться свободно, как
подобает людям.
Курс цветного золота менялся, чужое ценилось дороже своего, желтое
дороже зеленого, белое дороже желтого, а голубого золота никто никогда не
видел. Маэстро-Казначей и закон торговли направляли селентинцев вперед, за
золотом редких оттенков.
В 165 году армада боевых кораблей, выйдя в море, направилась от
полуострова на восток. На кораблях были только рыцари. В городах
Республики шел спор за право участвовать в этой экспедиции.
Однако очутившись в центре земли, армада повернула не на юг, а на
разрушенный север. Рыцари Селентины скорбели о старших голубоглазых
братьях, детях Солнца, и плыли на север, чтобы почтить их память захватом
черной цитадели. Юг обещал легкую и богатую добычу, а север - долгий путь,
тяжелую осаду и всего один полудикий город в качестве награды. Рыцарям
золотой молнии пришлось выбирать между выгодой и доблестью, и Верховный
Стратег сделал свой выбор.
И они погибли там в 167 году, были выбиты в горных ущельях - все!
Гномы защищали землю, ставшую для них родной, горы помогали им. Помогали
снежными обвалами, камнепадами, даже эхом, заманивающим закованных в броню
рыцарей в непроходимые ущелья. Назад вернулись пустые корабли, минимум
команды - те, кому удалось уцелеть, пережив мучительное ожидание, голодные
два года, преследование грифонов.
О, Марк Селентин! Ты создал и вдохновил этот поход, убедил Короля
повернуть на север и сам погиб, настигнутый врагами среди скал... Ты
получил пятым именем посмертное прозвище Грей-Дварр Несчастный, но ты
следовал велениям Луны, и значит мы не вправе обвинять тебя, ты исполнил
свой долг.
Год за годом, круг за кругом открывались и закрывались глаза живущих,
и ходили создания под внимательными взорами азартных всезнающих звезд. От
белого королевства остался лишь Мартон, заколдованный древний город,
светлая столица, родина волшебства. Варвары не вспоминали о Мартоне -
зачем, ведь в их руках и так уже был весь юг. Вряд ли вожди гигантов
думали о поражении Селентины у врат цитадели тьмы. Но на Мартон, цитадель
света, они не пошли.
Варвары двинулись через эльфийские леса на полуостров.
В 175 году волею Луны, волею земли и воды оказалась Селентина между
двух войн: с самым низким и самым рослым народами.
Варвары-гиганты говорили: "Пойдем и возьмем их - воинов, обремененных
богатством; купцов, отягощенных знаниями; матросов, испорченных грамотой;
да Короля, связанного Советом. Возьмем ради Основателя Мира их золото, их
быстрые суда, а остальное бросим - пусть пропадает до конца света!"
Впервые враг шел на полуостров.
Эльфов, любимцев тропических лесов, полуостров не привлекал. Туман и
дождь на внутреннем берегу, болота на южной оконечности, каменистый берег
от Ареты до Аристона и ветер, влажный холодный ветер с моря. Нет, эльфы с
западом воевать не желали.
Варвары высадились у мыса Пса на южной оконечности. Путь их лежал
через болота. Так было ближе, а дороги в обход их отвага знать не желала.
"Счастливая ошибка!" - сказал Король и сам повел войска.
Две армии варваров были истреблены в сердце болот, а примитивный
"флот" с плоскими днищами и желтыми флагами уничтожен всего двумя боевыми
кораблями, ведомыми младшим учеником одного из "десяти корабелов".
В Лунной Заводи радовались победе и скорбели о непонимании.
Вооруженный враг не должен становиться дерзкой ногой на священную
землю, ибо земля эта принадлежит Луне. Но ненависти к желтоглазым силачам
не было. Почему они не пришли с миром? Зачем устремились разрушать? Ведь
как глаза всадников Солнца были осколками неба, так глаза гигантов являли
собой частицы золотой Луны. Им следовало, сохранив себя, лишь отразиться в
культуре Селентины, подобно тому как ночная волшебница отражается на
гладкой поверхности спокойного моря.
Так думали в Лунной Заводи, и в Джессертоне, и в Офелейне. И в
Вэйборне.
...А с севера летели грифоны.
На рассвете семнадцатого десятилетия вылетевшие из Гриффинора,
прошедшие Храм Ириса, а еще ранее заклятые страшным северным заклятием,
они обрушились на Вэйборн...
Король знал об их приближении. И Казначей знал об их приближении.
Казначей ломал руки, не спал ночами и сутками не выходил из дворца. Вот
уже девять лет не строились корабли, не ковалось оружие и не рождались
рыцари. Вот уже три года гарнизон Вэйборна не получал жалованья.
Золото, золото изменило Селентине! Золото, на котором Король и
Казначей построили государство.
"Мы запросим мира!" - объявил Совет Королю. Шесть сословий были за и
только одно против.
"Грифоны не дают мира", - ответил Король.
"Но мы можем попросить мира у их хозяев!" - возразили пять сословий
против двух.
"Пока посольство доберется на север, мир будет не нужен", -
предположил Казначей.
"Но, может быть, еще не поздно отправить посольство хотя бы к
варварам?" - предложил Совет четырьмя сословиями против трех.
И Король взял время до утра.
С юга к Вэйборну двигались толпы наученных поражением в болотах
гигантов.
Ночью Казначей советовал Королю не соглашаться,