ену против железной лавины. Чтобы
преградить  ей  дорогу,  нужно  было  всего  три  воина,  всего  три,   но
побеждающих в каждой схватке. О, если бы рядом сражался Грей-Дварр!.. Но и
вдвоем мы должны были устоять!
     Я больше не был рыцарем. В шкуре, хоть и с мечом, я дрался с  людьми,
облаченными в железо, как разбойник-ярк, как пират с варварского корабля.
     И побеждал!
     Логика  молнии  объединилась  с  логикой  боевых  приемов,  их   союз
командовал мной, они сплелись и жили сами по себе, а я  лишь  следовал  за
звуком, выполняя кем-то четко продуманный замысел, заново  понять  который
все равно никогда не будет времени. Я успевал за собственными движениями и
впервые осознавал, что значит жизнь, что значит битва, как хорошо  жить  и
что такое опьянение этим миром. Я проваливался в  восторг,  сквозь  музыку
различая отдаленный звон железа, когда клинки наши скрещивались.
     Черный рыцарь хотел достать меня справа, но  Эргэнэ  ударила  копьем,
щит пробить не удалось, рыцарь стоял на самом краю, он потерял  равновесие
и полетел вниз.
     Светлый Диайон блистал слева.
     Я был наверху блаженства, когда...


     ...Воспоминания о Храме.
     Длинная-длинная дорога на север.
     Золотая статуя Отца Гор.
     Я открыл глаза. В голове гудело. Небо было серым в красных пятнах.
     Я пошевелился. Я был жив и тело мое, кажется, меня слушалось. Похоже,
ударили по голове. Я потрогал лоб - он был в крови. Чем и как мог поразить
меня черный рыцарь, если после его удара я остался жив?
     Я повернулся на бок и приподнялся на локте.  Над  равниной,  ближе  к
левой башне, происходила воздушная битва: трехголовый  дракон  сражался  с
грифонами. Грифоны вились вокруг него, их было уже меньше двадцати.
     Я осторожно встал на ноги.
     Блаберон, к дьяволу осторожность! Я мог драться, и жизнь дракона была
разменена на жизнь Верховного Стратега, второй дракон одолевал в  воздухе,
черные рыцари бились с хнумами за правую башню.
     Впереди и сзади по стене лежали тела убитых. Почти  все  они  недавно
были врагами. Я снял с ближайшего панцирь, шлем, подобрал щит. Хнумам  это
не нужно. А мне...
     Если они разлетались передо мной, когда у меня был один  только  меч,
то теперь... Теперь я погоню их до кораблей, и хнумы пойдут за нами!..
     Я облачился в доспехи. Я спешил к правой  башне,  но  Лайка  не  было
видно, и не сверкал Светлый Клинок, и не выделялась ярко-синяя форма.
     Неужели он погиб без меня?! И никто не защитил его, открывшегося  для
удара...
     Темные латы. Багровая полоса на щите. Косматые шкуры.
     Мне оставалось несколько шагов, чтобы из-за  спин  дварров  вырваться
навстречу рыцарям, я выкрикнул что-то угрожающее и...


     ...Темный лес, волчий вой. Квинт Арета поднимает Разрушитель.
     Грей-Дварр подбрасывает мечи высоко вверх, они со звоном сталкиваются
и падают к нему в руки.
     Колдун смотрит на Лайка, глаза его пусты. Он делает приглашающий жест
и уходит во тьму.
     На этот раз я очнулся в башне, в выделенной мне комнате, под шкурами.
     Хвала Луне! Я снова был жив.
     В комнате находился кто-то еще.
     - Где он? - громко спросил я.
     Вместо ответа грима выбежала прочь.  Стало  темно:  она  захватила  с
собой единственный факел.
     Ночь, значит. Уже ночь.
     Прошло какое-то время, и я услыхал шаги на лестнице.  Эргэнэ,  старец
Аметиста и хранитель с факелом возникли из темноты.
     - Народ дварров благодарит тебя! - сказал старец.
     Хранитель и Эргэнэ торжественно повторили:
     - Народ дварров благодарит тебя!
     - Где Лайк Александр? - спросил я.
     На лестнице послышались еще шаги.
     В сопровождении двух хранителей вошел старец Рубина.
     Старцы странно переглянулись, удивились хранители и Эргэнэ. Я спросил
громче и настойчивее:
     - Где Лайк Александр?!
     - Народ дварров благодарит тебя! -  произнес  как  заклинание  старец
Рубина.
     - Где... - начал было я и замолчал.
     По лестнице опять кто-то шел.
     Перед нами предстала гриффина Раамэ. Она покосилась на  старцев  и  с
трудом проговорила:
     - Народ дварров... благодарит...
     - Радуйся, победитель! - услышал я знакомый голос.
     Лайк Александр, целехонький, даже не раненый, светящийся изнутри, как
когда-то в Храме Ириса, ворвался в комнату. За душой у него снова  имелось
что-то такое, к чему хотелось прикоснуться.
     Я забыл про холод и откинул одеяло.
     Мы победили.
     Он тоже был жив.
     Я - счастлив.


     - О, старцы первого круга и ты, гриффина! Конечно, не для того собрал
я вас троих, чтобы всего лишь почтить благодарностью доблесть моего друга.
Для этого было бы достаточно любого из вторых старцев. Я собрал вас, чтобы
сказать: успех надо развить! Мы, селентинцы, доказали свою  надежность.  Я
прошу дать мне грифона и летучий отряд! Уцелевших врагов можно догнать. Мы
проследим их путь, узнаем, где находится их страна и  захватим  один,  два
или три корабля. Это нельзя решать всем кругом,  потому  что  решить  надо
сейчас.
     - В бою с драконом пало четырнадцать  грифонов,  -  сказала  гриффина
Раамэ.
     - Их бы погибло больше, если бы она, - Лайк указал на  Эргэнэ,  -  не
взяла меня вместо гримы и я не помог волшебным клинком.  Счастье,  что  ее
грифон оказался небоевым! Завтра мы повторим то же самое, но  дракона  уже
не будет. Мне нужен отряд! Из всех оставшихся гриффин! Мы захватим корабли
и перейдем к нападению морем. Хранители взойдут на  палубу!  И  хорошо  бы
захватить лошадей...
     - Такого еще не бывало! - возмутилась гриффина.
     - Не бывало, - повторил старец Аметиста.
     Старец Рубина промолчал.
     - Но и черных рыцарей не бывало. Селентина не знает, откуда они и где
их страна. И дварры не знают.
     - Почему не отдать волшебный меч гриффине?  -  вдруг  спросил  старец
Рубина.
     Лайк усмехнулся.
     - Волшебных предметов в мире не  так  много.  Светлый  Клинок  Диайон
дается в руки лишь тому, кто его добыл.
     - Это правда, - подтвердила Эргэнэ.
     Лайк взялся за рукоять. Светлый Клинок  вспыхнул  у  него  на  поясе,
озарив собой комнату.
     - Попробуй, гриффина!
     Он передал Клинок ей,  в  руке  гриффины  оказалась  пустая  рукоять.
Гриффина от неожиданности вздрогнула и выронила ее.
     - Женщина не ведает помыслов Единого, - сказал старец Аметиста.
     - Попробуй ты, старец первого круга!
     Старец красноречиво промолчал и  вперед  послушно  выступил  знакомый
хранитель. Он осторожно прикоснулся пальцами к рукояти, а  потом  внезапно
сжал ее всей ладонью как можно сильнее.
     - Бесполезно! - сказал Лайк Александр. - Это только мое оружие.
     Все замолчали.
     - Сколько грифонов в замке? - спросил старец Рубина.
     - Часть первого отряда,  половина  второго,  весь  третий,  -  нехотя
ответила гриффина Раамэ.
     Старцы еще раз переглянулись.
     - Хорошо, - сказал старец Аметиста. - Утром грифоны будут твоими.
     Лайк принял рукоять и Диайон снова затмил свет факела.
     - Тогда к полудню мы уже отобьем один корабль!


     Все ушли.
     Я  не  мог  уснуть.  Эпизоды  первой  настоящей  битвы   моей   жизни
повторялись, еще и еще я бежал к правой башне,  взмахивал  мечом,  находил
уязвимые места в броне черных рыцарей и -  главное!  -  отрубал  маленькую
прямоугольную головку.
     Я спустился во второй ярус и выбрался на  стену.  Ночь  была  темной,
Луна еще не выглянула из-за горы. До полнолуния -  одна  доля  и  двадцать
восемь дней.
     Вот отсюда мы погнали врагов, и во время боя не  думалось  о  смерти,
надо было успевать, но сейчас... Что если? Неужели я бы просто не очнулся?
Я проваливаюсь в темноту и... снова открываю глаза. Золотая  Луна  -  наша
надежда, но почему я наяву не могу представить ее потустороннего сияния?
     Я прошел немного по стене и повернул назад. Слишком холодно.
     Вот здесь я первый раз потерял сознание. Черный  рыцарь,  отведя  мой
меч, ударил острой частью шлема и добавил щитом. Эргэнэ метнула копье -  и
меня не добили, а Лайк с Диайоном все-таки очистил стену до правой башни.
     Я обернулся.
     А вон там, откуда скоро выплывет Луна, я потерял сознание второй раз.
Увидев рыцаря в доспехах, с багровой полосой на щите, да  еще  бегущего  с
боевым кличем, сразу два хранителя, не сомневаясь, применили некий  прием,
а добить меня не позволил хранитель по имени Троин. Наверное, он  ждал  от
меня благодарности, когда вернулся с рубиновым старцем...
     Я сделал шаг, чтобы уйти со стены, и вдруг меня молнией пронзила одна
мысль. Новая мелодия, жесткая и  неожиданная,  порождение  цветка,  должна
была вот-вот зазвучать вслед за этой мыслью. Я уже слышал первые удары.
     Я взглянул во тьму.
     Ночь. Время Селентины.
     Я представил себе, как рыцари после  неудачного  штурма  коченеют  на
палубах рядом со своим железом. Если они  еще  не  ушли,  если  решили  не
испытывать ночной северный ветер, прибрежные скалы и мели...
     В ночной битве селентинец сильнее всех.
     Корабль можно захватить уже сейчас, вдвоем!
     Я  постоял  немного,  пропитываясь  тьмой.  Теперь  холод  был   моим
союзником.
     А если ушли, мы хотя бы узнаем это.
     Лайка надо было искать в одной из трех комнат второго яруса.
     Я очень осторожно вошел. Входить ночью в чужое обиталище...
     - Лайк... - позвал я. - Это я, Гилденхом.
     Глухой стон был мне ответом.
     - Лайк... - повторил я. - Сделаем вылазку!
     - Я... умираю... - простонал Лайк Александр.
     - Что? - я не сразу понял смысл его слов.
     - Умираю... сам... силы уходят... туда...
     - О, свет Луны! - прошептал я.
     На следующем торне я вырвался из  его  комнаты,  я  бежал  наугад  по
крутой темной лестнице и, призывая на помощь гулкие  каменные  своды,  что
было сил кричал:
     - Лайк Александр!.. Герой умирает!!!


     В комнате горели факелы. В их свете Лайк лежал на  шкурах,  лицо  его
было  неподвижным,  застывшим,   глаза   закатились,   все   тело   словно
уменьшилось. Он таял наподобие стального дракона.
     Кроме него в комнате  находились:  старец  Рубина,  старец  Аметиста,
гриффина Раамэ, два хранителя на входе. Эргэнэ не было, и я не мог позвать
ее - я до сих пор не знал, где, в каких подземельях она переживает ночи.
     Сперва все молчали. Я тоже молчал. Мне было  очень  одиноко  рядом  с
правителями хнумов. Они  обменивались  молчанием,  перекатывали  его  друг
другу, а я молчал сам.
     - Позор дваррам, - сказал наконец старец Рубина, - если он умрет.
     - Люди умирают от чего-то, - согласился старец Аметиста. - В бою.  От
мора. Скажут: убили дварры.
     - От холода... - пробормотал я.
     - От холода становятся крепче, - возразила гриффина Раамэ.
     Они снова замолчали.
     Разрушение тела - это мор. Мор - народная беда, он  поражает  многих.
Один человек не может умереть просто так. Если только...
     Если только черные рыцари не принесли мор в  Темный  Аметист.  Смерть
сотен начинается с одного.
     Молчание в комнате стало безнадежным.
     И я не выдержал. Это было несправедливо, неправильно, он не  мог  так
обидно угаснуть!
     Я схватил за синий шелковый воротник и рывком приподнял Лайка  с  его
лежбища.
     - Смотри! Смотри же!
     Луна уже далеко выступила  на  небе  и  теперь  заглядывала  в  узкое
окошко-бойницу. Она была белая-белая и круглая - не  совсем,  конечно,  не
идеально, не так, как в полнолуние. Дома Луна была золотой, но  здесь,  на
севере ее цвет почему-то менялся. Грустная белая Луна.
     - Смотри! - повторял я. - Смотри!..
     Я держал лишь форму. Тело Лайка  беспомощно  повисло,  сила  и  удача
Александра покинули его.
     - Плохо... - еле слышно прошептал он.
     - Да примет его Отец Гор! - произнес старец Аметиста.
     - Не надо! - вырвалось у меня.
     - Я отменю атаку грифонов, - тихо сказала за спиной гриффина.
     - Да, - согласился старец Аметиста.
     - Да примет его Отец Гор! - сказал старец Рубина.
     - Да примет... - начала гриффина.
     Но ее перебили.
     - Я был учеником Колдуна! - услышал я незнакомый голос.
     Я обернулся.
     Все обернулись.
     На пороге между двумя факелами стоял хнум. За  его  спиной  я  увидел
блестящие от пляшущих огоньков глаза Эргэнэ.


     Он не был хранителем. Он был простым хнумом и звали его  Йойн.  Дикий
необразованный Йойн. Ученик Колдуна.
     Он не побоялся и пришел, хотя знал, что его запросто могут  отправить
вслед за учителем. То есть не могут, а должны отправить, если присутствует
какая-то логика в выборе обреченных на смерть внутри одного народа.  Я  не
думаю, что он пришел  из  любви  к  аристократу  с  синими  глазами,  ему,
простому хнуму, вряд ли сообщили о меченой звезде Лайка. Знать о  подобном
- удел старцев. Я  думаю,  ему  стало  интересно.  Интересней  собственной
жизни. А может, Единый шепнул ему: иди! Умрешь  -  приму.  А  Эргэнэ  лишь
вовремя показала, куда идти.


     - Ты веришь в первенство восьми стихий? - спросил старец Рубина.
     - Я умею лечить раны, - ответил Йойн.
     - Ты давно слушал его? - спросил старец Аметиста.
     - Я слушаю Единого.
     Они собирались спрашивать его еще - о чем-то чрезвычайно  важном  для
них, а на самом деле бессмысленном - но, к счастью,  хнумы  слишком  долго
подбирают слова.
     - Лечи! - приказал я, и, взяв его за одежду, протащил мимо старцев  к
Лайку Александру.
     - Эргэнэ, - произнесла гриффина, - ты знала Колдуна?
     - Нет, - ответила Эргэнэ и замолчала, силясь правильно объяснить. - Я
знала, что он знал. До ухода Колдуна.
     - До ухода к Отцу?
     - Нет. Тогда... Давно.
     Руки Йойна скользили, обнимая Лайка на расстоянии ширины лезвия  меча
от тела.
     - У него нет ран, - сказал он.
     - Я знаю, - откликнулся я.
     - Нет скрытых ран. Это не мор. Но внутри у него плохо.
     Это не мор. Конечно, я не слышал общего вздоха  облегчения,  но  лица
старцев, непроницаемые от начала времен, на долю торна сделались еще более
похожими.
     - Так бывает? - спросил кто-то из них.
     Йойн помолчал. Он молчал дольше, чем обычно молчат перед ответом даже
хнумы.
     - Колдун сказал, когда вернулся: бывает.  Болезнь  происходит,  когда
бог задевает материю.
     Вопросительная пауза. Никто не произнес: "Что?"
     - Болезнь, - повторил Йойн новое слово. - Приближение к  смерти.  Бог
может задеть и одного. Если один ему нужен.
     Теперь пауза была полна угрозы и удивления.
     - Если хнум нужен Отцу, Отец роняет слезу, - сказал старец.
     - Чтобы забрать хнума. А  это,  -  Йойн  указал  на  Лайка,  -  чтобы
научить. Приближение к смерти - не смерть. Он не умрет.
     Лайк застонал.
     - Почему этого не бывает у хнумов?
     Йойн опустил голову.
     - Я не знаю, - признался он.
     - Ты, - подтвердил старец. - А Колдун?
     - Я не знаю, - повторил Йойн.
     Старец кивнул и задумался. Я смотрел на него и, кажется,  понимал,  о
чем он думает.
     Ладно, ты слушал Колдуна, который оскорбил Единого  своим  запутанным
учением, подобранным во время блужданий среди врагов. Но ведь  Колдун  еще
служил гласом неведомого для нас, дварров. И я, главный  сын  разрушенного
Рубинового Дома, слуга Отца Гор, первый старец дварров, я все  эти  десять
лет ждал его изречений. Я был убежден, что из трех  изречений  одно  будет
ответом на страшный, тоскливый, ноющий по ночам  вопрос:  почему  Отец  не
присылает новых дварров? Или хотя бы почему не падают  слезы?  Почему  нет
снов? И дождавшись, вместо ответа... А когда Единый через звезды указывает
героя - герой приходит с синими глазами. И после победы в долгожданном бою
валится с ног, как мешок, как пойманная в ловушку свинья.  Что  это?!  Так
может быть ты, худший из дварров, ученик отступника, раз  уж  пошли  такие
времена, что старцам первого  круга  ничего  не  снится  и  они  не  имеют
ответов, может быть ты скажешь, что это значит? И ты говоришь, что  дварры
не знают чего-то еще, а именно приближения к смерти.
     Блаберон! Я стал о многом догадываться.
     - Я буду поить его чаем, - сказал Йойн.
     - Я отменяю атаку, - напомнила гриффина.
     - Будет ли он воином? - спросил старец Аметиста.
     - Не знаю, - ответил Йойн. - Я буду поить его чаем.
     Старец Рубина кивнул. Это означало: ладно, ученик Колдуна, пока герой
жив, можешь поить его чаем.
     - Охрану в башню, - приказал старец Аметиста.
     Лайк застонал. Йойн укрыл его шкурой.
     Все ушли: дварры вслед за старцами, Эргэнэ вслед за гриффиной.
     Только два хранителя остались у входа.


     Ночью мне был сон. Вернее, несколько снов. Я запомнил их, потому  что
проснулся.
     Мне приснилось, что старец Аметиста тайком от всех  вернулся.  И  его
голос: "А что еще тебе говорил Колдун?" Мне приснились  шаги  на  лестнице
между первым и вторым ярусами. Я вскочил и схватил оружие. Опасность греет
лучше горного "чая". На всякий случай я спустился вниз, послушал.  Тишина.
Если кто-то и приходил, он уже ушел.
     А потом мне приснилась Луна. Прекрасная золотая Луна, она  специально
изменила свой путь по небу, чтобы поговорить со мной, я плакал и радовался
от ее взгляда. "Я спущусь к тебе, Гилденхом!" - сказала она голосом  Лайка
Александра. - "Я  спущусь  к  тебе,  как  только  соберу  себя  полностью.
Потерпи, мой верный друг, дождись полнолуния, не уходи далеко, иначе я  не
сумею тебя найти. А когда я  спущусь,  ты  подаришь  мне  целый  народ.  И
сохрани моего любимого сына!"
     Я открыл глаза. Везде  было  тихо.  Черные  рыцари...  Я  пожалел  об
упущенной возможности.
     Девять. Просто  число  -  девять.  Его  странный  образ.  Испорченная
восьмерка.
     Колдун, Грей-Дварр и оба дракона, сейчас вовсе  не  страшные,  стояли
почему-то  вместе  и  равнодушно  глядели  сквозь  меня.  Я,  живой,   был
безразличен им, мертвым. Затем я увидел Йойна. "Колдун прав!"  -  закричал
Йойн. - "Он все сказал верно! Все три изречения!" Мне показалось странным,
что Колдун стоял рядом с Грей-Дварром и драконами, а не с Йойном,  который
ему так верил. "Да, молодой человек, не знаете вы сущности вещей!" - вдруг
произнес Грей-Дварр, а черный дракон широко улыбнулся.
     Грязная, покрытая паутиной дверь медленно, со скрипом отворялась...
     "Пусть мой любимый сын встретит меня в  Даркдварроне",  -  прошептала
Луна...


     ...Он все сказал верно! Все три изречения!
     На этой фразе я проснулся.
     Грима принесла "чай".
     Колдун...
     Появился Йойн.
     - Вечером он заговорит.
     Я кивнул.
     Светло. Черные рыцари уже уплыли.
     Утро я провел, размышляя о сущности трех изречений.


     Когда последний павший хнум  был  похоронен  в  недрах  горы,  старцы
объявили  трапезу.  Тело  Верховного  Стратега  Селентины   осталось   без
погребения: оно бесследно  растаяло  в  драконьем  пламени  раньше  срока.
Дварры желали оказать ему почести, но на месте схватки были  найдены  лишь
два меча.
     После трапезы хнумы прощались с  братьями  перед  лицом  Единого  под
слезами гор. Я не мог прощаться с братьями перед лицом Единого.  Братья  -
это равные сыновья одного города, и мои братья - рыцари Гилденхома.
     Первый, легендарный меч Грей-Дварра я взял себе. Да,  слишком  велика
слава. Я, конечно, отдам его Лайку, когда Лайк вновь станет воином.
     Вечером я пришел к нему. Он все  так  же  беспомощно  лежал,  но  уже
осмысленно глядел перед собой.
     Я сел рядом с ним.
     - Радуйся, победитель! - повторил я его слова.
     - У нее жалобный голос... - тихо произнес Лайк.
     - У кого? - не понял я.
     -  У  Луны.  Голос  касатки...  Ее  корабль  тонет,  а  она  стоит  у
штурвала...
     Я невольно поискал глазами Йойна. Мне показалось, что Лайк бредит  от
слабости.
     - Синие глаза или красные... Победитель, Гилденхом, тот,  кто  больше
сделал для вечности.
     - И для своих богов!
     - Это и есть вечность.  Для