елял им в детстве времени и родительского внимания, что мы, в
сущности, были теперь чужими друг другу.

Я решил наконец основательно заняться врачебной практикой. Хоть я и не
мог видеть своих, пациентов изнутри и тем более исследовать их органы
тканевыми "линзами", но полученные в Тикитакии познания об устройстве и
жизни человеческого тела, взаимодействии в нем органов и веществ
позволили мне и по внешним признакам ставить куда более правильные
диагнозы, чем иным докторам. Правильный же диагноз - основа успешного
лечения. Моя популярность росла, гонорары - тоже; обойденные коллеги
почтили меня прозвищами "невежественного знахаря" и "колдуна-костоправа".

Единственно, в чем я потерпел неудачу, это в применении тикитакского
метода целительных болей. Когда я однажды закатил насморочному
дворянскому отроку пару лечебных оплеух, то присутствовавшая при
процедуре мамаша подняла такой крик, что у дома начали собираться люди.
И хоть насморк (хронический) тотчас же прошел, она отказалась уплатить
за визит и грозилась пожаловаться в суд.

Подобное получалось и при других попытках. Поэтому впоследствии, если я
видел, что пациента от его недуга, реального или мнимого, лучше бы
всего пользовать щипками с вывертом, легкой массажной поркой по
надлежащим местам, а то и просто полновесным пинком в зад,- я все равно
приписывал ему микстуры, притирания, клизмы, банки, рекомендовал прийти
еще, съездить на воды и т. п.

Люди больше желают, чтобы о них заботились и хлопотали, чем быть здоровыми.

Состоятельный вдовец, бывалый человек и к тому же врач, я, несмотря на
возраст, привлекал внимание женщин. Меня знакомили с достойными дамами
на вечеринках, ко мне заглядывали городские свахи.

Но и самые привлекательные во всех отношениях невесты и вдовы оставляли
меня равнодушным; все они были для меня будто в парандже - в парандже,
которую не снять. Мне вообще казалось теперь странным, как это можно
плениться внешностью женщины: я знал, знал так твердо, будто видел, что
их миловидность, округлость форм и плавность линий (качества, к которым
мы, влюбившись, присоединяем добросердечие, нежность, преданность и
даже тонкий ум) - это всего лишь более толстый, чем у мужчин, слой
подкожного жира. Женившись, мы сплошь и рядом обнаруживаем, что нету за
этими линиями ни доброго характера, ни ума, и не мудрено: не в
подкожном слое эти достоинства находятся. Совсем не там.

Да и не могло быть у меня с этими дамами того, что было с Аганитой:
любви-откровения, любви-открытия.

На многое, очень многое я теперь смотрел иными глазами. При виде ли
курящею франта, купца с багровой от гнева физиономией, распекающего
побледневшего приказчика, кавалеров и дам, украшенных драгоценностями,
или пациента-толстяка, жалующегося, что его -часто мутит,- я вспоминал
места из того ядовитого доклада Донесана-Тика. Тогда он меня уязвил, а
теперь я все подумывал: может, и в самом деле?..

Встретив человека с большим лбом, я вдруг понимал, почему мы таких
считаем умными: потому что при прозрачном черепе у него было бы видно
много извилин. Но мы их не видим, а все равно так считаем - почему?..

Может, действительно все уже было? Может, и все наши технические
изобретения есть попытка вернуть утерянный рай, вернуть с помощью
всяческих устройств вне себя все то, что некогда мы имели в себе?

Особенно вопрос о любви меня занимал. Наблюдая иногда за гуляющими под
луной влюбленными парами, я вспоминал свои ночи с Агатой, ночи
любви-единения со Вселенной, и мыслил в том же русле: ведь "в том и
отличие человеческой любви - и прежде всего молодой, трепетной, со
слезами и стихами - от простого обезьяньего занятия, что она стремится
охватить весь мир! Если так... мы, европейцы, с высокомерием и
брезгливостью смотрим на отношения полов у дикарей, считаем свои
образцом и вершиной; но в сравнении с тикитакскими какая же она
вершина! На миллиметр выше, чем у дикарей, только и всего. И главное, с
каждым веком они все ниже, проще: нет уже рыцарей, посвящавших себя
служению Прекрасной Даме, все меньше стихов и все больше похабства.

А ведь то, что упрощение отношений между мужчиной и женщиной,
приближение их к животному примитиву есть признак вырождения,- оспорить
нельзя.

Выходит, и тут тот долговязый с голым черепом не так и неправ?

Или взять развитие нашей цивилизации (как добавил бы Донесман-Тик, "с
позволения сказать") с помощью внешних устройств: от карет до
микроскопов и от реторт до пушек - прогресс ли это? Для самих
устройств, безусловно, да; для методов их расчета и проектирования, для
всех сопутствующих наук - тоже. А для людей? Ведь для них в конечном
счете дело сводится к тому, что все это можно купить. Обменять на
стойкий к желудочным кислотам металл.

То есть главным для пользования "прогрессом" оказывается он (или
эквивалентные ему ассигнации), как и во времена, когда прогресса не
было. Купил - телескоп (рассматривать соседние дома), корабль
(перевозить рабов), что угодно мудреное и точное, красивое и интересное
- а сам можешь хоть хрюкать, ибо все это остается вне нас и не меняет
нас. А если и меняет, то в какую, собственно, сторону?

Такие размышления шли у меня параллельно с написанием данного отчета.

Вот так и получилось, что чем ближе к концу, тем яснее я понимал, что
опубликовать его не вправе. Во-первых, не выйдет дело, не воспламеню я
современников-соотечественников идеей прозрачности - и именно потому,
что она должна быть не во вне, а внутри нас. Изменять придется себя.
Вот если бы все выгоды прозрачности можно было купить (и, кстати, тем
возвыситься над другими, кто не смог купить), а самому остаться все тем
же скрытным, своекорыстным, лживым темнотиком, тогда другое дело. А
так... нет!

Возможно, конечно, что публикация этих сведений подвигла бы некоторых
ученых и врачей на исследования в том же направлении: постепенно, за
сотню-другую лет, оно развилось бы. Но - и это уже во-вторых - надо
смотреть на вещи прямо: пока что впереди нашей цивилизации идут не
ученые, а люди с оружием. Люди, которые сначала стреляют, а потом
думают, если вообще думают. Люди, для которых все не похожие на них (по
виду, цвету кожи, по образу жизни, по религии... особенно по религии!),
хуже их. А раз так, то - бей их! Вспомним, что осталось от ацтеков и инков.

Тикитакам грозит та же участь. В отчете, в главе IV, я рассказываю о
том, как они потопили английский фрегат. Нетрудно угадать, какой приказ
отдаст наше Адмиралтейство посланным к острову новым фрегатам и баркам,
если за убийство даже одного белого уничтожается туземный поселок. Да,
днем, при свете солнца, остров неприступен; но ведь здесь я неизбежно
выдаю и то, что в темное время суток или в пасмурную погоду тикитаки
беззащитны. Такую пору и выберут для нападения. И начнется резня. То,
что вид островитян с непривычки вызывает ужас, отвращение и желание
пустить в ход оружие, я знаю сам.

А разве рассказ о носимых тикитаками внутри драгоценностях не привлечет
к острову -пиратов, флибустьеров и иных рыцарей наживы? Эти джентльмены
не станут роскошествовать со слабительными, а будут просто вспарывать
животы.

Нет, дело не только в том, что на острове остались люди, которые мне
дороги: жена и сын, хотя и это не могу не учитывать. Главное - в
другом: мы, европейцы, считаем себя умнее других, будучи всего лишь сильнее.

Пока мы с этим идем к другим народам, мы ничего не сможем взять у них,
кроме сырья, рабов и товаров, и ничего не оставим там, кроме унижения,
разорения и страха.

В то же время знания не должны пропасть; похоже, что мы и так их больше
теряем, чем приобретаем.

Поэтому я завещаю эту рукопись своему старшему сыну Джону Гулливеру с
тем, чтобы он передал ее своим детям, а те - своим и так далее до тех
пор, пока положение не изменится, пока люди не начнут понимать две
простые истины:

1) что подлинно разумная жизнь - та, когда меняют не только внешнюю
среду, но и себя;

2) что нет народов лучших и худших, а есть разные - и все друг друга стоят.

И пусть пройдет до этого век, и два, и более - только тогда я позволяю
сообщить, что

Весь покрытый зеленью, абсолютно весь,
Остров Тикитакия в океане есть.





                  --------------------------------



Источник: "Избранные произведния", т.2
изд. "Флокс", Нижний Новгород, 1994г.


Сканировал: Троянец
Корректура: А.Е.