11
тысяч сократилась до  5  тысяч.  Ни  один  противник  никогда  не  наносил
Наполеону таких потерь, как погода! Вся компания по разгрому русских войск
оказалась под угрозой.
     Засядько присутствовал на  военном  совете  под  Смоленском,  который
созвали Барклай-де-Толли и Багратион. В числе присутствующих  был  великий
князь  Константин,  с  которым  Засядько   познакомился   еще   во   время
Швейцарского похода, и много генералов обеих армий: Барклая и  Багратиона.
За отступление осмелился высказаться один Барклай.
     Этот бой, который решили все-таки дать, продолжался  три  дня.  Затем
объятый пламенем Смоленск был оставлен, русские армии отступили.
     Засядько все чаще слышал, как  Барклая-де-Толли  обвинили  в  измене.
Дескать, проклятый немец продался французам, во главе армий должен  стоять
обязательно русский... Наконец Александр I сменил фельдмаршала,  вся  вина
которого заключалась в его шотландском происхождении, и  поставил  на  его
место Голенищева-Кутузова.
     6  сентября,  когда  русская  армия  остановилась  на  равнине  между
деревнями Бородино, Горки и Семеновское, прошел слух, что здесь наконец-то
Бонапарту  дадут  решительное  сражение.  Солдаты   и   офицеры   молились
привезенным из Москвы чудотворным иконам, проносимым  по  полкам  крестным
ходом.
     На следующее  утро  в  пять  часов  завязался  бой...  Он  запомнился
Александру еще  тем,  что  удалось  ближе  познакомиться  с  фельдмаршалом
Барклаем-де-Толли, удивительным  человеком,  трагическая  судьба  которого
потом постоянно привлекала внимание историков, биографов, литераторов.
     В начале шестого утра войска Евгения Богарне пошли в атаку через реку
Колочу в направлении селения Бородино.  Одновременно  корпус  Понятовского
атаковал силы Тучкова. Обе атаки успеха не имели, и через полчаса Наполеон
двинул в бой главные силы. Началось  сражение,  которое  военные  историки
России назовут Бородинским, а во Франции -- Московским.
     Через  шесть  часов  непрерывных  атак  французские  войска  овладели
флешами. Багратион был смертельно ранен, а  генерал-лейтенант  Коновницын,
принявший командование, отвел войска за Семеновский овраг.
     Засядько с начала сражения находился на батарее  генерала  Раевского.
Здесь разразились наиболее ожесточенные бои, так как Бонапарт сосредоточил
для взятия батареи свыше 300  орудий  и  около  35  тысяч  человек.  Атака
следовала за  атакой.  Канониры  то  и  дело,  оставив  орудия,  бросались
врукопашную. Силы таяли, недалек  был  тот  час,  когда  батарею  защищать
станет некому. В самый  критический  момент  Засядько  увидел,  как  слева
выскочил  отряд  легко  вооруженной  конницы  русских,  ударил  во   фланг
наступающей французской пехоте, смял  последние  ряды.  Во  главе  конного
отряда он узнал черную фельдмаршальскую мантию  Барклая-де-Толли,  который
мастерски и ожесточенно рубился, врезаясь в самую гущу неприятеля.
     Кто-то позади сказал с нескрываемой досадой:
     -- Вот сволочь заговоренная!
     Засядько обернулся, зло посмотрел на Балабуху, с которым судьба свела
его за последние несколько часов до битвы. Тот с  ненавистью  наблюдал  за
фельдмаршалом. Перехватив взгляд товарища, пояснил:
     -- С утра суется в  самые  опасные  места...  Говорят,  ищет  смерти.
Враки! Подумаешь, обидели... А что цел --  тоже  понятно:  свой  своих  не
трогает.
     Засядько  видел,  что  небольшому  отряду  Барклая  нужно  немедленно
возвращаться: французы отправились от удара  и  начали  окружать  отважных
конников. Пятидесятилетний фельдмаршал сражался с энергией юноши и  опытом
вождя, но при таком превосходстве сил противника личная отвага и  мужество
все равно будут сведены на нет.
     -- Надо бы помочь...-- прошептал Засядько.
     -- Вывернется,-- ответил Балабуха неуверенно.-- Французы  знают,  что
он предатель, и не тронут.
     -- Глупости говоришь,-- возмущенно сказал Засядько и снова  посмотрел
на поле сражения.
     Французы уже взяли конный  отряд  в  кольцо.  Барклай,  отбиваясь  от
троих, оглядывался на своих людей. Когда перед ним остался один противник,
он смял его конем и бросился на помощь какому-то юному офицеру  с  залитым
кровью лицом, который с трудом отбивался от наседавшего дюжего противника.
     -- Дай людей,-- попросил Засядько.-- У тебя есть резерв.
     -- Не дам,-- поспешно ответил Балабуха, словно ждал  этой  просьбы.--
Люди устали. Раз выпала передышка, пусть отдохнут.
     -- А там гибнет человек, которому  мы  обязаны  этой  передышкой!  --
резко сказал Александр, уже не сдерживаясь.--  Эх,  ты...  Запомни:  мы  с
тобой не учились вместе в корпусе.  Мы  с  тобой  не  дружили.  И  уже  не
знакомы.
     Он вскочил на бруствер и отчаянно звонко крикнул:
     -- Есть добровольцы?  Надо  выручить  храбрецов!  Кто  не  трусит  --
вперед, за мной!
     И  с  обнаженной  шпагой  бросился  вперед.  Сзади  слышался   топот:
несколько человек покинули батарею и бежали  следом.  Смяв  попавшихся  на
пути  французов  и  не  ввязываясь  в  отдельные  схватки,  Засядько  стал
пробиваться к взятому в кольцо фельдмаршалу. Тот уже  смертельно  устал  и
отбивался с трудом. Рядом с ним падали сраженные пулями и саблями  русские
солдаты и офицеры.
     Засядько сбил с ног  еще  двоих  французов,  третьего  успел  ударить
шпагой и прорвался через кольцо. Француз, бросившийся со штыком  наперевес
на Барклая, устремился теперь к нему. Засядько сразил его и стал  рядом  с
фельдмаршалом. Тот благодарно кивнул. Только теперь Александр увидел,  что
фельдмаршал не так бодр, как выглядел издали. Дышал он хрипло,  с  трудом,
лицо было залито потом  и  покрыто  пылью,  отчего  морщины  казались  еще
глубже. Но даже сейчас он был красив: седой, с выразительным  мужественным
лицом, большими умными глазами, стройной и сильной фигурой воина.
     Сзади послышалось яростное "ура". Засядько в  изумлении  увидел,  что
сквозь ряды французов прорывается русский отряд во главе с  Балабухой.  На
нем был изорван мундир,  по  щеке  стекала  струйка  крови.  Пробившись  к
Александру, Балабуха свирепо взглянул на товарища и, повернувшись к  своим
людям, стал отдавать распоряжения. Его  солдаты  быстро  расширяли  брешь,
чтобы вывести фельдмаршала.
     -- Ты ранен, дружище? -- спросил Засядько тревожно.
     -- Не все же заговоренные,--  ответил  Балабуха  хмуро.--  Разве  что
Бонапарт и ты... Да еще этот сумасшедший старик.
     -- Отправляйся в лазарет,-- потребовал Засядько.--  Ты  ослабеешь  от
потери крови!
     -- Присохнет,-- отмахнулся Балабуха.-- Царапина. Но  посуди  сам:  за
какие-нибудь пять минут я получил раз десять по голове, меня смяли  конем,
кто-то прикладом заехал по лицу,  пули  изодрали  мундир,  и  еще  у  меня
сломано по крайней мере три ребра. А ты целехонек! Вот так и  бросайся  за
тобой.
     Его  шутливая  жалоба  окончательно  растопила  холодок   отчуждения.
Засядько рассмеялся и обнял старого друга. Балабуха  облегченно  вздохнул.
Ему очень не хотелось ссориться с Александром. Хоть и  не  всегда  понимал
его затеи, но это был единственный в его жизни человек, которого он  любил
и беспредельно уважал.
     Неподалеку от них Барклай садился на лошадь. Это был его третий  конь
за время схватки. Балабуха молча подивился, что  фельдмаршал  ни  разу  не
сломал себе шеи, когда на скаку падал с лошадей, однако  промолчал,  чтобы
не вызвать новой ссоры.
     -- Уходите,  друзья!  Сейчас  последует  конная  атака!  --  крикнул,
оглянувшись, Барклай.
     -- А вы? -- спросил Засядько.
     -- Я отойду в арьергарде.
     -- Мы будем рядом с вами,-- ответил Балабуха, опережая Александра.
     -- Вам бы лучше поберечься...-- начал  было  Барклай,  но  умолк  под
взглядом Засядько, который дал  понять,  что  если  и  беречься  кому,  то
старшему по чину, тогда и младшие могут сохранить головы.
     -- Как у вас на батарее? -- спросил Барклай.
     -- Продержимся около  часа,--  ответил  Засядько.--  Потом  людей  не
останется... Нам бы резервы!
     -- За час, откуда их взять? -- подумал вслух Барклай.
     -- А если ударить по левому флангу? Казаки Платова могли бы  хоть  на
время сорвать непрерывные атаки.
     Барклай некоторое время пристально смотрел  на  подполковника,  потом
кивнул, соглашаясь, пришпорил коня и  ускакал.  За  ним  последовали  трое
уцелевших из его конного отряда.
     Несмотря на помощь Балабухи, Засядько  и  его  солдатам  пришлось  бы
худо, если бы со стороны русских  батарей  внезапно  не  прогремело  новое
"ура". Оглянувшись, он с  радостью  увидел,  как  из  укреплений  соседней
батареи выскакивали преображенцы. Это шла помощь, тем более  весомая,  что
батальон  вел  в  атаку  один  из  его  друзей,  Леопольд  --   принц   по
происхождению, немец по рождению, космополит по  взглядам,  авантюрист  по
натуре и воин по характеру, в данное время состоявший на службе в  русской
армии. В свое время Александр и Леопольд  едва  не  поссорились  до  дуэли
из-за пустяка, но затем быстро нашли общий язык и крепко подружились.
     -- Трымайся, друже! -- закричал Леопольд  по-украински.--  Береженого
бог бережет!
     Александр весело улыбнулся и повел солдат на прорыв к Леопольду.
     -- Den Vorsichtigen bewahrt der Gott,-- ответил он,-- und den Kosaken
bewacht sein Sabel!*
     Его громовой  голос  покрыл  шум  схватки.  Леопольд  усилил  натиск.
Французы  подались  назад.  Через  несколько   мгновений   люди   Засядько
встретились с преображенцами. Те  пропустили  их,  а  сами  пошли  вперед,
стараясь закрепить успех контратаки.
     -- Вот и отлично,-- сказал Александр с облегчением.-- Как ты думаешь?
     Он обернулся. Балабуха  медленно  опускался  на  землю,  опираясь  на
саблю. Лицо капитана было смертельно бледным. Кто-то из  солдат  подхватил
командира, но, взглянув на огромную рану  в  спине,  поспешно  опустил  на
землю.
     Только теперь Засядько обратил внимание, что над полем боя уже свищет
картечь. Французские орудия перенесли огонь на этот участок, подготавливая
его для атаки. Вдали показалась тяжелая конница.
     -- Всем на батарею! -- скомандовал  он  сдавленным  голосом  и,  взяв
Балабуху на руки, пошел к своим позициям. Рядом свистели  пули,  пролетала
визжащая картечь: вскрикивали и падали сраженные солдаты.  Сзади  нарастал
грохочущий топот.
     Засядько шел, не оглядываясь.  Лицо  Балабухи  покрылось  смертельной
бледностью. Александр ощущал, как по его пальцам  стекает  теплая  струйка
крови. Он принес друга на батарею и опустил на землю в тот  момент,  когда
на укрепления обрушилась атака  драгун.  Пришлось,  сцепив  зубы,  яростно
отбиваться и руководить батареей и солдатами Балабухи. Атака следовала  за
атакой, наконец, на батарее почти не осталось людей. Но именно в это время
вдруг наступило затишье...
     В глубине французских войск было заметно  странное  перемещение.  Как
оказалось, кавалерийские полки генералов Платова и Уварова нанесли удар по
левому флангу французской армии, вызвав переполох во вражеских войсках. На
батарее Засядько наступила двухчасовая передышка.
     Александр быстро прошел  по  укреплениям  из  конца  в  конец.  Везде
разрушения...
     -- Ваше высокоблагородие!  --  послышался  сзади  радостный  голос.--
Смена никак?
     Со стороны старой Смоленской дороги  ускоренным  маршем  приближались
войска. Над ровными квадратами колыхался лес штыков. Солдаты шли быстро  и
уверенно. Это  были  гренадеры,  опытные  и  закаленные  воины,  прошедшие
хорошую школу в только что закончившейся войне.
     -- Готовьтесь,-- велел Засядько.-- Как только подойдут, отправляйтесь
по дороге к  Горкам.  Я  позабочусь,  что  все  оставшиеся  в  живых  были
представлены к награде.
     -- А вы, ваше высокоблагородие? -- спросил артиллерист испуганно.
     -- Я останусь,-- ответил Засядько коротко.
     Ему  потребовалось  несколько  минут,  чтобы  расставить  по   местам
новоприбывших, затем на батарею обрушилась волна новых яростных атак...
     Это был самый жестокий  бой,  в  котором  ему  пришлось  участвовать.
Орудия гремели, не умолкая,  а  между  ними  гренадеры  сражались  с  теми
французами, которых  не  удалось  остановить  огнем.  Гренадеры  сражались
ожесточенно, но французы не турки,  и  у  Александра  после  каждой  атаки
наполовину сокращался состав. Через два часа, когда на разрушенной батарее
остались одни пушкари, да и те в большинстве раненые, прискакал  курьер  с
приказом отступать...
     Засядько  отходил  последним.  Ему  почти  треть  дороги  приходилось
пятиться,  отбивая  атаки  авангардных  частей  противника.  Вокруг   него
постоянно держалась группа гренадеров. Они умело работали штыками,  однако
подполковник с горечью отметил, что к  моменту  окончательного  отрыва  от
французов состав группы изменился несколько раз. По телам убитых и раненых
прошагали наступающие солдаты Бонапарта.
     Отступать пришлось до деревни  Горки,  где  уже  перегруппировывались
войска, отступившие ранее. К шести  часам  вечера  остатки  русской  армии
заняли позиции от  Горок  до  старой  Смоленской  дороги.  С  наступлением
темноты  пришло  известие,  которое  немного  обрадовало:  Бонапарт  велел
оставить захваченные у русских укрепления и  переждать  ночь  на  исходных
позициях.
     Однако  Засядько  понимал,  что  продолжать  бой  было  бы  безумием.
Резервов нет, армия  наполовину  истреблена,--  только  генералов  погибло
двадцать три  человека!  --  другая  половина  находится  в  расстройстве,
артиллерия потеряна. А Наполеон даже не вводил в бою старую гвардию,  свои
самые закаленные и отборные части!
     И в самом деле: утром русская армия начала отступление к Можайску,  а
затем к Москве. Войска Бонапарта следовали по пятам. Для поддержания  духа
в войсках Александр I вел битву у деревни  Бородино  считать  победой  над
Бонапартом и обнародовать об этом манифест. Конечно, все офицеры понимали,
что битва под Бородино была  на  самом  деле  тяжелым  поражением,  однако
впервые французам дали бой на равных, дрались  на  равных  и  проиграли  с
достоинством, а не так как  под  Аустерлицем  или  в  других  местах,  где
Наполеон к стыду русских полководцев побивал их с удивительной легкостью.
     Засядько тяжело переживал смерть Балабухи. Уже никогда  не  прозвучит
его  жизнерадостный  смех  и  любимая  фраза:  "Посмотри,   дружище,   мир
прекрасен!" Нет, он не прекрасен,  если  гибнут  хорошие  люди,  а  всякое
ничтожество  вроде  Васильева  околачивается  в   безопасном   месте   при
генеральном штабе и регулярно получает награды...
     14 сентября Засядько последним перешел мост через Москву-реку.  Здесь
его нагнала небольшая группа французов, в их предводителе он с  удивлением
узнал прославленного наполеоновского маршала Мюрата.
     Загорелый, улыбающийся,  ловко  сидящий  на  горячем  жеребце,  Мюрат
приветственно поднял руку и пустил коня вперед. Его спутники  остались  на
месте.
     Засядько молча ждал приближения маршала. За спиной  нарастал  грозный
ропот солдат. Мюрат подскакал ближе, ловко спрыгнул с коня и пошел  вперед
с протянутой рукой.
     -- Вы славно сражались  в  Московском  бою!  --  воскликнул  он.--  Я
пользуюсь случаем пожать  вам  руку  и  выразить  восхищение  мужеством  и
стойкостью русских солдат.
     Засядько ответил на рукопожатие, заметив:
     -- Похвала победителя особенно лестна. Видимо, я имею честь  пожимать
руку военному губернатору Москвы?
     -- Не-ет,-- смеясь ответил Мюрат.-- Им назначен Мортье. Мне император
велел только  поскорее  занять  Москву.  Со  мной  инспектор  Деннье,  ему
приказано заготовить в Москве припасы и подыскать квартиры для войск. Как,
по-вашему, это легко устроить?
     --  На  это  не  рассчитывайте,--   ответил   Засядько   сдержанно.--
Московским главнокомандующим до сего дня был Ростопчин...
     Мюрат понимающе кивнул. О Ростопчине даже  в  Париже  писали  газеты,
рассказывали о его ненависти к революционной Франции, а оттуда и ко  всему
французскому.  Засядько  оглянулся  на  своих   солдат,   которые   стояли
насупившись и держали ружья наизготовку.
     -- Войска уже оставили  город,--  продолжил  он.--  Можете  вступить.
Москва пуста.
     -- Почему? -- воскликнул Мюрат удивленно.
     -- Жители покинули ее почти полностью.
     -- Почему? -- повторил Мюрат с еще большим удивлением.
     -- Привычка,-- ответил Засядько с горькой  иронией.--  При  нашествии
татар народ всегда уходил в леса.
     -- Французы и татары -- большая разница!
     -- Русские не видят разницы в неприятеле.
     Мюрат оскорблено пожал  плечами.  Его  спутники  подъехали  ближе,  с
интересом разглядывали богатырскую фигуру русского офицера. Мюрат  вскочил
в седло, натянул поводья и вихрем пронесся мимо изумленных русских  солдат
в направлении Москвы. Следом за ним поскакала свита. Копыта лошадей  гулко
били о дощатый настил деревянного моста.
     Засядько бросил  прощальный  взгляд  на  окрестности  и  велел  своим
солдатам  догонять  основные  силы  армии.  По  их  пятам  уже   двигались
авангардные части конницы Мюрата.
     Московский  губернатор  Ростопчин  был  непримиримым   врагом   всего
французского -- французских мод,  идей,  парикмахеров  и  наставников.  Он
издавал бюллетени о победах над  французами,  устраивал  крестные  ходы  с
чудотворными иконами, велел зарубить одного жителя за  похвалу  Бонапарту,
сослал в Нижний Новгород сорок учителей-французов,  среди  которых  был  и
актер Думерг, оставивший описание этого "путешествия".
     Кроме того, он спешно отправил  в  Петербург  всех  сенаторов,  чтобы
Бонапарту не с кем было вести  переговоры.  В  довершение  велел  передать
народу арсенал, распустить арестантов и вывезти все пожарные  инструменты,
которых в Москве насчитывалось 1600 штук.
     Утром 15 сентября Бонапарт под  звуки  марсельезы  вступил  со  своей
гвардией в Кремль. Он  с  изумлением  обнаружил,  что  Москва  в  основном
состоит из деревянных построек. Даже мосты деревянные...  В  тот  же  день
город запылал.  Когда  Наполеону  доложили,  что  нет  никакого  пожарного
инвентаря, он в ужасе воскликнул: "Да это скифы!"

     Глава 23

     Затем было отступление Великой армии. Засядько шел в авангарде, и его
отряд первым сшибся с арьергардом армии  Бонапарта  у  реки  т.  Вслед  за
жестокими морозами наступила оттепель, так что  переход  через  реку  стал
возможен только с помощью мостов. Генерал Эбле со своей  бригадой  работал
без перерыва, включая ночь с 25-го на 26-е ноября.  Навели  два  моста  --
один для пехоты, другой для обоза, Но второй обвалился, тогда принялись за
починку, стоя по пояс в ледяной воде. Никто из этих героических  людей  не
остался в живых, но французская армия была спасена.
     У Кутузова требовали,  чтобы  он  напал  на  отступающие  французские
войска.  Старый  полководец  отрицательно  качал  головой:  "Раненый   лев
опасен!" и продолжал идти  следом,  подбирая  брошенные  пушки,  ружья,  а
казаки захватывали в плен отставших и заблудившихся.
     Засядько вспомнил комичный эпизод после сражения  при  Малоярославце.
На другой день вечером  к  нему  зашел  полковник  Заале,  принес  бутылку
шампанского. Вид у полковника был почему-то сконфуженный.
     -- Александр Дмитриевич,-- начал он, когда  шампанское  запенилось  в
бокалах,-- к вам есть  дело  деликатнейшего  свойства...  Как  вы  знаете,
государь император на днях изволил  наградить  светлейшего  князя  Михаила
Илларионовича  Голенищева-Кутузова   золотой   шпагой   с   надписью   "За
храбрость"...
     -- От души поздравляю,-- бодро сказал  Засядько  и  выпил  содержимое
бокала.
     Заале налил ему снова и продолжал вкрадчиво:
     -- Вы не могли бы опоздать на церемонию награждения?  Или  вообще  не
присутствовать?
     Засядько удивился:
     -- Но ведь я тоже приглашен!
     -- Взыскания не получите, обещаю. Дело  в  том,  что...  складыв