щики обидятся,  а
они люди важные нынче, работают только с иностранцами. Тогда я в  рамках
разговора о парашютном спорте хотел предложить, чтобы всем  поэтам  даже
на земле выдать каждому парашют, так как они, витая в облаках, подверга-
ют как свою, так и чужую жизнь опасности. И это не  разрешили,  мол,  за
рубежом решат, что русские исподволь готовят десантников. В комнату бес-
шумно вошла женщина в чадре, неся на подносе чайник и  два  стакана.  Та
самая турчанка, подумал я. Все дети поэта тоже были поэтами, но, как го-
варивал их отец, никто из них не дорос до уровня Жуковского, как извест-
но, рожденного турчанкой. И молва разносила  слух,  будто  Померещенский
вывез из восточных земель  турчанку,  и  звать-то  ее  соответственно  -
Сальха, вот она со временем и должна родить нового Жуковского.  Турчанка
так же бесшумно выскользнула. Чайная церемония! - воскликнул поэт, приг-
лашая к столику. Жаль, японцы не прилетят, пронюхали про  мою  гипотезу,
что Курильские острова возникли в результате взрывов Тунгусского и Сихо-
тэ-Алиньского метеоритов, следовательно являются исконными ошметками на-
шей территории. А вообще-то я люблю восток едва ли не больше, чем запад,
разоткровенничался за чаем хозяин, - восток - всегда загадка, да я и сам
с востока. Я род свой веду от самого Стеньки Разина, это  во  всех  моих
ранних биографиях упоминается. Но вот о дворянской, княжеской линии  мне
приходилось умалчивать, а эта линия идет от персидской  княжны,  которую
якобы утопил в Волге мой свирепый пращур, если верить песне. Но на самом
деле она выплыла и родила еще одного моего предка, о чем сегодня свобод-
но можно говорить, благодаря гласности. Ну, а сейчас, на закате лет моих
свести хочу снова восточные линии - он указал на бесшумную  турчанку,  в
который уж раз балующую нас чаем. - Чай, между прочим,  прямо  с  чайной
плантации в горах Цейлона, так снабдили, что на год хватит! Что  вы  там
увидели? - поэт перехватил мой любопытный взгляд: Это мои  рентгеновские
снимки, сильно увеличенные, они понадобились, когда я пробовался на роль
Кощея Бессмертного. Ах, что за прелесть, эти сказки! И ведь верно, сказ-
ка - ложь, да в ней намек. Я так думаю, Кощей несомненно был инопланетя-
нин, робот, скорее даже киборг, и его смерть - игла, спрятанная в  яйце,
- не что иное, как дистанционное управление, отключающее  Кощея.  А  это
значит, что уже в незапамятные времена  наши  предки-славяне  уже  умели
пользоваться дистанционным управлением, беда в том, что  управлять  осо-
бенно было нечем, кроме как Кощеем, хотя за ним и стояло  целое  Кощеево
царство. Отсюда возникла идея, что управлять вообще лучше издалека,  по-
тому и призвали варягов, чтобы  они  у  нас  княжили.  А  вспомните  со-
ловья-разбойника, от свиста которого сам Владимир Красное  Солнышко  под
стол забился. Это тоже пришелец, который силен и страшен, пока  он  пря-
чется в своем космическом корабле, а как только Илья Муромец его  оттуда
стрелой выковырял, он уже и беспомощен, возможно, он тоже - киборг,  те-
ряющий свои силы при удалении от системы питания. Подобные  случаи  были
известны и в античной Греции, иначе откуда этот образ Антея, он не прос-
то от матери-земли черпал силу, а от определенной точки  ее,  в  которой
осуществлялся контакт с кораблем, который, вы же понимаете, не  мог  ос-
таться торчать над землей, он и к взлету был готов из-под  земли,  после
таких обратных стартов и возникли  многочисленные  вулканы.  Вообще  все
сказочные страшилища и гиганты, это пришельцы в скафандрах, а их  чудес-
ные превращения в добрых молодцев - это просто выход из скафандра, сбра-
сывание космических доспехов. А происходит это не сразу, ибо нужен инку-
бационный период, акклиматизация в новых, земных  условиях.  Вот  почему
наш народ так терпелив... Я хотел было перебить собеседника, усомнившись
в космичности нашего терпения, но, разгоряченный чаем,  великий  сочини-
тель был готов, казалось, слушать только себя. Потрясение! -  воскликнул
он. - Нам всем необходимо потрясение! В чем загадка происхождения  чело-
века? В потрясении! Когда появились посланцы далеких миров, животный мир
земли заволновался. Но когда эти посланцы посмели наконец разоблачиться,
они предстали во всей красе, которую никто не мог оценить,  кроме  наших
предков обезьян, ведь обезьяны и сейчас самые впечатлительные из  живот-
ных. Они, как известно, любят и понимают телевидение. А тогда,  на  заре
зажиточной жизни, именно обезьяны были потрясены красотой пришельцев,  и
в них произошли мутации, превратившие их в человека, а память их  сохра-
нила это потрясение, что и было зафиксировано в букве  Священного  Писа-
ния: по образу и подобию! Вот, батенька!  Священная  история  ничуть  не
противоречит эволюционной теории Дарвина, сокровенным осталось лишь соз-
нательное стремление мудрых обезьян к увиденному и оцененному ими  обра-
зу. Отсюда нам будет лучше понятно и  откровение  Достоевского:  красота
спасет мир! Если, конечно, мир обратит на нее внимание. И так называемое
второе пришествие - это приближение  нового  космического  цикла,  когда
снова нас посетят высшие существа, которые не могут прибыть к нам раньше
по соображениям космической геометрии. А до этого они  дали  нам  бездну
времени, чтобы разобраться в самих себе, прежде чем приобщиться  к  веч-
ности. А знаете, почему произошло великое оледенение?  Улетавший  косми-
ческий корабль оставил после взлета пылевое облако, оттого ослабла  сила
солнечных лучей, остыли атлантические течения, Гольфстрим и тому  подоб-
ное, ледник пополз и сдвинул с места арийские племена, которые мерзли  и
одевались, а необходимость одеваться это первый шаг к  обретению  косми-
ческих доспехов, они пришли на юг и дали южным племенам  эту  гениальную
идею - одеваться даже тогда, когда жарко. А южные племена отплатили  се-
верным идеей изобразительного искусства, ведь они начинали с татуировки,
им еще не приходила мысль создать некую оболочку вокруг  себя,  они  еще
изменяли свою собственную, а нанесение татуировки, копирующей облик при-
шельца, этот эскиз, примеренный на собственное  тело,  он  и  формировал
собственно человека, татуировка п режде всего устраняла волосатость, вот
почему мы, если разденемся, выглядим самыми голыми из животных, а раз мы
самые голые, то и интерес у нас к этому моменту  обостренный,  так  стал
человек самым сексуальным существом, в результате чего неимоверно  расп-
лодился, а когда окончательно расплодился, этот интерес кое-где стал вы-
ражаться в порнографии и во всяких там эротических шоу... Не  исключено,
что ко второму пришествию мы опять полностью обнажимся. Фантаст  вскочил
и удалился в другие комнаты, я испугался, уж не обнажаться ли он  пошел,
но вот он вернулся, действительно в другой форме, как  ни  странно,  это
был глухой френч защитного цвета, ремень с кобурой, где, возможно, нахо-
дился настоящий пистолет, я знал уже непредсказуемость поведения велико-
го человека и испугался еще больше, так что даже не обратил внимания  на
его брюки, были ли они с лампасами или нет. Заметив в его руках книгу, я
тут же успокоился, а он сел в свое кресло и, как будто это было  продол-
жением разговора, прерванного его новым переодеванием, отчеканил:
   - Теперь обстановка и убор человека далеко не  имеют  того  значения,
какое они имели в старые времена. Современный человек обставляет и  уби-
рает себя по своим понятиям и вкусам, по своему взгляду на  жизнь  и  на
себя, по той цене, какую он дает самому себе и людскому мнению  о  себе.
Современный человек в своей обстановке и уборе ищет самого себя или  по-
казывает себя другим, афиширует, выставляет свою личность и потому забо-
тится о том, чтобы все, чем он себя окружает и убирает, шло ему к  лицу.
Если исключить редких чудаков, мы обыкновенно стараемся окружить и  выс-
тавить себя в лучшем виде, показаться себе самим и  другим  даже  лучше,
чем мы на самом  деле.  Вы  скажете:  это  суетность,  тщеславие,  прит-
ворство...
   - Что вы, что вы, - поспешил заверить я, - я с вами совершенно согла-
сен! - я грешным делом подумал, что он собирается таким образом  отстаи-
вать соцреализм, приукрашивание  действительности  как  способ  показать
лучшее будущее, но он, не снижая пафоса, размахивал далее книгой,  зало-
жив какое-то место в ней указательным пальцем:
   - Так, совершенно так. Только позвольте обратить ваше внимание на два
очень симпатичные побуждения. Во-первых, стараясь показаться себе  самим
лучше, чем мы на деле, мы этим  обнаруживаем  стремление  к  самоусовер-
шенствованию, показываем, что, хотя мы и не то, чем хотим  казаться,  но
желали бы стать тем, чем притворяемся. А во-вторых, этим притворством мы
хотим понравиться свету... - На этом месте Померещенский споткнулся, пе-
рестал размахивать книгой, так что стало видно на обложке:  В.  О.  Клю-
чевский. оИсторические портретып, раскрыл ее на заложенном месте  и  уже
по написанному прочитал: оВ старые времена личности не позволялось  быть
столь свободной и откровенной...п - он протянул книгу мне, и я с удивле-
нием удостоверил точность цитаты, что  подтверждало  легендарную  память
моего импозантного собеседника. Он еще какое-то время  наслаждался  моим
неподдельным удивлением, затем промолвил: - Вы теперь понимаете,  почему
не приходит художник? Мое лицо неуловимо, как и лицо нашего времени... А
ведь я лишь один из тех, кто вышел из своего народа, чтобы показать  его
ему же. И чем дальше, чем более зрелым становился мой талант, тем  труд-
нее удавались мои портреты. Да что это я все говорю,  говорю,  это  даже
как-то с моей стороны негостеприимно, не стесняйтесь, спрашивайте!
   - Что вы, вы так интересно рассказываете,  вы  просто  предвосхищаете
мои вопросы! Разве что хотелось бы услышать, как вы начали  сочинять,  -
осмелел вдруг я.
   - Писать я начал едва ли не раньше, чем научился читать, а потом  что
бы я ни читал, так тут же сочинял что-то подобное. К сожалению, мало что
сохранилось, ведь я долго скитался. Помню  только,  прочитал  я  оГадкий
утенокп Андерсена и написал оГадкий опенокп, сказку, как опенок стал бе-
лым грибом, а для этого проработал литературу о грибках, после чего  на-
писал первую фантастическую повесть о Луне, пораженной лучистым грибком,
я там объяснил, почему в полнолуние оживают вампиры и происходят превра-
щения оборотней - это лунный грибок проникает в  кровь  и  вызывает  та-
кое-этакое...
   - Здорово! Значит, уже в детстве  дарование  проявилось.  А  как  оно
дальше развивалось?
   - Когда я стал побольше, я мечтал стать скульптором. Ведь где бы я ни
был, в любом городе стояли скульптуры, очень тяжелые, и я тогда стал ка-
чать мышцы в уверенности, что искусство скульптора  заключается  в  том,
чтобы громоздить камень на камень. Но это увлечение быстро  прошло,  так
как монотонность гимнастики с гантелями наскучила мне.
   - И что потом?
   - Потом я обратил внимание на мое лицо, вот тогда  я  и  обратился  к
боксу, а когда на нем уже стала пробиваться борода,  я  и  начал  пробо-
ваться в кино.
   - На роль бородатых?
   - Бородатых у нас еще Петр Великий запретил. Чтобы все на  лице  было
написано. А я стал пробоваться на иностранцев, я же одно  время  увлекся
иностранными языками.
   - И вы пробовались на иностранных языках?
   - Не обязательно, фильм бы все равно дублировался. Но вот мне  доста-
лась роль египетского писца в фильме о  знаменитом  реформаторе  фараоне
Эхнатоне.
   - Почему не самого Эхнатона?
   - Должен сознаться, что в юности я шепелявил и даже заикался, поэтому
поначалу мне давали только бессловесные роли. И вот я сижу над  бумагой,
это якобы папирус, и я на нем что-то должен писать. Как только я взял  в
руки перо и оказался над бумагой, я тут же начал писать, не останавлива-
ясь, режиссер пытался меня вывести из кадра, так как мой эпизод  кончил-
ся, но мысли так и просились наружу, а скрипел пером я так  остервенело,
что ко мне уже не решались подойти, да и я ни на кого не обращал  внима-
ния, даже на саму Нефертити и  ее  полуголых  шестерых  дочерей.  Съемку
пришлось прервать, пока не кончилась бумага, а я - вчерне, конечно, наб-
росал свою ставшую известной повесть оПятая нога в четвертом измерениип.
   - Это в ней вы открыли, что не только скорость  вращения  зависит  от
времени, но и количество времени зависит от прецессии скорости?
   - Совершенно верно. Там же я высказал важные соображения о четности и
нечетности в живых организмах.
   - Если я не ошибаюсь, вы утверждали, что живой организм отличается от
неживого косного тела тем, что находится сразу в двух мирах, собственном
и зеркальном, так возникает четность  всего  органического  как  частный
случай симметрии вещества?
   - Вы, я вижу, неплохо ознакомились с моими ранними работами.  А  ведь
свой первый сборник стихов я, как и Некрасов, скупал, чтобы  уничтожить,
он был слабым, но мне не удалось опередить  моих  читателей,  почти  все
расхватали.
   - Насколько я помню, критики оценили высоко этот сборник, хотя разош-
лись в мнениях, одни подчеркивали свежесть рифмовки,  другие  вообще  не
заметили рифму и восхищались авторским оптимизмом, но все хором  хвалили
название - оРядовой мирового порядкап...
   - Я бы не сказал, что критика меня обрадовала, в военной прессе писа-
ли, что ждут от меня произведений про сержантов и майоров, журнал  оТех-
ника - молодежип сетовал на то, что в  моих  стихах  нечетко  проводится
граница между релятивистской и нерелятивистской картиной мира, а  критик
и литературовед Кожинов ничего не написал, но проговорился, что за  вве-
дение таких порядков в старое доброе время просто тащили  за  шиворот  к
мировому судье. Правда, Кожинов, известное дело, консерватор.
   - А я слышал, что он обижается, когда его так называют,  и  уточняет,
что на самом деле он - реакционер.
   - Ну, это еще того пуще. Я же всегда был и останусь неисправимым  но-
ватором. Извините, а вы не курите, - ни с того, ни с сего  обратился  ко
мне новатор. - Нет, я бросил, - ответил я и невольно похлопал  по  своим
карманам в поисках отсутствующих спичек. - Вот и хорошо, я тоже  бросил,
ведь новатору надо долго держаться за  жизнь,  чтобы  увидеть  торжество
своих идей. Но когда внимательно относишься к бытию, даже дурные привыч-
ки приводят к отдельным озарениям. Когда я выдыхал дым, я не только  лю-
бовался витиеватыми разводами, которые могли бы дать недурную  пищу  ху-
дожникам-абстракционистам, но я однажды вдруг со всей очевидностью  ощу-
тил материальность слова, его способность стать плотью. И  я  почувство-
вал, почти почуял, что  такое  устное  предание,  как  оно  передавалось
раньше, до книгопечатания, история и поэзия. Это было буквально - из уст
в уста. Вот так возник поцелуй как типично человеческое явление. Так что
любовь - это закономерное следствие  обмена  информацией,  причем  обмен
этот носит доверительный, тайный характер, потому любовь и  причисляется
к таинствам в христианстве. И вот еще. Выдыхание это и  есть  произнесе-
ние. Господь Бог выдыхал планеты, буквально выдувал их вместе с их  наи-
менованием. Поэтому и говорится в Евангелии от Иоанна -  В  начале  было
Слово...
   При этих словах я на всякий случай  незаметно  перекрестился.  Уж  не
знаю, уместно ли было об этом спрашивать, но я все-таки спросил:  Верите
ли Вы в Бога? Ответил он почти не раздумывая, только еще почесал  в  за-
тылке - Богом я весьма интересуюсь. Однажды в Берлине, который  еще  был
Западным, я спросил одного пастора, моего доброго знакомого - А есть  ли
Бог? Он только рассмеялся и тут же отвлекся, стал  показывать  таксисту,
как нам лучше ехать от аэропорта к нему домой. Потом я  многих  об  этом
спрашивал, так сказать, профессиональных служителей культа. Один тибетс-
кий лама так мне ответил: раз ты об этом спрашиваешь,  значит  для  тебя
нет Бога. Я даже обиделся, но лама не стал со мной больше разговаривать,
да и переводчик куда-то исчез. Было это на севере Тибета, куда иностран-
цы почти не допускались, сделали  исключение  только  для  меня.  А  мне
больше нравился южный буддизм, я где-то читал, что  одна  из  его  школ,
тхеравада, очень во многом воплощает в себе предпосылки  диалектического
материализма. Я хотя в партиях никогда не состоял, но одно время  считал
себя еврокоммунистом... Я уже долго терпел, но, наконец, не  выдержал  и
спросил: где у вас туалет? Он тут же провел меня, включил свет, при этом
загадочно улыбаясь. Я вошел, закрылся, только посмотрел на унитаз и  ос-
толбенел: на сиденье лежала очень аккуратно - колючая проволока. Я поду-
мал, хорошо, что я не женщина, но, подойдя поближе, я увидел, что прово-
лока была замурована внутри прозрачной  пластмассы.  Выходя,  я  заметил
сбоку на полочке портативный телевизор. Разумно, подумал я, а то у  мно-
гих в туалетах книги лежат, причем только в туалетах..
   Ну как? - великий путешественник радушно улыбался: эту штуку для уни-
таза я привез из города Маннгейма, где, как  утверждают,  был  изобретен
велосипед. Я немцам возразил, что велосипед изобретен у нас в Нижнем Та-
гиле. Они мне на это сказали, что и автомобиль мерседес у них  изобрели,
а у вас, говорят, в каком городе изобрели мерседес? Еще показали мне по-
жарную каланчу, где у них живут писатели и художники, а на прощанье  по-
дарили мне в шутку эту крышку, добавив, что рады были бы подарить  вело-
сипед, но понимают, что ехать мне слишком далеко, а на этом тоже  сидеть
можно. Дорогая вещь, я видел в витрине - полтысячи немецких марок.
   - Уж лучше бы велосипед подарили, - поспешил я посочувствовать нашему
герою, - ведь хорошие у них велосипеды. Я верю, - согласился герой, - но
итальянские есть и получше немецких, у меня уже был дорожный  велосипед,
подаренный мне на Сицилии, я на нем прямо к Этне подкатывал.
   - Вот как, - догадался я, - так вы на  велосипеде  к  теме  Эмпедокла
прикатили?
   - Никак нет, на мерседесе, когда меня привезли в  старинный  немецкий
город Тюбинген. Там рассказали мне о судьбе Гельдерлина, писавшего драмы
об Эмпедокле, разные варианты, Гельдерлин никак не  мог  ухватить  образ
этого божественного философа, его духовное отшельничество. Мне  показали
башню, где на берегу Некара был заключен блаженный Гельдерлин,  он  ведь
восторгался французской революцией, но потом сошел  с  ума,  узнав,  что
французы пошли на Россию. А еще его не любил и не понимал великий графо-
ман Гете, потому Гельдерлин покинул свою башню и уехал в  Россию,  чтобы
освобождать ее, как Байрон Грецию, но его  там  не  поняли,  приняли  за
француза, вот он и замерз на улицах Москвы, кажется, пьяный. Как не  по-
любить такого человека!
   - Постойте, забеспокоился я, усомнившись вдруг в некоторых  собствен-
ных познаниях: на улицах Москвы замерз поэт Ленц, его тоже не любил  Ге-
те, да и не замерз, умер, кажется, в мае...
   Российский поэт сердито сверкнул глазами: Быть может, и Ленц  замерз,
на улицах Москвы не мудрено замерзнуть, даже в мае. Я тоже чуть  однажды
не замерз в Москве на улице Герцена, ночью, хорошо хоть  родная  милиция
ко мне лучше отнеслась, чем к немецким  поэтам  их  Гете:  меня  узнали,
отогрели, да и домой отвезли... Должен заметить, что пока я был в туале-
те, на столе появились фрукты: яблоки, бананы, курага, изюм и еще разные
орехи.
   - А не хотите ли выпить, - спохватился  хозяин,  -  у  меня,  правда,
только литературные напитки. - Он подкатил бар на колесиках и стал пока-
зывать бутылки. - Это амонтильядо, помните, у Эдгара По - оБочонок амон-
тильядоп, у меня, правда, не бочонок... А это -  кьянти,  ординарное,  у
Гумилева: оВ ночном кафе мы молча пили кьянти,  когда  вошел,  спросивши
шерри-бренди, высокий и седеющий эффендип, вот и шерри-бренди, ну, водку
воспел еще скандалист Иван Барков: оРевет во мне хмельная  водкап,  а  в
допушкинском том же веке некий аноним обращал к  многоликому  Ломоносову
оЭпистолу от водки и сивухип: оПускай, коль хочет кто, пребудет твер