Да, да, - сказала женщина и отошла в другой конец комнаты.
   Вот как случилось, что Тужилин прошел мимо открытия, которое само  чуть
не впрыгнуло ему в руки. Впрочем, если заглянуть в дело глубже, то это  не
было открытием. Но случай  с  Белкой,  расскажи  о  нем  Тужилин,  мог  бы
несколько раньше пролить свет на некоторые вещи.



5. СЛЕДЫ, СЛЕДЫ, СЛЕДЫ

   Все было просто, как гвоздь, и одновременно сложно, как кибернетическая
машина. К  тому  дню,  когда  Диомидов  побывал  в  лаборатории  Лагутина,
следствие в музее уже закончилось. Ничего существенно нового оно не  дало,
хотя и появился первый арестованный по делу Беклемишева.
   Его жизнь внешне протекала так же, как и у других людей. Василий Блинов
учился в школе, потом в институте. Двадцати семи лет он поступил на работу
а  археологический  музей.  Младший  научный  сотрудник  Блинов  увлекался
нумизматикой и,  по  слухам,  готовил  диссертацию,  которая  должна  была
опрокинуть некоторые устоявшиеся представления и взгляды на  происхождение
знаменитого Кильмисского клада. Слухи  эти  распространял  сам  Блинов.  С
диссертацией у него дело подвигалось плохо. Причин было две.  Взявшись  за
разработку темы, он вскоре  обнаружил,  откровенно  говоря,  свою  научную
несостоятельность. Но отступать, признаваться в своем бессилии  не  хотел.
Зависть к успехам других как черная кошка скребла по сердцу. Эта зависть и
являлась второй причиной неудачи. Она мешала думать.
   В школе Блинов завидовал тому, что пятерки получает  не  он,  а  Колька
Петров. Студент Блинов завидовал, что первый разряд по гребле  принадлежит
не ему, а здоровяку Сашке Чернову. Зависть туманила его взгляд,  когда  он
встречал на улице человека в отлично сшитом костюме, когда не он, а кто-то
другой получал крупный выигрыш по  лотерее,  когда  кто-то  другой  удачно
женился. Блинов считал, что все это - и пятерки  в  дневнике,  и  красивая
жена - должно принадлежать ему, Блинову, причем без всяких к тому усилий с
его стороны. Может быть, виной этому было неправильное воспитание мальчика
в семье; может быть, школа и вуз не сумели привить ему должного взгляда на
вещи; а может быть, все вместе взятое послужило тому причиной. Но  как  бы
то ни было, Блинов стал тем, чем стал.
   Душу этого человека постоянно раздирали противоречия между  желаемым  и
действительным. В мыслях он видел себя подъезжающим на собственной "Волге"
к особнячку, стоящему  на  берегу  теплого  моря.  В  действительности  же
приходилось ездить с работы  домой  в  переполненном  автобусе  под  крики
кондукторши: "Гражданин, продвиньтесь на одну бабушку!"
   А он не хотел подвигаться даже на "полбабушки". Он ненавидел миловидную
кондукторшу и бабушку, которой надо было уступать место. Место в  автобусе
и место под солнцем. Ему казалось, что он достоин лучшей участи. И он ждал
от судьбы своего куска счастья. Он покупал лотерейные билеты и надеялся на
крупный выигрыш. Но шли месяцы, годы, а капризная фортуна так ни разу и не
повернулась к нему лицом.
   Кассирша музея в дни выдачи зарплаты отсчитывала ему  умеренную  порцию
синеньких пятерок. Он отворачивался, пряча  деньги  и  нехорошую  усмешку,
которая в эти минуты появлялась на его лице.
   И может быть, он так и прожил бы со своей завистью и со своими мечтами.
Быть может, он и не принес бы вреда обществу, в котором жил, как не принес
бы и пользы. Потому что мечты его были бесплодны, а желания неосуществимы.
Чемоданчики с сотенными на дорогах не валяются. А украсть чемоданчик он не
мог. Такие люди не способны предпринимать самостоятельные шаги. Но орудием
чужой воли они стать способны.
   Василий Блинов оказался неожиданной и приятной  находкой  для  эмиссара
Хенгенау, когда тот подбирался к  дневникам  Беклемишева.  Эмиссар  быстро
раскусил мятущуюся душу Блинова и стал методично вбивать в нее клинья.
   - Расскажите об обстоятельствах вашего знакомства, -  спросил  Диомидов
на первом допросе.
   Блинов всхлипнул, облизнулся. Он плохо  помнит  подробности.  Для  него
встреча была случайной. Этот человек интересовался Кильмисским кладом. Да,
семиугольные монеты сводили с ума не одного нумизмата. А этот человек  был
нумизматом. По крайней мере, так он  сказал  Блинову.  Словом,  они  нашли
общий язык. Где это происходило? В музее, у стенда с кладом. Тогда  Блинов
не придал разговору серьезного значения. Кильмисским кладом интересовались
многие. А Блинов,  это  было  известно  всем,  работал  над  диссертацией,
посвященной его истории. Когда это было? Месяца два назад. Да, задолго  до
обезьяньего бума.
   Потом встреча повторилась. Они оказались в  одном  автобусе.  Вышли  на
одной и той же остановке. Говорили о нумизматике. Блинов пригласил  его  к
себе домой. Человек этот назвался Клепиковым. Да, Николай Ильич  Клепиков,
работник одного из НИИ. Какого? Не сказал. Улыбнулся и помахал рукой.  Это
можно было понять только в одном смысле.
   Однажды он попросил Блинова сделать маленькое одолжение. Принес к  нему
на квартиру небольшой сверток и оставил его на несколько дней.
   - Купил приятелю подарок, - сказал Клепиков. - А тащиться с ним  сейчас
некогда. Иду в театр, времени в обрез. Пусть поваляется у вас.
   Блинов не возражал. Когда Клепиков ушел, он  полюбопытствовал,  что  же
это за  подарок.  Развернул  газету  и  ужаснулся.  Там  лежали  пистолет,
миниатюрный фотоаппарат и коробка с кассетами. Он не спал всю ночь. И  уже
совсем было решился. Но...
   - Утром, когда я вышел из дому, - сказал Блинов, - увидел на тротуаре у
подъезда Клепикова.  Он,  усмехаясь,  предложил  мне  совершить  небольшую
прогулку. Увлек к стоянке такси, сел в машину и пригласил меня сделать  то
же самое. Я был настолько растерян и подавлен, что машинально исполнил его
приказ. Выехав за город, Клепиков отпустил такси и повел меня в  лес.  Там
сказал:
   "Выбирайте! Вы,  я  вижу,  успели  познакомиться  с  "подарком".  И  он
произвел на вас соответствующее впечатление. Да, это именно то, что  есть.
А я не тот человек, за которого вы меня принимали до сих пор.  Перед  вами
две возможности. Первая -  донести.  За  это  вы  получите  благодарность.
Вторая - сохранить статус-кво и  получить  деньги.  Много.  Я  от  вас  не
потребую   никаких   сведений   стратегического   характера.   Можете   не
волноваться. Мне нужна услуга. Совсем незначительная и безобидная, с точки
зрения ваших патриотических чувств. Вам будут звонить. Возможно, несколько
раз. В ответ вы должны говорить только одно слово: "рано". И все. Меня  вы
больше не увидите. А в один  прекрасный  день  получите  крупный  денежный
перевод. Задаток - сию минуту".
   - И вы согласились? - брезгливо спросил Диомидов.
   Блинов шмыгнул носом и  стал  оправдываться.  Диомидов  асе  с  той  же
брезгливой гримасой на лице молча рассматривал сидящего перед ним человека
и морщился. "Вот ведь насекомое, - думал он. - И уродится же этакое".
   - Хватит, - оборвал он слезливые сентенции Блинова.  -  Ближе  к  делу.
Сколько раз вам звонили?
   - Три.
   - Клепикова этого вы больше не видели?
   - Он приходил а музей еще раз. Дал  мне  телефон  писателя  Ридашева  и
сказал,  чтобы  я  немедленно  попросил  его  вернуть  в  музей   дневники
Беклемишева.
   - И все?
   - Он сказал также, чтобы я... Чтобы Ридашев считал этот звонок  чьим-то
розыгрышем.
   - Вы лично знакомы с Ридашевым?
   - Нет, я знал, что писатель допущен к архивам, видел его несколько раз.
Но никогда не разговаривал.
   - А с Клепиковым о Ридашеве беседовали?
   - Нет. Только один раз. Я уже вам сказал.
   - Откуда вам известно про дневники Беклемишева?
   - Я ничего не знаю. Клепиков сказал, чтобы я попросил Ридашева  вернуть
дневники Беклемишева. Больше ничего...
   - Что вам известно про Беклемишева?
   - Только фамилия. Я не интересовался...
   - Боялись навлечь на себя подозрение сотрудников музея?
   Блинов наклонил голову.
   - Я не думал, что это серьезно, - начал он, шмыгнув носом.
   Диомидов оттопырил нижнюю губу и  позвонил.  Ему  не  хотелось  слушать
излияния Блинова. В  дверях  появился  конвоир.  Блинов  понял,  встал  и,
ссутулившись, пошел из кабинета.
   - Дерьмо, - сказал Диомидов генералу,  заинтересовавшемуся  результатом
допроса. - Подсадная утка. Но каков фрукт этот неуловимый  эмиссар!  Какая
адская предусмотрительность! Словно он с самого начала знал, что мы пойдем
по его следам.
   - А не кажется вам, - заметил генерал, - что он с  самого  начала  стал
дурачить Хенгенау?
   Диомидов удивленно поднял брови. Генерал пояснил:
   - Кто дал телефон музея Бергсону?  Хенгенау.  Откуда  Хенгенау  получил
номер? Только от своего эмиссара. Спрашивается, почему этот самый  эмиссар
тратит столько усилий на добычу  "подсадной  утки",  как  вы  выражаетесь?
Почему он избегает прямого контакта с Бергсоном,  посланцем  своего  шефа?
Ответ однозначен: у него есть причины не доверять Бергсону, а вместе с ним
и шефу. На сцену появляется "подсадная утка" - Блинов.
   - Но, - сказал Диомидов, - я не понимаю. Ведь  эмиссар  имеет  какой-то
канал связи с Хенгенау.
   - Имел, - поправил генерал. - Видимо, в том-то  все  дело.  Представьте
себе  простейший  вариант.  Этот  эмиссар,  по  словам  Бергсона,  наглухо
законспирирован. Он живет под чьей-то личиной. Живет давно, не поддерживая
связи со своими хозяевами, ничем  не  проявляя  себя.  И  вот  однажды  он
получает  письмо.  Обыкновенное  письмо   "до   востребования".   Местное,
московское. А бросил это письмо в  почтовый  ящик  на  улице  какой-нибудь
работник посольства по поручению Хенгенау. В письме  задание:  разработать
новые условия связи. Агент подчиняется и разрабатывает:  вербует  Блинова,
сообщает номер телефона, по которому его надо  искать.  Каким-то  способом
передает эту информацию человеку из посольства.  Тот  отправляет  сведения
Хенгенау. Бергсон едет в Россию. Все?
   - Все. А Ридашев?
   - Тут какая-то путаница,  -  задумчиво  произнес  генерал.  -  Нам  еще
придется повозиться.
   - С Хенгенау у вас вышло логично, - похвалил Диомидов.
   - Я назвал простейший вариант, - подчеркнул генерал. -  Их  могут  быть
сотни.  Тут  весь  вопрос  в  существе  дела.  Когда  неизвестный  эмиссар
знакомится с Блиновым? Два месяца назад. Говоря другими  словами,  задолго
до известных событий. Он еще не успел побывать в Сосенске.  Но  "подсадную
утку" уже стал готовить. Причем нашел именно в том  музее,  где  хранились
дневники Беклемишева. С Блиновым повезло. И он дал его телефон Хенгенау, а
тот Бергсону. Если бы в музее не нашлось Блинова, этот эмиссар придумал бы
что-нибудь другое. Какой же вывод из всего этого следует?
   - В Сосенск он явился под именем Ридашева, - заметил Диомидов.
   - И с документами на его имя, учтите.
   - Да. - Диомидов задумался. - Что же выходит?.. Выходит,  документы  на
имя Ридашева у него были готовы... Что за черт?  Не  могу  поймать  мысль.
Ридашев тут, Ридашев там...  Стоп!  А  Бергсон?  Бергсон,  который  шел  к
Ридашеву?
   - И пришел к Ридашеву, - усмехнулся генерал.
   - Но не к тому, к кому шел. Вот чертовщина! Никак не уловлю сути...
   - А ловить надо, - заметил генерал. - И возможно скорее, ибо где-то тут
собака зарыта.
   - Задачка, - Диомидов нахмурился.
   - А не действует ли тут третья сила? - предположил генерал.
   - Не понимаю, - сказал Диомидов.
   - Да я все о том же. Сдается,  что  эмиссар  дурачит  своих  хозяев,  и
давненько. Зачем бы ему это делать?
   - Не верю.
   - Я тоже. Но исключать нельзя ничего. Мы в общем-то на правильном пути.
И неплохо бы "походить" еще вокруг музея. Не может быть, чтобы этот тип не
оставил там следов, кроме Блинова, Откуда он, например, узнал про дневники
Беклемишева? На этот вопрос следует найти ответ как можно скорее.
   - Есть, - сказал Диомидов, покидая кабинет генерала.
   Постановка этого вопроса  закономерно  вытекала  из  всех  имеющихся  в
распоряжении следствия материалов. Но одно  дело  -  поставить  вопрос.  И
совсем другое - получить на него ответ. "Подсадная утка" помочь не  могла.
Она сыграла свою роль. Живые птицы улетели, а  деревянная  чурка  осталась
плавать на поверхности воды. Она не знала, зачем ее бросили в болото.
   Клубок беклемишевского дела оказался  не  только  запутанным.  Он  весь
состоял из обрывков. Сосенская ниточка дотянулась до ямы в лесу. Ромашов и
Беркутов  разматывали  сейчас  тонкий,  как  паутинка,   кончик,   ведущий
предположительно от  трупа  вора  к  личности  эмиссара.  Они  скрупулезно
просеивали жизнь вора через сито следствия, отбирая нужные  факты.  Фактов
пока было очень немного, и Диомидов опасался, как бы и этот  кончик  нитки
не оборвался. Сам он за это время выдернул из клубка два толстых  куска  с
узлами. Бергсон, Хенгенау, Блинов. Эти узелки были уже частично развязаны.
Из мотка выглядывал новый кончик. Показания Блинова были ценны только тем,
что указывали на этот самый кончик.  Существовали  источники,  из  которых
Ридашев-Клепиков получил в свое время информацию о дневниках  Беклемишева.
Надо было эти источники найти.
   Факты свидетельствовали, что эмиссар Хенгенау побывал в  музее  раньше,
чем в Сосенске. Получив задание разыскать беклемишевское наследство, он  в
первую  очередь  занялся  Блиновым.  Что  это   может   означать?   Весьма
сомнительно, что  он  мог  предвидеть  все  последствия  своей  поездки  в
Сосенск. Трудно, пожалуй, невозможно предположить, что он знал о свойствах
предмета, который должен  был  изъять  у  Беклемишева.  Судя  по  рассказу
Бергсона, сам Хенгенау об этом не был осведомлен. И все-таки этот  эмиссар
готовит  "подсадную  утку"  именно  в  том  музее,  где   лежат   дневники
Беклемишева. Это не простое совпадение. Над дневниками работает  подлинный
Ридашев. Эмиссар знает это. Мало того, он едет в Сосенск с документами  на
имя Ридашева. Что это, случайность? Генерал высказал  мысль,  что  эмиссар
решил одурачить своих  хозяев.  Какой  в  этом  смысл?  "Этот  человек  не
продается, учтите, Бергсон", - говорил Хенгенау. Как понимать эту фразу?
   Вопросов было много. Чтобы ответить на них, нужно было начинать  поиск.
Но с чего? В какую сторону следовало сейчас направить шаги?
   Диомидов задумчиво листал папку с делом об  убийстве  Беклемишева.  Она
здорово распухла за эти дни. Но главного в ней еще не было.
   Музей? Почему агент Хенгенау вышел на этот музей? Не содержалось ли  на
этот счет указаний в данном ему задании?  Как  ему  вообще  удалось  найти
Беклемишева?  Ведь,  зная  только  одну  фамилию,  невозможно  практически
разыскать нужного человека в такой огромной стране, как Советский Союз.  А
эмиссар относительно быстро сориентировался.  Несомненно,  указания  были.
Хенгенау знал, как найти  Беклемишева.  Следовательно,  Беклемишев,  кроме
расписки на жертвенном камне, оставил в Южной Америке еще  какие-то  следы
своего пребывания. Причем такие, которые не  стерлись  за  пятьдесят  лет.
Могла, например, сохраниться официальная переписка. Или адреса?
   Адреса? Что ж... Это вполне вероятно. Но чьи? Родственников?  Знакомых?
Или самого Беклемишева? Тоже вполне возможно. Но тогда при чем тут  музей?
Может, Беклемишев переписывался с этим музеем? Придется поднимать  архивы.
Ничего не поделаешь...
   Вечером в кабинет к Диомидову заглянул Ромашов.
   - Ну и накурили вы, Федор Петрович! - сказал он еще  от  порога.  -  Не
только топор, стул можно подвесить.
   - Ладно, - миролюбиво буркнул полковник.  -  Подвешивайте  и  садитесь.
Рассказывайте.
   - Рассказывать нечего, - устало  откликнулся  Ромашов.  -  Никто  этого
Петьки в компании с убийцей не видел. Завтра вот еще с Настей побеседую, и
конец. Настю я на закуску оставил. Петькина первая любовь. Словом, никаких
надежд.
   - Ну, ну, - сказал Диомидов. - Так уж и никаких. Надежды, брат,  юношей
питают и нам отраду подают. Без надежд жить  нельзя.  Скучно.  Вот  так...
Так, значит. А вы говорите: "никаких надежд".
   Глаза  Диомидова  смеялись.  Ромашов  вопросительно  смотрел  на  него.
Неужели полковник что-то нашел?
   - Нет, - сказал Диомидов в ответ на его  молчаливый  вопрос.  -  Ничего
пока нет. Кроме вот... Надежд, что ли?
   И  он  многозначительно  постучал  согнутым  пальцем  по  папке.  Потом
рассказал Ромашову о своих размышлениях.
   - Переписка, это понятно, - заметил Ромашов. - А  вот  адреса?  Где  их
искать?
   - Да тут же, - Диомидов поднял папку и, как  бы  взвесив  ее  на  руке,
вновь опустил на стол. - Пройдемся еще разок и поищем. А начнем мы... - он
полистал дело. - Начнем хотя бы с этого товарища.
   Ромашов проследил за пальцем полковника. Палец  упирался  в  фамилию  -
Мухортов.
   Следы вели в Сосенск. Аптекарь снова выходил на сцену.


   В лаборатории полным ходом шел ремонт. В  углу  лежала  куча  мешков  с
алебастром.  Рабочие   неторопливо   устраняли   разрушения,   причиненные
взбесившимся памятроном. Все лишнее было  вытащено  в  коридор,  на  пульт
памятрона накинули брезент. И теперь в пустом  обширном  помещении  голоса
звучали гулко и непривычно.
   Шум,  поднятый  сообщением  Лагутина   о   неизвестной   субстанции   с
необыкновенными свойствами, постепенно заглох.  Паломничество  любопытных,
приходивших поглазеть на трещину в  стене,  прекратилось.  Директор  издал
приказ, в  котором  особым  пунктом  оговаривалось  строжайшее  соблюдение
тайны. Приказ,  впрочем,  являлся  превентивной  мерой.  Все  в  институте
понимали, что произошло событие, которое, несомненно,  повлечет  за  собой
цепь  новых  масштабных  открытий,  возможно  перечеркивающих  современные
представления о веществе и поле. Памятрон, созданный  как  инструмент  для
биологических исследований, внезапно оказался не тем, за что его принимали
до сих пор. Это было странно, загадочно и даже страшно. Грубо говоря,  это
выглядело так, как будто из носика  кипящего  чайника  вместо  пара  вдруг
вырвался лазерный луч.
   Биологи обратились за разъяснениями к физикам  из  ведомства  академика
Кривоколенова.
   - Ваша работа, - сказал Лагутин руководителю  проекта  памятрона.  -  И
вообще тут, кажется, по вашей части.
   - Работа-то наша, - задумчиво почесывая лысину, заметил руководитель. -
Идеи ваши. Н-да... Значит, эта музыкальная шкатулочка на квантах  показала
зубки. Любопытно. А на каком режиме вы ее гоняли?
   Лагутин положил перед руководителем проекта лабораторный журнал.  Лысая
голова склонилась над столом.
   - Н-да... Частотная характеристика?.. Гм-м... Плотность потока?  Так...
Модуляции?.. Вы что? Все время шли по нарастающей кривой? Да? Нет,  ничего
нет... Кругом сплошная норма. Прибор должен работать как часы. Понимаете?
   - Нет,  -  сказал  Лагутин,  вкладывая  в  это  слово  возможно  больше
проникновенности. - Он не работал как часы. Эта штука  поползла  из  него,
как тесто. И потом, знаете, были  еще  привидения.  Хотя  привидения  были
раньше. А тесто уже после.
   - О привидениях не слышал, - сказал руководитель проекта. - Расскажите.
   Лагутин рассказал. Потом с  минуту  подумал  и  заговорил  о  том,  что
услышал от Диомидова: про опыты Хенгенау  в  сельве,  про  храм,  странную
пленку с изображением кошкочеловека, трость Беклемишева и сны  Бухвостова.
Про рыжую цыганку, притягивающую гвозди, он тоже упомянул.
   - Теперь можете потрогать мой лоб, - закончил он. - Потому что  я  хочу
сделать один вывод. Боюсь, он покажется вам несколько опрометчивым.  Но  я
все-таки скажу... Дело в том, что нам придется работать в тесном контакте.
И вы должны знать мое мнение...
   -  Я  догадываюсь.  Только,  честно  говоря,  пока  не  вижу,  где   вы
усматриваете связь между... между этими фактами. Все  они...  как  бы  это
получше?.. За рамками наших представлений, что ли...
   - В том-то и дело, - вздохнул Лагутин. - Кривоколенов не верит в  рыжую
цыганку. Хотя яму в лесу он, например, видел. В Сосенск он направлял целую
комиссию для изучения ямы в саду. Но комиссия увидела только я