указав на него глазами.- Самый кит. Ученики называют его
"наш Полундра" и очень любят".) По обе стороны стола за решетчатыми
бамбуковыми кафедрами стояли докладчики. Говорил правый, сквозь
небогатую плоть которого просвечивали таблицы с символами и числами на
стене,- видимо, тот самый Ей Мбогу Мбаве. Левый докладчик ждал своего
часа и выражал всем, чем мог, скепсис и рассеянную иронию; таз у него
был широковат для мужчины, позвоночник слегка искривлен.

Мы пробрались по левому проходу вниз, где сидели помощники Имельдина;
рядом на полу лежали носилки. Мне запомнилась последняя, многообещающая
какая-то фраза объявления. Я спросил тестя о ее смысле.

- Так для этого мы и здесь,- шепнул он.- Обрати внимание на мозги.

Я осмотрелся: да, действительно! И на комиссии, где меня допрашивали, у
академиков был заметен прилив крови к лобной части мозга, делавшей ее
серо-розовой,- естественный признак внимания и умственной деятельности.
Но здесь почти у всех передняя часть мозга была не розовой, а багровой.
У многих, кроме того, лобные извилины были в фиолетовых точках; в целом
получалось впечатление той багровой сизости, которую обычно замечаем на
носах и щеках горьких пьяниц.

- Вот это и есть следы того, что гарантируется,- пояснил
тесть.-Микроинсультов. Ничего страшного, мы таким вкатываем дозу
тиктакола с синтомицином в шейную артерию, через пару дней теоретик на
ногах, может снова думать над тем же. Если бы эти надутые ослы сегодня
меня не прокатили, я бы сделал диссертацию на тему: "Связь
распределения микроинсультов по поверхности мозга ученого со спецификой
проблемы и степенью ее неразрешимости".

Между тем академик Мбогу говорил, набычась извилинами в аудиторию, и
говорил крепко:

- Только безнадежный идиот может сомневаться в существовании кварков по
причине их необнаруженности. Да, я подчеркиваю: нет принципиальной
необнаружимости, а есть только необнаруженность. Поскольку кварки не
лептоны и не адроны, а шармоны, обменивающиеся глюонами, а тем самым
близки и к антибарионным фермионам, то каждый, кто не кретин, понимает,
что все дело в финансировании: не обнаружили при миллиардных
ассигнованиях - обнаружим при триллионных! (Аплодисменты). Мблагодарю.
Равным образом любой из сидящих здесь, кто еще не впал в маразм, не
решится оспаривать то, что квантовые характеристики кварков, или, как
говорят теоретики, ка-ка характеристики, "каки"... не могут быть - не
мбогут мбыть! - исчерпаны тем, что им приписывают сейчас: ароматом,
цветом, шармом, зарядом, странностью, спином... ни даже их красотой!
Ведь по принципу зеркальной инверсии все, что не тик-так, то так-тик,-
то есть всякое "тик" есть "антитак". Только духовные ублюдки неспособны
понять это! И наоборот. (В рядах снова послышались аплодисменты. Позади
нас кто-то рухнул на пол. Медики с носилками направились туда.)
Мблагодарю! К тому же всякий, кто не дебил, понимает, что цвет у
кварков скоро отнимут их глюоны, которые хоть и индифферентны,как
бозоны, но начинают проявлять себя, как шармоны. Думаю, что глюоны
отнимут у кварков и запахи!

Эти слова вызвали бурю аплодисментов, а председатель Полундра прекратил
на минуту поматывать головой, как лошадь в жару, и возгласил:

- Три кварка для мистера Кларка! А теперь их уже пять... [*] Три для
Кларка, а остальные для кого? Или три равно пяти?..

[* Сведения о кварках, усвоенные и творчески развитые мною, взяты из
"Квантовой физики" А. В. Астахова и Ю. М. Широкова (М., "Наука", 1983);
авторам ее приношу искреннюю благодарность за доставленное удовольствие
- В. С.]

Эти слова вызвали восхищенный шепот. Мой сосед справа, чей лоб достиг
предельной багровости, вдруг поник головой, стал сползать со скамьи.
"Видишь, я тебе говорил: это драма, драма идей! - бормотал тесть,
помогая мне оттащить пострадавшего к стене.- Давай тиктакол".

- Омбратно мблагодарю,- продолжал докладчик.- Поэтому необходимо ввести
еще одну характеристику кварков, которая уж точно объяснит все загадки
взаимодействия адронов, лептонов, бозонов и выпендронов: вкус. Вкус! -
Ей Мбогу Мбаве поднял янтарный палец, причмокнул и облизнулся.- Объясню
для тех, кто имеет извилины, как при этом будет соблюдаться принцип
безвуксности нуклонов, аналогичный их бесцветности и беззапаховости.
Вспомним, какие ароматы мы приписываем кваркам: n - благоуханный, a -
приятный, s - нейтральный, c - противный и b - зловонный. Если их все
смешать, то в нуклоне все запахи уничтожатся и выйдет, что частица не
пахнет. Что мы и знаем: как тик на так, так и так на тик - все равно
выйдет и так, и сяк, и не так, и не сяк! (Аплодисменты.) Мблагодарю.
Так и со вкусом. Четыре основных вкуса: сладкий, горький, кислый и
соленый - суть четыре новые "каки". Если смешать сахар с солью, кислоту
- с горечью, а потом все вместе, то у смеси никакого вкуса не будет -
или, выражаясь математически, вкус будет нулевой. Таким образом, те,
кто еще не впал в кретинизм, согласятся, что для нуклонов - комбинаций
кварков - соблюдается интегральная безвкусица. При упоминании в
литературе все, кто еще не потерял совесть, должны писать так: принцип
безвкусицы Ей Мбогу Мбаве-так. Я кончил! Прошу вопросы.

- А... У пятого кварка какой вкус?- спросил кто-то из дальнего ряда,
когда стихли овации.

- М-м... Это будет зависеть от его заряда, странности, цвета, спина и
беспардонности,- ответил Мбогу.- По моим расчетам. он будет кисленький
и чуть пряный.

Спрашивавший рухнул на пол. Медики поспешили к нему.

- Три кварка для мистера Кларка! - снова беспечно возгласил академик
Полундра.- Три равно пяти, запах равен очарованию, вкус равен цвету.
Хочу - я человек, хочу - я чайник! - Он свесил голову и пустил нитку слюны.

Затем слово взял контрдокладчик. Как ни значительны были идеи доктора
Мбаве, но в сравнении с высказанными доном Самуэлем из Эдессы они
выглядели детским лепетом. Дон Швайбель-старший предал осмеянию и
отверг не только "кулинарные рецепты" предыдущего докладчика, но и все
термины,- по его словам, из лексикона благородных девиц,- в которых
погрязла физика кварков.

- Все эти "шармы", "ароматы", "цветы" и "красоты", уважаемые коллеги,-
говорил он резким голосом,- не для мужчин. То, что есть и еще
понадобится для описания кварков, находится здесь! - И дон Швайбель
жестом фокусника извлек - непонятно откуда - и с треском развернул в
веер колоду игральных карт.- Смотрите: главная степень свободы - масть.
Бубны, пики, трефы и черви. В каждой масти кварки распределяются от
шестерки до туза. И, наконец, третья, "кака", самая важная, чего в
"шармах-вкусах-ароматах" не сыщешь: козыри! Козырный кварк, будь он
даже шестерка, кроет всех!..

Дальше в докладе уверенно замелькали термины для взаимодействий и
комбинаций микрочастиц: "взятка", "сдача", "перебор", "пас", "очко",
"большой шлем из бубновых кварков" и так далее. Чувствовалось, что дон
Самуэль свое дело знает туго.

Впечатление от доклада было таким, что Имельдин с помощниками просто
сбились с ног. Когда же начался третий пункт программы, обсуждение, то
они и вовсе перестали оттаскивать инсультных, а ходили по рядам,
перешагивая через тела, и на месте делали инъекции. "Вы не теоретик, вы
карточный шулер! - кричал на Швайбеля академик Мбаве, выставив извилины
и махая руками.- Вас в гостинице били!"-"А вы поваришка,- резал в ответ
тот,- ваше место в харчевне, а не лаборатории! Все ваши опусы - стряпня
на тухлом масле!"-"Три кварка для мистера Кларка!"- в последний раз
воскликнул Полундраминуссигмагиперон и, склонившись к соседу, укусил
его за ухо. Тот завизжал, вскочил; в президиуме началась свалка.

Должен признать, что мне нравилась живая творческая обстановка
дискуссии: чувствовалось, что люди вкладывают душу в решение проблем.
Правда, кусать за уши - это, пожалуй, слишком, но в средневековых
диспутах случалось и не такое. Концепция Самуэля Швайбеля-старшего о
внедрении картежной терминологии в науку меня, человека строгих правил,
конечно, увлечь не могла. Но вот идеи доктора Ей Мбогу... Я
почувствовал тягу высказаться по этому поводу, повернулся к двоим,
сидящим позади:

- Послушайте, но ведь все зависит от созревания этих овощей: их цвет,
запах, вкус... и даже вес. Это должно быть главной характеристикой,
степень созревания!

- Каких овощей?- спросил один.

- Ну, кварков.

У обоих лбы предельно побагровели, глаза подернулись пленкой и
закатились - и они осели на пол.

Уходил я из академии под большим впечатлением. Впоследствии до конца
дней багрово-сизый цвет у меня никогда более не ассоциировался с носами
пьяниц. Теперь я знал, что таков цвет напряженной теоретической мысли.



ГЛАВА ШЕСТАЯ

Описание общественной жизни тикитаков. Парламяент, партии. Король и его
политика. Иерархий внутренностей. Театр. Украшения изнутри и моды.
Здравоохранение и педагогика по-тикитакски



Поглощенный повседневной жизнью и своими проблемами, я первое время
мало интересовался общественным устройством у тикитаков (хотя и
догадывался, что здесь тоже должны быть свои особенности). Да и
возможностей познакомиться с ним у меня было маловато: ведь до визита в
АН меня почти не выпускали со двора, разве что брали на охоту. Но в
город - ни в какую. Все ждали (и я ждал), когда от тиктакола у меня
начнут янтарно просвечивать кости, обнаружатся извилины во лбу -
словом, я буду выглядеть прилично. Хватит и того, что сорванцы нашей
окраины прибегали дразнить меня: "Гули-гули демитхом!"- зачем еще
искать неприятностей? Но мой скелет все не поддавался.

Наконец Имельдина осенила мысль: я должен выдавать себя за старика. С
шаркающей походкой. С палочкой - неплохой, кстати, острасткой для
мальчишек. Ведь тело у глубоких старцев теряет прозрачность, начиная
именно с костяка; да и динамика внутреннего вида, "инто", у них слабая,
вялая - что будет соответствовать моему никудышному внутреннему
произношению.

...И жену свою Агату, носившую первенца, я сопровождал в Сквер Будущих
Мам в центре под видом ее дедушки, а что поделаешь! В этом сквере, в
тени тиквой, будущие мамы рассматривали друг друга, у кого как лежит,
знакомились, советовались, тревожились и попутно готовили приданое
младенцам, единственную допускаемую на острове одежду. Особым уважанием
пользовались носящие двойню или тройню.

В том же виде я выполнял хозяйственные поручения Барбариты, даже,
случалось, подторговывал на рынке овощами с огорода, яйцами, битой
птицей. Тикитак на пенсии.

Город Грондтики, в котором мы жили, был столицей; кроме него, на
острове имелись и другие, например, упоминавшаяся выше Эдесса. Все они
находились вдали от моря и были защищены лесом и горами. Ни портов, ни
флота тикитаки не имели. Не существовало у них и законов, запрещающих
покидать остров,- но все равно его никто не покидал, не стремился в
страны, населенные темнотиками, оплакиваемыми за их вид "заморскими
братьями". Больше того, читатель уже познакомился с тем, как
островитяне приветили заморский корабль; думаю, что не один он покоится
на дне у берегов Тикитакии. Отдельных же темнотиков, потерпевших
бедствие на море, они подбирают единственно для проведения на них пробы
на прозрачность, смысл которой, как я постепенно понял, выходит далеко
за пределы того, чтобы просто убедиться в соответствующем действии
тиктакола на них; для этого, собственно, достаточно поймать и остричь
собаку.

По государственному устройству Тикитакия, как и моя страна, является
конституционной монархией. Но вот зачем им это все: король,
правительство, парламент, чиновники - я так до конца и не понял.
Сложность государственного устройства есть мера взаимного недоверия
сограждан и недоверия правителей к своим подданным. У тикитаков же в
этом отношении все более чем благополучно: даже если бы кто и захотел
сжулить, словчить, объегорить ближнего, он не сможет это сделать-все на
виду, каждый человек- открытая книга. В силу этой открытости, ясности
отношений им всегда легко договориться, прийти ко взаимопониманию, даже
организоваться для коллективных действий; взять хотя бы тот же отряд
самообороны - зеркала свои, лошади свои... и вдовы свои. Или вспомнить
их способ дальней взаимосвязи, который далеко превосходит почту и не
нуждается в попечении государства. Тем не менее существует (в силу
того, что существовала раньше) деятельность, состоящая в том, чтобы
возвыситься и набить себе цену. Общая схема такова: правительство
запрещает, король запреты отменяет, парламент то и другое обсуждает (и
нередко осуждает); народ относится ко всему этому благодушно и делает свое.

Здание парламента находилось рядом с рынком, я после дел захаживал
иногда - поглядеть, послушать. Парламент был однопалатный, но
политических партий, представленных в нем, было куда больше, чем в
Англии. Все они защищали интересы не какого-то сословия, а -
определенного органа в теле тикитаков. Самой влиятельной была коалиция
"Мозгляки-кровавики за прогресс, а все остальные сволочи"; их напору
уступала даже всеми уважаемая партия "Лимфа",- на последних выборах ее
кандидаты понесли поражение из-за своей повышенной прозрачности,
делавшей их практически невидимыми. Наиболее консервативной считается
партия "Задний ум", представляющая интересы кишечника, крестца и
половых органов. Довольно влиятельна партия УГН (ухо, горло, нос), но
ее позиции ослаблены раздором между тремя секциями. Есть легочники,
желудочники, скелетники, железняки-секреторники... и так вплоть до
весьма радикальной группы "Левый голеностоп", представленной в
парламенте, впрочем, лишь одним депутатом.

Поглядеть было на что: у депутатов каждой партии приливом крови или
введением красителей были ярко выделены свои органы. Легочники, кроме
того, выделяли себя цветными дымами, а желудочники и кишечники
(заднеумники) - заглатыванием яркой ПМУ - Пищи Многократного
Употребления. Выступления парламентариев уменьшали мою ностальгию;
особенно в тех случаях, когда кто-либо из них сегодня гвоздил
правительство за недостаточное внимание к желудкам тикитаков, а
назавтра, перейдя к скелетникам, призывал островитян не обременять себя
лишней пищей, дабы не пострадала осанка,- я чувствовал себя почти как в
Лондоне.

В отличие от парламента, короли - и в частности нынешний Зия Тик-Так
XXIX - пользовались уважением и даже любовью островитян. Причин было
три - и все вполне основательные: 1) короли имеют самое крупное и
выразительное "инто" (т. е. самые рослые и хорошо сложенные из всех, с
образцовым внутренним видом); 2) они безупречно справедливы и 3)
целиком бескорыстны. Тикитаки уверяли меня в том, что эти качества
передаются у Зий по наследству, от номера к номеру. Мне, побродившему
по свету и немало повидавшему дворов и правителей, это показалось
сомнительным; я заподозрил, что по наследству передаются не
добродетели, а какой-то хорошо продуманный политический трюк. Применить
его тем легче, что тикитаки в силу своей открытости весьма доверчивы.
Так и оказалось.

Начнем с "инто". Находясь теперь вдали от Тикитакии (не без стараний
того же Зии ‘ 29) и не рискуя быть обвиненным в подстрекательстве к
бунту, могу заявить прямо: король не выше меня ростом и не шире в
плечах, а внутренний вид у него ничуть не совершенней, чем у моего
опекуна и тестя, медика Имельдина. Одно происшествие, о котором речь
идет дальше, нас свело впритык - ошибиться было невозможно. Между тем,
островитяне действительно видят - большинство по ЗД-видению,
счастливчики - непосредственно на дворцовых церемониях,- что Зия
крупнее и образцовее по "инто" всех других. В чем здесь дело?

Прежде всего в том, что по конституции король тикитаков обязан иметь
самую крупную фактуру и безукоризненную красоту "инто"; в противном
случае он будет низложен, а его место займет достойнейший. (Извечное
стремление к идеалу: наш правитель - самый лучший человек). Тем самым
вид короля оказывается основой государственной стабильности, а ее надо
поддерживать - пусть и с помощью ухищрений. Первым из них и является
Закон о Тайне, по которому никто, кроме самых доверенных и близких лиц,
не смеет ни приблизиться к королю ближе чем на пятнадцать ярдов, ни
рассматривать его сквозь мякоти кистей; нарушителей ждет Яма. Это
обосновано тем, что иначе с помощью внутреннего тикитанто подданные
могут узнать о делах в королевстве больше, чем следует; с пятнадцати
ярдов действительно много не углядишь.

Другое - подбор должностных лиц, включая и министров, так, чтобы все у
них было хоть чуть-чуть, но помельче и поплоше, чем у Зии.
Соответственно чину. На официальных приемах члены правительства
располагаются по обе стороны от короля так, чтобы размеры их
внутренностей плавно убывали к краям, что и подчеркивает анатомическую
исключительность главы державы. (Если к этому добавить, что с помощью
"тик-так бжжжиии..." и сердца сановников настраиваются в такт с
сокращениями королевского сердца, то картина получается незабываемая).

Это практикуется из века в век и от номера к номеру. Вероятно, именно
поэтому правительство осуществляет на острове чисто запретительные
функции. Сложность подбора на должности и на место в "иерархии
внутренностей" такова, что извилины мозга (кои издали-то и не видны)
считать не приходится; а запрещать - не решать, особого ума не надо.
Это отражено и в названиях министерств и ведомств: например, не
министерство торговли, а министерство запретов на торговлю, не
министерство зеркалоделия, а министерство запретов на зеркальные
дела... Торговать, равно как и делать зеркала, и пользоваться ими
тикитаки все равно будут, никуда не денутся.

Но нельзя не заметить, что эта система, отменно действуя наверху,
ставит низовых чиновников в довольно трудное положение. Ведь для
сохранения иерархии "инто" каждый министр подбирает себе помощников по
себе, те - тоже, и на рядовых должностях в конечном счете оказываются
такие, что разглядеть их ничтожность можно не с пятнадцати, а с
пятидесяти ярдов. Эти чиновники вынуждены прибегать к ухищрениям: или
назначать часы приема на сумерки, или брать в секретарши мощную
вдову-линзу, которая посетителей близко не подпустит, а то и вовсе
отпасовывать просителей в иные инстанции.

Что же до поддержания веры населения в свою справедливость и
бескорыстие, то эту проблему король Зия решает таким великолепным
способом (извлекая к тому же немалый доход!), что его стоит
рекомендовать и европейским монархам. Никакие налоги с тикитаков не
взимаются, это верно. Раскошеливаться им приходится лишь на взятки
чиновникам, накладывающим запреты. Запрет на .сбор плодов тиквойи в
определенных рощах; запрет на прорытие оросительных или осушительных
каналов, а если канал уже прорыт, ведь за всем не уследишь, то запрет
на протекание воды по нему; запрет на дойку коров в дни тезоименитства
государя и иных торжеств. Многое можно запретить с многозначительным
видом из высших политических соображений, а затем и милостиво разрешить
за изрядную мзду. Постепенно у населения созревает недовольство,
возникают протесты и волнения; в парламенте обсуждают, запрашивают
министров, те отмалчиваются. Дело доходит до короля, он смещает
чиновника и отменяет ошибочные запреты; если провинившийся изрядно
нажился, его отправляют в Яму (бывает, что и казнят), имущество
конфискуют в пользу государства. Справедливость торжествует - и двор
утопает в роскоши.

О том, как готовят чиновников, что они оказываются не в силах не
лихоимствовать, я расскажу позже.



К стыду своему, должен признаться, что так и не побывал ни на одном
представлении ГХАТа, Грондтикского Художественного академического
театра, хотя здание его, очень респектабельное, со сплошь зеркальным
фасадом, тоже находилось рядом с Центральным рынком,- ни один, ни с
женой. По самой простой причине: не было денег. Откуда им взяться у
демихома без определенных занятий! А билеты, и обычно-то довольно
дорогие, в этот сезон шли по двойной и тройной цене потому, что в
спектаклях участвовал здешний Кин, демонический трагик Соломон
Швайбель-мла