я, Чарльз,
вот каким я стал. Посоветуй, куда  мне  отправиться  и  чем  заняться".  Я
близко подошел к нему. Почти вплотную. И лицо  его  покрылось  потом,  Ему
пришлось принять таблетки. Я видел отвращение в его  глазах.  И  когда  он
напомнил мне об этом лабиринте на Лемносе.
     - Почему?
     - Он решил, что самое подходящее для меня убежище  -  это  здесь.  Не
знаю, от чистого ли сердца или не без задних мыслей был это  совет.  может
быть, он надеялся, что лабиринт убьет меня... Достойная смерть  для  таких
как  я.  В  любом  случае,  лучшая,  чем  сделать   глоток   какого-нибудь
растворителя и стечь в канализацию. Но я, разумееться, сказал ему, что мне
даже и не снилось лететь на Лемнос. Я хотел  замести  следы  за  собой.  Я
разыграл гнев, накричал, что это последнее  дело,  которое  я  бы  сделал.
Потом провел месяц, болтаясь по подземельям Нового Орлеана, а когда  вновь
вынырнул на поверхность, то нанял корабль и прилетел сюда. Я  петлял,  как
только мог, чтобы уже никто наверняка не сообразил,  куда  я  направляюсь.
Бордман оказался прав. Это в самом деле  наиболеее  подходящее  место  для
меня.
     - Но каким образом, - сросил Раулинс, - ты смог добраться  до  центра
лабиринта?
     - Мне просто не повезло.
     - Не повезло?
     - Я мечтал погибнуть в лучах славы, - сказал Мюллер. - Мне  было  все
равно, уцелею ли я, проходя через лабиринт, или нет. Я  просто  шел,  куда
глаза глядят, и волей-неволей оказался в центре.
     - Мне в это трудно поверить.
     - Твое дело, но примерно так это и было. Суть в том,  что  я  из  тех
людей, которые способны преодолеть все. Это какое-то  природное  качество,
если  вообще  не  что-то  сверхестественное.  У  меня  необычайно  быстрая
реакция. Интуиция. Шестое чувство, как говорят. И необычайно сильная жажда
жизни. Кроме того, я прихватил с собой детекторы массы и  еще  кое-что  из
полезного барахла. Так что когда я забрался в лабиринт, то если видел, что
где-то рядом лежат трупы,  начинал  внимательно  приглядываться,  а  когда
чувствовал, что глаза начинают  меня  подводить,  останавливался  и  делал
передышку. В зоне "Х" я был уверен, что меня поджидает смерть.  Но  судьба
решила иначе, я умудрился пройти там, где никому другому это  не  удавалос
ь... потому,  наверное,  что  я  шел  без  страха,  безразлично,  не  было
первичной  скованности.  Я  пробирался  как  кошка,  мышцы  мои   работали
превосходно, и таким образом я к моему величайшему разочарованию преодолел
самые опасные части лабиринта и оказался вот тут.
     - Ты когда-нибудь выходил наружу?
     - Нет. Иногда я прогуливаюсь до зоны "Е", в которой находятся  сейчас
твои коллеги. Дважды я побывал в зоне"А". Но преимущественно я  остаюсь  в
трех внутренних зонах. Я совсем неплохо устроился. Запасы мяса я  храню  в
радиационном холодильнике.  И  отвел  целый  дом  под  свою  библиотеку  и
подходящее место для сексаторов. В  другом  доме  я  препарурую  животных.
Часто  охочусь.  И  изучаю   лабиринт,   пытаясь   исследовать   все   его
приспособления. Я надиктовал уже несколько кубиков дневников. Ручаюсь, что
твои  приятели-археологи  дорвались  бы  до  этих  записей  с   величайшей
радостью.
     - Наверняка они  дали  бы  нам  множество  информации,  -  согласился
Раулинс.
     - Не сомневаюсь. Так что я их припрячу, чтобы никто из вас не смог бы
добраться до них. Ты еще не проголодался, сынок?
     - Слегка.
     - Пойду, принесу тебе обед.



                                    2.

     Размашистым шагом Мюллер направился в сторону ближайших домов.  Когда
но исчез, Раулинс негромко произнес:
     - Это страшно, Чарльз. Он явно свихнулся.
     - Не будь в этом так уверен,  -  ответил  Бордман.  -  Вне  сомнения,
девять лет одиночества могут  нарушить  человеческую  уравновешенность,  а
Мюллер уже тогда,  когда  я  видел  его  в  последний  раз,  не  отличался
уравновешенностью. Но скорее всего, он  начал  с  тобою  какую-то  игру...
строит из себя психа, пытаясь выяснить, насколько ты легковерен.
     - А если он не притворяется?
     - В свете того, что нам требуется, его сумашествие не играет  никакой
роли. Это могло бы только помочь.
     - Я не понимаю.
     - Тебе и не надо понимать, - спокойно ответил Бордман. - Только  веди
себя спокойнно, Нед. До сих пор ты все делал превосходно.
     Мюллер вернулся, неся миску с мясом и  изящный  хрустальный  сосуд  с
водой.
     - Ничем лучшим я не могу тебя побаловать, -  сказал  он  и  пропихнул
кусок мяса между прутьями. - Местная  дичь.  Ты  ешь  обычную  натуральную
пищу, верно?
     - Да.
     - В твоем возрасте так и надо. Ты говорил, сколько тебе лет? Двадцать
пять?
     - Двадцать три.
     - Это еще хуже. Мюллер подал  Раулинсу  сосуд.  Вода  имела  приятный
привкус или, может быть, отсутствие вкуса. Потом  он  молча  сел  рядом  с
клеткой и сам приступил к еде. Раулинс убедился, что эманация уже не такая
омерзительная, даже на расстоянии менее пяти метров. Наверное, к ней можно
приспособиться, подумал он. Если кому-то это очень понадобиться.
     После длительного молчания он спросил:
     - Ты не вышел бы на пару дней из своего убежища, чтобы  познакомиться
с моими спутниками?
     - Исключено.
     - Им не терпится поговорить с тобой.
     - А меня  беседа  с  ними  совершено  не  интересует.  Я  предпочитаю
разговаривать с животными.
     - Со мной же ты говоришь, - заметил Раулинс.
     - Поскольку это для меня в новинку.  Поскольку  твой  отец  был  моим
приятелем. Поскольку как человек ты достаточно  сносный.  Но  у  меня  нет
никакоо желания оказаться среди толпы археологов, пилящих на меня глаза...
     - Тогда, может, ты встретишься с парой из них? - предложил Раулинс. -
Чтобы освоиться с мыслью, что ты снова будешь среди людей.
     - Нет.
     - Не вижу причин... Мюллер прервал его:
     - Подожди-ка! Зачем это мне осваиваться с мыслью, что  я  снова  буду
среди людей?
     Раулинс, смешавшись, ответил:
     - Ну, ведь люди уже здесь. Потому что это нехорошо, если ты так долго
намерен сторониться...
     - Что  ты  здесь  крутишь?  Ты  хочешь  одурачить  меня  выманить  из
лабиринта? Эй приятель, скажи, что  это  ты  там  задумал?  Задумал  своим
крошечным умишком. Какие у тебя причины, чтобы мне привыкать к людям?
     Раулинс заколебался. Во время наступившего неловкого молчания Бордман
быстро подсказал ему верный ответ - именнно тот, который был нужен.  И  он
повторил эти слова, стараясь, чтобы они прозвучали естественно:
     - Ты делаешь из меня интригана, Дик. Но я клянусь тебе:  у  меня  нет
дурных намерений. Я могу  признаться,  я  в  самом  деле  пытаюсь  немного
подыграть  тебе,  нравиться,  завоевать  симпатию.  Наверное   мне   стоит
обьяснить причину этого.
     - Наверное стоит.
     - Это из-за наших архелогичесих исследований. Мы  можем  провести  на
Лемносе едва несколько недель. А ты тут... сколько лет здесь?  Девять?  Ты
уже накопал кучу данных об этом лабиринте, Дик. С твоей  стороны  было  бы
некрасиво оставить их  у  себя,  Так  что  я  надеюсь,  что  как-то  смогу
переубедить тебя, что сначала ты подружишься со мной, а потом, может быть,
придешь к остальным в зону "Е" и  переговоришь  с  ними,  ответишь  на  их
вопросы, поделишься информацией...
     - С моей стороны некрасиво держать эти данные при себе?
     - Ну да. Скрытые знания - это грех.
     - А красиво со стороны людей называть меня нечистым и бежать от меня?
     - Это иное дело, - ответил Раулинс. - И его не решишь таким способом.
Тут причина в твоем несчастьи... которого ты не заслужил,  и  все  жалеют,
что такое несчастье случилось с тобой, но ты же сам должен  понимать,  что
людям довольно трудно переносить безразлично твой... твой... твой...
     - Мой смрад, - закончил Мюллер. - Ладно. Я  понимаю,  что  находиться
рядом со мной тяжело. Поэтому я и предпочитаю не огорчать твоих коллег.  И
не смей думать, что я собираюсь попивать с  ними  чай,  разговаривать  или
вообще иметь с ними какое-то дело. Я изолировал  себя  от  человечества  и
таким отшельником и останусь. И тот факт, что я сделал для тебя исключение
и позволил  надоедать  своим  присутствием,  не  играет  никакой  роли.  А
поскольку я обьяснил уже тебе это, то знай,  что  мое  несчастье  не  было
незаслуженным. Я заслужыл его, поскольку заглянул туда, куда не должен был
залядывать. Тщеславие распирало меня, я  был  уверен,  что  могу  добиться
всего, я начал было считать себя сверхчеловеком. ГИБРИС.  Я  уже  обьяснил
тебе это слово.
     Бордман  продлжал  давать  Раулинсу  свои  указания.  Чувствуя  едкий
привкус от собственной лжи, Раулинс пытался продолжать:
     - Я не могу сердиться на тебя, Дик, что ты так поставил себя.  И  все
же мне кажеться, что ты поступишь некрасиво, если  не  поделишься  с  нами
информацией. Вернись в памяти ко времени твоих  собственных  исследований.
Когда ты совершал посадку на какой-нибудь из планет, и кто-нибудь там знал
что-то важное, что было необходимо знать и тебе, разве ты не прилагал  все
усилия, чтобы эту информацию получить... пусть даже тот человек имел  свои
личные проблемы, которые...
     - Мне очень жаль, - холодно возразил Мюллер, - но меня в  самом  деле
все это больше не касается.
     И ушел, оставив Раулинса в клетке с двумя кусками мяса и почти пустым
сосудом.



                                    3.

     Когда он исчез, Бордман сказал:
     - Какой он раздражительный, верно? Но я  и  не  рассчитывал,  что  он
проявит мягкость характера. Ты начинаешь добираться до него, Нед.  Ты  как
раз в нужных пропорциях соединяешь в себе хитрость с наивностью.
     - И в результате сижу в клетке.
     - Ну и что? Мы можем прислать робота, чтобы он тебя  освободил,  если
вскоре клетка сама не откроется.
     - Мюллер отсюда не выйдет, - продолжал Раулинс. - Он полон ненависти.
Прямо  сочится  ей.  В  любом  случае   его   не   удасться   склонить   к
сотрудничеству. Я никогда не видел, чтобы столько злобы умещалось в  одном
человеке.
     - Ты не знаешь, что это за ненависть, - заметил Бордман. -  И  он  не
знает. Уверяю тебя, все идет хорошо. Вне  сомнения,  будут  еще  кое-какии
неудачи, но основное - это что он вообще  с  тобой  разговаривает.  Он  не
хочет ненавидеть. Создай такие условия, чтобы его лед растаял.
     - Когда вы пришлете за мной робота?
     - Попозже, - сказал Бордман, - если в том будет необходимость.



                                    4.

     Мюллер не возращался. Сгущались сумерки и сделалось холоднее. Раулинс
сидел в клетке, продрогший, сьежившийся. Он пытался вообразить город в  те
времена, когда в нем  бурлила  жизнь,  когда  клетка  служила  для  показа
творений, выловленных в лабиринте. Сюда приходят толпы строителей  города,
невысоких и плотных, покрытых густой медного цвета шерстью, с  зеленоватой
кожей. Размахивают  длинными  руками,  указывая  на  клетку.  А  в  клетке
извивается существо, напоминающее какого-то исполинского скорпиона. Зрачки
его полыхают, белые когти дерут мостовую, внезапно бьет хвост, и  животное
только и ждет, чтобы кто-то подошел слишком близко.
     Скрежещущая музыка звучит в  городе,  чужаки  смеются.  От  них  идет
теплый, мускусный запах. Дети плюют в клетку. Слюна  их  -  как  огонь.  В
ярких лунных лучах пляшут тени. Ужасный  узник,  полный  злых  намеренний,
чувствует себя одиноким без создания своего вида, которые  кишмя  кишат  в
освещенных тунеллях на планете Альфекка или Маркаба - очень далеко.
     А тут целыми днями приходят строители  города,  издеваются,  дразнят.
Создание в клетке видеть не может их хрупкие тела, переплетающиеся длинные
тоненькие пальцы. Но однажды  под  клеткой  пол  проваливается,  поскольку
обитателям города наскучил их пленник  их  чужого  мира,  и  он,  взмахнув
хвостом, рушится в бездну, оскалившуюся остриями ножей.
     Настала ночь. Раулинс уже несколько часов не слышал  голос  Бордмана.
Мюллера же он не видел с позднего полдня.  По  площади  крались  животные,
преимущественно - небольшие, с отвратительными зубам и когтями.  А  он  на
этот раз пришел сюда безоружный. Он был  готов  затоптать  любое  из  этих
созданий, которое бы только сунулось между прутьев клетки.
     Он дрожал от холода, ему хотелось есть. Он пытался отыскать  во  тьме
Мюллера. Все это перестало быть шуткой.
     - Ты меня слышишь?  -  спросил  Бордман.  -  Вскоре  мы  тебя  оттуда
вызволим.
     - Да? Но когда?
     - Мы выслали робота, Нед.
     - Значит, достаточно будет четверти часа,  чтобы  робот  дошел  сюда.
Здесь безопасные зоны.
     Какое-то время Бордман молчал.
     - Час назад Мюллер задержал робота и уничтожил его.
     - И ты не мог мне об этом сказать сразу?
     - Мы тотчас же выслали  несколько  роботов  одновременно,  -  сообщил
Бордман. - Мюллер  наверняка  уничтожит  еще  хотя  бы  одного.  Все  идет
отлично, Нед. Тебе не грозит ни малейшая опасность.
     - Если только ничего не случится, - пробормотал Раулинс. Он  не  стал
продолжать этого разговора, все более иззябший  и  голодный  он  оперся  о
стену и ждал. Наблюдал, как на  расстоянии  ста  метров  небольшие  гибкие
зверюшки набрасываются  и  убивают  животных,  значительно  себя  больших.
Минуту  спустя  туда  уже  набегали  стервятники,  чтобы  обглодать   кучу
окровавленных костей. Он прислушивался к звукам этой  охоты  и  насыщений.
Его поле  зрения  было  частично  ограниченно,  так  что  ему  приходилось
вытягивать шею в поисках робота, высланного ему на помощь.  Но  робота  не
было.
     Он ощущал себя человеком, принесенным в жертву, избранником смерти.
     Стервятники завершили свою работу. И тихо двинулись через  площадь  к
нему - небольшие, напоминающие  лисиц  зверюшки,  с  крупными  крутолобыми
головами, кривоватыми лапами и желтыми, загибающимися внутрь когтями.  Они
шевелили золотистыми белками, посматривая на него с интересом,  задумчиво,
серьезно. Мордочки их были измазаны густой, пурпурной кровью.
     Они приближались. Раулинс заметил длинное узкое рыльце между прутьями
клетки. Ударил. Морда убралась. Но  с  левой  стороны  уже  другой  зверек
протискивался сквозь решетку. А дальше - еще трое.
     И неожиданно эти зверюшки начали проникать в клетку отовсюду.



                             Глава девятая.

                                    1.

     Бордман в лагере в зоне  "Ф"  свил  себе  уютное  гнездышко.  Но  его
старость как-то сама собой делала это  естественным.  Он  никогда  не  был
спартанцем, а уж сейчас, предприняв это тяжелое и рискованное путешествие,
он прихватил  с  собой  с  Земли  все,  что  только  могло  доставить  ему
удовольствие. Робот за роботом  доставляли  его  имущество  с  корабля.  В
молочно-белой палатке он устроил себе  жилище  с  центральным  отоплением,
световой драпоровкой, поглощателями  тяготения  и  даже  с  баром,  полным
напитков. Коньяк и другие деликатесы были у него под руками.  Он  спал  на
мягком надувном матраце, покрываясь толстым красным ковром,  сотканным  из
теплого материала. Он знал, что остальные люди в лагере, хотя и  вынуждены
пользоваться гораздо меньшими  удобствами,  не  питают  к  нему  зла.  Они
понимали, что Чарльз Бордман должен жить в уюте, где бы он ни находился.
     Вошел Гринфилд.
     - Мы  потеряли  еще  одного  робота,  -  доложил  он.  -  Значит,  во
внутренних стенах их осталось всего три.
     Бордман поднес  ко  рту  самораскуривающююся  сигару.  Затянулся,  то
перекидывая ногу на ногу, то снимая ногу с ноги, потом выпустил из ноздрей
дым и улыбнулся.
     - Значит, Мюллер вывел из строя и этих тоже?
     - Боюсь, что так. Он знает входимые трассы лучше нас.  И  все  держит
под контролем.
     - Вы выслали хотя бы одного робота  путем,  которого  у  нас  нет  на
картах?
     - Даже двух. Оба пропали.
     - Хм-м. Надо бы выслать большее  число  роботов  одновременно.  Тогда
будет надежда, что хотя бы один не привлечет  внимания  Мюллера.  Парнишка
нервничает в клетке. Измените программу,  хорошо?  Мозг  корабля  подберет
нужную диверсионную тактику, если вы его верно  запрограммируете.  Скажем,
пусть роботов двадцать пойдут одовременно.
     - У нас их осталось всего три, - напомнил Гринфилд. Бордман  прикусил
сигару.
     - Три тут в лагере или вообще?
     - Три в лагере. Снаружи лабиринта  их  еще  пять.  Они  уже  начинают
входить.
     - Кто такое допустил? Я еще  поговорю  с  Хостином.  Надо  изготовить
новые по шаблонам. К  утру  в  моем  распоряжении  должно  быть  пятьдесят
роботов. Нет, восемдесят. Нет, какая безнадежная глупость, Гринфилд!
     - Именно так.
     - Ладно, убирайтесь! Бордман с раздражением затянулся сигарным дымом.
Он набрал диск, и пододвинулась бутылка коньяка  -  превосходный,  густой,
липковатый напиток, изготовленный отцами-перептикалистами на планете Денеб
12. Ситуация и в самом деле  была  тревожной.  Он  отхлебнул  с  полбокала
коньяка, на мнговенье потерял дыхание, птом наполнил бокал заново.
     Он знал, что ему грозит потеря перспективы, старейший из всех грехов.
Деликатность этой миссии уже начала  несколько  раздражать  его.  Все  эти
крохотные  шажки,  мизерные  успехи,  утомительное  приближение  к   цели,
осмотрительность... Раулинс в клетке. Раулинс и  его  угрызнения  совести.
Мюллер со своим психопатичеким мировозрением. Крохотные зверюшки,  которые
огладывают человеку пятки, а сами только и думают,  как  бы  добраться  до
горла.  Все  эти  ловушки,  расставленные  демонами,  и  эта  притаившаяся
внегалактическая раса существ с огромными глазами, живущая в  удивительном
мире излучений, рядом с которыми Чарльз Бордман являеться чем-то не  более
чувствительным, чем растения. Угроза конца всему.
     Рассерженный, он погасил сигару о пепельницу и немедленно воззрился с
изумлением на длинный окурок. Столько сигары  пропало!  Сама  она  уже  не
раскурится. Но ведь есть же  инфракрасный  луч  от  генератора.  Он  снова
раскурил сигару и энергично запыхтел ею, пока она  не  раскурилась.  Потом
неохотно протянул руку и вновь нажал клавишу связи с Недом Раулинсом.
     Он увидел на экране вертикальный прутья в лунном отблеске и волосатые
мордочки посверкивающие зубами.
     - Нед! - вскричал он. - Это Чарльз. Мы выслали к тебе много  роботов,
парень. Мы вызволим тебя из этой идиотской клетки за пять минут.  Слышишь?
За пять минут!



                                    2.

     Раулинс был очень занят.
     Это выглядело чуть ли не смешно. Прямо бе конца набегали  и  набегали
эти зверьки. Всовывали мордочки между прутьями - по  два,  по  три  сразу.
Лисицы, норки, горностаи или дьявол их  разберет,  какие  это  зверюшки  -
ничего, кроме зубов и маленьких злых  пастей.  Но  ведь  кормились-то  они
падалью, сами не убивали. Неизвестно, что притягивало  их  к  клетке.  Они
протискивались, собирались вокруг Раулинса, жестким мехом  терлись  о  его
ноги, били его лапками, драли ему кожу когтями, грызли ему лодыжки.
     Он топтал их. Он довольно скоро убедился, что стукая каждую по голове
тяжелым ботинком, он сразу же ломает ей позвоночник.  Мгновенными  ударами
он отбрасывал свои очередные жертвы в угол клетки,  куда  сразу  же  кучей
кидались маленькие бестии. Канибалы. Постепенно он вошел в ритм.  Поворот.
Удар. Толчок. Поворот. Удар. Толчок. Хруп. Хруп. Хруп.
     И все же грызли и царапали они его ужасно.
     Первые пять минут у него почти не было времени для  отдыха.  Поворот,
удар, толчок. Он так расправился по крайней  мере  с  двумя  десятками  за
какие-то пять минут. В углу клетки скопилась гора  маленьких  скрючившихся
телец, на которой копошились живые, пытаясь отыскать лучшие куски.
     Но наконец-то пришла пора, когда он угостил их  всех,  находящихся  в
клетке, а с наружи их больше не проникало. Теперь он мог  передохнуть.  Он
ухватился за прут, поднял левую ногу и начал рассматривать  многочисленные
ранки, царапины,