Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
ВОЛЬНЫЙ ГОРОД МЮЛЬХАУЗЕН
Весть пришла из Мюльхаузена. В начале декабря в этом городе скончался
органист церкви св. Блазиуса (Власия). Это печальное известие о смерти
почтенного музыканта и композитора, притом и поэта, в кругу служилых
органистов вызвало много разговоров.
Мюльхаузен считался в Германии свободным имперским городом, с давними
музыкальными традициями многоголосной музыки, сложившимися еще в XVI
столетии. Скончавшийся органист Иоганн Георг Ален был не только музыкантом и
поэтом, но и одним из бургомистров Мюльхаузена. Муниципальный совет пожелает
видеть на его месте, конечно, именитого музыканта. По установившемуся
порядку органист подобного ранга замещался путем публичного конкурса
претендентов.
Иоганн; Себастьян молод для занятия такой должности и не имеет
университетского образования. Но об его игре наслышаны советы ближайших
городов. И Бах решился на участие в соревновании. Подбадривала его, и
открывающаяся при этом возможность обзавестись, семьей, жениться на Марии
Барбаре, сердечно разделявшей его невзгоды.
Материальное состояние органиста в Мюльхаузене будет более
обеспеченным.
Конкурс состоялся 24 апреля 1707 года. И прошел блистально для
арнштадтского соискателя. Спустя месяц: мюльхаузенская городская община
официально обсудила кандидатуру органиста.
В акте от 24 мая сообщается, что так как место органиста останется
вакантным, то "предоставляется необходимым позаботиться о его заполнении", в
связи с этим "господин старший консул доктор Конрад Мекбар" спрашивает
мнение членов общины. Имя Баха, очевидно, было не очень известно писарям,
ибо в протоколе он назван так: "арнштадтский Н. Пах", который "на пасху
играл перед нами пробу".
Кандидатура принята, и присутствующие со свойственной бюргерским кругам
прижимистостью заключают: "Нужно стремиться к тому, чтобы договориться с ним
как можно дешевле". Декрет о назначении незамедлительно посылают счастливому
соискателю. Скрупулезно перечисляются виды довольствия органисту.
Восемьдесят пять гульденов деньгами в год и плата натурой: три меры пшеницы,
две сажени дров, из коих одна дубовых, одна буковых, шесть мешков угля и -
вместо пахотной земли - еще шестьдесят вязанок хвороста, кроме того (по
каким-то неведомым в наше время подсчетам), три фунта рыбы ежегодно - все
довольствие с доставкой "к дверям дома". Иоганн Себастьян получил в общем
немалый прибыток. Он вправе теперь быть доволен. Помолвка с Марией Барбарой
осветляла его жизнь еще более.
Уже независимый от арнштадтской консистории, Бах предстал в
муниципалитете для сдачи дел. Он не питал злобы к господам членам
консистории. Акт от 29 июня гласит: "Покорно поблагодарив муниципалитет за
предоставление ему до сих пор работы, он попросил об увольнении".
Ключ от органа, как от великой ценности города, Иоганн Себастьян
положил на блюдо, а своему преемнику, Иоганну Эрнсту Баху, которому с сего
дня доверялся орган Новой церкви, Себастьян вручил пять гульденов, что
оставались от полученного им, еще не отработанного жалованья.
Расставался Бах с Арнштадтом спокойно: обиды в его двадцать с небольшим
лет смягчаются быстро. Он не забудет Арнштадта. Увы, Арнштадт забудет его.
Имя Баха, как установили исследователи жизни композитора, не будет
упоминаться в городе более полутораста лет. Его не найти в обстоятельных
справочниках прежних времен среди сведений о всех знатных горожанах и всех
достопримечательностях Арнштадта. Отсутствовали произведения Баха в
программах здешних музыкальных вечеров и концертов духовной музыки. Лишь в
1878 году великий музыкант Ференц Лист навестит город юности Баха, и в его
исполнении прозвучит фута арнштадтского органиста.
...Иоганн Себастьян спокойно собирается к отъезду. Но нет спокойствия в
мире божьем! Омрачило известие о смерти в Любеке Дитриха Букстехуде, он и
года не пережил нюрнбергского Пахельбеля. Ему, Себастьяну, последнему из
молодых органистов, Букстехуде раскрылся в своем искусстве. И покинул мир.
Еще одно смятение. Прибежала к Себастьяну Регина с тревожным известием:
в Мюльхаузене вспыхнул страшный пожар. Вскоре весть подтвердилась. Церковь
Власля, однако, в сохранности, выгорела центральная часть города, самая
застроенная и самая красивая.
Через две недели Бах был уже на месте новой службы.
Неуютным выглядел Мюльхаузен. Оголенные, закопченные стены каменных
домов с разбитыми окнами, обугленные остатки деревянных построек. Нарушился
слаженный быт городка, пострадавшие семьи остались без крова. Беду города
почувствовал на себе и Иоганн Себастьян. При самых добрых намерениях
муниципалитет, занятый насущными заботами, отказал органисту в обещании
сразу же по его приезде привести в должный порядок обветшавший орган в
церкви Власия. В сравнении с арнштадтским это был старый инструмент,
требующий дорогостоящего ремонта. Запущен был хор, и здесь требовались
средства, чтобы объединить певцов и наладить с ними серьезные занятия.
Средств не было, и улучшение церковной музыки со ссылками на другие хлопоты
отложили.
Жизнь в городе усложнилась, и туго пришлось бы Себастьяну, не случись
семейное событие. Еще летом в Арнштадте скончался родственник с материнской
стороны. Себастьян ездил на похороны. И получил часть наследства, 50
гульденов. Сумма, равная двум третям нового годового жалованья, выручила
молодоженов.
Венчались в маленькой церкви деревни Дорнхейм, близ Арнштадта. Венчал
молодых пастор Штаубер, друживший с семьями Бахов. Сохранившаяся запись в
церковной книге - документ, полный примет времени. Вот он: "17 сентября 1707
года достопочтенный господин Иоганн Себастьян Бах, холостой, органист церкви
св. Власия в Мюльхаузене, законный сын умершего в Эйзенахе достойного
уважения известного муниципального органиста и музыканта Амвросия Баха, и
достойная девица Мария Барбара Бах, законная младшая дочь блаженной памяти
геренского муниципального органиста Иоганна Михаэля Баха, весьма достойного
всяческого почитания и ставшего известным своим искусством, вступили в брак
с согласия нашего милостивого повелителя, объявив об этом должным образом в
Арнштадте".
Относительно недавно разыскана нотная запись с текстом веселой шуточной
пьесы Баха, сочиненной им к собственному мальчишнику. Устроен этот
мальчишник был в доме его сестры незадолго до свадьбы, значит, пьеса
сочинена в конце сентября или начале октября 1707 года.
Высказано мнение, что эта музыка могла относиться к свадьбе одного из
школьных товарищей Иоганна Себастьяна, но доверимся компетенции Яноша
Хаммершлага, венгерского музыковеда, знатока биографии Баха.
Текстологическим анализом Хаммершлаг доказал, что молодой композитор, в ту
пору полный озорного жизнелюбия, написал шутливую пьесу именно к своему
мальчишнику.
Такие веселые произведения назывались Quodlibet'ами. Это означает на
латинском "что угодно", а может быть переведено и как "всякая всячина". Они
сочинялись и исполнялись сообща. В дни семейных сборищ обычно начинали
музицирование с хорального песнопения, а увеселяясь, кончали "кводлибетом".
Эти куплеты иной раз содержали довольно грубоватую двусмысленность и не
всегда деликатнее шуточные намеки на разного рода семейные обстоятельства.
Еще в Эйзенахе участвовал маленький Себастьян в исполнении семейных
шуточных песенок, теперь пришел черед вышучивать самого себя, жениха; он
обыграл два родственных по звучанию слова: "бакк", что обозначает в
пекарском обиходе квашню, и "бах" - ручей.
Вот как выглядит веселый текст этой пьесы, исполненной на мальчишнике:
Что за огромные замки
Плывут там по морю?
Чем ближе, тем выше они становятся
В моих глазах.
Кто хочет в Индию,
Пожалуйте на мой корабль.
Правда, я не моряк,
Мне не нужны ни мачта, ни парус,
Сижу в моей квашне,
Ничего мне больше не надо.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Был бы я португальский король,
Не было бы мне дела до того,
Что кто-то другой перевернулся
Вместе с квашней в ручей...
"Можно представить себе, - рисует картинку веселья Янош Хаммершлаг, -
как наш мастер, будучи женихом, плывет в квашне, будто в лодке, по ручью, а
разноголосый хор со всех сторон задорно кричит ему "Квашня! Квашня!", в то
время как он поет нежную лирическую арию: "О вы, думы, зачем вы терзаете мою
душу"; затем в партитуре, после кляксы, встречается все больше и больше
фальшивых созвучий. Отклик фуги также сбивается на неправильный путь: "Эх,
до чего же хороша эта фуга!" Текст заканчивается гармоничным аккордом:
Все, кто голоден,
Приходите на жаркое!" {*}
{* Перевод Ксении Стебневой.}
Итак, Иоганн Себастьян обжился в Мюльхаузене. В этом городе было немало
семей, где ценили музыку. Величественную в сравнении с аршнтадтской церковь
св. Власия посещали прихожане, умевшие слушать. С первых же воскресных служб
новый органист полюбился в городе. Но изношенный инструмент - сколько хлопот
и огорчений причинил он Баху! Он, однако, своими силами искусно устранял
неполадки. А попутно готовил основательный проект переделки органа.
Восхищенный в Любеке у Букстехуде особым регистром, передающим колокольный
звон, Бах предусмотрел и в своем проекте такое устройство. Пробные голоса
колокольчиков он уже смастерил, и первая же воскресная игра, украшенная этим
нововведением, умилила горожан.
В муниципалитете обходились с органистом уважительно, и это ободрило
Себастьяна. С пониманием выслушали его. Проект органиста одобрили. На
обновление инструмента обещали отпустить сколько потребно будет гульденов,
как только выправится казна, опустевшая из-за экстраординарных расходов,
связанных с пожаром.
Укреплялись и педагогические навыки Иоганна Себастьяна, однако не в
классных занятиях - к школе Мюльхаузена он касательства не имел, - а в
руководстве учениками, которым он давал уроки один на один. Такое обучение
Себастьян вел еще в Арнштадте. Маленький музыкант Фоглер из Арнштадта
приезжал к Баху на уроки в Мюльхаузен. Здесь прошел школу у Иоганна
Себастьяна и будущий недюжинный мастер органной игры композитор Иоганн
Мартин Шубарт. Ему было тогда шестнадцать лет, и он оказался одним из первых
учеников Баха, вошедших в историю немецкого искусства. В скитальческой жизни
Шубарту доведется еще не раз встретиться со своим великим учителем, тоже
скитальцем по германским городам.
Благоустроилась семья молодого органиста. Но тем временем нарастала
опасность музыкальному делу в Мюльхаузене более сильная, чем последствия
недавнего пожара.
БОГОСЛОВЫ НАКЛАДЫВАЮТ ЗАПРЕТ
Мюльхаузен оказался одним из тех германских городов, где, исподволь
ожесточаясь, наконец прорвались и привели в смятение бюргеров богословские
споры.
В нашем столетии произведения Иоганна Себастьяна Баха звучат на всех
континентах Земли, и духовная его музыка утратила былую непременную связь с
ритуалами церкви. Раскидываются могучими кронами над концертными залами
творения его. Потеряло свою остроту напоминание о догматических перепалках
церковных управителей феодальной Германии начала XVIII века. В повествовании
о жизненном пути композитора нельзя, однако, обойти существенный факт
зависимости его от исторически сложившихся влиянии былых общественных сил.
Богословские споры и усложнившаяся из-за них обстановка поставили Баха
как композитора и исполнителя в затруднительное положение. Распри вызвала
борьба двух церковных направлений. Обе группы объявляли себя вернейшими
продолжателями учения Мартина Лютера. Но по-разному трактовали некоторые
стороны этого учения.
Лютер, как известно, считал значение музыки после теологии важнейшим в
церковном укладе. Духовный мейстерзингер, он со своими последователями
сочинял мелодии и стихи, был почитаем как создатель протестантского хорала.
В поисках духовных мелодий не избегал и народных напевов.
Ортодоксы, как называли сторонников одной из спорящих сторон, считали
себя правоверными последователями лютеранскою учения и терпимо относились к
украшению музыкой служебного ритуала.
Представителей другого направления называли пиетистами, что означало
"благочестивые". То были сторонники богослова Шпенера, выступившего в
последних десятилетиях XVII века якобы "за чистую христианскую веру",
которая "без дел мертва". Пиетисты обличали своих противников в ханжестве и
формализме, непримиримо относились к развивающейся церковной музыке,
запрещая ее. Они оставляли только хоральные песнопения со скупым музыкальным
сопровождением. Шпенер умер в 1705 году, когда распри достигли большого
накала.
Но в Мюльхаузене объявились, судя по хронике города, незаурядные лидеры
враждующих церковных партий в лице пиетиста пастора Фрона и защитника
ортодоксов пастора Эйльмера. Они склонили каждый на свою сторону влиятельных
зажиточных бюргеров, которые вносили денежные вклады в церковную кассу, от
чего зависело и благосостояние церквей. Споры, таким образом, затрагивали и
меркантильные интересы церковников.
Сохранились и воспроизводятся в книгах о Бахе портреты Фрона и
Эйльмера. В строгих черных одеяниях с белыми воротниками, отороченными
кружевами, лидеры партий изображены в позах проповедников.
Пасторские неурядицы в Мюльхаузене достигали большого накала страстей.
Не дошло до нас ни одного высказывания Баха об этих спорах. И как бы ни
пытались некоторые биографы приписать ему симпатии к ортодоксам или
пиетистам, эти домыслы беспочвенны. Как музыкант и художник он сохранял
связи с представителями обеих партий, с некоторыми из них находился в
близких отношениях, но от споров стоял в стороне. Иоганн Себастьян Бах
проявлял убежденность художника, дело которого творить искусство, а не
изъясняться словесно в диспутах.
Бах предпочитал обращаться при сочинении духовной музыки к
первоисточникам своих духовных воззрений - к Евангелию и учению Мартина
Лютера. Как художник-мыслитель он не находил в окружающей вреде авторитетов,
с уровнем эстетических взглядов, музыкальных идей которых мог считаться и
чьи мнения определяли бы его творческое поведение. Он обращался к наследию
прославленных музыкантов-композиторов. Однако, изучая их творения, Бах
создавал произведения, по поверке веков оказывающиеся выше по своим
достоинствам сочинений предшественников.
Юноша Бах проявил в сложной обстановке догматических распрей стойкость
выходца из народа. Бахи всегда сторонились церковных распрей.
"Надо было уметь хлопотать, льстить и изворачиваться при столкновении
взглядов; все это претило добросовестной и неподкупной натуре Иоганна
Себастьяна", - писал об этом же периоде жизни Баха русский исследователь Э.
К. Розенов. И немецкий биограф Ф. Вольфрум также признал, что Бах ценил
"возможность свободного творчества" гораздо выше тех удобств в жизни,
которых "он легко мог добиться своей уступчивостью по отношению к
богословским деятелям".
Баха оставляют покамест вне споров. Себастьян еще не испытывает
притеснений и с художническим увлечением совершенствует свою
импровизационную игру. Не как ученик уже, а как сочинитель.
...В начале 1708 года Иоганну Себастьяну поручили сочинить кантату в
честь праздника по случаю прошедших зимой выборов в городской совет. Не
желая уступать в том резиденциям феодалов, входившая в силу буржуазия пышно
проводила выборы и устраивала празднества по поводу муниципальных событий.
Сочинение кантат по таким случаям было традицией Мюльхаузена.
Светский повод - духовное содержание. Бах создал произведение в стиле
школы Букстехуде. Возможно, чтобы не вызывать недовольства у спорящих
богословов, он взял библейский мотив, близкий по характеру произведениям
Лютера: "Господь - мой владыка" (71).
Лишь спустя лет полтораста начатое сравнительное изучение творчества
Баха разных периодов позволило объективно оценить достоинства
мюльхаузенского мотета Иоганна Себастьяна. Особенно интересен состав
оркестра, вместе с органом сопровождающего хоровое пение. Молодой композитор
искусно разделил оркестр на три ансамбля: медные духовые (трубы), деревянные
духовые (флейты, гобои и фагот) и струнные.
Кантата торжественно прозвучала 4 февраля 1708 года в Мариенкирхе.
Мюльхаузен остался доволен своим органистом. Постановили издать кантату на
средства городского совета. На обложке крупной готической вязью с
украшениями вывели имена двух бургомистров города - Адольфа Штректера и
Георга Адама Штейнбаха; для имени же органиста церкви Власия едва нашлось
место в конце страницы, где оно обозначено мелким шрифтом. Ноты
"поздравительного мотета" каллиграфически выписаны рукой самэго Иоганна
Себастьяна: школьные уроки пригодились прилежному ученику на всю жизнь.
В Мюльхаузене же Бах сочинил кантату "Из глубины взываю" (131). Швейцер
написал об этой кантате: "На каждой странице чувствуется, как освобождается
композитор от влияния северных мастеров".
Торжественная кантата, безусловно, укрепила престиж органиста. Уже в
феврале, после праздника в честь выборов, муниципалитет принял окончательное
решение о перестройке органа и руководство этим важным для блага города
делом поручил ему, Себастьяну.
Радовал Себастьяна и уклад его семейной жизни. Мария Барбара
унаследовала от рода и домовитость, и музыкальность; муж обрел спокойную и
надежную опору.
Двадцатитрехлетний Бах принес домой пахнущий краской свежий оттиск
напечатанной в типографии "Выборной кантаты". "Голоса" ее вложены в нарядную
обложку. Мария Барбара, повидавшая дома уже немало нот композиторов разных
стран, полюбовалась сочинением мужа с затейливой виньеткой на последней
странице папки. На всеевропейском музыкальном языке, по-итальянски,
значилось: "Год 1708. Бах. Органист Мюльхаузена".
Могли ли знать композитор и его жена, что в этот весенний день они
держат в руках не только первую, но и единственную кантату, которой повезло
быть изданной при жизни великого творца музыки?
Канун лета принес волнения. Богословские перепалки перенеслись в
церковь св. Власия. Светским властям не удалось приглушить вражду. Пиетисты
одержали верх в руководстве этой церковью. Искусство Баха вынуждено было
умолкнуть, обязанности органиста сводились к простейшему сопровождению
хоралов. Никакой импровизированной гармонии.
Надежды на Мюльхаузен не сбылись. В Арнштадте запрет на его
усовершенствования полифонической музыки наложили невежественные чины
консистории, здесь - ученые богословы в пылу своих распрей и интриг.
На перепутье жизни молодой музыкант, теперь уже и композитор, оглянулся
назад, на Веймар. В "Некрологе" сказано о Бахе: "...Городу Мюльхаузену не
было суждено надолго его удержать". И далее в стиле хроники сообщено о
поездке в 1708 году Иоганна Себастьяна ко