увидеть простертую руку твою,  защищающую рабов  своих. Возврати
мне братца моего, Лукаша малого. Помоги Фотию,  отроку храброму. Яви милости
свою, чтоб я жила и хранила вечную благодарность к Тебе.
     Все было бы хорошо, если бы льдину с Лукашом не несло прямо  на торосы,
образовавшиеся  из  обломков льдин,  застрявших  в  ветвях  огромного  дуба,
росшего  на острове посреди реки.  Перепрыгивая с  льдины на  льдину,  Фотий
торопился нагнать мальчика до этого опасного залаза. Ему удалось существенно
сократить  расстояние, разделявшее  их,  но  впереди было  большое  разводье
чистой  воды.  До маленького Лукаша  оставалось уже  рукой  подать,  но  как
перебраться через  это разводье? Лукашка, увидев близко от себя  дядю Фотия,
перестал плакать.
     - Дядя Фотий, - звал он, - плывите ко мне.
     - Сейчас, Лукаш! Сейчас! Потерпи немного, я сейчас. Как ты там? Небось,
малость страшно?
     - Одному было страшно, а сейчас ничего. С тобой, дядя Фотий, ничего  не
страшно, ты вон какой смелый и большой.
     Фотий   разговорами   старался   успокоить   и   отвлечь  мальчика   от
приближающейся  опасности, так как  уже  ясно был слышен  шум, исходящий  от
залаза.
     Выбрав льдину поменьше, Фотий перебрался на  нее. Он решил переплыть на
ней, как на  плоту  разводье, разделявшее их.  Медленно, очень медленно, как
казалось Фотию, его льдина приближалась к льдине с  мальчиком, хотя он  греб
шестом  изо  всех  сил,  пот  заливал  глаза, ноги  скользили по поверхности
льдины. Она была тяжелая и неповоротливая, на деревянном  плоту он  давно бы
уже пересек это разводье.

     " Господи! Только бы успеть. Только бы успеть", - думал Фотий.
     Приближавшийся рокот залаза подстегивал его. Уже было видно, как льдины
с  разбега  налетали  на залаз, становились  на  дыбы,  ломались,  часть  их
переворачивалась и уходила под воду.
     Наконец, его  льдина приблизилась к кромке  ледяного поля,  на  котором
находился маленький  Лукаш.  Люди на  берегу увидели,  как радостный Лукашка
повис на шее Фотия.
     Но  радость  их  была  преждевременной.  Фотий  видел,  что  льдину  со
скоростью тарана несет прямо на залаз. Отплыть на льдине, на которой он сюда
добрался, они уже не успевают. У Фотия мурашки забегали  по спине,  когда он
представил, что будет с ними, если они попадут в эти адские жернова.
     Взяв Лукаша  за  руку, Фотий  перебрался  с  ним на самый дальний конец
ледяного  поля  справа  от  залаза.  Была  слабая  надежда,  что  льдину  не
опрокинет, а развернет, и тогда они будут несколько дальше от самого гиблого
места.
     От сильного удара льдина содрогнулась и раскололась на части.
     " Все, конец!"- подумал он...

x x x

     Ситуация   была   настолько   страшной  и   угрожающей,   что  сработал
"предохранитель", оберегающий мозг Дмитрия от чрезмерных нервных перегрузок.
Последующие  ощущения были еще хуже, чем первоначальные. Ему показалось, что
он находится на самом дне и судорожно  пытается всплыть на поверхность воды.
Тот, кто хоть  раз  тонул,  никогда  не забудет  те  кошмарные минуты, когда
сердце бешено колотит в груди,  мышцы  перенапряжены до предела, ноги сводит
судорога, руки устали до невозможности и дышать нечем.
     Всплытие, как и падение,  продолжалось целую вечность, пока сознание не
вернулось к нему окончательно. Дмитрий понял, что сидит  он внутри капсулы в
кресле-скафандре  археологонавта,   и,  что  ему  придется  подождать,  пока
откроется люк, соединяющий прошлое с настоящим.
     Этим  экспериментом  они в  лабораторных  условиях  хотели  и  получили
подтверждение известной гипотезы о том, что каждый человек - это  уникальное
хранилище  сведений и знаний  о себе,  своих предках и тех событиях, которые
имели место в прошлом, много лет назад.
     На мысль  об этом  подтолкнул  простой  эксперимент, проведенный  ими с
помощью только  что вылупившихся из  инкубатора цыплят. Когда  этим цыплятам
показали силуэт ястреба,  то они кинулись  врассыпную.  У  цыплят  сработала
память предков,  хотя до этого они никогда не  видели ястреба.  И, наоборот,
когда  цыплятам показали  обыкновенных мирных  птиц,  то на них они никак не
реагировали.
     "Человек не птица, - подумал, засыпая, смертельно уставший Дмитрий, - и
хранящаяся  в  его  микроклетках  память  огромна.  Пожалуй,  человек  - это
неиссякаемый  своеобразный  родник, из  неизмеримых  глубин  которого  могут
всплывать  на поверхность отфильтрованные временем  воспоминания о  прошлом,
картины недавнего настоящего и программа алгоритм на будущее.
     С этими мыслями и удовлетворением выполненного долга он уснул...
     Двенадцать  часов подряд проспал  тогда Дмитрий после первого испытания
микрогенной телевизионной системы.
     Когда  он проснулся, с  него сняли скафандр археологонавта  и  отцепили
датчики. За все время, пока  с ним работали  ассистенты, отец не задавал ему
ни одного вопроса, только молча наблюдал за всем происходящим.
     Очевидно, он понимал, что сыну  трудно сразу  прийти в себя после всего
пережитого. Как-никак экскурс в глубь веков отнимает у человека  много сил и
нервной  энергии.  В  этом плане труд  археологонавта  равнозначен нелегкому
труду космонавта, работающего  в открытом космосе.  Вообще первопроходцам  в
любом деле труднее и сложнее, чем их  последователям. Но вместе с  тем такая
работа  интереснее  для  них.  Их  привлекает  эта  новизна, с  которой  они
постоянно сталкиваются.
     Только поздно вечером, сидя в кабинете отца, они разговорились.
     - Что, по-твоему,  случилось с Фотием и Лукашем после того, как льдина,
на  которой они плыли, налетела на  залаз? Они погибли?- был  первый  вопрос
сына.
     - Нет, Фотий не погиб. Это я точно знаю.
     - Откуда у тебя такая уверенность?
     - Из  двух разнородных  источников,  в  подлинности которых  я  уверен.
Во-первых, из самой  сути  бионосителя  наследственной информации и принципа
работы  "микрогенного телевизора".  Видишь  ли,  если  бы  Фотий  погиб,  то
прекратила  бы существование его  генетическая  родословная  ветвь,  то есть
некому было  наследовать и передавать эту  наследственную информацию. А  раз
она передалась по наследству, значит он тогда жив остался. Из этого следует,
что от Фотия в последующем были  дети - прямые его  потомки, от которых, как
по цепочке, эта информация передалась мне, а потом тебе.
     - Выходит, с помощью  микрогенного телевизора мы можем получить не  всю
информацию  о людях и событиях, в которых  они участвовали, а только  ту и о
тех, у которых эта наследственная ветвь сохранилась и продолжает развиваться
от поколения к поколению?
     - Совершенно верно,  от погибших ветвей информация не может  поступать.
Мы  можем лишь  косвенно  глазами живущих  посмотреть  на  погибших.  Другой
особенностью нашего  микрогенного телевизора является  то, что информацию мы
можем получить, в основном, только от молодых людей и среднего возраста. Это
и понятно,  если учесть, что  дети рождаются, в  основном, от этих категорий
людей.
     Во-вторых, потому я так  уверенно  говорю, что  Фотий и Лукаш  остались
тогда  живы, что  архивные материалы того  времени сохранились. Нам, ученым,
мало открыть или изобрести что-либо, надо еще экспериментально доказать факт
открытия и подтвердить его документально.
     - Отец, ты ни разу не говорил мне об этих архивах.
     -  Правильно,  не говорил,  так  как время  еще  не  наступило.  Хочешь
окунуться в мои 16 лет?
     -  А  это  интересная  мысль!  Только  зачем?  Ты  же  помнишь  себя  в
шестнадцать лет?
     -  Этот экскурс необходим  для  корректировки и  настройки  микрогенной
телевизионной системы.
     - Ну, раз ты считаешь нужным провести  такой  эксперимент,  то я  готов
нырнуть на несколько десятков лет назад в твою жизнь. Вы, старшее поколение,
всегда  укоряли  нас тем,  что, мол,  нынче  молодежь не  та. Что  ж, охотно
посмотрю ваше время. Однако после проверки и настройки включи,  очень  прошу
тебя, хотя бы на час, вторую программу, дай посмотреть ту историю с Фотием и
Лукашем на льдине.
     - Хорошо. Это будет  для тебя  похоже  на двухсерийный  фильм, а сейчас
давай отдыхай. Утро вечера мудренее.

x x x


     На следующее  утро  он с отцом спустился в  лабораторию для продолжения
испытаний микрогенной телевизионной системы.
     Опять пришлось пройти сложную процедуру медосмотра и уже знакомый обряд
облачения в скафандр археологонавта, который проводили те же ассистенты.
     Раздалась  команда  отца  к погружению.  Снова  стало  темно,  возникло
ощущение падения  и  перед глазами  замелькали светлые полосы, как на экране
испорченного телевизора. Его сознание раздвоилось, размылось,  потускнело. И
он стал Андреем Юговым в его шестнадцать лет...
     Был тихий  майский вечер.  В городском саду  на  летней  площадке играл
духовой оркестр. Чарующие звуки старинного вальса проникали в открытые двери
и окна домов маленького городка. Вальс кружил над городом. Он манил  к  себе
молодежь,  вселял надежду  на  лучшее будущее и  будил воспоминания  у людей
старшего  поколения, прошедших через горнило  страшной, недавно окончившейся
войны.
     Следы этой войны еще были видны на изрытых траншеями полях и в разбитых
бомбами зданиях. Она смотрела  на людей пустыми глазницами дотов  и  дзотов,
накатанных у дорог и по берегам реки.  Война оставила свой  тяжелый след  на
телах и в душах людей.
     Однако душа народа, несмотря на еще не зарубцевавшиеся раны, расцветала
и  поднималась,  как  поднимается  от  жемчужной  росы  и  теплого  солнышка
вдавленный тяжелым сапогом подорожник, жилистые листья которого  заживили не
одну гнойную рану.
     Сегодня Андрею Югову исполнилось шестнадцать лет. Когда мать со слезами
на глазах  вручила ему  памятные часы,  ключи от  архива  и письмо-завещание
отца, не  вернувшегося  c фронта, он почувствовал, как быстро и безвозвратно
ушло детство, как перешагнул он свою юность и вступил в зрелость.
     "Дорогой мой сын Андрей!- писал с фронта отец. - Утром мы пойдем в бой.
Пойдем первыми. До  Берлина  совсем близко  -  всего  несколько  километров.
Фашисты огрызаются из последних сил. Каждый дом на берегу Одера превратили в
крепость. Завтра на рассвете немногие из нас  вернутся живыми, может быть, и
я пишу это свое последнее письмо, но победа, несомненно, будет за нами.
     Может быть, наш  народ  несколько и тяжел на подъем, но когда очередной
горе  завоеватель пытался  с  мечом  или танками  покорить его,  согнуть ему
спину, он  всегда вставал во весь свой могучий рост из глубины  своих полей,
лесов и гор и бил иноземных поработителей.
     Дорогой  Андрюша!  Может быть, случится  так, что  это письмо ты будешь
читать через много лет. Тебе будет шестнадцать. Это много и очень мало. Все,
что в жизни  я  не успел сделать,  ты должен успеть. Отныне ты поведешь  наш
корабль жизни  через неспокойное  людское море. Я  завещаю тебе,  как в свое
время завещал  мне  мой отец, продолжить дело всей  моей  жизни,  дело моего
отца, деда, прадеда и всего  нашего рода. В нашем  архиве, ключи от которого
тебе  передаст  мама, ты  прочтешь  летопись рода, ведущего  свое  обозримое
начало из  глубины веков, от книжника - ученого человека отца Фотия, жившего
в XII веке.
     Наш далекий  предок задумал простое, но трудное дело: жить с  народом в
гуще событий дня и быть беспристрастным  летописцем своего  времени,  своего
рода, а значит, и своего народа.
     Наши  предки  писали правду  свою не в  угоду карьере  или  какому-либо
правителю, а  для себя и грядущих поколений. И  тебе следует  писать  правду
жизни, зачастую горькую правду для всех тех, кто будет после тебя.
     Андрюша! По письмам с  фронта  и моим  дневникам ты должен описать  мою
жизнь и  те  события, свидетелем которых я был. Все данные следует занести в
ХХ -  й том нашего  архива.  Таким образом,  ты  должен описать свою жизнь и
основные  события своего времени и завещать своему сыну или внуку продолжать
наше святое дело. Шагай вперед смелее, сынок! Строй и борись за лучшую жизнь
вместе со всем своим народом, а если твоей Родине снова будет угрожать враг,
будь достоин предков и своего народа.
     Целую тебя, мой дорогой сыночек, крепко, на всю долгую жизнь.
     Прощай, береги маму.
     Твой отец, Александр Югов. Весна 1945 года".

x x x

     Дмитрий, окунувшись  в  прошлое, многое узнал, понял,  отрыл  для  себя
много нового о той  великой мировой. Люди писали и еще долго будут  писать о
ней, но ему особо врезалось в память, последняя запись ХХ тома:
     "Слепы  те, кто  думают,  что  Гитлер  развязал  вторую мировую  войну.
Причина возникновения  ее лежит значительно  глубже. Она кроется в глубинном
подводном человеческом  течении и  взаимодействии  людей, в столкновении  их
интересов, помыслов, душевных порывов и прочее.
     Естественно,  что в  таком неспокойном человеческом  океане,  при таком
взаимодействии  и  столкновении  интересов  всегда  периодически   возникает
определенная  векторная  направленность, в виде  равнодействующей,  на конце
которой в 40 - е годы оказался Гитлер.
     Конечно, при таком взаимодействии фактор  Вождя и его влияние на судьбы
мира нельзя исключить, но в основном к войнам  приводят не отдельные вожди и
не   правительства,  а  именно  вот  эти  глубинные  человеческие  процессы,
происходящие в нашем обществе.
     Силы Зла и войны в то время были намного сильнее сил Добра и мира.
     Если  рассмотреть   общество,  как  нестабильный   человеческий  океан,
заполнивший моря и впадины, то чаша  войны в нем была переполнена интригами:
англичан, стремившихся обезопасить себя и направить главный удар  фашизма на
восток, и европейцев, жаждущих гибели Советского Союза, в котором они видели
угрозу  своему  строю, и  американцев,  мечтавших об ослаблении военной мощи
Германии  и  России, чтобы уменьшить их  влияние  на  страны мира, и  хитрых
японцев, желавших поживиться  за чужой счет и прибрать  к рукам весь Дальний
Восток.
     Рупором  войны была  пресса,  раздувшая  пожар  войны.  В основном  она
работала  на войну и негативно  воздействовала через печать  и радио  на умы
миллионов и миллионов обывателей, которые не задумывались над тем, что будут
в той войне пушечным мясом. Простые люди в большинстве своем по обывательски
считали, что война минует их дом, семью, детей. Но они  горько заблуждались,
так как война есть война, и она обязательно  придет в  каждый  дом, в каждую
семью и принесет на своих черных крыльях много горя и несчастий.
     Некоторые  циники говорят, что история хороша тем, что она людей ничему
не учит, что за второй мировой рано или поздно последует третья, и что такие
войны неизбежны, и  они случаются раз  в столетие, т.е. ежевечно. Однако это
далеко не так и такому крайнему фатализму не должно быть места в наших душах
и  сердцах.  При  соответствующем  высоком уровне  культуры,  образования  и
мировоззренческой  философии  войны  не только  не  неизбежны,  но  и  будут
несовместимы с человеческой моралью и  сознанием людей. Расцвет цивилизации,
науки и  культуры должен  привести к  исключению  войны как средству решения
каких-либо острых спорных вопросов. Это аксиома, не требующая доказательств.
     Что касается второй мировой войны, то сторонников мира, голубей, как их
в народе называли, было  мало и  их голос был почти  не слышен.  Эти  голоса
заглушали сильные мира сего. Одни мечтали заработать барыши на войне, другие
- получить генеральские погоны,  третьи - награды, четвертые - славу  и т.д.
Все хотели  так  или  иначе  погреть руки на войне, а сгубили, прежде всего,
свои души и души миллионов  простых людей. Но нельзя сваливать  все грехи на
"верхи", нельзя забывать, что и простые люди, жившие в предвоенные и военные
годы,  тоже в  той  или  иной степени  причастны к войне и в соответствующей
степени  ответственны за это.  Если бы  голосов  против войны было  больше и
каждый гражданин, солдат, матрос сказал "нет", ее бы,  очевидно, не было. Но
этого  тогда,  к   великому   сожалению,  не   произошло,  слишком  много  в
предгрозовой человеческой  атмосфере  накопилось  злой  энергии и  полушария
человечества не выдержали,  произошел  пробой в наиболее напряженном  месте,
каким была  тогда Европа.  Произошло  то, что  должно было случиться в такой
ситуации.
     Таким образом, все шло к войне и бывшие " союзники "- Гитлер и  Сталин,
хотели они этого или  нет,  стали  заложниками этих  гигантских человеческих
интересов,  столкнувших  основные  группировки   держав  между  собой.   Они
оказались  на  острие  векторов  противоборствующих  сил,  одна  из  которых
оказалась сильнее и пересилила другую в войне 1941-1945 г.г.
     Самое парадоксальное в этой войне, впрочем, как и во  всех войнах,  то,
что  убийство  на  ней не  считалось грехом и  не являлось преступлением.  В
период же  мирной жизни - это тяжелое  преступление. В  битве  за Сталинград
погибли сотни  тысяч человек  и ни одна из сторон не считала  такое массовое
истребление  людей  убийством,  за  которое  надо  судить  судом  праведным.
Наоборот, каждая сторона считала это подвигом. Советских людей можно понять,
т.к. они защищали свою Родину, ну а как оправдать другую сторону, где солдат
и  генералов награждали  маршальскими  жезлами, орденами  и медалями.  Более
кощунственного люди не придумали. Хорошо, что  после  войны на  Нюрнбергском
процессе  прозвучали  слова  и  приговоры,   осуждавшие  массовые   убийства
миллионов людей. Очевидно,  пора человечеству  принять  на  Земле  всемирный
закон, запрещающий войны,  массовые  убийства  на  ней, признать  войну  вне
закона и судить за развязывание ее, как за самое тяжелое преступление. Можно
надеется,  что  в  третьем  тысячелетии  так   и  будет.  Пора  человечеству
перешагнуть порог своей дикости.

x x x


     Но вернемся назад, в юношеские годы Андрея Югова.
     Андрей сидел  в парке на берегу, слушал музыку и задумчиво смотрел, как
река  мирно катит  свои серо-голубые  воды. На  душе у него было  грустно  и
тревожно. Грустно оттого, что что-то большое и хорошее потерял.  Тревожно от
того  нового,  которое  он узнал. Теперь  жизнь  приобретала для  него новый
смысл, новые стремления и новые желания.
     Здесь, в тиши старого парка, и нашел его друг Лешка.
     -  Привет,  Андрей!  Чего   сидишь  здесь  один,  когда  все  наши   на
танцплощадке. Светка уже все глаза  проглядела,  ища тебя. А ты здесь сидишь
один, как сыч. Пошли.
     - Нет, Леша, я не могу, не до танцев мне. Скажи ребятам, что меня нигде
нет,  что  я  испарился  или  заболел  коклюшем,  короче  говоря,   придумай
что-нибудь.
     - А Светке  что сказать?  -  спросил  Лешка, - что ты заболел коклюшем?
Смешно, она  этому не  поверит,  да и никто не поверит, так как  видели тебя
сегодня  утром.  Да  и  вообще,  что  с  тобой,  Андрей?  Ты  весь  какой-то
пришибленный,  как  будто  с  Луны  свалился.  У  меня  тоже бывает скверное
настроение, но  я лечу его среди друзей, там,  где шумно  и  весело,  и  все
проходит.
     - Леш, а Леш! Я тебя очень прошу, как друга, прошу, сгинь, испарись. Ну
что  на  меня так  смотришь, словно мыло съел. Дай  человеку побыть  одному,
собраться с  мыслями. Неужели у тебя не было простого  человеческого желания
посидеть одному, подумать о чем-то очень близком и дорогом для тебя? Знаешь,
если ты сейчас не испаришься, я за себя не ручаюсь.
     - Хорошо, - сказал Леша, -  я  ухожу,  но  ты учти, за Светланой  снова
увивается тот рыжий в штанах дудочкой.
     Леша  ушел,  а Андрей  остался один и снова погрузился  в свои нелегкие
житейские мысли...
     Вернувшись домой, он взял ключи и направился в хранилище, где находился
отцовский  архив.  С  трепетом  спустился  он  по  ступенькам  в  подвальное
помещение, расположенное под большой гостиной  комнатой отцовского дома. Это
было   довольно   объемное   помещение   с   центральной  опо