- хохотал он, поглядывая на себя в маленькое
зеркальце. Конобеев протянул лапищу ко второму аппарату. Но Макара
Ивановича ждало разочарование. Каучуковый наносник покрывал лишь самый
кончик его носа - уж очень велик да мясист был нос Макара Ивановича.

- Не с твоим носом водолазом быть, Макар Иваныч! - шутил Ванюшка. - Этот
нос семерым бог нес, одному достался. Впрочем, если отрезать с килограмм,
то, может быть, и войдет.

- Однако нечего зубоскалить, - обидчиво отвечал Макар Иванович. - И ничего
плохого нет. Сказано: чем носовитей, тем красовитей.

- Не печальтесь, Макар Иванович. Я вам сделаю аппарат по особому заказу.
Каучука и на ваш нос хватит, - успокоил старика Гузик.

А оглашенный Ванюшка уже сверзился за борт в своей маске, нырнул, но скоро
выплыл наружу, едва не задохнувшись. Он еще не привык вдыхать кислород
носом, а выдыхать углекислоту ртом. К аппарату надо было привыкнуть.

- Успеешь еще наглотаться морской воды! - крикнул ему Гузик. - Лезь, слушай
дальше! Ванюшку подняли на борт.

- Харафо, только вода в рот лезет! - сказал Ванюшка.

- Это - "зимний" костюм, - продолжал свои пояснения Гузик. - Это,
собственно, обычный водолазный костюм, если не считать того, что снабжение
кислородом происходит из собственного "газогенератора". Но тут, впрочем,
есть еще одно маленькое усовершенствование, - скромно заявил он. - В
материи - подкладке костюма - имеются металлические нити, которые соединены
с аккумулятором. Нити могут нагреваться и давать тепло. В таком костюме
можно, не боясь схватить насморк, опускаться в ледяные волны Ледовитого
океана или подниматься на высоту в десять тысяч километров над поверхностью
земли.

- Наконец последнее - жесткий аппарат для подводных глубин, - продолжал
Гузик. - В нем можно погружаться на триста метров и более. Он снабжен особо
сильными фонарями. Не знаю, понадобится ли вам этот аппарат. Ведь уже на
глубине пятидесяти метров дно опустевает, а на глубине четырехсот - нет
крупных водорослей. Морская флора сосредоточена на узкой полосе, идущей не
далее полутораста морских миль от берега. А дальше и глубже все бесконечное
протяжение дна морей является пустыней, лишенной всякой растительности.

- Да, но нам жесткий аппарат может понадобиться для исследовательских
целей. В конце концов дно океана изучено далеко не полно, - возразил Волков.

В тот раз на дно моря погружались Волков и Ванюшка, а толстоносый Конобеев
только с завистью смотрел на них и крякал с таким огорченным видом, что
Гузику стало жаль старика, и он обещал изготовить наносник кустарным
способом здесь же, на месте, в своей временной лаборатории.

И уже в следующую поездку Конобеев с удовольствием натянул на свой
грушевидный нос черную резиновую покрышку. В больших очках, с огромным
черным носом, с седой бородкой и длинными усами он выглядел необычайно
комичным.

- Прямо водяной! - кричал Ванюшка, покатываясь со смеху.

- Еще поважнее, сам Нептун - морской бог! - отзывался Волков, вторя Ванюшке.

- Нептун Иваныч! Здорово! Так и пошло за Конобеевым этот "Нептун Иваныч".

* * *

Рыбаки и охотники живут в мире случая, удачи, риска, приключения,
неожиданности. Это накладывает особый отпечаток на их психологию. Будничная
обстановка, лишенная острых переживаний, неожиданностей и риска, кажется им
скучной и пресной. Им нужна вечная игра с огнем, опасностями; им нужна
новизна и острота впечатлений. Таков был и старик Конобеев. Охотничьи
чувства и инстинкты с годами не угасали, а сильнее разгорались в нем. Его
серые глаза под мохнатыми черными бровями оживали, загорались искрами,
когда ему приходилось бороться с волнами или диким зверем. И вот теперь
предстояло ему новое удовольствие, неиспытанное ощущение, быть может целая
цепь новых приключений. Бедная Марфа Захаровна! Ее ждали новые испытания,
новая полоса одиночества. Когда ее спрашивали, где муж, она лишь безнадежно
махала рукой.

Конобееву предстояло опуститься на дно океана, того самого океана, который
безжалостно поглощал рыбаков, их сети и добычу; отправиться в гости к
рыбам, посмотреть, как они там живут-поживают. В водолазной полумаске
Конобеев чувствовал себя сказочным морским царем. Гузик, несколько
волнуясь, объяснял старику, как надо вдыхать и выдыхать воздух, но Конобеев
отмахивался с таким видом, словно он всю жизнь ходил в этой полумаске и
родился на дне океана.

- Однако не задохнусь! - говорил он. - Вот только одно плохо: курить там
нельзя. Сделай милость, Микола, придумай как-нибудь, чтобы я с трубкой мог
ходить. - Гузик, смеясь, обещал придумать.

Конобеев хорошо помнит, как он впервые в рубахе и портах (так старик считал
приличнее - трусов он не признавал) опустился на дно океана. Вода была
прохладная и приятно покалывала закаленное тело, заставляя двигаться
быстрее, как на морозе. С дыханием Макар Иванович - отличный пловец и нырец
- скоро справился, пуская через рот струю пузырей. По этим пузырям в штиль
с поверхности легко было определить, где находится водолаз.

Погрузившись в таинственный полумрак морского дна, Макар Иванович от
удовольствия фыркнул и зашагал в глубину. Засветил фонарь. На свет
собралось неимоверное количество рыб посмотреть на невиданное зрелище. Они
оказались любопытными не меньше людей.

"Рыб-то, рыб сколько! - думал Конобеев, приходя в рыболовный восторг и
хватая их прямо руками. - Экая досада, сети не захватил! Однако теперь вы
от меня не уйдете!" - И он шагал по подводному лесу водорослей, окруженный
полчищами рыб, блестевших боками при повороте, как серебряные ножи. Это
было так забавно, необычайно и красиво, что Конобеев вдруг, забыв, где он
находится, загоготал во всю силу легких, пустив на поверхности столько
пузырей, что сидевшие на катере серьезно обеспокоились за старика. Правда,
пузыри вскоре начали появляться регулярно, но они удалялись все дальше и
дальше. Скоро их не стало видно.

Конобеев для первого раза гулял несколько часов подряд, почти до захода
солнца. Вернулся возбужденный, сияющий.

- Ну и жизнь под водой, однако! - сказал он. - И зачем это люди на земле
живут, а не в море-окияне?

VII. ТАЙФУН

Как ни приятно было бродить по неизведанным тропам подводной тайги, Макару
Ивановичу пришлось сдержать свои охотничьи страсти и приняться за дело. А
работы было хоть отбавляй.

Японские рыболовы и браконьеры, шнырявшие у наших берегов, с удивлением и
неудовольствием поглядывали на большую белую палатку, которая появилась в
одну ночь на берегу небольшой реки, впадающей в океан. Это был "главный
штаб", где жили Ванюшка и Волков. Скоро рядом с этой палаткой появились
другие; через несколько дней на берег было навезено много досок, бревен,
кирпичей. Завизжали пилы, застучали топоры. Стали расти временные бараки.

В числе приглашенных рабочих было много японцев и китайцев, которые должны
были приготовлять капусту так, как она приготовляется у них на родине. А
русские рабочие учились у японцев и китайцев. Волков заботился о том, чтобы
экспортный товар удовлетворял всем требованиям заграничных потребителей
морской капусты. Извлеченные из воды водоросли промывали в особых чанах,
очищали от песка и ила, сортировали вручную, еще раз очищали, мелко
изрезывали и клали ровными слоями определенного размера на бамбуковых
циновках, разостланных на открытом воздухе в наклонном положении. Из этих
слоев водорослей получались сухие пластины. Высушенные пластины,
склеившиеся в желатинообразную массу, отдирались от циновок и прессовались
для придания им равномерной толщины. Плитки в 25Х30 сантиметров
складывались по десяти штук и аккуратно связывались. Волков обращал большое
внимание на то, чтобы плитки были приготовлены аккуратно и одинаково, "как
плитки шоколада".

Задумчивый Гузик, постояв однажды на берегу, где производились эти работы,
сказал:

- Человеческие руки хорошо устроены, но их можно было бы устроить еще
лучше. - И, посидев несколько вечеров над чертежами и расчетами, он
придумал несложные, но очень целесообразно устроенные машины для сортировки
и резки водорослей. После этого работа пошла еще быстрее и аккуратнее.

Старания Волкова и Гузика увенчались успехом. Японские и китайские
покупатели-оптовики скоро оценили качество советской заготовки и начали
предъявлять усиленный спрос. Старые купцы-японцы, получив образцы, долго
мяли в руках гибкие, тонкие, как писчая бумага, пластинки, присматриваясь к
пурпурно-коричневому цвету со светлыми крапинками и слегка блестящей
поверхности, взвешивали на руке, нюхали, пробовали на зуб, любовались
аккуратной обработкой и упаковкой - и заявляли:

- Да, это хорошо!

Скоро пришлось удвоить, утроить, удесятерить число рабочих. Работа кипела.
Водоросли, выброшенные бурями и волнами на берег, также не пропадали. Их
пережигали в золу, добывая щелочи, или отвозили на небольшой завод для
добывания йода. За первые полгода завод дал более двух тысяч килограммов
выхода йода.

Однако добывать водоросли приходилось пока почти исключительно старым
японским способом на сравнительно мелких местах: рабочие на лодках
скользили вдоль берегов с шестами в руках. На конце шестов были крючья,
которыми водоросли зацеплялись и извлекались на поверхность и укладывались
на лодку, пока она не наполнялась доверху. Добычу отвозили на берег и снова
отплывали "щипать траву", как говорил Ванюшка. Ему не терпелось скорее
перенести работу на дно и пустить в ход подводные сельскохозяйственные
машины: тракторы, косилки...

Волков, Ванюшка, Гузик и Конобеев ежедневно опускались в водолазных
костюмах на дно океана и ходили по своим будущим подводным плантациям,
производя нивелировочные и землемерные работы.

С первых же шагов выяснилось, какие огромные перспективы открывает
водолазная обработка. В то время как японцы своим обычным способом могли
обрабатывать плантации на небольшой глубине в три - пять метров, подводные
земледельцы, снабженные гузиковскими водолазными костюмами, имели
возможность работать на глубине нескольких десятков метров. А это расширяло
площадь подводной агрикультуры на многие тысячи гектаров. Огромные
пространства на глубине двадцати - пятидесяти метров не нужно было и
"засевать": они уже были покрыты густыми зарослями водорослей, богатых
йодом.

Летом, в конце июня, разразился сильнейший тайфун. Конобеев первый
предсказал его приближение по таинственным, одному ему известным приметам.
Накануне он долго смотрел на безоблачное небо, на синюю спокойную гладь
океана, нюхал воздух, раздувая ноздри мясистого, поросшего волосами носа,
качал головой и ворчал:

- Будет буря, однако. Тайфун идет. Надо бы убрать палатку.

- Мы укрепим ее, - беспечно сказал Ванюшка. Конобеев махнул безнадежно
рукой.

- Чем укрепишь-то, однако? Тайфун деревья с корнем выворачивает, а не то
что закрепы. Уходить надо. В пещеру уходить.

Гузик обеспокоился за свои инструменты, - в его палатке находилась походная
лаборатория и много ценных точных приборов и аппаратов. Недалеко от берега
была гора с большой пещерой, куда Гузик и перенес свои сокровища. Скептик
Волков не пожелал двинуться с места, хотя Конобееву удалось все же настоять
на том, чтобы убрали в пещеру водолазные костюмы.

Ночь была тихая, душная, влажная. Ни один лист не дрожал на дереве. Природа
словно замерла в ожидании. Волков сидел в своей палатке и при свете
электрической лампы, питаемой все тем же аккумулятором, работал,
склонившись над простым сосновым столом. Ванюшка на другом столе щелкал на
счетах, одновременно слушая радиопередачу. Вдруг он приподнял голову и
палец, которым считал, и посмотрел на Волкова.

Прядь тонких рыжеватых волос спустилась на лоб Волкова, голубые глаза при
свете лампочки казались почти синими. Тень углубляла шрам на щеке. Губы
были плотно сжаты, лоб изборожден легкими складками, говорившими о большом
напряжении мысли. Ванюшка сидел не шелохнувшись, с приподнятым средним
пальцем правой руки. Потом вдруг соскочил со стула и бросился к Волкову,
позабыв снять с головы радионаушники. Он потянул за собой радиоприемник и
едва не разбил лампы.

- Семен Алексеевич! Макар Иваныч правду сказал! - воскликнул Ванюшка
взволнованным и несколько торжественным голосом.

- Не мешай, Иоганн, - отозвался Волков и зашевелил губами, собирая
рассеянные мысли.

- Семен Алексеевич! - не отставал Ванюшка. - Складывайте монатки и айда в
пещеру к Гузику! Тайфун идет! Сейчас зародился восточное Филиппинских
островов семнадцатого июня. Первые дни он шел довольно медленно и к
двадцать второму июня дошел только до берегов Китая. Здесь он изменил
северозападное направление и, повернув на северо-восток, двинулся уже с
очень большой скоростью. Двадцать третьего он пронесся над Кореей, вызвав
очень сильные ливни, а завтра, двадцать четвертого, его ждут у наших
берегов. Вот, фут возьми! Макар-то Иваныч? Ему и радио не надо! Нюхом чует,
своим волосатым носом. - Ванюшка помолчал, и, когда заговорил вновь, его
голос звучал еще тревожнее и торжественнее. - Семен Алексеевич! Идет
тайфун. Слыфите? А? Фумит лес? Вот, фут возьми, как гудит!

Волков прислушался. У палатки ветра еще не было, но приближался странный
гул, как будто где-то поблизости проходила градовая туча. Вошел Конобеев.
Он был спокоен, как всегда. Сколько тайфунов он видел на своем веку, и на
берегу и в открытом море, в утлом рыбачьем суденышке! Брови старика
сдвинулись сурово, и больше обыкновенного топорщились усы.

- Однако собирайся, Семен Алексеевич! - просто сказал он. И, не ожидая
ответа, начал быстро загребать огромными ручищами вещи и уносить их. Волков
крякнул и принялся помогать.

Гул увеличивался. Океан тяжко вздыхал и издавал новые необычные звуки -
"аах! аах!" - будто сердился, что его, старика, будит взбалмошный ветер. И
все глубже и выше колебалась его поросшая пенистыми волнами грудь. Но
старику-океану не суждено было заснуть в эту ночь. Небо еще сверкало
звездами и молодым месяцем, как будто вымытым, - такой он был чистый и
прозрачный. А Конобеев торопил.

- Может быть, пройдет стороной? - спросил Волков. Ему не хотелось разорять
палатку.

- Однако поторапливайся! - вместо ответа проворчал Конобеев, нагружая себя
двумя столами, четырьмя стульями и складной кроватью.

Когда Волков отнес вещи в пещеру и возвращался в палатку за другими, месяц
уже не казался чисто вымытым. Он стал тусклым и как будто пожелтел. Рванул
первый порыв ветра.

А старик-океан уже ворчал: "Ага! Ага!". Наконец-то ты явился, тайфун!

Да, он явился. Его ждали, и все же его появление было неожиданно. Он во
мгновение ока смахнул звезды, разлил по небу, как спрут сепию, свинцовые
тучи, забросил куда-то потускневший месяц, нажал воздушной лапой на землю,
сплющил леса, хлестнул потоками воды, смешал границы неба и земли в
круговороте водяных и воздушных столбов, свил сотни тысяч тонн воды, неба и
океана в жгуты, связал узелком, в несколько минут ввергнул природу в
первозданный хаос... Барометр пал до семисот сорока - "лежал в обмороке".

Волков стоял у входа в пещеру, когда мимо пего пронеслось, как быстро
мелькнувшее крыло чайки, вытянувшееся во всю длину полотнище палатки,
которую так и не успели снять. Вместе с ним были унесены пальто, одеяло и
землемерные инструменты Волкова. Треножник был найден много дней спустя
закинутым на вершину высокой ели, в десятке километров от места стоянки.
Зато осторожный Гузик торжествовал: он сохранил все инструменты.

Конобеев уютно устроился в уголке большой пещеры и крепко уснул под
завывание ветра и шум дождя. А Ванюшка не мог спать. На него тайфун
действовал возбуждающе, как гроза, как пожар, как все выходящее из ряда
вон. Ему было жутко и весело. Хотелось петь, кричать, двигаться. Надо было
что-нибудь придумать, дать разрядиться нервному напряжению. Наружу не
выглянешь, - унесет, как палатку. А что, если пойти осматривать пещеру?
Ванюшка предложил Гузику. Но тот уже погрузился в свою созерцательную
нирвану, долго отвечал невпопад, пока не понял, чего от него требуют, и
достаточно вразумительно ответил:

- Не мешай, я обдумываю! Волков также отказался. Конобеев спал. Ванюшка
недовольно крякнул.

- В таком случае я пойду один.

Он надел на спину ранец с аккумулятором и привязал к голове фонарь. Подумав
немного, надел и наносник с очками.

Фонарь ярко вспыхнул, осветив темные зеленоватые своды пещеры.

- Прощайте, иду! - сказал Ванюшка и зашагал в глубину.

VIII. ПЕЩЕРНОЕ ЭХО

Под сводами царила тишина. Уши были свободны от наушников, и Ванюшка
слышал, как эхо перебрасывало шум шагов от стены к стене. Странное эхо! Как
будто он не один шел в пещере, а несколько человек шагали впереди, сзади, с
боков... Вот в такой обстановке зарождались легенды о духах, двойниках,
привидениях. Ванюшка не верил всему этому и все же почувствовал холодок в
спине, когда, крикнув, услышал многоголосое эхо: пещера играла звуками,
перебрасывая их, как мяч.

- Ох! - крикнул Ванюшка.

"Ох! Ох! Ох! Ох! Ох! Ох!" - застонала пещера.

Ванюшка принужденно засмеялся, - пещера подхватила его смех, унося раскаты
его все дальше, пока они не замерли где-то далеко...

Хорошо, что у Ванюшки такая сильная лампа! При ярком свете не страшно.

Чем дальше Ванюшка подвигался вперед, тем наряднее, богаче, красивее
становились стены пещеры. Фантастическими кружевами спускались с потолка
сталактиты. Со дна пещеры навстречу им поднимались острия сталагмитов.
Кое-где сталактиты встречались с сталагмитами, образуя вычурные колонны,
напоминавшие китайскую резьбу по слоновой кости.

Пещера то суживалась, то расширялась. Ее своды иногда нависали так низко,
что Ванюшке приходилось нагибать голову, и потом неожиданно поднимались
высоко вверх, как в готическом храме. В обширных и высоких залах зияли
темные входные провалы, расходящиеся в разные стороны коридоров. Ванюшка,
чтобы не заблудиться, решил всегда поворачивать в крайний левый проход.
Несколько раз он заходил в тупики, выбирался из них и снова поворачивал
влево. Наконец дошел до большой пещеры, стены которой были покрыты
зеленоватыми, розовыми и красными кристаллами. Кое-где эти кристаллы
горели, как капли крови, в иных местах светились изумрудом молодой травы.
Ванюшка залюбовался невиданным зрелищем.

"Может быть, все это - драгоценные камни. Вот богатство, фут возьми!" -
думал Ванюшка, медленно направляя свет фонаря то в одну, то в другую
сторону. Осветив почву под ногами, он увидал каменистый спуск, отлого
бегущий вниз. В глубине, в стене было темное отверстие. "Подземный ход!" -
подумал Ванюшка. Он смело двинулся вниз и вдруг вскрикнул от неожиданности.
Ноги коснулись совершенно невидимой холодной воды или чего-то такого же
холодного, как вода. Холодный газ? Ванюшка ударил ногой - и фонтаном
взлетели сверкающие брызги. Да, это вода! Еще никогда в жизни Ванюшке не
приходилось видеть такой чистой, прозрачной воды. Она была прозрачнее
самого лучшего стекла. Дно подземного озера было видно на всем протяжении
до малейшего камушка. Из этой пещеры был только один выход - назад, если не
считать темного отверстия под водой, ведущего куда-то под землю. А что,
если пойти вперед, в это темное отверстие?

Ванюшка еще раз попробовал воду. Холодна! Но ведь он привык к купанью. Надо
только сразу окунуться!

Ванюшка прикрепил наносник, соединил трубки с аппаратом, вырабатывающим
кислород, и бросился в воду. Вода тотчас наполнила резервуар в ранце, и
аппарат начал выделять кислород.

Вода была так холодна, что Ванюшка едва не выбежал на берег, но усилием
воли сдержал себя и заставил продвигаться вперед.

Вход в подземный туннель был довольно низкий. Ванюшке пришлось согнуться.
Фонарь освещал гранитные стены, которые сжимались все теснее. Ванюшка то
плыл, то полз на четвереньках. В одном месте возникло опасение, что не
удастся пролезть дальше. Но, когда это узкое место было преодолено, туннель
начал быстро расширяться. Стены раздвигались, свод поднялся выше уровня
воды. Ванюшка всплыл на поверхность и увидал, что он находится в огромной