а  -  жили  они
недолго в вакууме. Поэтому получалось так, что пятый игрался в  основном
с мертвыми игрушками. Вот если бы у него был игрушкин домик...

   Именно его он и обнаружил с удивлением внутри  сферы  неопределенного
радиуса. И домик так влек его к себе, что пятый  на  какое-то  мгновение
утратил никогда не присущую ему бдительность и вошел в сферу. Точнее да-
же не вошел, а вбежал, неуклюжий, как всегда, задев плечом одну из  пла-
нет в своем стремительном движении. Планета разлетелась на  куски,  счет
стал неровным. Пятый встал перед домиком на колени и стал любоваться им.

   И пока он стоял так, отрешенный, Творцы неслышной  походкой  покинули
сферу неопределенного радиуса. И радиус ее стал вполне определенным, за-
давая формальную границу Вселенной. И в ту же секунду само понятие  "се-
кунда" получило свой смысл. Пятый догадался об изменении, когда его  иг-
рушкин домик начал вращаться вокруг своей оси. Он вращался со  скоростью
24 оборота в одну субъективную секунду, поэтому пятый догадался не  сра-
зу... Поняв, что он брошен/покинут/обманут, пятый пришел  в  ярость.  Он
даже ударил в сердцах кулаком по поверхности домика, причем удар пришел-
ся на поверхность единственного на планете материка, отчего тот  мелкими
осколками  разлетелся  в  разные  стороны,  утратив  при   этом   статус
единственности.

   И пятый бросился вслед за Творцами, но наткнулся  на  границы  сферы.
Таковы уж свойства сферы определенного радиуса, что выйти за ее  пределы
не может никто, даже убогий.

   И Творцы молча смотрели ему в глаза с той стороны  невидимой  прегра-
ды...

   Оставшись один, но  не смирившись с одиночеством,  пятый занялся тем,
ради чего  все и затевалось. Игрушки всех форм и цветов стали постепенно
заполнять домик. Он наблюдал, как они забавно бегают, прыгают, воспроиз-
водят какие-то  звуки,  убивают друг друга. И ему было весело...  Однако
совсем мало  времени  понадобилось ему, чтобы понять,  что живые игрушки
могут наскучить так же,  как и мертвые,  только немного позже. И он стал
самостоятельно избавляться от надоевших игрушек и творить все новые, еще
более забавные,  надеясь,  что уж они то... И можно долго ломать голову,
задаваясь вопросом: "Ну  отчего же вымерли динозавры?",  так долго,  что
ясным станет очевидное - да просто надоели!..

   Идея возникла у него в тот момент, когда он однажды увидел свое отра-
жение в зеркальной поверхности того, что в последствии будет названо Ти-
хим океаном. Почему раньше он не додумался до этого? Разумеется - только
по образу и подобию! Все остальное - слишком детские игры...  И он начал
творить уродцев  по  образу и подобию своему. И вот с ними-то можно было
играться сколько угодно,  они долго не надоедали. Признаться, пятому уже
не хотелось покидать свою Вселенную.

   Один уродец получился у него совершенно бесподобным. Точнее - как раз
подобным. Он был настолько близок к оригиналу,  что пятый решил, что по-
любил его. А,  полюбив, условно назвал своим сыном.  С глубокой тревогой
он опускал его к остальным людям. И люди оправдали его недоверие.

   Этот сын  был от рождения наделен недюжинными способностями в арифме-
тике и  физике. Он умел делить пищу преломлением и умножать скорбь стол-
биком. И за ним был нужен глаз да глаз, ибо люди испокон веков не любили
ученых. И все было бы хорошо,  если бы пятый был Первым,  тогда его дите
смогло бы резвиться и до 66,  и до 99 лет, в общем - пока не надоест. Но
у пятого,  как вы могли уже догадаться,  было всего два глаза. И он ведь
даже не отводил взгляда от своего сына. Он просто моргнул.  И этого ока-
залось достаточно...

   Еще одна секунда, которая, я не исключаю такой  возможности,  кому-то
могла показаться тремя днями, ушла у него на поиски тела. Он нашел его и
взял к себе. Он держал его на ладони, подносил к своему лицу и плакал. С
тревогой смотрел я на его слезы. Ибо горе тому, кто отнимет любимую  иг-
рушку у убогого...

   И пятый мучительно пытался вновь вдохнуть жизнь в мертвое тело. И был
мучительно бессилен. И, поняв, что его усилия тщетны, просиди он хоть до
Второго Пришествия, пятый оставил свои попытки. И решил,  что  лучше  уж
позаботиться пока о тех, кто еще жив.

   И он заботился о них, насылая войны и болезни, сея смерть  хорошую  и
разную. И жажды мести не было в его голове - надо признать, что  к  тому
моменту голова его была свободна уже от всего - только в руках. "Арррма-
гедон!"- приговаривал он, сильно грассируя  и  продолжая  сеять  смерть.
Слово было совершенно бессмысленным и оттого так нравилось ему. Блуждаю-
щая улыбка была размазана в такие моменты по его губам...

   И, разумеется, в первую очередь под его заботливыми пальцами погибали
те, которые... Впрочем, я же, по-моему, еще ничего не  сказал  про  них.
Попробую исправиться...

   Так как  пятый создавал тварей по образу своему и подобию, то и полу-
чались они соответствующими: в меру уродливыми,  в меру недалекими, без-
мерно жестокими. Самые мерзкие твари даже придумают для обращения друг к
другу специальное слово - "тварищ". Или что-то очень похожее, я не прис-
лушивался. Но иногда, правда - крайне редко...  Ну кто из нас не ошибал-
ся? Так вот, иногда его тварения получались... не очень. То тварь оказы-
валась слишком  красивой, то  - слишком умной,  а то - настолько доброй,
что впору было задуматься,  а тварь ли она? Такие-то "ошибки эксперимен-
та" и удалялись первыми.

   Правда, случались эти ошибки так редко, что эксперимент, в целом, мо-
жно было назвать удавшимся...

   Ну! И что вы все притихли? Неужели никто мне так и не скажет:"Аминь"?


   Хоть запоздалый, но эпиграф:

   "Он заплакал, она умерла, и это была поэзия"

   Х. Эллисон (рекомендуется читать в оригинале.)

   12-13 сентября 1997.


   Нелепая смерть любимой девушки


   Когда ты умрешь нелепой смертью,
   Я еще останусь жить
   На те четыре коротких мгновенья,
   Которых достаточно, чтобы спросить:
   - Ну как там, родная? Ты вряд ли услышишь,
   Ведь твоей жизни оборвана нить.
   И ты больше не будешь ходить по крышам,
   А я - больше буду пить...

   Овчинников Олег. "Одноименное"

Тихо, почти бесшумно открылись
кавычки...

1. Она любила действовать по
алгоритму. Это то ее и погубило...

   Она любила действовать по алгоритму. Нехитрые правила, вспоминаемые в
соответствующих ситуациях. Что-нибудь бесценное в своей неоспоримой муд-
рости типа "Мойте руки перед едой" или "При пожаре звоните 01".

   В тот день мы должны были встретиться в кафе. Никогда прежде  мы  там
не встречались. Сам я с трудом отыскал его среди забавно изогнутых  мос-
ковских переулков. Но я пришел первым, ждал ее у входа.

   Она показалась в конце улицы, нас разделяла дорога.  В  ее  действиях
все было логично. Алгоритм не оставляет свободы выбора. Прежде  чем  пе-
рейти дорогу, она посмотрела налево. Дошла до середины шоссе  и  собира-
лась посмотреть направо. Улица была с  односторонним  движением.  Причем
движением именно справа. Почему-то алгоритмом подобная ситуация не  учи-
тывалась...

   Я не успел крикнуть...

   Говорят, у "мерседеса" очень короткий тормозной путь.

   Как выяснилось, недостаточно короткий...

2. У нее были очень красивые
длинные волосы. Это то ее и
погубило...

   У нее были очень красивые длинные волосы. Они легко накручивались  на
палец. То есть, я предполагал, что они должны легко накручиваться на па-
лец. Она предпочитала накручивать их на плойку. Разумеется, когда не де-
лала себе химию.

   Должно быть, она куда-то спешила в тот день. Поэтому решила  гармони-
чески сочетать прием ванны и завивку. Принципом действия плойки является
преобразование электрической энергии в тепловую.

   Волосы оказались слишком длинными, вода - слишком мокрой, а  напряже-
ние в сети - слишком большим...

   Странно, мне казалось, что в закрытых гробах хоронят  только  молодых
парней...

   3. Она совсем неплохо плавала. Это то ее и погубило...

   Она совсем неплохо плавала. Главное - стильно: кроль, брасс, баттерф-
ляй. Когда мы оказывались в воде рядом, я чувствовал себя чересчур сухо-
путным. Плыл за ней "по-лягушачьи" на  неизбежном  расстоянии.  Ей  было
уютно в воде, а я начинал волноваться, когда не чувствовал дна под нога-
ми. Поэтому она предпочитала плавать вдоль пруда, а я - попрек.

   В тот день мы резвились в Зоне Отдыха Тропарево. Она плыла на  спине.
Когда плывешь на спине, ты не видишь и не слышишь, что  происходит  вок-
руг.

   Я ни в чем не обвинял тех, кто организовал в непосредственной близос-
ти от пляжа лодочную станцию. Я ни в чем не обвинял даже ту  парочку  на
водном велосипеде. Сам я тоже предпочитаю кататься на нем задом наперед.
Только я иногда оглядываюсь...

   Когда они встретились в одной точке пространства-времени, я стоял  на
берегу.

   Я никогда еще не плавал так быстро. И так стильно.

   Нырять пришлось семнадцать раз.

   Искусственное дыхание по методу "рот в рот" не помогло.

   Если честно, это был наш первый поцелуй...

   4. Она слишком много курила. Это то ее и погубило...

   Она слишком много курила. Мне это не нравилось. Но я никогда  не  пы-
тался избавить ее от этой привычки, которая в  данном  случае  оказалась
действительно пагубной. В конце концов, кем я был для нее?..

   Не было ни астмы, ни рака легких. Была зажигалка "Zippo",  которую  я
же преподнес ей на бездэй. Она любила  зажигать  сигарету  "по-крутому".
Одной рукой, складывая несколько этапов  в  одно  непрерывное  действие.
Резким встряхиванием поднять крышку, большим пальцем  зажечь,  продолжая
движение, прикурить, повторным встряхиванием закрыть крышку. В такие мо-
менты я вспоминал фрагмент прошлогоднего КВНа:

   - Парень, где ты научился так круто прикуривать?

   - Во Вьетнаме.

   - Ты там воевал? (с уважением в голосе)

   - Нет, учился круто прикуривать.

   Когда я выбирал зажигалку, я думал, что она будет "хорошо  сидеть"  в
женской руке. В чем-то я ошибался.

   Что выгодно отличает "Zippo" от других типов зажигалок - огонь в  ней
не гаснет, даже когда отпускаешь кнопку...

   Тюль вспыхнул мгновенно. Рядом с окном стоял работающий телевизор...

   Спасти ее не удалось.

   Может, это и к лучшему. Сильнее всего от взрыва пострадало лицо...

   5. Она любила танцевать. Это то ее и погубило...

   Она любила танцевать. Мне тоже нравилось танцевать. Особенно под мед-
ленную музыку. Особенно с ней. Это был самый легкий и ненавязчивый  спо-
соб ощутить ее тело в своих руках.

   В тот день, а точнее - в ту ночь в "Голодной Утке" проводилась диско-
тека "пляжная вечеринка". Полы вокруг центральной стойки засыпали  пяти-
сантиметровым слоем песка. Ходить по нему было приятно. Звучала  пуэрто-
риканская музыка типа "Мальчик хочет в Тамбов", только в оригинале. Бар-
мены, в основном - негры и  мулаты,  сновали  среди  танцующих,  разнося
большие коробки с алкоголизированным лимонадом "Hooch". В рекламных  це-
лях его раздавали бесплатно. После второй бутылки ее потянуло  танцевать
на стойке. Там почти всех тянуло на ту или иную возвышенность.  Потенци-
ально центральная стойка смогла бы выдержать  человек  тридцать  средней
комплекции.

   Я помог ей подняться. Хотя на стойке танцевали и парни, сам бы  я  ни
за что не полез туда. Или я просто  еще  мало  выпил?  За  разъяснениями
пришлось обратиться в бар...

   "Hooch" - коварный напиток. Он имеет вкус лимонада. Он пьется с  лег-
костью лимонада. О содержании в нем около четырех градусов алкоголя  по-
нимаешь только после пятой бутылки. Мы выпили по семь.

   Я думаю, для нее это было многовато. Высота стойки была  чуть  меньше
полутора метров. Ширина - явно недостаточной...

   Позвоночник - очень важная, но, увы, хрупкая часть организма.

   Мальчик больше не хотел в Тамбов...

   6. Из всего русского рока она предпочитала панкрок. Это то ее и погу-
било...

   Из всего русского рока она предпочитала панкрок. Особенно "Тайм-Аут".
Она говорила, что "квачи - такие забавные на концерте". Сам я  не  очень
люблю "мотологическую" музыку, но вместе с ней готов пойти хоть на  "Ба-
хыт-Компот".

   В тот день мы "открывали для себя" новую площадку "Крылья  советуют".
О ней еще мало кто знал, поэтому зал был заполнен меньше, чем  наполови-
ну. Квачи меня не разочаровали. Главным образом потому, что я никогда не
был ими очарован. Пару раз за концерт меня влекло "в  народ"  -  круглая
танцевальная площадка перед сценой была заполнена подпрыгивающими пьяны-
ми подростками. Я дотрагивался до ее руки - так решительно я мог  дотра-
гиваться только до руки - и спрашивал:"Попрыгаем?" Она отрицательно  ка-
чала головой.

   К сцене ее потянуло в конце концерта, как раз перед финальной  песней
про Буратино. "Пойду разглядывать солистов,"- сказала она...

   Скорее всего это был акт протеста какого-нибудь истого фаната  против
скоропостижного окончания концерта. Обычно на таких концертах не продают
в буфете пиво в стеклянных бутылках. Это был необычный день. Тело, подб-
рошенное в воздух имеет склонность лететь по параболе...

   Что крепче, стекло или кость? Об этом знал еще Штирлиц.

   Можно сказать, что она любила "Тайм-Аут" до самой смерти...

7. Она была очень аккуратной
девочкой. Это то ее и погубило...

   Она была очень аккуратной девочкой. Беспорядок в любом проявлении - в
ее комнате, в моих мыслях - раздражал ее.

   В тот день она решила вымыть окна...

   Скользкий подоконник, двенадцатый этаж - все это вы уже слышали...

   Кто-нибудь из вас хотел бы умереть так банально?

   Уверен, она тоже не хотела...

   Может, дадим ей еще один шанс?

   8. Она бы устояла на ногах, если бы не молния. Непонятно откуда взяв-
шаяся в этот безоблачный день шаровая молния беззвучно скользнула в око-
нный проем. Молния  была слишком яркая,  в воздухе слышалось потрескива-
ние. Она инстинктивно отпрянула, ноги потеряли опору.

   Она успела зацепиться пальцами левой руки за подоконник.  Это  неста-
бильное положение сохранялось недолго и стоило ей двух недавно наманикю-
ренных ногтей.

   Милиционер, проводивший задержние, не имел права стрелять на  пораже-
ние. По крайней мере - сразу. Первый выстрел был выпущен в воздух. Там в
данный момент находилась она. Пуля тридцать второго калибра прочно засе-
ла в бедре.

   Следующие четыре этажа - почти  без  происшествий.  Только  небольшой
клок волос на торцевой поверхности открытого окна.

   Позвоночник сломался при ударе о перекладину для бельевых веревок  на
уровне второго этажа.

   Земли коснулось уже мертвое тело.

   Вы уже догадались, что прямо под окном проводились асфальтоукладочные
работы?..

   Кавычки закрылись медленно, с натужным скрипом...

   9. То, что было между нами я называл любовью.  Не знаю, любил ли я ее
на самом  деле. Или  мне только очень хотелось любить ее.  Или это из-за
того,  что мне  очень шло любить ее. Я знаю только,  что мне было хорошо
рядом с ней. Иногда легко, иногда невыносимо, но, видимо, тоже по-своему
хорошо. От нашего общения поочередно получали удовольствие то я,  то ма-
зохист, который живет внутри меня.

   То, что было между нами она называла "грязными домогательствами", не-
изменно добавляя:"причем бесшансовыми." Мне было  очень  приятно  просто
общаться с ней, бродить вечерами по темным московским  улочкам  и  ярким
освещенным проспектам, разговаривать. Не знаю, почему, но с приближением
ночи у меня в голове возникал и все настойчивей утверждался образ крова-
ти. Не знаю, почему, но у нее такого образа  не  возникало  никогда.  По
крайней мере, когда я был рядом.

   И лишнее слово, которое уже произнесено. И если бы я мог вернуться на
двадцать секунд назад, я бы все-равно повторил то же самое,  потому  что
она - это действительно "все, что я хочу". И мне ужасно  жаль,  что  это
желание односторонне. И вертикальная морщинка, пересекающая лоб,  и  это
неизменное:"Ты опять?", которое я слышал уже не знаю, сколько раз, но от
которого меня коробит, как впервые. И я понимаю, что снова напряг ее.  И
угрызения совести по этому поводу. Ведь я, не задумываясь, отдал бы  ку-
сок жизни за право ее расслабить. Но некому отдать, некому...

   Не знаю, что подвигнуло меня написать этот опус про  "восемь  смертей
любимой девушки". Мысли не умещались в голове, рука тянулась  к  бумаге.
Может быть, как всякий творческий акт, это было лишь "моментом  сублима-
ции". Только вот что я пытался сублимировать  таким  странным  способом?
Мое желание ее? Или, быть может, мое подсознательное желание  ее  убить?
Хорошо, что подобное желание может возникнуть у меня только на подсозна-
тельном уровне. Несмотря на то, что сумка моя сегодня  гораздо  тяжелее,
чем обычно. Тем более непонятно, зачем я сейчас принес ей эти  листочки.
Ей-то они зачем? Чувствую себя рядом с ней то ребенком, то  придурком...
Она читала молча, не слишком внимательно, по крайней мере внешне. Иногда
останавливалась, видимо, с трудом разбирая мой  почерк.  В  двух  местах
улыбнулась. Один раз посмотрела на меня. Несмотря на почерк, ей  хватило
десяти минут... Хочу ли я серьезного разговора? Да,  я  хочу  серьезного
разговора. О-кей! Да, разумеется, она прекрасно знает, как тонка граница
между жизнью и смертью и как легко стать "нарушителем границы". И  чтобы
понять это ей не обязательно было полчаса расшифровывать  мои  каракули.
И, конечно, прав Григорян, больше десяти лет повторяющий, что "мы  живем
для того, чтобы завтра сдохнуть". И, с учетом всего вышесказанного,  ра-
зумеется совершенно глупым выглядит отказ от  так  называемых  "радостей
жизни" ради соблюдения непонятно кем придуманных и непонятно кому нужных
морально-нравственых норм. Кстати, не знаю ли я, чем  мораль  отличается
от нравственности? Не знаю. Впрочем, мы отвлеклись... И нет, она не  со-
бирается отказываться от этих "радостей", какими бы сомнительными они не
казались. Все, что прикалывает, то и этично. Все равно на  тот  свет  не
возьмешь с собой справку о "примерном поведении". Но спать со  мной  она
не будет... Но разве это то, что  я  хочу  сказать?  Да  разве  я,  черт
возьми, знаю, что хочу сказать? И что я вообще могу сказать ей, чего она
не слышала раньше десятки раз от тех, кто "домогался" ее до  меня?  При-
чем, скорее всего, более успешно "домогался". Ведь только я могу  так...
Пусть я запомнюсь ей, как самый нелепый из ее поклонников... И  я  пони-
маю, что это опять мазохист внутри меня решительно перехватил  инициати-
ву. Сколько раз я пытался убить его в себе... Ну ты еще  поплачь,  гово-
рят, помогает. И ненужное веселье в ее глазах. И я  знаю,  что  уже  вот
только за это выражение глаз я мог бы ее возненавидеть. Но не  смогу.  И
заплакать я тоже не смогу. Пусть мне придется проглотить назад все  сло-
ва, готовые сорваться с языка, но я не заплачу... Комната  плывет  перед
глазами, как если бы я всю ночь просидел за экраном монитора... Почему у
меня такая тяжелая сумка сегодня? В ней четыре кармана, я часто путаюсь,
куда что положил. Я открываю один карман, кладу туда свои листочки. Отк-
рываю другой, с трудом вынимаю большую коробку. Нервным движением дергаю
стягивающую ее веревку. Капрон не рвется, на руке остается красная поло-
са. Странно, мне кажется, я не должен чувствовать физической боли. Не  в
такую минуту. И, забавно, именно сейчас я  понимаю,  что  все-таки  могу
заплакать... Я стягиваю веревку через край коробки, проклиная  собствен-
ную неловкость. Так я обычно открываю коробку с тортом. Но сегодня в ней
не торт. Зачем я сегодня подошел к этому корейцу, стоявшему перед входом
в "Тысячу мелочей"? Зачем купил у него набор самозатачивающихся столовых
ножей за 149 тысяч? Зачем, ради Бога, я принес их сюда? И вообще,  зачем
столько вопросов?.. На них написано "самозатачивающиеся". На самом  деле
они тупеют чуть ли не быстрее, чем их хозяева. На них написано  "из  бу-
латной стали