им  в
тронный зал. Дорогу найдете?
     Мы заверили, что не заблудимся.


     Гостей было совсем немного. Помимо нас, в  зале  находились  артисты,
так лихо рубившиеся  сегодня  на  мечах,  старичок-горнист  и  симпатичная
молодая особа по имени Вероника, оказавшаяся хозяйкой музейной  библиотеки
и архива.
     Старинные часы гулко отсчитали время, маленькая дверь,  укрывшаяся  в
тени за троном, отворилась, и в зал вошли Гюстав и Ольга. Подозреваю,  что
во времена, когда в зале собиралась сотня буйных  рыцарей,  шуму  было  не
больше. Поздравления звучали искренне и радостно. Чего только не  пожелали
новобрачным в тот вечер, и конечно, никто не знал, что пожеланиям этим  не
суждено сбыться. Почти никто...
     Часа через полтора компания перебралась  к  очагу,  в  котором  жарко
горели сухие дрова. Развеселый  форейтор  (его,  кстати,  звали  Алексеем)
пощипывал струны гитары, остальные подпевали. Один лишь  Гюстав  продолжал
сидеть, откинувшись на спинку трона. Ольга несколько раз подходила к мужу,
он ласково шептал ей что-то, но не поднимался. Наконец  Андрей  решительно
направился к нему. Я последовал за другом.
     - Князь Гюстав и Ольга  на  троне  сидят,  -  весело  продекламировал
Андрей.
     - Не князь, а барон, - улыбнулся в ответ Гюстав. - Знаете, ребята,  у
меня сегодня какое-то странное ощущение. Родись я несколько  веков  назад,
свадьба все равно проходила бы здесь. Этот зал видел моих предков.  Больше
тысячи лет провели они под этим кровом. Даже страшно представить.
     - Замок такой старый? - удивился я.
     - Очень, - оживился Гюстав. - В прошлом  году  мы  провели  раскопки.
Оказалось, что эти стены построены на месте других, совершенно разрушенных
временем. Когда-то вокруг  шумел  город,  от  которого  не  осталось  даже
названия. Мои предки пришли сюда в незапамятные  времена.  Видите  вон  ту
железную руку на стене?
     - Я давно к ней присматриваюсь, - отозвался Андрей.
     - По преданиям она принадлежала основателю нашего  рода.  В  яростной
битве ему отсекли кисть  правой  руки,  и  оставшийся  безвестным  местный
ремесленник изготовил этот протез.
     - Интересно, - обводя глазами стены зала, сказал я. - Дорого бы я дал
за возможность заглянуть сюда лет этак восемьсот назад.
     - Я тоже, - откликнулся Гюстав. - Сколько тайн хранит этот  замок!  В
трех шагах от меня - вот в этой стене  -  потайная  дверь,  за  ней  целый
лабиринт, - вырубленный в монолитной скале. Кто его сделал, когда,  зачем?
В семейных хрониках на  эти  вопросы  нет  ни  слова  ответа,  да  и  само
подземелье не упоминается, словно о нем никто не знал.
     -  Подождем,  -  заявил  я,  -  Не  зря  же   Андрей   средневековьем
заинтересовался. Побывает здесь наш путешественник по  времени,  потом  мы
его допросим с пристрастием...
     - Вы действительно хронодесантник? - Гюстав живо повернулся к Андрею,
- Это правда?
     - Правда, - подтвердил Андрей,  выбирая  яблоко  покрупнее  из  вазы,
стоящей в центре стола. - Только не особенно  верьте  Николаю.  У  него  в
каждой фразе полно допущений и преувеличений. Писательская братия называет
это гиперболой и гротеском. Дело в том, что  в  ближайшие  годы  мы  будем
ходить либо во времена, когда человека не было, либо в недавнее прошлое.
     - Почему? - удивился Гюстав.
     - Боятся изменить ход истории, - важно пояснил я.
     - Опять врет, - заявил Андрей. - Прошлое  изменить  невозможно.  Ведь
время это... Ну, для наглядности, представьте реку. Мы движемся против  ее
течения. Вперед забежать то ли можно, то ли нельзя - не знаю.  А  назад  -
вновь спуститься по течению - вполне. Но дело в том, что  время,  куда  мы
вернулись, или в нашем примере - вода, уже  утекло.  Сколько  ни  баламуть
воду в устье реки, в верховьях ее ничего не изменится.
     - Подожди, подожди, - перебил я, - ты хочешь  сказать,  что  если  я,
зная точный час гибели какого-нибудь героя, вернусь в прошлое и спасу его,
то в нашем сегодняшнем ничего не изменится?
     - К сожалению. А может быть, и к счастью.  Понимаешь,  есть  какой-то
странный парадокс, выяснили его  совсем  недавно.  Мы  его,  не  мудрствуя
лукаво, называем "фатум" - судьба. Если  ты  попытаешься  спасти  когда-то
погибшего человека, то в назначенный день и час он все равно умрет. Не  от
пули, так от сердечного приступа или несварения желудка.
     - Ничего себе перспектива, - возмутился я. - Это что же, выходит, что
мое будущее расписано по нотам?
     - При чем здесь будущее?  -  пожал  плечами  Андрей.  -  Я  говорю  о
прошлом, о событиях уже свершившихся когда-то. Порой  возникает  ощущение,
что у времени есть своеобразные запретные  зоны,  куда  вход  выходцам  из
других веков запрещен.  Что-то  мешает  сделать  тот  или  иной  поступок,
буквально выталкивает из реки времени... Так что Карфаген все равно  будет
разрушен. А твой, Колька, нос - разбит.
     - При чем здесь мой нос? - не понял я.
     - А помнишь, ты в нулевом цикле сверзился с дерева и  расквасил  нос?
Так вот, как бы я или весь наш отряд ни старались в прошлом,  носу  твоему
все равно быть разбиту. Хотя...  Не  исключено,  что  именно  это  событие
предотвратить все же  удастся.  Вряд  ли  оно  имело  важное  историческое
значение, - Андрей вздохнул и перешел на серьезный тон: - Я невероятно все
упрощаю, ребята. А прошлое - штука странная. Что-то там удается, а  что-то
нет, хоть в стенку головой бейся. Время имеет  свои  законы,  и  чтобы  их
познать, требуется простите уж за плохой  каламбур,  время.  Если  честно,
многого я сам понять не могу, да  и  никто  сегодня  на  ваши  вопросы  не
ответит.
     - И все же я не понял, - подал голос молчавший Гюстав,  -  почему  вы
так жестко ограничиваете временные рамки своих исследований?
     - Знание, - пояснил Андрей. - Нам катастрофически не хватает  знаний.
Как люди жили, что одевали. И не только по праздникам, а и в  повседневной
жизни. Исторически точных документов о  том  же  средневековье,  например,
сохранилось ничтожно мало. Остальное -  вымыслы,  догадки.  Ну  прикиньте,
явлюсь я завтра, скажем, в мифическую Шамбалу, беде ее откроют.  И  что  я
там буду делать? Глухонемым иностранцем прикинуться, так  ведь  в  рабство
продадут. - И он протянул руку за очередным яблоком.
     - Хватит тебе жевать эти сложноцветные,  -  предложил  я.  -  У  меня
созрел очень своевременный тост. За счастье молодоженов!
     Бокалы со звоном сошлись в воздухе.
     - Оригинальный перстень, - заметил Андрей, ставя свой бокал на место.
     Гюстав поднес руку к глазам, полюбовался переливами света  на  гранях
камня.
     - Да, - смущенно подтвердил он. - Может, и не стоило надевать  его  -
как-никак историческая реликвия, - да уж очень захотелось.
     - А что в нем особенного? - спросил я.
     - С этим перстнем связано древнее семейное предание. Может быть такое
же древнее, как этот  замок,  -  Гюстав  помолчал.  -  Считалось,  что  он
приносит счастье главе рода. И  надевать  его  полагалось  только  в  день
свадьбы, ни в коем случае не раньше. Лет триста назад перстень пропал, а в
прошлом месяце мы нашли в одной из  стен  маленький  тайник.  В  нем  была
шкатулка с фамильными драгоценностями и среди них - этот перстень.  Триста
лет его никто не брал в руки... Вот я сегодня и не  устоял.  Тем  более  -
такой день...
     - И правильно сделал, - сказал Андрей.


     В ту ночь я долго не мог уснуть. Сказывалась  непривычная  обстановка
или просто привык за последнее время ложиться под утро, не знаю. Ворочаясь
на широченной кровати,  я  вслушивался  в  отдаленный  плач  ночных  птиц,
вспоминал день, ломал голову над парадоксами времени,  о  которых  говорил
Андрей...
     Часы пробили три раза, и я повернулся на бок, твердо решив  отбросить
все мысли до утра, когда  в  коридоре  послышались  быстрые  шаги.  Кто-то
толкнул было мою дверь, прошел дальше, потом из комнаты Бориса послышались
встревоженные голоса. Что могло случиться?
     Прислушиваясь,  я  сел  на  кровати.  В  тот  же  миг  дверь  комнаты
распахнулась. На пороге стоял Борис.
     - Коля вставай! Быстро буди Андрея, - голос  его  дрогнул:  -  Гюстав
убит!



                                    2

     Боюсь, что представшую перед нами картину  я  не  забуду  никогда.  И
сейчас, спустя годы, она заставляет меня порой просыпаться от ужаса.
     Гюстав    лежал    на    спине,    запрокинув     голову.     Полоска
неестественно-голубых зубов ярко блестела на бородатом лице.  В  грудь  по
самую рукоятку был вбит длинный обоюдоострый  кинжал.  Кровь  протекла  на
пол, собралась лужицей у кровати, протянулась извилистой темной струйкой к
двери. Он был мертв. А рядом, подложив ладонь  под  щеку,  чуть  улыбаясь,
спокойно спала Ольга.
     К ней и бросился Борис. Гюставу уже ничем не мог помочь  -  это  было
видно с первого взгляда.
     - Что? - спросил я.
     - Ничего не пойму, - растерянно пробормотал наш врач.
     Он взял в правую руку тонкое запястье Ольги, пальцами левой приподнял
веко.
     - Похоже на какое-то сильное снотворное. Марианна, помоги...
     Марианна всхлипнула, но все же подошла к мужу. Стараясь  не  смотреть
на мертвого Гюстава, помогла Борису приподнять Ольгу.
     - Лучше унеси ее отсюда, - Борис повернул к нам озабоченное лицо.
     Я оглянулся. В дверях соляными  столпами  застыла  четверка  актеров.
Старичок-горнист поддерживал плачущую у него на плече  Веронику  и  что-то
тихо шептал ей на ухо,  ласково  проводя  рукой  по  рассыпавшимся  прядям
волос.
     Помогите  врачу,  -  резко  скомандовал  я  артистам.  -  Потом  всем
разойтись по своим комнатам.
     Через  пару  минут  мы  остались  втроем:   я,   Андрей,   никак   не
отреагировавший на мой приказ, и Гюстав - вернее то, чем он стал.
     Я нажал на браслете индивидуальной связи  кнопку  служебного  канала.
Мимоходом подумал: хорошо  еще,  что  не  успел  обменять  спецбраслет  на
обычный. В отделе дежурил Василий. Его чуть размытое изображение зависло в
воздухе в полуметре от нас.  Увидев  меня,  дежурный  растерянно  захлопал
глазами.
     - Соедини с шефом, - сказал я, - срочно.
     Можно  было,  конечно,  связаться  с  ним  самому,  но  я   предпочел
придерживаться инструкции: в таком деле чем точнее  все  выполнишь  -  тем
лучше.
     А что случилось? - спросил Василий, послушно наклоняясь над пультом.
     - Убийство.
     Дежурный тихо присвистнул, и тут в разговор  включился  шеф.  Если  у
него и оставались какие-то остатки  сна  (а  что  еще  делать  нормальному
человеку глубокой ночью), то  мой  вид  наверняка  выбил  их  в  считанные
мгновения.
     В нескольких словах я доложил о случившемся.
     - Раньше чем через два часа я не доберусь, - сказал шеф,  -  так  что
жди утром. Эксперты прилетят со мной. Что предлагаешь делать?
     - Проведу осмотр, сниму  показания  с  обитателей  замка,  -  коротко
отрапортовал я.
     Шеф согласно наклонил голову:
     - Действуй.
     О том, что я, в общем-то уже не работаю в розыске, не было сказано ни
слова.


     - С чего  начнем?  -  негромко  спросил  Андрей,  напоминая  о  своем
присутствии.
     Я наклонился над телом. Как страшно звучит это слово по  отношению  к
любому человеку! Что уж говорить о том, чью руку пожимал  всего  несколько
часов назад...
     Удар был нанесен точно - под седьмое ребро. Кинжал  задел  сердце,  и
смерть наступила мгновенно.
     - Профессионально... - констатировал Андрей.
     Я поморщился. Не знаю, как уж там Шерлок Холмс терпел своего Ватсона,
но я риторических замечаний не к месту не выношу. Тем не менее, я спросил:
     - Что ты имеешь в виду?
     - Точность удара, а главное - его силу.  Вонзить  по  рукоятку  тупой
кинжал не просто.
     - С чего ты взял, что кинжал тупой?
     - Знаю. Он висел на стене рядом с  этой  дурацкой  лапой.  Вечером  я
осматривал его, примерял, как ложится на руку. Ручаюсь, его не точили  лет
четыреста.
     - Ясно, - ответил я, а потом спросил: - Ты не помнишь,  когда  Гюстав
уходил, перстень оставался у него на руке?
     - Да, конечно. Помню совершенно точно, потому что еще подумал,  когда
прощались, как бы не повредить ему кожу на пальцах.  Знаешь,  при  сильном
рукопожатии такое случается, если кольцо...
     - Знаю, - перебил я друга. - Но теперь перстня нет. И положение  руки
какое-то неестественное...  Интересно,  легко  ли  перстень  надевался  на
палец?
     Андрей задумался, потом не совсем уверенно произнес:
     - По-моему, довольно свободно. Когда мы беседовали втроем, я заметил,
что Гюстав передвигал кольцо по пальцу вверх-вниз, словно оно ему мешало.
     - Ясно, - я повернулся к выходу: - идем, здесь до  приезда  экспертов
трогать ничего нельзя. Я побеседую с остальными, а ты уж, будь добр, иди к
себе. А еще лучше - поднимись к Борису и узнай, как там Ольга.


     Конечно, по своим комнатам они не разошлись. Молча сидели  в  тронном
зале, отвернувшись от оставшегося неубранным праздничного стола.  Заслышав
мои шаги дружно встали. Только Вероника осталась сидеть. Слезы стекали  по
ее щекам, и она, совсем по-девчоночьи всхлипывая,  растирала  их  по  лицу
плотно сжатым кулачком.
     - Хотелось бы поговорить с вами, - сказал я, показывая свой служебный
жетон.
     Ответа не дождался. Все молча смотрели на меня.  Лица  напряженные  и
почему-то виноватые. Эту особенность я подметил давно: ни при чем человек,
а выражение лица такое, будто стыдится невесть чего.
     - Еще раз прошу разойтись по комнатам. Я  сам  к  вам  зайду.  А  вы,
Вероника, задержитесь, пожалуйста.
     Сам затворил дверь, нарочито не торопясь  вернулся  к  очагу,  сел  в
кресло напротив заплаканной девушки. Спрашивать не  пришлось,  слова  сами
вырвались из нее,  чувствовалось,  что  Вероника  стремится  выговориться,
спрятать за рассказом ужас пережитого.
     - Я не спала смотрела визор, передавали гала-концерт из Южной Африки.
Потом прошел вызов по видеофору. Я ответила. Это был брат Гюстава.
     - У него есть брат? - удивился я.
     - Да, младший - Ричард. Он был  на  каком-то  симпозиуме  и  прилетит
завтра. Он хотел еще раз поздравить Гюстава. Вечером дозвониться не  смог,
ведь в тронном нет видеофора. Ну вот...  Он  извинился  и  попросил,  если
можно, позвать Гюстава. Сказал еще, что сам  связаться  с  ним  не  может,
видимо Гюстав отключил свой канал.
     - А индивидуальная связь? - спросил я.
     Гюстав никогда не пользовался браслетом. Не любил почему-то. И  Ольга
из-за этого частенько не брала с собой БИС. Поэтому Ричард и позвонил мне.
Он здесь часто бывает, мы хорошо знакомы, ну  вот...  Я  с  ним  поболтала
минутку, рассказала  о  том,  как  вечер  прошел,  и  пошла  за  Гюставом.
Постучала в дверь, мне никто не ответил.  Я  уже  хотела  уйти,  но  вдруг
заметила, что дверь приоткрыта. Я сначала  удивилась,  а  потом  подумала,
что, может быть, Гюстав с Олей вернулись к ребятам. Толкнула дверь и...  -
Голос ее сорвался, слезы опять потекли из глаз.
     - Ну, ну, ну, не нужно. - Не успокоить я  ее  пытался,  какое  тут  к
черту спокойствие, а просто говорил какие-то нелепости, потому что молчать
в такой момент просто нельзя.
     Вероника продолжала всхлипывать, но в руки себя взяла.
     - Дверь была широко раскрыта? - спросил я.
     - Нет, - покачала головой девушка, - не больше, чем на ладонь.
     - А свет в комнате горел?
     - Да, я поэтому и вошла. Горел большой светильник на стене.
     - У него еще такой резкий неприятный свет? - уточнил я.
     - Да, но это когда он включен на полную мощность. Когда вполнакала  -
свет совсем не резкий.
     - Так... И еще вопрос. Вспомните, Вероника, вы никого не встретили  в
коридоре?
     Она отрицательно качнула головой, ответила очень уверенно:
     - Нет.
     - А шагов перед этим или шума не слышали?
     Опять отрицательный жест.
     - Я ведь визор слушала. Через наушники.  Когда  к  дверям  подходила,
ребята пели под гитару, это помню хорошо.
     - А где пели?
     - По-моему, на балконе.
     - И что вы сделали после того, как вошли в комнату Гюстава?
     Опять слезы в глазах. Не скоро она станет прежней хохотушкой.
     - Не помню... Я как увидела... Опомнилась уже на вашем этаже. Мне Оля
говорила, что Борис - хороший врач. Вот я к нему...
     - Спасибо, Вероника. Давайте я вас провожу до комнаты.
     С кресла ее буквально снесло:
     - Нет! Я боюсь!.. Лучше к ребятам...
     Дверь скрипнула и в зал вошел Андрей. Очень вовремя.
     - Ничего страшного, - ответил он на мой  немой  голос,  -  Борис  был
прав.  Снотворное.  Правда,  доза  довольно  сильная,  но  жизнь  Оли  вне
опасности.
     - Слава богу, - облегченно вздохнул я. - Идите-ка, Вероника, вместе с
Андреем к Боре. Может, помощь ваша понадобится.
     Андрей, умница, все понял и  увел  девушку.  Борис,  конечно,  и  сам
справится, зато ей помощь врача не помешает.


     Обитатели замка размещались на первом этаже той самой пристройки,  из
рассказа о которой у меня в памяти осталась одна фраза: "двенадцатый век".
Первая комната налево - Ольгина. Никого  в  ней  нет,  и  делать  мне  там
нечего. Рядом страшная дверь, будь моя воля, век бы я в эту комнату больше
не заглядывал. Дальше комната Вероники, еще  дальше  -  старичка-горниста,
все время  забываю  его  фамилию.  Ну,  а  правая  сторона  -  апартаменты
артистов. С них и начнем.


     На стук в дверь откликнулись моментально:
     - Войдите!
     Форейтор, лихой рубака, гитарист, знаток старинных песен и баллад.
     - Скажите, Алексей, что вы делали после того,  как  Гюстав  с  Ольгой
Ушли из зала?
     - Сначала там же и сидели вместе со всеми. Потом вы с Андреем ушли...
     - Прежде ушли Борис с Марианной и Вероникой.
     - Да, правильно. Наш старичок  Ройский  пожаловался  на  усталость  и
отправился спать что-то около одиннадцати. Гюстав с Ольгой вышли из  зала,
если не ошибаюсь, в начале  первого.  Минут  через  десять  ушли  Борис  с
Марианной и вместе с ними Вероника. Потом вы с Андреем. Почти сразу  после
вашего ухода мы перебрались на балкон. Пели песни, шутили... Потом,  когда
услышали шум, прибежали.
     - Вы находились на балконе все четверо, и никто не уходил?
     - Почему не уходил? Яцек сходил за курткой, я выходил, Павел.
     - Надолго?
     - Мы с Павлом минуты на три-четыре, не больше. Зашли ко мне  и  сразу
назад. А Яцек чуть побольше ходил, его комнаты дальше по коридору.
     - Уходили вместе?
     - Нет. Яцек - сразу после того, как на балкон  перебрались,  а  мы  -
минут за двадцать до того, как шум услышали.
     - В коридоре никого не встретили?
     - Нет.
     - А Яцек?
     - Не знаю. Он ничего не говорил.


     Павел. Высокий, худощавый, на редкость гибкий парень.
     - Вы здесь давно работаете?
     - Первый год. Работой в полном  смысле  это  не  назовешь.  У  нас  с
Алексеем практика, а Яцек с Маруфом только институт закончили.  Им  Гюстав
предложил в музее работать, они согласились, приехали осмотреться.  Ну,  а
мы за ними.
     - Давно дружите?
     Улыбка на лице. Совершенно  естественная,  открытая.  Похоже,  дружба
здесь настоящая. Как у нас с Андрюшкой. Но  улыбки  уже  нет.  Вспомнил  о
происшедшем и мигом стер ее с лица. Наверняка мучается сейчас, корит  себя
за легкомыслие. Отсюда и сухой тон ответа:
     - Давно.
     - Расскажите-ка, Павел, что вы делали после  того,  как  мы  ушли  из
зала.
     Рассказывает подробно, старательно вспоминая все  мелочи.  Но  ничего
нового в дополнение к рассказанному Алексеем не узнаю. Грустно.


     Яцек. Сидит сгорбившись, катает в ладонях бокал с  темной  жидкостью.
Заметив мой взгляд, пояснил:
     - Борис налил какую-то настойку. Вкус мерзкий, но успокаивает.
     Отставив бокал, резко вскочил, сжал кулаки:
     - Ну, кто, кто мог это сделать?
     - Вы давно знакомы с Гюставом?
     - Третий год. Он у нас в институте читал лекции. Такой ч