ожно  было
называть  страданием.  Неужели  его  обвиняют  в  том,  что  он  ведет  себя
неподобающе для отростка-индивида? Но ведь он всегда был непоколебимо предан
базовому разуму...
   - Да, я так думаю.
   - А по каким причинам?
   - Чтобы избежать заражения.
   - Верно. Мы не можем общаться с ними и не заразиться, так же как не можем
ходить по их мирам и дышать в их атмосфере.
   И снова молчание. Арис погрузился  в  состояние  пассивности,  но,  когда
базовый разум снова обратился к нему, тут же очнулся.
   - А ты знаешь, чем отличаешься от остальных? - спросил базовый разум.
   - Я не...  -  Он  снова  заколебался.  Солгать  базовому  разуму  -  дело
совершенно немыслимое. Семантика - вот в чем он запутался.  Прежде  Арис  не
сознавал  своего  отличия,   но   вопросы,   задаваемые   базовым   разумом,
предполагали, что это отличие есть.  За  такое  короткое  время  он  не  мог
одновременно признать этот факт и  проанализировать  его.  И  просигналил  о
перегрузке.
   - Ты полезен для команды, - сказал базовый разум.
   Арис тут же успокоился. Мысли его  потекли  неторопливо,  он  стал  более
восприимчивым. Значит, спасение возможно. И все-таки: в чем же отличие?
   - Ты попытаешься сам установить контакт с этими формами  жизни.  И  учти:
никаких обсуждений с товарищами в процессе работы.
   Итак, один запрет уже наложили.
   - А когда ты выполнишь задание и сообщишь мне полученные данные, мы  тебя
растворим.
   Арис силился понять смысл приказа, невероятно сложный для него.
   - Если я не такой, как другие, то подхожу ли для такой операции?
   Поверхность базового разума оставалась недвижима,  словно  тихая  заводь.
Смутно проглядывающие изнутри  черные  пятна  -  его  излучающие,  органы  -
принялись неспешно циркулировать по резервуару, а затем вернулись на прежнее
место и, расположившись один над другим, вновь сфокусировались на Арисе.
   - Ты создашь нового отростка-индивида. Лишенного  твоих  изъянов,  но,  с
другой стороны, и совершенно  бесполезного  для  меня  в  том  случае,  если
подобная ситуация повторится. Твой распад вызовет  всеобщее  облегчение,  но
потом об этом не раз придется пожалеть.
   - В чем мое отличие от остальных?
   - Думаю, ты уже сам догадался, - сказал базовый  разум.  -  Когда  придет
время, ты перекачаешь в нового отростка-индивида  свою  память.  Но  вначале
память твоя войдет во взаимодействие с гуманоидами. Если ты не  доживешь  до
этой фазы развития отростка, то выберешь товарища,  который  осуществит  эту
функцию за тебя.
   На одной из сфер Ариса появилось маленькое розовое пятнышко.  Он  проплыл
вперед и прильнул своим входным отверстием к холодной  поверхности  базового
разума. Ему передали соответствующий  код,  команду,  и  тело  Ариса  обрело
способность к репродуцированию.
   Получив сигнал отбоя, он покинул камеру.
   Проплывая по коридору в тонком аммиачном ручейке, он пытался  разобраться
в  своих  ощущениях.  Его  поставили   в   привилегированное   положение   и
одновременно  предали  анафеме.  Благословили   и   приговорили   к   казни.
Приходилось ли хоть одному отростку-индивиду переживать нечто подобное?
   И все же Арис знал, что базовый разум прав. Он действительно отличался от
товарищей. Никто из них не стал бы задавать подобных вопросов. Никто из  них
не выжил бы после предложения вступить в контакт с гуманоидами. Если бы  ему
не дали этого задания, его все равно пришлось бы растворить.
   Розовое пятнышко все разрасталось, покрываясь сероватыми чешуйками. Арис,
почти не раздумывая, содрал этот нарост, проведя своей сферой по  переборке.
Бесформенный комок прилип к  ней,  испустил  на  радиочастотах  излучение  -
что-то похожее на вздох -  и  принялся  поглощать  питательные  вещества  из
аммиака.
   А Арис отправился осматривать подопытных особей.

***

   Клево заинтересовал ее как-то по-особому. Не то чтобы она стала  особенно
восприимчивой. Нет, скорее, она ощутила некий интеллектуальный голод, словно
ей ввели какую-то  особую  разновидность  мозговых  стонов.  То,  что  Клево
рассказал ей о мандатах, приоткрыло завесу над  темой,  всегда  остававшейся
для нее закрытой. Как на самом деле все это происходит и как ей следует  это
оценивать?
   Мандаты были небольшого размера, как объяснил Клево. Большинство  -  чуть
больше кубического метра в объеме. Внутри  них  содержалась  вся  история  и
культура  гуманоидных  особей  -  данные,  скрупулезно  отобранные  из  всех
существующих источников.  Мандат  каждого  корабля  обновлялся,  как  только
корабль  возвращался  на  контактную  станцию.  Пруфракс  сомневалась,   что
"Мелланже"  вернется  на  станцию  при  их  жизни,  учитывая,  что   средняя
продолжительность жизни бойца отнюдь не велика.
   Клево  поручали  проверить  запас  информации  того  или  иного  корабля,
пополнить его архивы, и  это  позволяло  ему  хранить  у  себя  разрозненные
кусочки мандатов.
   - Нам положено иметь летописный свод. А значит, у нас есть вся информация
о роде человеческом.
   Пруфракс кивнула с серьезным видом.
   - Так откуда мы происходим?
   - С Земли, конечно, - сказал Клево. - Это всем известно.
   - Я имею в виду, откуда происходим мы с тобой и экипаж?
   - Нас вывели в инкубаторе. Зачем спрашивать? И так знаешь.
   - Да, верно, - согласилась она, нахмурившись. - Но я  хотела  узнать:  мы
произошли не оттуда же, откуда сенекси? Нас ведь вывели не  таким  способом,
каким их?
   - Нет, конечно. Что за глупая мысль?
   Пруфракс и сама понимала, что это глупость.  Сенекси  отличались  от  них
буквально во всем. Так чего же она пытается от него добиться?
   - А мифы у них такие же?
   - Мифы? История - не миф. По крайней мере значительная ее часть.
   Мифы не имеют отношения к реальной жизни. История - это супермиф.
   Она и раньше смутно догадывалась, что мифы мало связаны с реальностью. Но
не хотела будоражить свое сознание.
   - Мифы - отличная вещь, - сказала она. - Они учат Удару.
   - Возможно, - сказал Клево неуверенно. -  Поскольку  я  не  боец,  то  не
смотрю мифов об Ударе.
   Мифы,  в  которых  не  рассказывалось  об  Ударе,  были  для  нее  чем-то
невообразимым.
   - Какая скука... - сказала она.
   - Для тебя - конечно. А мне вот, наоборот, покажутся  скучными  мифы  про
Удар - такое тебе не приходило в голову?
   - Мы с тобой совсем разные, - сказала она. - Настолько же,  насколько  мы
разные с сенекси.
   Клево удивленно раскрыл рот:
   - Ну знаешь ли, так тоже нельзя. Мы ведь - один экипаж. Мы - гуманоиды. А
сенекси... - Он скривился и встряхнул головой, как будто ему скормили что-то
горькое.
   - Да нет же, я хотела сказать... - Она смолкла, засомневавшись вдруг,  не
вступает ли она в запретную область. - Мы с тобой  разные,  потому  что  нам
давали разное питание, разные стоны. Но если смотреть  шире,  оба  в  равной
степени отличаемся от сенекси.
   Они устроены не так, как мы с тобой, и действуют тоже не так.
   Но... - Ей снова трудно стало выразить свою мысль, и это раздражало ее. -
Все, не хочу больше об этом.
   Какой-то незнакомый Пруфракс рассказчик приближался к ним. Он  подошел  к
Клево и пожал ему руку.
   - Просто поразительно, - сказал рассказчик, - как вас тянет друг к другу.
Пойдем-ка, эльф, - обратился он к Пруфракс. - Ты вступила не на ту дорожку.
   После она не встречалась больше с тем молодым исследователем.
   Тренировки в перчатках были в самом разгаре, и  вскоре  зудящий  интерес,
вызванный в ней незнакомцем, улегся, и снова все ее сознание заполнил Удар.

***

   Сенекси имели средства, чтобы обнаружить приближение гуманоидов.
   Когда поступила информация о флотах и одиночных крейсерах, находящихся на
расстоянии в менее чем один процент диаметра туманности, материнский корабль
вдруг показался всем теплее обычного и  не  таким  уж  гостеприимным.  Из-за
всеобщего беспокойства уровень радиации на корабле сильно  возрос,  и  новый
отросток-индивид,  прилепившийся  к  стене,  пришлось  прикрыть  специальным
силикатным щитом во  избежание  мутаций.  Базовый  разум  нарастил  защитную
оболочку автоматически, хотя утолщение внешней мембраны мало что даст,  если
в материнском корабле будет пробита брешь.
   Очень скоро Арис похоронил сомнения личного порядка под  спудом  насущных
дел. Он проник в человеческую память достаточно глубоко, чтобы отыскать  там
инструкции по ее использованию. Она  называла  себя  мандатом  (человеческое
слово поступало через интерфейс в виде излучаемых символов),  и  даже  самые
элементарные, базовые предварительные правила пользования ею  оказались  для
Ариса невероятно сложны. Он словно заплыл  в  резервуар  другого  семейства,
причем семейства бесконечно ему чуждого. Как можно  соотнести  свой  опыт  с
тем, с  чем  ты  никогда  не  сталкивался,  примерить  на  себя  проблемы  и
потребности, никогда у тебя не возникавшие?
   Он мог говорить на нескольких гуманоидных языках, используя радиочастоты,
но  еще  не  решил,  каким  образом  станет  генерировать   звук.   Подобная
перспектива его озадачивала. Чем вибрировать?
   Входное отверстие способно совершать колебания, но с небольшой амплитудой
- с помощью таких сигналов отростки-индивиды  координировали  свои  действия
при создании базового разума. Арис сомневался, что  его  система  управления
органами достаточно совершенна для членораздельной речи. Скорее уж гуманоиды
сами войдут в контакт с сенекси,  установив  контроль  над  излучениями  его
нервной системы! Гуманоиды обладали четко  дифференцированными  вибрирующими
органами  внутри  дыхательных  путей.  Возможно,  эту  конструкцию   удастся
скопировать. Правда, он еще не изучил во всех подробностях строение  мертвых
особей.
   Он  осматривал  нового  отростка-индивида  один-два   раза   при   каждом
пробуждении. Никогда прежде он не  видел  столь  форсированной  замены.  При
нормально протекающем процессе два базовых  разума  обменивались  плазмой  и
образовывали новые почки, затем снова обменивались, теперь  уже  почками,  и
начинали их подпитывать. От каждого  отпочковывались  три  личинки-индивида.
Хотя  личинки  нередко  проплывают  в   жидкостной   и   газовой   атмосфере
сенексийского мира тысячи, а то и десятки тысяч километров, они  обязательно
возвращаются на состыковку с другими личинками своей группы.
   Только  когда  один  или  несколько  организмов  разрушались   во   время
странствий,  личинок  брали  из   специально   созданного   резервуара   для
инкубаторных   почек.   Разрушение   целой   группы    означало    неудачное
репродуцирование.
   В зрелой группе базовый разум совершал замену, только когда  умирал  один
из отростков-индивидов. Так что, по сути, Ариса уже считали мертвым.
   И все-таки он оставался им полезен. Это забавляло его, если только данное
слово применимо к сенекси. Конечно,  тяжело  быть  ущемленным  в  чем-то  по
сравнению с товарищами, но он заполнял время тем, что при помощи  интерфейса
полностью погружался в мандат.
   Гуманоиды тоже были связаны с мандатом через своего суррогатного родителя
и в этом смысле находились в неподвижном состоянии.
   Время от времени он докладывал обстановку базовому разуму.
   Впрочем, пока он не  вошел  в  контакт  с  гуманоидом,  докладывать  было
особенно нечего.
   Несмотря  на  сумятицу  вокруг  себя,  он  предчувствовал,  что  близится
сражение.  Исход  его  определит  дальнейшую  судьбу   разработок   в   этой
туманности. Конечно, потерпи они  здесь  поражение,  это  не  подставит  под
угрозу осуществление генерального плана. Но не следует оценивать все  исходя
только из длительной перспективы, чем сенекси грешили в прошлом. Их  возраст
и опыт, основанное на них спокойствие в конечном счете работали против  них.
А теперь они спохватились. Чем еще объяснить решение вступить  в  контакт  с
гуманоидными формами жизни? И куда приведут эти попытки,  если  ему  удастся
это сделать?
   А он слишком хорошо себя знал, чтобы сомневаться в успехе.
   Арис всматривался через толстую стеклянную  стену  изолированной  камеры,
уже чувствуя их приближение. При  одной  мысли  об  источаемом  ими  жаре  и
ядовитых испарениях он побледнел. Каждый раз  подобная  близость  доставляла
ему почти физические муки. Он ненавидел  это  состояние  и  в  то  же  время
упивался им. Именно такая чувствительность делала его особенно полезным  для
группы. Ну что же, если его  дефект  позволяет  им  послужить  общему  делу,
значит, это уже не совсем дефект...
   Другие  отростки-индивиды  с  безопасного  расстояния  следили   за   его
разработками, воздерживаясь от каких-либо оценок. Для них  Арис  был  мертв,
хотя он все еще двигался и работал. Та страшная жертва, на которую он пошел,
даже не сделает его героем в глазах окружающих. Таким, как он, не  стремятся
подражать.
   Ужасное время. Ужасное противостояние.

***

   Она погрузилась в языковые символы и выучила их за мгновение.
   Ничто не отвлекало ее. Она плавала в океане исторических фактов и черпала
сколько могла  из  этого  неистощимого  источника.  Она  старалась  отыскать
различие между режимом открытых глаз - в пустынной серо-коричневой камере  с
толстой зеленой стенкой, за которой плавало что-то округлое,  мрачное,  -  и
режимом закрытых глаз, при котором она  окуналась  в  океан  исторических  и
языковых данных..
   С открытыми глазами она видела Маму с ее мягкими конечностями и  ласковым
голосом, с трубками, по которым с шипением подавалось питание. Она училась у
Мамы. Мама, так же как и она сама, чем-то отличалась от  остальных.  В  Маме
было что-то от того, кто плавал за зеленой стеной.
   Она была совсем, молодая, и  окружающий  мир  представлялся  ей  сплошной
тайной.
   Но по крайней мере она знала свое имя. Знала, что ей предстоит делать.  И
это приносило некоторое облегчение.

***

   Пруфракс  получила  боекомплект  и  поплыла  в   тренировочную   кабинку,
увлекаемая своими перчатками -  она  еще  не  укрепила  нервные  отростки  в
соответствующих гнездах и не вполне управляла своим движением.
   Здесь шесть пробуждений кряду она  летала  с  другими  перчаточниками  по
темным  пространствам,  словно  комета.  Отблески  созвездий   мелькали   на
прозрачных стенах, и Пруфракс ориентировалась по ним, как  ночная  птица.  С
ней были Орнин, необыкновенно худой самец, Бэн,  рыжеволосая  самка,  и  три
выведенные по специальным проектам сестры: Я, Трайс и Даму - только  что  из
инкубационного отделения.
   Ведомая перчатками, она чувствовала себя легко и свободно.
   Действительно ли перчатки управляют ее движением?  Впрочем,  это  не  так
важно.  Контроль  этот  осуществлялся  незаметно  для  глаз,  неощутимо  для
пальцев, ее словно подтягивали вперед на прекрасной серебряной нити в  самый
благоприятный для  движения  момент.  Она  едва  видела  перед  собой  поле,
распространяемое  толстыми,  негнущимися  перчатками,  но  чувствовала   его
ласкающее прикосновение. А кроме него - бесконечное  многообразие  ситуаций,
объектов, возможностей, определяющих успех или неудачу Удара.
   Мысль о неудаче причиняла ей острую боль, хотя ее никогда не  наказывали.
Неприятие поражения было у нее  в  крови  -  в  такие  моменты  ей  хотелось
умереть. А потом появлялось непреодолимое желание совершенствоваться,  чтобы
наносить удачные удары,  после  которых  все,  что  ее  окружает  -  звезды,
материнский корабль сенекси, "Мелланже", - сливается в один прекрасный сон.
   В имитационной камере она выкладывалась до конца.
   Начальный курс обучения закончился, и теперь  они  отрабатывали  высадку.
Созданные по специальным проектам сестры одна за другой приняли свойственную
им форму гиперболоидов. Из силовых полей вокруг их перчаток вырывались пучки
энергии,   удваивая   их   поражающую   способность.   Красно-белая   модель
сенексийского  корабля  светилась  перед  ними,  излучающая   радиоволны   и
ультрафиолет, ненавистная. Вот хвосты бойцов пронзили наружные силовые  поля
семенного корабля и свились, словно длинные серебристые  волоски,  плавающие
на поверхности воды; поглотив колоссальную энергию,  они  злобными  звездами
замерцали на силуэте корабля.  Теперь,  когда  они  перемещались  вместе  со
щитами, не оставалось сомнений: силовые спирали создадут на  противоположной
стороне язвину, и та расширится, как зрачок, пропуская перчаточников внутрь.
Сестры перекрутили силовые поля, и Пруфракс увидела, как на  стенке  корабля
разрастается рваная рана...
   Упражнение  закончилось.  Эльфы-перчаточники   внезапно   погрузились   в
темноту.  Пруфракс  была  не  готова  к  концу  имитации  -  она   полностью
сосредоточилась на Ударе. Потеряв ориентацию, она  пришла  в  неистовство  и
стала метаться по камере, словно мотылек, внезапно выскочивший  из  ночи  на
дневной свет. Так длилось до тех пор,  пока  ее  осторожно  не  направили  в
нужную сторону. Она поплыла вниз по трубе,  чувствуя,  как  поле  постепенно
нейтрализуется, и остановилась, все еще в перчатках. Все тело  покалывало  и
дергало.
   - Почему так быстро? - вскрикнула она,  чувствуя  начинающуюся  ломоту  в
руках.
   - Экономим энергию, - ответил механический голос.
   Позади Пруфракс другие эльфы-перчаточники выстроились друг  за  другом  в
трубе-сборнике, все, кроме спецпроектных сестер. Я, Трайс  и  Даму  сняли  с
упражнения несколько раньше, заменив имитационными копиями.  Но  скопировать
их функциональные свойства было невозможно. Они вошли в трубу без перчаток и
помогли своим товарищам адаптироваться к реальности.
   Когда они покидали имитационную камеру, следующая  партия  перчаточников,
еще более молодых и неопытных эльфов, чем они, проплыла мимо них. Я вскинула
руки, и они отсалютовали в ответ.
   - Каждый день новый выводок, - пробурчала Пруфракс. Она волновалась,  что
при таком многочисленном экипаже не сможет нанести достойный  Удар.  Что  за
честь быть перчаточником, если вокруг одни перчаточники, куда ни плюнь?
   С трудом сдерживая раздражение, Пруфракс протиснулась в тесный отсек. Там
она проанализировала  последнее  учебное  сражение,  ввела  в  память  новые
данные, а потом угрюмо уставилась на свою маленькую узкую ступню.
   Там, снаружи, ее ждали сенекси. Наверняка они  сейчас  испытывают  то  же
самое: ждут не дождутся настоящего боя, злятся из-за того, что их  водят  по
ниточке.  Потом  Пруфракс  задумалась  о  своем  невежестве,   неспособности
самостоятельно выносить суждения - а ведь на это способны даже ее  враги.  И
вспомнила о Клево.
   - Вычистить. Немедленно вычистить, -  пробормотала  она.  Подобные  мысли
совершенно бесполезны, к тому же пытаться  очеловечить  сенекси  -  занятие,
недостойное перчаточника.

***

   Арис взглянул на прибор и, протянув к нему свой стручок,  послал  волевой
импульс. Импульс вышел с  другой  стороны,  преобразовавшись  в  гуманоидный
голосовой сигнал. В гелиевой атмосфере он прозвучал  тонко  и  пронзительно.
Звук этот вызывал отвращение  и  одновременно  завораживал.  Арис  освободил
прибор от  желатиновых  нитей,  соединяющих  его  с  инженерной  стеной,  и,
растянув входное отверстие, протолкнул в свои внутренности. Потом  втянул  в
себя солидную порцию аммиака и снова проскользнул в камеру с гуманоидами.
   Протиснувшись через маленькое отверстие в смотровой отсек,  он  некоторое
время адаптировался и, когда глаза его  привыкли  к  жару  и  яркому  свету,
проникающему через прозрачную стену, увидел  округлого  мутанта  -  плод  их
неудачных экспериментов. Потом, поводя своим шаром в разные стороны, оглядел
остальных.
   Какое-то время он решал для себя, кто уродливее  -  мутанты  или  обычные
особи.  А  потом  попытался  представить,  что  получится,  если   гуманоиды
внедрятся к сенекси и попытаются переделать их на свой лад... Арис посмотрел
на круглого уродца и съежился,  словно  его  внезапно  обдало  жаром.  Можно
благодарить судьбу уже за то, что его не привлекали к ранним экспериментам.
   Очевидно, еще до опл