и в считанные часы смогли отмобилизовать шесть морских
пехотных батальонов смерти. Отличавшийся нечеловеческой жестокостью  ко-
мандующий экологов, доктор биологических наук вице-адмирал  З.  Кроннен-
берг, распорядился о непременном уничтожении в ходе  предстоящих  боевых
действий всех людей, включая пленных, и отпуске на волю  после  воспита-
тельной работы животных, не оказывающих сопротивления.
   Утро 15 ноября выдалось крайне неблагоприятным для морских операций с
точки зрения погодных условий. Шторм  достигал  семи  баллов,  а  частые
поздней осенью в этом районе ураганные порывы ветра  разметали  парусный
флот экологов. Семимачтовый флагманский корабль "Пенициллин", не в силах
противостоять ударам волн, был отнесен к мысу Горн, где налетел на скалы
и затонул, унеся на дно весь штаб во главе с адмиралом З. Кронненбергом.
Остатки бригады были вынуждены рубить мачты на кораблях и покорно  ждать
своей участи. Из 35 кораблей и судов, вышедших из Порт-Стэнли, к  вечеру
17 ноября на плаву оставалось лишь семь. Таким образом, десантная опера-
ция, которая должна была, по замыслу командования  экологов,  переломить
ход боевых действий в Антарктике, оказалась проваленной, и инициатива на
ближайшие три недели перешла к союзным генетическим войскам...
 
   Густав охотно читал всевозможную мемуарную и историческую литературу,
хотя подозревал, что ежедневно появляющиеся тома не совсем соответствуют
оригиналам. Та же "История" Хоггарта периодически имела то 600, то 580 а
иногда и 535 страниц. Густав определенно помнил, что вчерашний  Хоггарт,
в отличие от нынешнего, симпатизировал экологам и на той же странице пи-
сал о триумфальной высадке десанта и бесславном разгроме генетиков,  для
которых Антарктида стала братской могилой. Кто знает, может,  отвечавший
за синтез исторической литературы компьютер завидовал  своим  творческим
собратьям, неустанно заполнявшим эфир комедиями, мыльными операми и про-
чей всячиной, и иногда решался по своему разумению разнообразить  заказ.
Густав был нисколько не против. Он вполне понимал  случайный  и  относи-
тельный характер всякой информации, у истоков которой, как правило,  на-
ходились  личности  со  скромными  интеллектуальными   и   сомнительными
нравственными достоинствами, например, тот же самый У. Хоггарт,  на  об-
ложке книги преподнесенный как "крупнейший специалист в области  военной
истории, общепризнанный эксперт  по  военным  действиям  корпуса  боевых
осьминогов на Атлантике". Зная немного нравы научного мира,  Густав  был
уверен: Хоггарт просто монополизировал тему и трудами  невидимых  ассис-
тентов потихоньку соорудил себе маленький  литературный  мавзолей.  Хотя
кого, по большому счету, волновали события, происходившие сто или двести
лет назад, или же количество трупов,  наваленных  тем  или  иным  воена-
чальником. Листая книгу, Густав подумал, что он,  вероятно,  -  один  из
последних историков-любителей на этой планете. Ведь  известно:  если  ты
чего-нибудь не знаешь, то этого с таким же успехом и не  происходило,  а
если ты что-либо узнал, то это - наверняка обман.
   Элементы случайности и сам случай были в свое время для Густава, дип-
ломированного физика-онтолога, объектом  профессиональных  исследований.
Ему принадлежала разработка теории события как основополагающего элемен-
та мироздания, а  придуманное  им  устройство  визуальной  реконструкции
прошлого на базе замера интерферирующих пост-событийных  волн  некоторое
время успешно применялось полицией. "Интерферотрон Эшера" - так называл-
ся размером с небольшой чемоданчик прибор, позволявший при  помощи  пяти
датчиков, расставленных вокруг места преступления,  получать  на  экране
сносного качества движущуюся картинку происшедшего. Полицейские чины по-
началу с подозрением отнеслись к устройству, однако все сомнения рассея-
лись после краткой демонстрации в кабинете начальства: Густав  разбросал
по периметру комнаты датчики, и перед восторженными зрителями  разверну-
лась десятидневной давности картина неистового соития во  время  ночного
дежурства двух полицейских сержантов.
   Изобретение дорого обошлось Густаву Эшеру, - хотя данные  интерферот-
рона не могли привлекаться в качестве улики ввиду экспериментального ха-
рактера прибора, детективы постоянно им пользовались во время  расследо-
ваний, и один маньяк, отпущенный на каникулы из тюрьмы, где отбывал  по-
жизненный срок за пятнадцать садистских  убийств,  отомстил  внештатному
консультанту, подкравшись к нему на улице и лягнув в промежность  острым
клинком, торчавшим из каблука. С тех пор сексуальный  потенциал  Густава
вследствие повреждения стал стремительно  убывать;  за  этим  потянулись
другие недомогания, и ему даже пришлось написать прошение об отставке  с
должности заместителя начальника  лаборатории  каузативных  исследований
при университете Аконкагуа, хотя эта работа имела более чем вольный  ха-
рактер и даже не требовала постоянного присутствия.  Проблемы  его  здо-
ровья уже никого не волновали, так как все трезвомыслящие земляне, вклю-
чая научный мир, полицию и преступников,  телепортировали  на  ближайшие
планеты, - после непрерывных войн между генетиками и экологами  льды  на
полюсах растаяли, Африка, расколовшись, ушла на  дно,  уровень  мирового
океана поднялся на три километра, и для обитания остались лишь небольшие
высокогорные участки. Еще лет за сто двадцать до этого  террористические
организации экологов "Гринпистол" взорвали все нейтронные силовые  стан-
ции и залили фуназолом наиболее крупные нефтяные  скважины,  из-за  чего
обширные пространства Европы, Северной Америки и Ближнего Востока  прев-
ратились в безжизненные пустыни. Единственными приемлемыми для жилья ра-
йонами оказались Анды и Гималаи;  остатки  цивилизации  еще  наблюдались
кое-где в Малой Азии.
   После увольнения Густав забросил интерферотрон в подвал, хотя и соби-
рался до этого расширить блок памяти, что позволило бы заглядывать в бо-
лее далекое, на несколько десятков тысяч лет, прошлое. Он вполне смирил-
ся со своей судьбой, такой же, как и у соседей: спокойная жизнь, холови-
зор как единственное утешение и, главное, не терзать  себя  вопросами  и
радоваться тому малому, что осталось. Совместное существование с  Эвели-
ной его вполне удовлетворяло. Она  отвечала  всем  требованиям,  которые
среднестатистический мужчина мог предъявить к своей подруге, - поддержи-
вала светский разговор без явных признаков кретинизма, прощала мужу мел-
кие слабости, не досаждала глупыми бытовыми вопросами и умела быть неза-
метной. У каждого из них случались бисексуальные внебрачные интрижки, но
их имели все - как с холовизионными фантомами, так и с соседями - просто
со скуки, не ревнуя и моментально о них забывая.
   Густава отвлекли от книги особо яростные вопли  ящера,  отмучившегося
на нижнем этаже. Заиграла жизнерадостная музыка, знаменовавшая наступле-
ние счастливого конца; Эвелина  скомандовала  холовизору  выключиться  и
вскоре появилась на пороге спальни. Хотя Густав  и  так  знал,  что  все
фильмы обречены на хэппи-энд, но, по супружеской привычке,  обратился  к
жене: "Ну как, все окончилось хорошо?"
   - Да, Гуги. Ты даже представить себе не можешь, как они смогли  изба-
виться от этого чудища.
   Эвелина явно была возбуждена увиденным. Страх в умеренных дозах часто
действует лучше секса.
   - Наверняка они подмешали ему толченых алмазов в обед  из  гвардейцев
кардинала или взяли на работу химерой в Нотр-Дам. А может быть, он  ока-
зался заколдованным принцем?
   - От тебя никогда не услышишь ничего, кроме злых шуточек, даже по са-
мому серьезному поводу.
   Эвелина зашла в ванную и принялась энергично  полоскать  рот.  Густав
ждал, пока процедура будет закончена.
   - Эви, не сердись. Ты же знаешь, как я отношусь ко всяким кошмарам, в
особенности придуманным посредственными программистами.
   Жена яростно сплюнула.
   - Эви?
   - Да.
   - Я весь во внимании и не буду больше язвить.
   - Хорошо, подожди секунду.
   Густав услыхал мелодичное журчание, усиленное акустикой унитаза. Эве-
лина затем недолго повозилась под душем и через пару минут запрыгнула  к
мужу под одеяло.
   - Ты плохой супруг, все время смеешься над своей доверчивой женой,  и
поэтому ничего я тебе не скажу. Пусть для  тебя  это  останется  тайной.
Спокойной ночи!
   Она повернулась к нему спиной и мгновенно заснула.  Густав  нисколько
не огорчился по этому поводу и продолжил чтение. Через  страниц  сто  он
почувствовал, как бумага неожиданно стала шершавой и начала рваться  при
перелистывании. Он встал, подошел к окну и, открыв его, резким движением
бросил книгу вниз. Покатившись по обрыву, она сразу рассыпалась, и в не-
ярком лунном свете было видно, как  по  берегу  ветром  далеко  разнесло
листки. Назавтра от книги, как от мальчика на матрасе, да  и  от  самого
матраса, уже не останется ни следа, и Густав втопчет их  прах  в  песок,
разбежавшись для прыжка в прохладный утренний океан.
 
   x x x
 
   Он смог заставить себя заснуть, лишь  наглотавшись  коньяку,  запивая
его "Мутон-Ротшильд", хотя знал, что на следующее утро его будет вывора-
чивать наизнанку. Заползая на четвереньках на кровать и  попутно  наблю-
дая, как дешевая мебель в его загаженной холостяцкой  комнатке  медленно
начинает вращаться, словно в вальсе, он лег  ничком,  чтобы  не  захлеб-
нуться рвотой во сне, даже не погасив свет и не выключив "ящик".
   Джуд опять, как и неделю назад, увидел себя стоящим на краю пропасти,
уходившей на сотни метров вниз.  Далеко  вокруг  возвышались  совершенно
одинаковые, как близнецы, горы с плоскими, будто стесанными,  вершинами;
воздух был холоден и с какой-то  неприятной  коричневатой  дымкой.  Хотя
пейзаж был знаком, Джуд не знал, в какой точке планеты находится и Земля
ли это вообще. Он был одет в свою обычную полевую форму, но не имел  при
себе оружия и ранца. Джуд ущипнул себя за руку, увидел, как на ней стре-
мительно образовался синяк, но ничего не почувствовал. "Это сон, - поду-
мал он с облегчением и зачем-то посмотрел на свои  босые  ноги.  -  Мне,
должно быть, холодно, потому что ступни посинели, и я шел издалека: кожа
в кровоподтеках и струпьях".
   "Да, но я и так прекрасно знаю, что это сон, без всяких щипков. Зачем
эти излишние проверки?" Вдруг он осознал:  больше  не  следует  задавать
вопросов, необходимо действовать. Он нагнулся, будто собираясь поднять с
земли камень, и резким рывком, слегка подпрыгнув, отвел ноги  назад,  но
не упал, а остался лежать  в  воздухе  лицом  вниз,  словно  на  чьей-то
большой невидимой ладони. Он чувствовал - ему пора разгоняться и  лететь
дальше, и стал загребать руками, как бы пытаясь вынырнуть из  воды.  Эти
движения быстро отнимали у него силы, но Джуд знал, что  если  не  будет
работать, его засосет на дно пропасти, где, скрытые  туманом,  клубились
какие-то немыслимые, недоступные человеческому сознанию кошмары. Он  на-
чал еще яростнее грести, подобно утопающему, не замечая ничего вокруг, и
даже почувствовал боль в плечах от напряжения. Наконец его  вынесло  ку-
да-то вверх, высоко в небо, и  он  увидел  под  собой  грозовые  облака,
вспышки молний, подсвечивавшие тучи изнутри. Впереди светило солнце,  но
оно было бледным, сморщенным и холодным.
   Джуд перевернулся на спину и застыл, отдыхая. Его  несло  по  инерции
вперед, как ему казалось, с огромной скоростью. Он чувствовал  сопротив-
ление ветра и не хотел тратить остаток энергии на  продолжение  подъема.
Над ним было равнодушное светло-синее небо с крупными звездами, внизу, в
разрывах облаков, были видны ярко-зеленые луга с несколькими  пятнистыми
коровами, тщательно расставленными, словно для  рекламы  шоколада.  Джуд
понял, что опасность миновала и ощутил блаженство, разлившееся по  всему
телу. Он решил немного пошалить и кувыркнулся  пару  раз,  затем  слегка
опустился в штопор и опять взмыл. Усталость понемногу проходила.
   Ему вдруг показалось, что где-то, за пределами сна, осталось невыпол-
ненное задание, к которому предстоит вот-вот вернуться, а полет -  всего
лишь необычное, потустороннее средство доставки,  кратковременная  пере-
дышка перед тяжелым трудом. Джуд захотел подняться выше  и  сделал  нес-
колько взмахов руками, однако ощутил, что не может больше удерживать вы-
соту и постепенно снижается. Скорость тоже стремительно уменьшалась. Это
его не обеспокоило, - за свою жизнь он привык к скромной дозировке  удо-
вольствий. Единственное, чего он опасался, была вероятность столкновения
с каким-нибудь высоким металлическим предметом на подлете к земле. Он не
знал точно, что могло бы произойти в этом случае, но  предчувствия  имел
нехорошие.
   Он упал в облака и выскользнул из них  прямо  над  гротескным,  почти
средневековым городом. Дома сверху казались непропорционально  вытянуты-
ми, узкими, и Джуд осторожно маневрировал, часто отталкиваясь от крыш  и
стараясь не напороться на громоотводы. Взмахивая руками, он еще мог нем-
ного подыматься, но с каждым разом его баттерфляй становился  все  менее
эффективен, и  Джуд,  как  спущенный  воздушный  шарик,  начал  метаться
вверх-вниз, ударяясь о карнизы и темные стекла окон. Его все время  отб-
расывало к каким-то металлическим столбам и  проводам,  натянутым  между
домами, и он делал отчаянные попытки зацепиться за деревья. Наконец,  он
успокоился на уровне второго этажа и стал медленно снижаться к брусчатке
мостовой. Впереди была видна группа людей,  очевидно,  демонстрантов,  с
лозунгами на непонятном языке и высокими гибкими шестами,  которыми  они
ловко жонглировали в воздухе. Джуд уже полностью утратил всякий контроль
над своим полетом и безучастно фиксировал, как его относит в  заваленный
мусором подвал. Он еще несколько раз загреб руками,  но  смог  подняться
всего лишь на пару сантиметров, а возможности встать на ноги и  пойти  у
него почему-то не было. Наконец, произошло касание, - сознание Джуда ре-
гистрировало все происходящее со стороны, как наблюдение  диспетчера  за
гибелью самолета.
   Он спланировал лицом вниз в ворох мокрых старых бумаг и замер,  слыша
приближавшийся топот и ритмичные  возгласы  демонстрантов.  Джуд  лежал,
полностью парализованный внезапно навалившейся усталостью,  не  в  силах
сделать даже малейшего движения. Ему было глубоко безразлично, когда  по
его телу ожесточенно замолотили шесты, а толпа завизжала от предвкушения
крови. Потом ужасная тяжесть обрушилась ему на голову, черепная  коробка
треснула, и ее содержимое соскользнуло вниз по лицу. Джуд  с  удивлением
отметил, что мозговое вещество очень быстро остывает на воздухе, образуя
липкую вонючую массу. Здесь сон закончился, и Джуд постепенно  пришел  в
себя, обнимая пропитанную пьяной холодной блевотиной подушку и  постаны-
вая от судорог, которыми выламывало затекшее в неудобном положении тело.

   x x x
 
   Прежде, чем нырнуть в океан, Густав пристально вгляделся в  его  спо-
койную поверхность. Генетики наделали столько чудес за позапрошлую  вой-
ну, что временами приходилось проявлять особую  осторожность.  Одним  из
наиболее эффективных видов оружия, разработанных ими, был акуляр -  гиб-
рид гигантского кальмара и акулы, достигавший пятнадцати метров в длину,
имевший щупальца толщиной в два метра и туловище, заканчивавшееся колос-
сальной акульей мордой с пятью рядами мощных зубов. Неожиданно выныривая
из воды, акуляры оплетали парусники экологов своими конечностями и  при-
нимались, словно жернова, перемалывать корпус корабля неутомимо работаю-
щими челюстями. После войны оставшиеся на воле экземпляры расплодились и
иногда забредали в прибрежную зону, где, затаившись на подходе к бухтам,
закусывали купальщиками. Хотя  Густав  и  не  увидел  на  этот  раз  щу-
пальца-перископа, обычно подымаемого акуляром над водой, он не был  уве-
рен, что вчерашний мальчик не оказался десертом, надкушенным и  выплюну-
тым.
   Убедившись, что водная гладь не таит в себе опасностей, Густав с раз-
бега нырнул и поплыл, касаясь животом дна. Он умел  надолго  задерживать
дыхание и слегка этим гордился, пугая на пляже посторонних своими долги-
ми погружениями. Под водой он всегда  открывал  глаза.  Отодвинув  рукой
цветастую медузу, Густав обогнул большой, покрытый водорослями камень  и
неожиданно увидел другой валун, еще крупнее, которого  раньше  здесь  не
замечалось. Всю прошлую неделю бушевал шторм, и эту глыбу  вполне  могло
затащить волнами. Густав решил исследовать явление  поближе  и,  всплыв,
набрал побольше воздуха в легкие. Берег был недалеко, а глубина  -  уме-
ренной, метра четыре, но у Густава немного  разболелись  уши,  когда  он
устремился на дно. Подобравшись к камню поближе, прямо перед  собой,  на
расстоянии вытянутой руки Густав увидел полуприкрытый  веком  задумчивый
глаз размером с обеденный стол и ощутил, как сердце ушло  куда-то  вниз.
Ни в коем случае не желая прерывать ход мыслей подводного  визитера,  он
как можно незаметнее  сдал  назад,  после  чего  со  скоростью  бешеного
дельфина вернулся на берег.
   Выпрыгнув из воды, он еще несколько метров, не останавливаясь, проле-
тел по песку и затем упал, тяжело дыша. Густав понятия  не  имел,  какое
именно генетическое изделие заползло медитировать в их бухту, но за свою
жизнь твердо усвоил, что  с  крупноразмерными  достижениями  современной
техники лучше не связываться. По окрестностям со множеством вариаций хо-
дили жизнерадостные истории о том, как одна семья решила  покататься  на
лодке, они уже довольно далеко отплыли, и тут вдруг младшая дочка  гово-
рит отцу: "Папа, смотри, какой красивый голубой глазик высунулся из  во-
ды!.." Густав прикидывал, что если сложить всех жертв морских  монстров,
о которых он наслышался со времени переезда в Кантабиле, то баланс жите-
лей в поселке и далеко за его пределами был бы безнадежно отрицательный.
   Участок Анд, где обитали Густав и Эвелина Эшер, после всемирного  за-
топления представлял собой достаточно узкую и обрывистую горную цепь вы-
сотой до трех километров, с изрезанным многочисленными заливами и  лагу-
нами побережьем. Неподалеку мирно дымился вулкан Майпо, изредка налетали
тайфуны, но народ жил относительно счастливо хотя  бы  уже  потому,  что
война закончилась, и новых не предвиделось. Было и так  ясно:  рано  или
поздно все вымрут, и воевать не имеет смысла. Каждый знал своих  соседей
как облупленных, по тысяче раз перебывав друг у друга в гостях, переспав
со всеми женами, мужьями и детьми. Никто не надеялся на появление  новых
знакомых, и хотя по обе стороны горного хребта было  основано  еще  нес-
колько достаточно крупных колоний, добраться к ним можно было только  на
велосипеде (другие средства передвижения пришли в негодность), петляя по
узким тропам и преодолевая крутые перевалы с риском свернуть  себе  шею.
Желающих тратить силы ради столь сомнительного удовольствия не  было,  к
тому же холовизор и так делал жизнь  каждого  насыщенной  и  интересной.
Максимум, на который изредка оказывались способны, оторвавшись  от  зре-
лищ, жители Кантабиле, - это перемещение в радиусе трех-четырех  ближних
домов, обмен парой незначащих фраз с соседями или поход, как на  экскур-
сию, в старинный супермаркет, - единственное место, где благодаря стара-
ниям чудаковатого хозяина можно было еще купить неразрушающиеся, хотя  и
совершенно ненужные вещи. На фоне обитателей  поселка  Густав  смотрелся
странным субъектом, ежедневно, как на работу, добираясь пешком до супер-
маркета, чтобы поболтать с владельцем и полистать стоящие на  полке  по-
желтевшие книги с названиями вроде "1001 рецепт приготовления салата  из
моркови", "Моя жизнь среди египетских мумий", "В сетях сексуального  са-
танизма", "Кама-Сутра для самых маленьких".
   Густав чувствовал себя в поселке чужим, не сумев, в отличие от Эвели-
ны, освоиться после переезда из Оливареса,  располагавшегося  на  севере
обитаемых территорий. Там жизнь, по крайней мере, представ