ься в обугленных костяных обломках.
     --  Итак,  она  не  почувствовала, что  крышка снята,  несмотря  на все
возможности вампиров. Я немного удивлен: обивка не повреждена, то есть Лотта
даже не пыталась сесть..
     Рука Исидро в черной перчатке легла на угол гроба рядом с лицом Эшера.
     -- Сон вампира отличается от человеческого, -- мягко заметил он. -- Мои
друзья думают, что наши ментальные способности утомляют мозг. Сам я полагаю,
дело  в том, что. в отличие от людей, мы существуем исключительно  благодаря
силе воли. Но так или иначе, а Лотта не проснулась.
     --  Или,  может быть, --  сказал Эшер,  поднимая  из  обугленной  груды
маленький   осколок  кости,  --   она   была  уже  мертва,  когда  плоть  ее
воспламенилась.
     Вампир улыбнулся иронически.
     -- Когда ее плоть воспламенилась,  -- заметил он, --  Лотта была мертва
уже сто шестьдесят лет.
     Эшер рассматривал обломок в луче фонаря.
     -- Осталось немного,  но царапины  видны отчетливо. Это один  из шейных
позвонков, ее голова была отрублена. А рот мог быть набит чесноком...
     -- Обычное дело...
     --  Но не в 1907 году! -- Эшер установил  фонарь на угол гроба и достал
из кармана платок -- обтереть обугленный позвонок. -- Это  означает,  помимо
всего прочего, что убийца проник в склеп, открыл гроб, отделил голову и лишь
после  этого открыл дверь, дабы дневной свет уничтожил плоть. Иными словами,
он знал, что делает. Я полагаю, Лотта не первая жертва?
     -- Нет,  -- сказал  Исидро, бесстрастно глядя поверх плеча Эшера, в  то
время как  тот  вновь принялся просеивать  золу, украшения и деформированные
кости.  Шафранный   свет  играл   на  гранях  драгоценных  камней   и  краях
закопченного металла. Пальцы Эшера раскапывали, отбрасывали, ища некую вещь,
которой здесь просто не могло не быть.
     --  Другие жертвы тоже были  найдены  обезглавленными? Или с пронзенным
сердцем?
     -- Не имею  понятия. Найденные тела были сожжены солнцем  точно так же.
Это существенно?
     --  Это могло бы открыть нам  -- особенно состояние первого  найденного
вами тела -- знал ли убийца изначально, что ему надлежит делать с вампирами.
С настоящими вампирами, а не просто с лунатиками, которые спят в гробах.
     -- Я вижу.
     Эшер не отказался  бы узнать:  может  быть, он  и в самом деле  видит с
закрытыми глазами? Что-то несомненно видит...
     -- А у вас у самого есть какая-либо версия?
     -- За версии я плачу вам.
     Эшер раздраженно скривил рот.
     -- Есть вещи, которые вы мне не сообщили.
     --  Множество вещей, -- спокойно согласился  вампир,  и Эшер, вздохнув,
решил не настаивать.
     -- Она играла со своими жертвами?
     -- Да. -- В голосе вампира скользнуло отвращение.
     ("Вульгарная кокни, --  подумал позабавленный Эшер, -- едва  ли была по
вкусу благородному идальго и придворному Филиппа II".) -- Она любила богатых
молодых людей. Она могла играть с ними неделями, встречаясь с ними, позволяя
им приглашать себя на ужин (есть она там, конечно, не ела -- достаточно было
иллюзии),  в  театр,  в оперу  --  и  вовсе  не потому,  что  понимала  хоть
что-нибудь в музыке, как вы сами догадываетесь. Она  не могла  питаться  ими
постоянно  и, подобно нам всем, существовала за счет неимущих классов. Но ее
радовала  мысль,  что  эти  глупые  юнцы  развлекают  свою убийцу,  а  то  и
влюбляются  в  нее. Ей  это  доставляло удовольствие.  Она  смаковала  ужас,
возникавший в их глазах,  когда они наконец видели клыки. Многие вампиры так
поступают.
     -- И вы тоже?
     Дон Симон отвернулся; искорка неудовольствия мелькнула в его глазах.
     -- Когда-то и я тоже. Вы уже закончили осмотр?
     -- На сегодня -- да. -- Эшер выпрямился. -- Я могу вернуться сюда днем;
тогда  будет больше  возможностей осмотреть все  как следует.  Где  были  ее
апартаменты?
     Исидро колебался, но Эшер настаивал:
     -- Она бы не могла нанизывать поклонников, как бусы, в течение ста лет,
не меняя при этом наряда.
     И он предъявил вампиру ключ, найденный им в золе.
     --  Да.  -- Исидро  бесшумно скользнул к выходу и поднялся по ступеням,
пока Эшер закрывал окованную железом дверь подземелья.
     Земля за порогом была сплошь покрыта палой листвой; тридцать лет прошло
с  тех  пор,  как семейство  Бранхэймов  благополучно  вымерло,  предоставив
фамильную  усыпальницу к услугам ныне покойной Лот-ты. Ночной воздух был тих
и  влажен.  Плащ  облекал  стройную фигуру  вампира, напоминая совершенством
складок  мраморные одеяния статуй. Капюшон плаща был откинут, но глаз Исидро
видно не было -- глазные впадины заливала густая тень.
     -- Лотта  принадлежала  к  тому сорту  женщин, которым понятие вечности
представляется в виде бесконечного гардероба... Я побывал у нее вчера, когда
обнаружил... это. -- Исидро указал на усыпальницу.
     Эшер тем временем задвинул  заслонку фонаря и в полной темноте двинулся
по влажной, закутанной в  туман  аллее между двумя рядами гробниц.  Стальные
пальцы  вампира  взяли  его  за  локоть,  направляя  беспомощного спутника в
непроглядный мрак. Эшер понимал, что, пока он нужен Исидро, опасность ему не
грозит, но все же решил на будущее пореже попадать в подобное положение.
     -- Как  случилось,  что вы  это обнаружили? -- спросил  он,  когда они,
миновав   аллею,  направились  к  массивным   воротам  кладбища.  --  Вы  же
утверждаете, что не поддерживали отношений с Лоттой.  Зачем вам понадобилось
приходить в ее склеп?
     -- Чувствую, что я успел попасть под  подозрение. -- Взгляд дона Симона
был откровенно  насмешлив. --  Я  невиновен, милорд, --  я, как это  принято
говорить в романах, в момент преступления был у себя дома и крепко спал.
     Эшер невольно усмехнулся.
     -- А свидетели у вас есть?
     -- Увы, нет. По правде говоря, -- продолжал Исидро, -- я был встревожен
уже тогда. Вампир по имени Валентин Кальвар, француз, не показывался две-три
недели подряд. Я подумал, что его поразил какой-то недуг, -- Кальвар недавно
появился в Лондоне (по нашим, разумеется, понятиям), плохо знал расположение
возможных укрытий  и вообще условия городской жизни. От этого легко впасть в
депрессию,  почему,  собственно,  вампиры   и  не   любят  путешествий.   --
Складывалось  впечатление,  что  Исидро  собирался  сообщить  еще  кое-что о
вампире  Валентине  Кальваре, но потом передумал  и  просто  продолжил: -- Я
думаю  теперь, что он-то и был первой жертвой, хотя ни  тела, ни выгоревшего
гроба мы так и не  нашли. Впрочем, никто из нас не знал, где он  спит...  Но
восемнадцать дней назад  одна... из моих друзей...  пришла сказать  мне, что
убит еще один вампир -- наш  общий друг. Она была испугана, хотя такое могло
произойти и случайно --  к примеру,  многие наши укрытия,  располагавшиеся в
древних подвалах,  были  взломаны, когда строили  метрополитен. Кстати,  тот
вампир  (его звали Дэнни Кинг) спал как раз в  таком  подвале. Кто-то вскрыл
окна и снял крышку с гроба.
     В  лунном свете, просеивающемся  сквозь туман, лицо Исидро было тихим и
отстраненным, как лица  выступающих из  кладбищенского мрака статуй. Тесная,
как каньон, сжатая  стеками  склепов аллея  окончилась обсаженной  деревьями
лестницей. Вампир на минуту умолк,  стальные пальцы, придерживавшие Эшера за
локоть, разжались.
     --  А  спустя дней  десять Лотта и ее друзья  сказали мне, что посетили
жилище вампира Эдварда Хаммерсмита, что обитал на Хаф-Мун-стрит  в особняке,
принадлежавшем еще его отцу  (когда тот был  жив), и обнаружили, что  ставни
открыты, а гроб наполнен золой и костями. Так об этом узнал я.
     -- И ни Кинг, ни Хаммерсмит даже не сделали попытки выбраться из гроба?
     --  Нет, --  сказал  Исидро. -- Но  с  момента  смерти  Кальвара убийца
понимал, за кем он охотится.
     -- Вопрос в том. -- заметил Эшер, -- знал ли он это раньше.
     --  Мы уже думали над этим. Вряд ли кто-то выслеживал  нас по-людски --
медленно, никак не решаясь поверить, что  его близкие стали добычей вампира.
Это ведь только  благодаря совпадению муж героини любопытного романа мистера
Стокера замечает вампиров, охотящихся за женой и ее другом, да еще  и делает
правильное умозаключение. Большинство людей  до этого не  додумываются. Даже
когда вампир беспечен и  факты  говорят  сами за себя,  человек предпочитает
"логическое  объяснение"... Я  нахожу  типичным,  -- добавил он,  когда  они
вступили  в гулкий  мрак  крытой террасы с кирпичными склепами и  мраморными
досками из скромных  памятниках,  --  что  вампиризм изображается  как  зло,
пришедшее  в  Англию  откуда-то извне  и  совсем  недавно,  словно  коренной
британец  вампиром стать не может. Мистеру  Стокеру, видимо,  и в голову  не
приходило, что вампиры могут обитать и в Лондоне.
     Кладбище они покинули,  одолев стену  неподалеку от  церкви Сент-Майкл,
причем  Исидро подсадил  Эшера,  а  потом  уже легко вскарабкался сам. Туман
сгустился еще больше,  когда они двинулись вдоль кладбищенской стены вниз по
Хайгэйтскому холму. Смутный желтый свет фонаря (свидетелей можно было уже не
опасаться)  мерцал на влажных сорняках и  паутине в придорожных канавах, как
мерцал недавно  на драгоценностях в наполненном пеплом гробу.  Дыхание Эшера
клубилось,  смешиваясь с туманом. Он  покосился на Исидро. Ни клочка пара не
исходило из тонких губ вампира, даже когда он говорил.
     --  Давно ли  вампиры  обитают в  Лондоне?  -- спросил  он, и дон Симон
бросил на него быстрый взгляд искоса.
     -- Давно, -- ответил он, как хлопнул дверью, и остаток пути они провели
в молчании. Позади них  в тумане  на  колокольне Сент-Майкла ударил колокол.
Без пятнадцати двенадцать. Склон Хайгэйтского  холма и окраинные улицы внизу
были пустынны. Лавки и дома смутно проступали из медленно клубящегося тумана
среди тусклых желтых пузырей газового света.
     -- Я уж  думал, вы, парни,  не вернетесь, --  непочтительно  начал было
кэбмен, выбираясь из-под груды запасной  одежды,  и  Исидро, изящно наклонив
голову, вручил ему десятишиллинговую бумажку.
     -- Примите мои извинения. Я надеюсь, это не причинило вам неудобств?
     Кэбмен уставился на деньги, затем быстро коснулся краешка шляпы.
     -- Что вы, сэр! Вовсе нет!
     Дыхание  его отдавало  джином, как, впрочем, и воздух в кэбе. "Холодная
ночь", -- философски отметил Эшер, забираясь в экипаж.
     --  Албемарл Креснт, Кенсингтон, -- сказал  Исидро  в  окошечко, и  кэб
затрясся  по мостовой.  -- Наглец, -- добавил он мягко.  -- Но  ссориться со
слугами  -- последнее дело.  К  сожалению,  прошли  те  времена, когда я мог
приказать его высечь.
     Он повернулся к Эшеру в профиль и устремил взгляд во тьму.
     Албемарл  Креснт  оказался рядом домов,  видавших когда-то лучшие  дни,
хотя  некоторые  из  них и  сейчас  очаровывали поблекшей  красотой  подобно
изношенному наряду герцогини в  лавке  старьевщика. В  это время суток здесь
было  очень тихо. Стоя на мостовой среди тумана,  становившегося все гуще по
мере приближения к реке,  Эшер  не слышал ни  звука.  В Оксфорде в этот  час
преподаватели бы  еще бодрствовали,  споря  о  метафизике  или  текстуальном
критицизме, студенты  устраивали  бы  вечеринки  или  сновали  по  улицам  в
развевающихся университетских мантиях, а жители других районов  Лондона, как
имущие, так  и неимущие,  традиционно  беседовали  бы с бутылкой.  Здесь  же
клерки,  юные приказчики  и благонамеренная часть  рабочего класса держались
замкнуто, много работали,  рано вставали и почти не интересовались тем,  что
происходит вокруг.
     Исидро стоял рядом, глядя сквозь туман на смутно видимый ряд террас.
     -- Сейчас  мы  можем войти, --  шепнул он. -- Я усыпил их так, что моих
шагов они не услышат, но за вас я поручиться не могу. Поэтому ступайте тише.
     Комната Лотты  располагалась на втором  этаже. Первый  этаж весь пропах
застарелым кухонным чадом и  пивом. Чтобы не привлекать внимания, фонарь они
погасили у порога. Темнота была кромешная, и Исидро вновь пришлось исполнить
роль поводыря. Старомодный, с длинным  стволом ключ, найденный  среди  золы,
действительно подходил  к двери. Заперев ее изнутри, Эшер достал из  кармана
потайной фонарик и зажег его.
     Яркие  цвета, усиленные сиянием газового пламени, ожгли глаза.  Комната
была  завалена   платьями,  туфельками,  пеньюарами,  безделушками,  шалями,
кружевами, оперными программками и карточками; все  громоздилось как попало,
скрывая  дешевенькую обстановку комнаты, напоминающей  грим-уборную актрисы.
Здесь были  вечерние  туалеты: алые, оливковые,  золотистых оттенков, идущих
только определенному типу блондинок; замшевые оперные перчатки,  запятнанные
старой  кровью, и  веера --  из  лебединых перьев или разрисованного  шелка.
Украшенные сапфирами двойные браслеты, ожерелье,  серьги и гребень, беспечно
брошенные  в скомканный  черный шелк на  столике красного  дерева,  брызнули
искрами света, когда тень, отбрасываемая Эшером, их миновала.
     В  спальне  царил  еще  более  ужасающий   беспорядок.  Три  гигантских
гардероба неясно вырисовывались над огромной кроватью, на которой, казалось,
никто  никогда  не  спал;  их  полуоткрытые  двери  отвисали   под  тяжестью
наброшенных сверху  одеяний. Прочая  одежда была свалена  прямо на  кровати:
мерцающая мешанина оборок, в  которой,  как личинки в тухлом  мясе,  мерцали
жемчуга; узкие, с высокими талиями шелковые  платья, какие носили чуть ли не
полвека назад, и  еще более древние одеяния, густо расшитые бусами, рвущиеся
под собственной  тяжестью,  стоило  Эшеру  приподнять их с  пола. Косметика,
парики (большей частью светлые) на столике с зеркалом  в  раме, под  которую
были засунуты многочисленные карточки, записки, счета. Рядом с кроватью Эшер
высмотрел старые туфли, широконосые, с квадратными каблуками -- на массивной
пряжке  сверкнул драгоценный  камень; ленты --  когда-то синие -- выцвели до
блеклой серости. Золотые  соверены,  рассыпанные  в углу стола, были покрыты
пылью.  Подобрав монету,  Эшер увидел  на  ней  профиль неудачливого  короля
Георга.
     -- А  деньгами  ее снабжали поклонники? -- спросил он  негромко. -- Или
она имела обыкновение грабить их сразу после убийства?
     -- И то, и другое, я полагаю, -- отозвался Исидро. -- Да ей много денег
и не требовалось.  Только платить  за жилье,  где бы  она могла хранить свои
вещи. Но, конечно, она бы никогда не  рискнула спать  здесь --  у квартирной
хозяйки обязательно бы возникли  вопросы. И первый, естественно: почему днем
ставни наглухо закрываются.
     -- Поэтому кладбище Хайгэйт, -- пробормотал Эшер, беря со стола счет от
портного и разглядывая его сначала с одной, потом с другой стороны.
     -- Пристрастие вампиров  спать среди мертвых, -- сказал Исидро, который
стоял у двери,  скрестив руки на груди,  -- происходит  вовсе не от любви  к
трупам (хотя  я слышал, что многие вампиры так называемых готических  времен
почитали это чуть ли не своей обязанностью), а  просто потому, что  в склепы
нет доступа солнечному  свету.  А  какие-либо  ночные  встречи опасности  не
представляют.
     --  Я  думаю, --  заметил  Эшер.  -- Особенно  если  кто-нибудь  затеет
ограбление  могилы.  --  Он  сосредоточенно  сортировал карточки, записки  и
приглашения,  которые  вынимал  из-за зеркала, складывая их  в  старомодный,
шитый бисером ридикюль с тем, чтобы ознакомиться с ними подробнее на досуге.
-- А вы, как я понимаю, живете на проценты с банковских вкладов?
     -- Это не должно вас интересовать.
     Эшер  выдвинул  ящик столика. Запах  древней пыли  и  истлевшей  бумаги
защекотал  ноздри. Ящик  был  заполнен  желтыми хрупкими  счетами, письмами,
набитыми в распухшие конверты с  неразборчивыми рукописными пометками взамен
марок или штампов и бумагами давно лопнувших банков.
     -- Меня интересует, как я получу деньги для предстоящих розысков.
     Исидро разглядывал его  несколько  секунд из-под  приспущенных  ресниц,
словно  размышляя,  в  самом  ли деле  Эшера  интересует  именно это.  Затем
повернулся  и принялся вытряхивать  на столик содержимое ридикюлей различных
эпох, стилей и степени сохранности. Он высыпал пачки банкнот или выплескивал
струйки золота или серебра так, словно само прикосновение к деньгам было ему
отвратительно.
     "Истинный  идальго  времен  Реконкисты, -- подумал Эшер,  позабавленный
зрелищем.   --  Провести  три   с  половиной  столетия   среди  торгашей   и
промышленников -- и нисколько не измениться!"
     -- Этого достаточно?
     Эшер  порылся в деньгах,  выбирая банкноты не более чем  двадцатилетней
давности,  а из золота  взял  только монету с  профилем  Георга  III  -- как
сувенир.
     -- Теперь следующее, -- сказал он. -- Поскольку Лотта была четвертой по
счету,  то  вряд ли убийца начал свои исследования с нее, хотя, может  быть,
что-нибудь  обнаружится  в этих  бумагах  --  имя  последней жертвы,  адрес,
что-либо  еще. Я бы  хотел  осмотреть  комнаты  других -- Кальвара,  Кинга и
Хаммерсмита,  --  а  также  побеседовать с  друзьями  Кинга,  о  которых  вы
упоминали...
     -- Нет.
     -- Как  хотите, --  сухо сказал Эшер,  выпрямляясь и задвигая ящик.  --
Только не ждите в этом случае, что я найду убийцу.
     --  Вы найдете  убийцу, --  отрезал Исидро, и голос  его был смертельно
тих. -- И найдете вы его быстро, до  того  как он  убьет еще  кого-нибудь. В
противном случае вы подвергнете себя и вашу  леди  серьезной опасности.  То,
что вы хотите знать, не имеет никакого отношения к вашим поискам.
     --  Ни вы, ни  я не знаем пока, что имеет отношение к моим поискам!  --
Эшер  почувствовал  приступ  бешенства,  как   в  те  дни,  когда  чины   из
министерства иностранных  дел,  понятия не  имевшие об условиях,  в  которых
приходилось работать, требовали от него немедленных результатов. На  секунду
ему  захотелось взять  Исидро за худое горло и  встряхнуть --  не только  из
страха за Лидию,  но и  за приказ делать кирпичи без соломы.  --  Если уж  я
согласился выполнить то, о чем вы просите, то будьте добры сообщить мне...
     -- Я сообщу вам то, что сочту  нужным. -- Вампир не шевелился,  но Эшер
чувствовал, что тот готов ударить  и что удар этот будет  неотразим и скорее
всего смертелен. Ничего не изменилось в голосе Исидро, холодном и вялом, как
яд. -- Я предупреждаю вас снова: вы играете сейчас со смертью. Установленные
мною ограничения служат как  вашей, так и моей безопасности. Постарайтесь не
нарушать их... Поймите  меня, Джеймс,  ибо я вас понимаю. Я понимаю,  что вы
намерены работать на меня  до тех пор, пока не найдете способа  безнаказанно
меня  уничтожить.  Меня и  всех  мне  подобных. Далее.  Я  мог  бы подыскать
человека, достаточно тупого  и  достаточно продажного,  который  бы даже  не
поинтересовался, кто я  такой. Я бы  просто  приказывал ему:  найди  мне то,
найди  мне это, а  результаты представь сегодня.  И он бы не задавал никаких
вопросов. Но это, к сожалению, не  выход. Щит не делают из мягкой древесины,
для  этого  выбирают  самые твердые  породы.  Хотя,  конечно, с ними  больше
хлопот.
     Они молча  глядели в  глаза  друг  другу  посреди  комнаты,  заваленной
скомканными шелками и напоенной древними благовониями.
     -- Я бы не хотел, чтобы вы появлялись в Оксфорде.
     -- Я бы тоже не хотел этого,  --  сказал Исидро. -- Кем бы ни  оказался
убийца, я не выведу его на вашу леди. Снимите в этом городе комнату, и я вас
найду. Для тех, кто  охотится в ночи,  это не проблема. Хорошенько запомните
это -- хотя  бы на тот случай, если, найдя убийцу, вы решите заключить с ним
союз.
     --  Я запомню,  -- тихо заверил его Эшер. -- Но и вы запомните: если вы
или  ваши  друзья-вампиры меня  убьют,  то  проблемы  у  вас так  или  иначе
возникнут. А если  вы  будете  играть  нечестно, скажем,  попытаетесь  взять
заложников --  у вас  возникнут  проблемы куда более серьезные. Если вы меня
убьете, вам придется искать кого-нибудь другого. А если нет,