верху  до  низу!  Люди  из шахты твердили:
"Расчистить  завал?!  Камни  начали  сыпаться  в  самом  низу...  Невозможно
пробиться сквозь слой такой толщины!"
     Разумеется, кто-то уже  опустился на несколько метров вниз и безуспешно
пытался  пробиться  сквозь глыбы...  Несли  кирки, бадьи для мелких  камней,
молотки... Отказаться пробиться вглубь было опасно, "Трибунал" не простил бы
такого, но люди не верили, что их попытки помогут...

     - Они все мертвы, те, кто был внизу...
     - Мы не пробьемся...
     -  Да, кобольды  вряд  ли  вернут тех, кто  смел угрожать  им  молитвой
Святого...
     - А ведь из трех шахт эта -  самая лучшая, те две дают только  четверть
камней...

     Люси вдруг ощутила холодную дрожь.
     -  Эдгар знал... Знал, что  шахта  должна  рухнуть...  Знал даже  время
крушения... Эдгар причастен к тому, что случилось! - мелькнуло в мозгу. - Он
обязан мне все объяснить! Только где мне найти его?
     Люси с  огромным трудом начала выбираться из громко шумящей толпы.  Она
знала, где  главный склад сколов. И ей было трудно представить,  что там нет
надежной  охраны.  Они  не  посмели  бы   бросить  сокровища,   чтобы  пойти
посмотреть, что творится у шахты... Возможно, и Эдгар там, с ними... Ведь он
не любил "разный сброд", как презрительно звал всех старателей...

     Люси никак не хотели пустить внутрь склада.
     -  Какой еще Эдгар?...  Ах, "кобольд"? Учетчик? Учетчик  на месте!... К
нему? А зачем?... Может, лучше расскажешь, подружка, что там  происходит,  у
шахты?
     Однако ей  повезло,  Люси  все  же  пустили.  Охранник ее  проводил  до
какой-то двери и буквально втолкнул внутрь.
     -  Красотка  к  тебе, писарь! - рявкнул он, и человек за столом  поднял
голову, недоуменно взглянув на вошедшую.
     Люси  слегка  растерялась. Ей  нужен  был  Эдгар,  а  вовсе не  парень,
сжимавший перо в перепачканных пальцах. Он выглядел старше ее дружка. Взгляд
Люси  сразу отметил блестящую  россыпь  прыщей на болезненно-бледном лице. (
Такой  цвет  очень часто бывает  у тех,  кто почти  не  выходит на  воздух.)
Короткие  темные  волосы   писаря  были  достаточно  сальными,  а  выражение
маленьких глаз недоверчивым и, в то же время, надменным. Он так посмотрел на
нее,  что  она  ощутила  себя  надоедливой  мухой,  без  спросу  залезшей  в
чернильницу писаря.
     - А где... Где Эдгар? - спросила его Люси.
     Парень, как видно, не понял вопроса.
     - Какой такой Эдгар? - ничуть не скрывая досады, спросил он, измерив ее
ледяным взглядом.
     - Кобольд!
     Сидевший за столиком вдруг покраснел так, что даже пропали прыщи.
     - Ах ты, девка! Туда же?! Ты  лучше  читать научись, а потом обзывайся!
При храме  я  был самым лучшим  из всех! Я еще покажу  вам, скотам, как меня
обзывать разной поганью! Ишь ты, шутница нашлась!
     - Это  я  не тебя... Ты  вообще  здесь совсем  не  при  чем.  Я  искала
другого...  Он  мне  говорил, что... Скажи мне, здесь, кроме тебя, есть  еще
кто-нибудь? Есть другой писарь? - хрипло спросила его Люси.
     - Я один был удостоен вести учет сколов, - надменно ответил парнишка.
     - Ты знаешь пять шрифтов и три языка?
     - Разумеется!
     - Тебе сейчас девятнадцать лет?
     - Да, девятнадцать.
     - Тебя... Значит, это тебя зовут Кобольдом?
     Парень опять покраснел и напрягся.
     - Прости, я тебя не  хочу  обижать,  - очень быстро сказала ему Люси. -
Просто... Как видно, один из  наших рабочих решил обмануть меня,  выдав себя
за тебя... Я поверила. Ты извини... Я пойду, хорошо? Не сердись на меня...

     ...Один из наших рабочих...
     Люси знала, что это ложь, Эдгар не  мог быть старателем.  Руки,  манера
держаться, не слишком привычная  речь, необычный, немного  пугающий облик, в
котором смешались черты разных рас...
     Кем  он  был,  незнакомец, случайно вошедший в  ее  жизнь?  Быть может,
наследником шахты, который приехал продать "Трибуналу" свою  долю и позабыть
о  какой-то далекой Сибилле? Ведь  Харт не случайно сказал  ей: "Пацан!"  Но
наследник  из  города, кем бы он ни  был, не мог знать  о страшном обвале, а
Эдгар...  Он знал.  Знал,  что штольню завалит.  Не зря  он велел  ей купить
сколы! Значит, он все-таки кобольд, дух шахты?
     -  Я  человек,  я такой же, как ты! - сказал он  ей в последнюю ночь. -
Просто я знаю то, чего мне нельзя знать...
     Человек не  мог вызвать  обвал...  Человек  не  мог знать, что  молебен
обрушит шурф. И  человек не  смолчал бы, знай он о смертельной опасности. Он
бы пошел на костер, но не дал бы причету спуститься и стать жертвой нечисти!
     - Я человек!
     Оставался  один вариант, объясняющий если не все, то достаточно многое.
Эдгар - внебрачный ребенок кого-то из "brilliant soul" и... Один из тех, кто
не должен был  жить, потому что уже самим  фактом рождения опровергал  самый
главный  закон "Трибунала" - запрет на  смешение  рас.  Он  сумел  выжить и,
приспособившись  к миру,  избегнуть  костра и меча. Но часть проклятой крови
Отверженных,  "satanos  rubinos", переборола  Свет,  дав  ему шанс  овладеть
черной  магией...  Когда он  ей  говорил  про  жриц  расы  Сияющих, служащих
нечисти, то, вероятно, подумал о собственной матери.
     Эта  догадка  казалась вполне  правомерной, и  Люси объял  страх.  Цель
проклятой  расы  -  продлить  род, смешать свою кровь  с человеческой, чтобы
родился   наследник  чар...  Каждый  случайный  контакт  завершается   новым
рождением монстра, а Люси не раз и не два была с Эдгаром. А уж эта последняя
ночь на проклятой "гулянке"...
     При  мысли о  том, что  в ней  зреет чудовище,  Люси  едва не  лишилась
сознания.
     - Нет! Ни за что! - пронеслось в голове. - Я убью себя, но не рожу!
     И, как будто  в ответ на протест,  Люси вдруг ощутила  внизу непонятный
толчок... Голова поплыла, на висках проступил пот и...
     - Слава  Святому, - пришла облегченная мысль. - Я ошиблась, ребенка  не
будет!
     Присев на корягу, она попыталась смирить неприятную  слабость, прийти в
себя.
     - Мне повезло...  Но  тогда  для чего же нужна была встреча? - подумала
Люси. - Зачем  он ко мне  приходил? Чего  мне  теперь нужно бояться?  Какого
подвоха ждать?
     Люси не знала. Обвал унес с собой жизни людей, но такое  бывало не раз.
Раньше  гибли  рабочие,  сейчас  засыпало  тех, кто  решил  освятить  шахту.
Страшно? Жестоко?  Чудовищно? Да.  Но чем это грозит ей,  обычной служанке в
трактире? Ничем. И потом, они сами полезли туда со своими молитвами...
     Мысль была очень крамольной, кощунственной, и Люси вздрогнула.
     - Тот, кто посмеет  впустить в  свою жизнь  существо  с кровью "satanos
rubinos",  будет  навек  проклят.  Он навлечет на  себя всевозможные  беды и
смерть...
     Эти строки Закона  знал каждый, и Люси, как все  остальные,  считала их
истиной. А  сейчас,  сидя на  камне, она в первый  раз вдруг  спросила себя:
"Почему?", и ответ не нашла. Эдгар, Кобольд, не сделал ей зла, он помог Люси
так, как никто из обычных дружков. (Она знала, чего стоят несколько камешков
после крушения шахты.)
     Какая  ей  разница,  кто  подсказал  купить сколы?  Ей,  Люси,  обычной
девчонке, такой  же,  как сотни  других. Разве  тот аудитор, к которому Люси
пришла  больше  двух  лет назад, захотел ей  помочь? А толпа мужичков, жадно
ждущих удобной  минуты? Ведь им тоже  было без разницы, как она  станет жить
дальше. Нашелся один, давший  добрый  совет,  и спасибо!  Не важно, кто  он.
Кобольд? Ладно, пускай будет Кобольд, дух шахты. А дал бы богатство Святой?
     Люси  не жаждет  общаться с нечистою силой,  однако ничуть  не жалеет о
том, что случилось. Сбегая из дома, она знала,  ради чего нарушает привычные
нормы. У Люси была цель, теперь  она точно достигнет ее. Раз есть камни,  то
будут и деньги.
     - Неважно, какой ценой?
     Этот  вопрос мог задать Люси  в  праведном  гневе любой,  кто  входил в
"Трибунал". Раньше он пробудил бы раскаянье, ужас  и жалость к самой себе. А
теперь грозный вопрос вызывал лишь досаду. Поняв, что она не родит существо,
за которое могут казнить, Люси вдруг перестала бояться суда "Трибунала".
     -  Самой  обычной! - могла  бы ответить она  аудитору. -  Я  никого  не
ограбила и не  убила. И я та  же Люси, которой была.  Ну кому стало хуже  от
встречи? Мне? Я так не думаю! И наплевать,  что вы скажете!  Главное - можно
начать жить нормально. Вот так!
     ...  та  же Люси... Она понимала, что  лжет. Невозможно остаться такой,
как  была,  пережив необычную  встречу.  Случайно, а может  намеренно, Эдгар
заставил ее чуть иначе взглянуть на привычный мир.

     Люси ушла из поселка одна, не сказав ничего  Харту. Она не верила,  что
вместе  им  будет лучше. Его  обещание "тратить  вдвоем" ей  казалось пустым
хвастовством. Добираясь до города, Люси не знала, что  сколов теперь  вообще
нет.  В двух оставшихся  шахтах  вообще ничего  не  нашли,  словно  страшный
подземный  толчок  уничтожил  заветную  жилу. Попытки  отдельных людей найти
месторождения сколов закончились полным провалом.
     Легенда о страшном обвале жила очень долго, однако история  Люси, в нее
не  вошла. Кому нужно вникать, с кем встречалась подружка старателя и почему
вдруг  решила  купить  в  лавке  камни?  Их   слишком  уж  много,  девчонок,
стремящихся  как-то  устроиться  и  нарушающих правила... А  вот  о  встрече
учетчика сколов, попавшего в шурф, с духом шахты не раз поминали в балладах.
Как можно отбросить такой эпизод, как рассказ очевидца?

     - Я видел! - кричит. - Видел эти глаза!

     28.08.2000.



КОНЕЦ ЗВЕРОЯЩЕРА.

     Возвратившись  в Лонгрофт из поместья,  Берольд не спешил ко Двору.  Он
знал, что там почти никого не осталось. Властитель  с придворными  выехал за
город, чтобы немного  развлечься, и  Высокородные ринулись  следом,  надеясь
привлечь его взгляд. Во дворце оказались лишь  те, кто был должен следить за
порядком,  а так же  не мог  оплатить набор новых нарядов  для празденств на
лоне природы.
     Однако любителям общества не пришлось долго скучать в одиночестве. Дядя
правителя,  старый  Корнат,  почитал  своим  долгом  поддерживать  видимость
светской изысканной жизни  в такие периоды и собирал  у себя во дворце  всех
желающих. Их было не слишком  много, ходивших  к Корнату. Придворные  знали,
что  хитрый  старик пополняет  кошель  золотыми  наивных  любителей  "раутов
высшего света", плативших за мраморный шарик, служивший разовым пропуском  в
малый  дворец,  сумасшедшие  деньги. Владельцы больших  состояний,  лишенные
доступа в высшие сферы, считали, что балы Корната дают им возможность  войти
в узкий круг приближенных к Властителю.
     Берольд  всегда презирал  эти  пестрые сборища.  В  юности  он  навещал
старичка, выбирая среди  разношерстной толпы свои жертвы, потом перестал. Но
Корнат  до сих  пор  посылал  приглашения-шарики.  Он  не  рассчитывал,  что
Звероящер Властителя  вновь  снизойдет до  визита,  однако  возможность  его
появления в  малом  дворце  придавала  балам  у Корната  особенный  привкус.
Возможность  столкнуться  с чудовищем  Лонгрофта (одно  из прозвищ Берольда)
влекла и пугала.
     Хотя  Звероящер уже  лет  семнадцать назад, после встречи  с  Орбеккой,
нелепо погибшей в расщелине Скал, позабыл  о своих  прежних  "играх", Корнат
постоянно подчеркивал: именно в малом дворце Ящер ищет несчастных девиц.
     -  Поначалу он, выбрав одну,  приглашает ее танцевать... И бедняжке уже
не  спастись! Звероящер ее украдет и утащит  к себе...  Если девочка выживет
после его развлечений, то он  ее щедро одарит...  Однако взамен  заберет  ее
душу, а после и жизнь!
     - А еще я их ем, - объявил Берольд, когда впервые услышал о собственных
"подвигах" в малом дворце. - Ем на завтрак,  обед, и на ужин. В сыром  виде.
Понял, Корнат? Не забудь передать остальным.

     В этот  день,  обнаружив  на  столике  мраморный шарик,  Берольд  вдруг
подумал, что нужно зайти  к  старику. Он знал, что госпожа Авилор не считала
зазорным  бывать там.  Старушка  исчезла  из Лонгрофта без объяснений, забыв
написать  самым близким  друзьям  даже пару  строк,  и  это  вряд  ли прошло
незамеченным. Берольд пока не хотел  говорить, что похитил милейшую бабушку,
и что Властитель одобрил безумную выходку Ящера.
     Берольд надеялся, что Авилор, наконец согласившись  помочь  его дочери,
Мирте,  не  станет  слать  письма в  Лонгрофт,  но  хотел  знать,  как  люди
восприняли странный отъезд "звезды прошлых времен".
     - И  пора бы Корнату слегка придержать язык. Если спустя пять-шесть лет
Мирта станет такой, как другие, и сможет приехать в столицу, то ей ни к чему
слушать все,  что сейчас  говорят  обо мне, - усмехнулся Берольд, одеваясь в
парадный камзол.

     Зал был полон.  Три  столика  в  ближнем углу,  за которыми  шла игра в
"капли",  блестящие  блямбочки-фишки из серебра и сусального  золота, больше
уже не вмещали искателей легкой Удачи. Оркестр играл что-то слишком тягучее.
Несколько  пар  самых рьяных  любителей  танцев уже заскользили  по залу, но
большинство из собравшихся  предпочитало достаточно чинно беседовать у стола
с винами и разноцветными фруктами.
     Берольд пока  не  спешил  заявить  о своем  появлении, но понимал,  что
недолго пробудет в тени. Кое-кто из придворных заметил его и узнал.  Берольд
знал, что  последует дальше: слух легкой волной  разойдется  по залу, и люди
начнут  затихать,  а потом осторожно,  почти незаметно, разглядывать жуткого
гостя,  дивясь, что у Ящера нет ни  когтей, ни хвоста, ни  сверкающих острых
клыков.  Что он  точно такой, как другие,  хотя... Дальше  каждый  даст волю
фантазии, чтобы найти в его облике знак, указующий, что перед ними чудовище,
а   не  простой   человек  с  непривычно  широкими  скулами,  узким  ртом  и
равнодушно-презрительным взглядом округлых выпуклых глаз.
     Несмотря  на  такое лицо,  Берольд  слышал не  раз,  что уродом  его не
считают.  Пугает  не то,  как он выглядит, а нечто,  скрытое от человеческих
глаз,  но вполне ощутимое. Он,  Звероящер из  гокстедских Скал, очень  долго
считал, что причина их страха - в магической Силе, которой он был наделен от
рождения.  Но  Собор клиров,  куда он пришел добровольно, надеясь  стать там
человеком, лишил его Мощи, а ужас, внушаемый им, сохранился.
     Достаточно бегло взглянув на собравшихся, Берольд почувствовал скуку. С
десяток знакомых лиц, давно покинувших  Двор, и извечная свита бездельников.
Делая вид, что допущены к тайнам Властителя, эти болваны способны раздуть из
любой ерунды грандиозную сплетню, которую будут неплохо использовать те, кто
чуть-чуть поумнее.
     - Затем их и держат! - с издевкой подумал Берольд.
     Что до остальных, кто купил себе шарики, дабы  попасть в "высший свет",
то он просто не брал их в расчет.
     Корнат, едва  увидев Берольда, опешил.  Приветствовав  дядю  Властителя
легким кивком и манерным поклоном, (Берольд соблюдал  этикет, хотя "наглость
чудовища" стала одной из  лонгрофтских  легенд) он пробрался  к  нему сквозь
толпу.
     Разговор получился  коротким.  Не то Корнат знал  от Властителя, что  с
госпожой  Авилор все в  порядке, не  то понимал, что Берольд как-то связан с
внезапным отъездом старушки, но только он сразу сказал:
     - Госпожа Авилор нас оставила, дабы поехать к друзьям, в их поместье за
городом. И мы не знаем, как скоро увидим ее. Я надеюсь, она нам напишет.
     -  Возможно,  -  ответил Берольд,  почти  сразу  решив, что  он  скажет
старушке  о просьбе ее  друга, но  будет лично просматривать  все ее письма.
Покой Мирты - прежде всего, разговоры ему не нужны!

     Убедившись, что все обошлось без нелепого шума, Берольд собирался уйти,
но  Корнат  не  хотел  отпускать необычного  гостя.  Поняв,  что  старик  не
отстанет, Берольд, сказав, что через час  должен быть в другом месте, прошел
к столам с "каплями".
     - Проще заняться игрой, чем без  толку стоять, развлекая толпу, - решил
он. - Две-три партии - и можно будет уйти, не рискуя нарушить  приличия. (За
годы  жизни в столице Берольд усвоил одно: унижай кого хочешь, но  только не
тех, кто относится к роду Властителя. Эту оплошность тебе не простят.)
     Равнодушно раздвинув толпу, Берольд прошел к столам.
     -  Золото, - тихо сказал  он, едва  игроки, завершив расклад,  сбросили
фишки, но это услышали все.
     Тихий  сдавленный  вздох  проскользнул  по  толпе: "Звероящер  играет!"
Берольд  опустился на стул, не  заметив,  кто именно так  торопливо вскочил,
чтобы дать ему место. Взяв горсть золотых фишек, он не спеша разложил их  по
узким  овалам лазурного цвета, потом перевел взгляд на  алое поле  партнера.
Оно было пусто, никто не решался занять место  рядом с Берольдом. Придворные
знали, что  Ящер играет по-крупному. Им  было страшно  ему проиграть, но еще
страшней выиграть. Кто знает, как он на это  посмотрит?  А что до  случайных
гостей, то они трепетали  при  мысли о  том,  что  придется  сесть  рядом  с
чудовищем Лонгрофта.
     - Кто? - так же тихо спросил Берольд.
     - Я. Я хочу сыграть.
     Голос был женским.

     Берольд  удивленно  взглянул  на соседку,  занявшую  место  у  столика.
Насторожила не  столько  решительность  женщины,  сколько  напевный  акцент,
характерный для Гокстеда.  Смуглая  кожа, пронзительный, чуть  настороженный
взгляд карих глаз, смоль  блестящих  волос незнакомки опять подтвердили, что
он не ошибся. Берольд полагал, что забыл те места, где родился  и рос, забыл
Черные Скалы, забыл ядовитую сладкую горечь, которую он дважды смог испытать
в землях Гокстеда.
     -  Что  она делает здесь? - раздраженно подумал  Берольд,  ощутив,  как
внутри, там, где некогда был центр магической Силы, рождается холод.
     Берольд хорошо знал, что значит подобное чувство. Прошли времена, когда
гнев  Звероящера  мог разнести все вокруг,  но  холодная ярость,  которую он
иногда  ощущал,  вызывала  не  меньший  страх, чем  приступ бешенства.  Едва
взглянув, он почувствовал, что не желает терпеть эту женщину рядом  с собой.
Что-то в  ней вдруг напомнило  Альдис, мать Мирты,  которую он... Ненавидел?
Любил? Берольд это не знал до сих пор.
     Возраст женщины не позволял отнести ее к юным невестам, которые мчались
в столицу, надеясь  при  помощи дальней родни найти важного мужа. По виду он
дал бы ей лет двадцать восемь, а может, и тридцать. Вдова? Да, скорее всего.
Черно-серое  платье могло подтвердить  эту  мысль, если бы  его  лиф не  был
слишком открыт и заужен. Изящные ониксы круглых серег, как и брошь у  плеча,
не  могли опровергнуть догадку  о  трауре.  (Оникс  -  единственный  камень,
дозволенный  вдовам.) А вот  серый шелковый шарф  вокруг пояса мог пробудить
очень даже фривольные мысли.
     -  Явиться  на  бал в таком виде! - подумал Берольд. - Либо это отпетая
халда, которой без разницы, что о ней думают, либо провинциальная дурочка...
Ну и "красотка"!
     Сарказм, который  Берольд постарался вложить  в  этот  самый  последний
эпитет, казался оправданным. Внешность соседки, по лонгрофтским меркам, была
очень  средней. Черты  были  крупными,  краски лица  слишком  яркими,  формы
излишне  округлыми.  Берольд,  как  все  остальные, считал,  что красивой ее
назовет лишь слепой... Но Орбекка и Альдис,  мать Мирты, две главные женщины
в  жизни  Берольда,  они  были очень похожи  на эту партнершу  по  "каплям"!
Берольда всегда волновал такой тип.
     Вообще-то Берольд полагал, что не любит землячек. Нет зрелища хуже, чем
это "дитя отдаленных  поместий" в наряде для  лонгрофтской  модницы.  Честно
стараясь во всем подражать горожанкам, они  забывают  о  мере и  собственном
вкусе. Однако соседка совсем не  казалась  смешной. Ее странный наряд  очень
шел ей. И он привлекал, вызывал любопытство, дразнил непонятной загадкой.  К
тому же она в самом деле умела  играть. Незнакомка не думала, с кем она села
за столик, ее занимала доска.
     - Skervit... Fliss... Arbitles...
     Она  замедляла  сло