учениками с бутылкой в
руке (он предпочитал отхлебывать "из горла"), матрос распевал псалмы и
произносил проповеди о вреде пьянства. Однако полгода назад он впал в
белую горячку и скончался. "Не уберегли,- сокрушенно вздохнул старший
учитель.- Сгорел на работе". Поэтому, заслышав обо мне, они и пришли с
лестным приглашением. Если я не согласен преподавать только за выпивку,
они выбьют для меня ставку учителя. А если соглашусь работать не только
в городских школах, но и на выезд, то полторы ставки. Плюс
командировочные. Мало?.. Ну, добавим еще от себя, будет две. По рукам?

Я не согласился и на две. В сущности, мне предлагали спиться в
интересах тикитакской педагогики, и не чем иным, как жидкостью для
мытья ног.

Фраза Барбариты "мне придется идти подрабатывать своей печкой - при
живом муже!" тоже может быть превратно понята читателем. Речь идет
совсем не о тех "заработках". Однако эта тема достойна отдельной главы.



ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Оптические свойства тикитаков. "Подзорная труба" и "внутренний
микроскоп". Видеосвязь и ЗД-видение. Женщина-кухня и семейная охота.
Гибель английского фрегата



Я уже писал, как в первый день своей прозрачности открыл по улыбке
свойство щек и губ увеличивать или уменьшать зубы за ними. Ничего
удивительного в этом нет, любое прозрачное вещество преломляет лучи, а
тем самым и, будучи надлежащим образом оформлено, увеличивает
изображения предметов.

Но... в чем главное свойство живого? Любой естествоиспытатель скажет: в
том, чтобы превосходить мертвую природу. Живое тело всегда может быть
больше, чем подобное ему, но мертвое тело. Поясню эту мысль примером.
Мой соотечественник сэр Роберт Гук, член Королевского общества, открыл
закон упругости материалов: их растяжение пропорционально нагрузке.
Этому закону равно подчиняются металлы и ремни, стекла и нити... Но
вот, если ту же гирьку подвесить к живой мышце, ничего подобного не
будет. Она не растянется и может даже (если ее, к примеру, кольнуть)
сократиться.

Другой, еще более близкий пример: хрусталик нашего глаза. Он - линза?
Да, но линза, которая может менять свой фокус.

И представьте теперь, что все ткани вашего тела подобны хрусталику
глаза. В любой мышце (вместе с кожей и подкожным слоем) можно,
сосредоточившись, образовать живую линзу нужной величины, менять ее
форму и преломляющие качества, перемещать по телу, поворачивать.
Представьте себе, что это делается с той же бездумной точностью, с
какой мы совершаем обычные мышечные движения. Представьте, наконец, что
это знание-умение передается от поколения к поколению тикитаков и стало
почти инстинктивным - вот тогда вы поймете, как много оно значит в их
жизни. Недаром преподавание самоведения в школах начинают с тезиса:
"Прозрачность вам дана, чтобы видеть и понимать".

Я открывал в себе оптические таланты один за другим. Наша окраина
служила местом для прогулок горожан. Я заметил, как некоторые из них,
обозревая окрестность, выставляют перед лицом кисти с растопыренными
пальцами - обычно левую подальше, а правую перед самым глазом.
Создавалось впечатление, будто они держат подзорную трубу и что-то в
нее рассматривают. Составив руки подобным образом, я обнаружил, что
никакой подзорной трубы и не надо: мякоти в кистях между большими и
указательными пальцами образуют линзы; напряжением-сосредоточением
можно отрегулировать их так, что в одной кисти, у глаза, получится
небольшая короткофокусная линза-окуляр, а в другой - линза-объектив.
Попрактиковавшись, я вскоре рассматривал отдаленные строения, деревья и
даже птиц в небе ничуть не хуже, чем прежде в свою раздвижную трубу.

Тикитаков-левшей, кстати, можно отличить по тому, что они приближают к
глазу мякоть левой руки.

Я похвалился своим "открытием" Агате. Она снисходительно улыбнулась и
показала мне, как надо расположить и напрягать кисти для рассматривания
мельчайших предметов. Весь тот день я упражнялся, пока не научился этим
способом образовать микроскоп - и куда сильнее левенгуковского.

Но еще проще оказалось устроить "микроскоп" для рассматривания
увеличенных подробностей и даже строения тканей в глубинах моего тела.
Этому научил меня Имельдин: линза-объектив образуется в мышцах и
подкожном слое непосредственно над местом, которое желаешь увидеть,-
остается приблизить к нему глаз с кистью-"окуляром".

Опекун объяснил мне, что подобным способом медики проводят
микроскопическое исследование пациентов. Каждый из них сам образует
"линзу" над местом, на которое жалуется, врач накладывает свою кисть с
"окуляром" и смотрит. И нет болезней, которые он не смог бы обнаружить
в самом их зародыше, а затем и устранить.

Должен признаться, что я и сам провел немало часов, наблюдая через
правую кисть и линзу в теле увеличенные мышечные волокна в бедре или в
руке- пульсирующий бег крови в тончайших капиллярах и даже ничтожнейшие
белые и красные тельца в ней; последние и делают кровь алой.

И общественная жизнь тикитаков связана с этими свойствами в гораздо
большей степени, чем это может представить себе современный европеец.
Начать с того, что с помощью зеркальца и "подзорной трубы" из кистей
они могут общаться на внутреннем тикитанто, находясь друг от друга
довольно далеко, лишь бы в пределах видимости. Зеркальце, точнее,
посылаемый им в нужном направлении "зайчик", служит для вызова.

- Ой, кто это?- восклицала Барбарита (или моя Агата), когда блики
такого "зайчика" начинали метаться по двору, заглядывать в окна дома;
поднималась на кухонный помост, быстро находила источник - дом, помост
или вышку в центре, а то и на другом краю города, становилась так,
чтобы быть хорошо видной оттуда, выставляла кисти "подзорной трубой". И
начинался диалог внутренними образами с не видимой мне, но хорошо
видимой ей (при увеличении Х50, а то и X80) собеседницей. Длился он
порой долго, женщинам всегда есть что сказать друг другу.

Этим же способом переговаривались с Имельдином его коллеги. Сам я в
силу слабых успехов в тикитанто не мог пользоваться видеосвязью. Но
Барбарита утром, перед тем, как послать меня на рынок, выясняла
подобным образом - у торговцев, у товарок, где что можно купить и что
продать, затем давала мне указания, в которых никогда не ошибалась.

Другое, еще более важное применение этих свойств,- это ЗД-видение,
Зеркально-Дальнее видение.

...Маячившие перед стеклянной стеной демонстрационного домика в
бамбуковой люльке в мой первый день мужчины и женщина не исполняли
ритуал - они вели передачу. Обо мне. Показывали всему острову, как
протекает опрозрачнивание темнотика. Мужчина был оператором, а полная
дама - передающей камерой. Поэтому она и стояла спиной то ко мне, то к
Имельдину и его друзьям на пирамиде: так на объект передачи наилучшим
образом направлялись ее самые крупные линзы-объективы. Поэтому же в
качестве камер выбирают достаточно обширных женщин, с диаметром линз не
менее фута. То, что таких объективов всего два, обеспечивает объемность
изображения.

Дама-камера передает изображение (иногда прямо, иногда через
дополнительные зеркала) на те чаши из зеркал на шпилях ажурных башен,
которые я - тоже ошибочно - принял за храмы. Чаши отражают во всех
направлениях, и каждый житель города, направив к одной из них свою
"подзорную трубу", может смотреть передачу.

Так не только самым подробным и наглядным образом сообщают о событиях и
происшествиях, но и показывают картины празднеств, передачи из театра
(а в Тикитакии любят театр), сообщают новые полезные сведения,
рекламируют товары. Если передач несколько, то тикитак всегда может
выбрать ту, которая ему по вкусу, переведя "подзорную трубу" с одной
башни на другие. А кто не знает, всегда может поинтересоваться у
знакомых: "Что там сегодня по зэдэшке?"

Самая высокая и дальнодеиствующая башня с чашей зеркал - так называемая
Башня Последнего Луча - находится в королевской резиденции на вершине
Зеленой горы. Отраженные ею изображения могут быть уловлены в весьма
отдаленных местах острова. Эта башня принимает и передачи оттуда. Не
только развлекательные - с помощью зеркал и дам-камер просматривается
вся прибрежная зона: никто и ничто не может приблизиться днем к острову
незамеченным. Кстати, благодаря этому, я и остался жив.

Далеко не каждая женщина соответствующего телосложения сумеет работать
передающей камерой - дело это тонкое и требует высокой квалификации.
Дама-камера может исказить передаваемое так, что зрители будут
покатываться со смеху, может исправить изъяны внутреннего облика, даже
приукрасить; так делают при репортажах об официальных церемониях и
приемах во дворце. Передавая по ЗД-видению пьесу, они как бы участвуют
в игре; и недаром выдающиеся дамы-камеры известны в Тикитакии наравне с
артистами, певцами и спортсменами.

...Европа ныне переживает подъем, каждый год дарит нам изобретения,
открытия, новшества. Наверное, со временем додумаются и до ЗД-видения
или чего-то в этом духе - хотя я, честно говоря, не представляю, как
это можно сделать: то, что для прозрачников просто, для темнотиков
очень сложно. Вероятно, исхитрятся с помощью техники сначала передавать
черно-белые изображения, вроде рисунков в книгах; будут наращивать их
размеры, четкость, подробность; затем с помощью новых изобретений
смогут передавать и в цвете, приближаясь к естественным краскам
природы; наконец, на вершине сложности достигнут и стереоскопичности. А
у тикитаков - пара прозрачных ягодиц, и все в порядке.

Или взять эту видеосвязь. У европейцев нет внутреннего англиканто,
итальянто или там русиканто, так что этот способ не пойдет. Скорее
всего, что придумают что-то именно для речи, для голоса, и лучше, если
без всякой примеси "видео". Ведь если не видеть собеседника, не
смотреть ему в глаза, врать гораздо удобней.

Описанные способы наблюдения и общения развиты в Тикитакии не только
из-за прозрачности ее жителей, но и благодаря тому, что там преобладает
ясная, солнечная погода; пасмурные дни редки. Нетрудно догадаться, что
солнце, светящее во весь тропический накал, используется островитянами
посредством телесной оптики и в целях энергетики. Так оно и есть, но -
с одним уточнением: не столько островитянами, ибо мужчина здесь ценится
поджарый, мускулистый и стремительный, сколько островитянками - и
преимущественно семейными, многодетными.

Не берусь строго определить, что причина: повышенная ли озабоченность
семьей, телесная ли пышность, или, может быть, утонченная психическая
конституция тикитакских дам,- но сам факт, что они обладают куда
лучшей, чем мужчины, способностью собирать и направлять солнечные лучи
для домашних целей, неоспорим. "Линзы" у них безусловно крупнее, это
ясно; но дело не только в этом. Будучи знаком с физикой, я как-то
подсчитал мощность, которую развивает моя теща Барбарита во время
приготовления обеда. Числа со всей убедительностью показали, что только
той энергии солнца, которая улавливается ее бедрами и животом,
недостаточно; похоже, что прозрачные ткани Барбариты вбирают все
падающие на нее лучи. А это весьма немало!

Тикитаки не знают огня - вернее, не хотят его знать. Поклонение тиквойе
они распространяют в известной степени и на иные деревья. Наверное,
поэтому остров Тикитакия весь покрыт зеленью, абсолютно весь. Бревна и
жерди для построек получают из деревьев, срубленных для пользы
оставшихся там, где растения теснят и подавляют друг друга. Жечь
обрезки, ветки, даже щепки тоже не принято, их перерабатывают на
бумагу. Но главное, что такое отношение к древесине и к огню вполне
рационально: зачем этот дым, треск и копоть, если вокруг в изобилии
чистый жар Солнца!

Наша кухня находилась - в силу известного отношения островитян к
питанию - в глубине двора. Она представляла собою высокий помост, где
на доске из темного камня (кажется, базальта) выстроились миски,
кастрюли, сковороды - все из черненого серебра. Барбарита становилась в
утренние часы спиной на восток, готовя ужин - спиною на запад, чтобы
солнце просвечивало ее наилучшим образом. Обычно она работала, можно
сказать, на три конфорки сразу, грея кастрюлю с супом, сковороду с
жарким и большой чайник. Руки оставались свободны, ими она нарезала,
крошила, добавляла, пробовала, помешивала, передвигала, поворачивала.
Линзами грудей достопочтенная теща могла помимо всего совершать
кулинарные операции, обычным поварам недоступные: дотомить жесткий
кусочек мяса в рагу, фигурно обжарить корочку на пироге и т. п.

Неприязнь Барбариты ко мне вызывала и с моей стороны ответную
холодность - но, признаюсь, я всегда любовался ею при этом занятии: ее
озабоченно наклоненной обширной фигурой, в которой будто переливалось,
струясь к доске-плите, желтоватое солнечное вещество. В эти минуты она
была не в переносном, а в прямом смысле олицетворением домашнего очага!
Да и кушанья у нее получались такие, что за них можно простить любую
сварливость. Никогда после я не едал такого рагу с помидорами, ни
рисовой похлебки с бараниной и травами, ни тем более таких пончиков с
рифленой корочкой, хрустящих и тающих во рту. Жаль лишь того, что
питаться доводилось каждому уединенно, за ширмочкой; даже Агату я не
смог убедить в том, что это - ханжество. По-моему, и Барбарита тем
лишала себя лучшей для кулинара награды - увидеть, как поглощаются ее
изделия.

Вот это и имела в виду достопочтенная теща, высказываясь о том, что ей
придется пойти подрабатывать своей "печкой". Такую работу можно было
найти не только в других семьях, где жена не справлялась, и городских
харчевнях, но и на стеклоделательном заводе, в зеркальных и ювелирных
мастерских, даже в кузницах. Не будет преувеличением сказать, что
полные женщины являются основой такитакской энергетики - в компании с
солнцем, разумеется.

(Те же немногие дни непогоды, когда "печи" бездействовали, питаться
приходилось сырыми фруктами, все работы останавливались,- они считались
у островитян "днями скорби по заморским братьям". Процессии тикитаков -
обычно осыпанных порошками или просто пылью для лучшей видимости -
двигались по улицам. Ведущий провозглашал: "Восплачем по нашим
заморским братьям, которые всегда такие!.."- а остальные подхватывали
заунывно:

"И даже хуу-у-уужееее!..")

Моя же Агата в этом отношении пока что годилась лишь на то, чтобы
сварить кофе. Я понял, почему Имельдин был доволен, что я взял ее в
жены: ее изящные, по-британски умеренные формы, кои меня пленили,
делали его дочь малоперспективной невестой. И то сказать: если бы мы
жили отдельно, пришлось бы нанять даму-печку.

Немаловажным применением этих свойств является и семейная охота. В ней
участвуют и мужчины, но главная роль все равно отводится женщинам.

В низменной части острова восточнее Зеленой горы находились озерца и
болотца, на которых в зимнюю пору обитало немало прилетевших с севера
гусей и уток. Туда мы отправлялись втроем: Барбарита, Имельдин и я,
неся с собой большое зеркало, бамбуковые жерди и палки. Выбрав
незатененное место, сооружали помост, на который взбирались тесть с
зеркалом .и теща. Зеркало нужно, поскольку далеко не всегда солнце
оказывается на одной прямой с охотницей и летящей птицей; зеркальщик и
отражает его свет в нужном направлении. На мою долю оставалось криками
и бросанием камней в камыши вспугивать дичь.

Обеспокоенные утки поднимались вереницей. Далее все делалось быстро и
красиво: Имельдин поворачивает зеркало под надлежащим углом,
просвеченная лучами Барбарита ловит в световой конус переднюю птицу;
секунду та летит, заключенная в огненный круг,- круг стягивается в
слепящую точку на голове или груди утки, и она падает. Световой конус
захватывает другую утку, сходится в точку-вспышку - падает и она; затем
третья, четвертая. Никакой пальбы, все спокойно и бесшумно, слышны
только короткие предсмертные вскрики птиц. Я собирал добычу. Часть уток
падала в воду, приходилось плыть за ними. В один заплыв я притаскивал в
зубах две, а то и три утки, это нетрудно, надо только суметь ухватить
их за шеи.

Позже, когда я удостоился чести быть представленным ко двору, то видел,
как дамы-линзы, сопутствуемые зеркальщиками, несли охрану священной
особы короля Зии Тик-Така, не подпуская к нему своими хорошо
сфокусированными "зайчиками" никого ближе пятнадцати ярдов.



Ради полноты описания должен заметить, что тикитакские дамы умеют
образовывать в себе не только увеличительные, но и уменьшительные линзы
- тоже повсеместно и искусно. Пожилые тикитакитянки умеют ими придать
себе (правда, ненадолго) кажущуюся миниатюрность, изящество, свежесть -
качества излишние в домашнем хозяйстве, но столь притягательные для
мужчин. Когда же сбитый с толку, распаленный ловелас приблизится на
необходимую дистанцию, он попадает в мощные жаркие объятия, из которых
не так просто освободиться. Тикитакские матроны умеют не быть
обойденными судьбой. Особенно худо приходится мужу, если он подобным
образом попадает в объятия своей жены. Имельдин уверял меня, что именно
поэтому на острове гораздо больше вдов, чем вдовцов.



Но самое серьезное применение этих свойств я увидел незадолго до того,
как вынужден был покинуть Тикитакию. Город в это утро был взбудоражен
новостью, что к острову приближается заморский корабль.

В ту пору я уже чувствовал себя вполне тикитаком, имел друзей и
знакомых. Аганита родила сына, которому мы дали диковинное здесь имя
Майкл, несколько раздобрела и начинала сама управляться на кухне; жизнь
налаживалась. Поэтому вначале я почувствовал то же любопытство, что и
другие островитяне, направившиеся к западному берегу поглазеть. Только
я не совсем понимал, на что они будут глядеть.

Корабль стоял на якоре в полутора милях от берега, того самого
обрывистого, с галечным пляжем внизу, на который когда-то выбросило и
меня. Он, видимо, подошел еще вечером.

Утро было ясное, море рябил слабый бриз, поднявшееся из-за гор солнце
хорошо освещало корабль. Я смотрел, стоя на обрыве и составив руки
подзорной трубой: это было трехмачтовое, судя по глубокой посадке,
хорошо нагруженное судно - скорее всего, фрегат. Я выдвинул вперед
левую кисть для большего увеличения, напряг глаза - и мое сердце
забилось чаще: сходящиеся к центру синие и белые полосы, британский
королевский флаг.

Мысленно я теперь был там: понимал и осторожность капитана, не
разрешившего высадиться на незнакомый остров к ночи, и нетерпеливое
стремление команды ощутить после долгого плавания землю под ногами,
пополнить запасы воды и пищи... Да и, если не окажутся здесь испанцы,
голландцы, португальцы или иные проворные европейцы, присоединить эту
территорию ко владениям британской короны.

Я заметил движение на корме: выбирали якорь. Фрегат, осторожно
маневрируя, двинулся против ветра в сторону острова. В свою "подзорную
трубу" я различал, как на носу два матроса готовятся замерять глубину,
а на верхней палубе расшнуровывают и оснащают к спуску на воду бот.

В это время позади послышался топот многих копыт. Я оглянулся: к обрыву
приближался отряд. Непрозрачные тяжеловозы с длинными гривами и
мохнатыми копытами несли на своих широких спинах самых массивных дам
города; на других лошадях гарцевали многочисленные зеркальщики; в
арьергарде мулы рысцой тащили на себе вязанки бамбуковых жердей. За
отрядом, кто на чем тянулись горожане-болельщики.

Во главе процессии рысила на золотистом першероне наша соседка
Адвентита. Я знал ее полный титул: ее превосходительство командир
самообороны западного побережья Адвентита Пиф-Паф, но как-то не
принимал его всерьез. Может, это было потому, что я знал и процедуру
назначения такого командира: выбиралась самая многодетная и дородная
вдова, в случае равенства у претенденток числа детей дело решал вес (у
Адвентиты было двенадцать детей и добрых семь пудов, муж скончался при
исполнении обязанностей); а может, и потому, что именно ее отпрыски
больше других досаждали мне дразнилкой: "Гули-Гули демихом! Гули-Гули
деми-хом!"- выкрикиваемой звонким хором. Сама вдова их урезонивала; она
п