онка бросили кубики  с  пятнышками  на
гранях.
     Ее собираются разыгрывать в кости?.. Что  ж,  пожалуй,  это  неплохо.
Нет, на самом деле, очень хорошо!  Эта  пауза  так  кстати,  можно  успеть
что-либо придумать...
     Пока кости стучали по дну бочонка, сеньор Оливарес хмуро  посматривал
на Нику. Она так и не могла понять, жалел ли он, что она ускользает из его
рук, или это было сочувствие. Но уж коли здесь затеяли такую игру!..  Ника
собралась с духом и задорно подмигнула сеньору Оливаресу.
     У того от удивления брови полезли вверх, испанка прикусила  губу,  по
лицу ее побежал злой румянец.
     Игра закончилась быстро.
     Третий по счету матрос - молодой большеглазый парень, пожалуй,  самый
молодой из присутствующих: лицо его еще не успело  оплыть  и  опухнуть  от
пьянства в портовых кабаках - выбросил две шестерки, что сразу лишило всех
остальных "претендентов" надежд.
     Бочонок откатили. Присутствующие не расходились,  ожидая  продолжения
занятного  спектакля.   Счастливый   избранник   стоял   перед   Никой   в
нерешительности. Внешность и манеры девушки слишком отличались  от  всего,
что он привык видеть на  берегу.  Он  не  знал,  как  себя  сейчас  вести.
Товарищи подталкивали его в спину, что-то, видимо, советовали.
     И сценарий будущего спектакля у Ники появился сразу.
     Она спокойно заложила руки за спину, обошла своего избранника кругом,
внимательно  его  разглядывая.  Парень  окончательно  оторопел  и   только
поворачивался на месте, растерянно приглядываясь  к  странной  девушке.  А
Ника подумала, что ей еще повезло, случай вывел на нее  такого  теленочка.
Достанься она кому  другому,  события  развернулись  бы,  конечно,  иначе,
быстрее, во всяком случае...
     Ника похлопала парня по плечу, как бы проверяя, крепко ли он стоит на
ногах, и повернулась к переводчику:
     - Передайте моему жениху, что его невеста ненадолго спустится в каюту
надеть свадебный наряд.
     Рыженький только моргнул, оторопело уставился.
     - Переводите, переводите, - успокоила его Ника. - Все будет о'кей.
     Он опять не понял.
     Ника догадалась, что американский сленг еще не появился в  английском
языке:
     - Все будет хорошо!
     Видимо, до переводчика и сейчас не дошел смысл выражения: "Все  будет
хорошо!" А может, он подумал, что эта странная английская мисс и на  самом
деле ничего не имеет против  испанского  молодца.  Во  всяком  случае,  он
перевел, как она просила.
     После его слов смех и шутки вдруг разом прекратились.
     Физиономии матросов стали серьезными, а кое у кого даже растерянными.
"Удивительно! - подумала Ника. - Неужели у этих пропитанных ромом забулдыг
остались в душе светлые уголки, где они прячут такие слова, как  "невеста"
и "свадьба"?"
     Она решительно направилась к лестнице в каюту, и ее никто не  подумал
остановить. Даже испанка посторонилась, когда Ника дерзко задела ее локтем
на ходу.
     Клим спал,  будить  его  не  следовало.  То,  что  она  задумала,  не
требовало ни его помощи, ни поддержки. Даже лучше, если он ничего не будет
знать, ведь он же не позволит себе  оставаться  в  стороне,  а  любое  его
вмешательство ни к чему доброму не приведет.
     Она должна справиться сама.
     "Ну-ка, мои предки, покажите, какие вы молодцы! Хотела  бы  я  сейчас
посмотреть на своего прапрапрадедушку. Интересно, что  бы  он  мне  сейчас
посоветовал?"
     Ника сняла свою курточку, сейчас она могла только помешать.  Осталась
в бархатных коротких брючках  с  кружевами  и  в  своей  рубашке.  Верхняя
пуговица на ней оказалась оторванной "с мясом". "Вот скоты!" Ника отпорола
от остатков оконной занавески  нижнюю  вышивку  и  повязала  ею  воротник,
наподобие галстука. Затем вытащила шпагу из-под изголовья.
     Клим проснулся:
     - Это ты?
     - Это я. Голова прошла?
     - Побаливает еще немножко.
     - Полежи еще. Я скоро вернусь.
     Клим, не переспрашивая, опять уткнулся носом в подушку.
     Ника попробовала разглядеть свое отражение на  стальном  полированной
клинке, но некогда блестящее лезвие успело потемнеть от времени.
     Любопытно, как я здесь выгляжу?
     Испанка уже заглядывала в люк, возможно, подозревая, что Ника  сбежит
через окно. Ника перехватила шпагу в левую руку и решительно направилась к
выходу из каюты.



                                    6

     Появление ее в белой рубашке с  беленьким  галстучком  на  шее  и  со
шпагой привело всех зрителей в новое недоумение. А ее молодой жених только
таращил на нее свои круглые телячьи глаза и был уже не рад, что впутался в
такую историю и выглядит посмешищем для товарищей. Но, видимо, он  все  же
решился перейти к каким-то действиям, так как шагнул  навстречу  Нике,  но
она опередила его.
     Рыженький переводчик, конечно, был здесь и тоже ничего не понимал.
     - Переведите моему жениху, - сказала Ника, - пусть он возьмет в  руки
шпагу или саблю и докажет мне, что умеет  ею  владеть.  Что  он  настоящий
мужчина, а не  сопливый  мальчишка,  только  что  выпустивший  юбку  своей
матери. Так и переведите! - подчеркнула она.
     Быстротой   соображения   матрос   не   отличался.   Он   переспросил
переводчика,  тот  подтвердил,  показав  ему  на  охапку  сабель  и  шпаг,
сваленных у борта. Парень повернулся за разъяснением к товарищам,  но  те,
видимо, усомнились, что девчонка говорит серьезно.
     Кто-то даже хохотнул, впрочем, не слишком уверенно...
     Тогда Ника взяла шпагу в правую  руку,  не  спеша  шагнула  к  своему
"жениху" и неожиданным и быстрым движением шлепнула его шпагой по лицу.
     Он схватился за щеку и покраснел. Матросы развеселились. Самолюбие  у
молодца, видимо, было. Он насупился, потер щеку, подошел к борту и вытащил
абордажную саблю, тяжелую и широкую - привычное ему оружие.
     Оглянувшись назад. Ника махнула шпагой,  попросив  зрителей  очистить
место. Матросы расширили круг. Только один,  с  багровым,  еще  не  совсем
зажившим  шрамом,  пересекавшим  щеку,  небрежно  повернулся  спиной.   Не
раздумывая, она легонько ткнула его пониже спины. Он подскочил  -  зрители
повалились от восторга друг на друга, - обернулся свирепо, попытался  даже
поймать ее шпагу рукой, но острие клинка замелькало у самых  его  глаз,  и
он, ворча, отступил.
     Ника решила, что кое-какую репутацию себе она создала, и  повернулась
к своему "жениху".
     Он небрежно вытянул саблю вперед.  Ника  легонько  постучала  по  ней
шпагой, как  бы  пробуя  крепость  его  руки.  Матрос  отмахнулся.  Он  не
собирался всерьез драться с девчонкой, просто хотел  выбить  шпагу  из  ее
рук. Однако Ника поймала эфесом конец  его  сабли,  чуть  отвернула  ее  в
сторону и опять ударила его шпагой, но уже по другой щеке.
     Вот только сейчас до добра молодца дошло, что с  ним  не  шутят,  что
девчонка на самом деле умеет драться и приглашает его всерьез. Он отступил
на шаг, завернул правый рукав куртки до  локтя  и  сделал  первый  пробный
выпад. Рука его была, разумеется, посильнее руки Ники,  саблей  он  владел
лучше, нежели языком; чтобы отклонять его прямые выпады, Нике  приходилось
захватывать  конец  сабли  почти  эфесом,   приходилось   сближаться,   на
отступление уже  не  хватало  времени,  и  она  уходила  вбок.  Она  могла
закончить эту игру одним ударом, но ей просто жалко было своего "жениха".
     "Ах, какой теленочек!"
     Так они описали круг по  палубе.  Для  Ники  поединок  трудностей  не
представлял, нужно только следить, чтобы не  запнуться  за  швы  палубного
настила, залитые смолой.
     Но  зрители  не  принимали   Нику   всерьез.   Послышались   шутливые
подбадривающие возгласы,  видимо,  не  обошлось  и  без  насмешек.  Матрос
разгорячился, и вот  тут  Ника  остановила  его  точным  ударом  в  правое
предплечье.
     Она попала, куда хотела, чуть  повыше  локтевого  сустава,  и  сабля,
конечно вывалилась из  его  руки.  Он  хотел  было  поднять  ее,  но  Ника
отбросила саблю носком туфли в сторону.
     Матрос прижал рану левой ладонью. Лицо его было  растерянным.  Из-под
пальцев на палубу закапала кровь. Зрители поутихли - смеяться было не  над
чем. Кто-то помог раненому стянуть рубаху, руку замотали грязной  тряпкой.
"Вот черти, - даже бинтов у них нет!" Ника не беспокоилась за парня,  рана
неопасная, молодой, здоровый - заживет? Да и что ей оставалось делать?
     Но представление закончено еще не было, это она понимала.
     Опять, перехватив шпагу в левую руку, она повернулась  к  зрителям  и
сказала громко, зная, что рыженький переведет ее слова:
     - Кто из вас докажет мне, что он настоящий мужчина и владеет  оружием
не хуже меня? Обещаю, тогда я приму все его условия безоговорочно.
     Ника  считала,  что  она  мало  рискует,  делая  такое  ответственное
заявление. Она видела, что здесь  простые  грубые  рубаки,  рассчитывающие
больше на силу, а не на ловкость. Она  была  опытная  спортсменка  и  была
уверена, что, если будет осторожной  и  аккуратной,  то  опасность  ей  не
грозит.
     Правда, испанка могла придумать что-либо другое,  но  об  этом  лучше
пока не размышлять.
     После ее слов матросы опять затолкались, загорланили,  хотя  насмешек
уже не было, но желающие  получить  "жену"  имелись,  и  не  один.  Однако
впереди  всех  выступил  тот  самый  крепыш  с  заплывшими  глазками.   Он
решительным жестом остановил остальных претендентов,  видимо,  пользовался
здесь каким-то авторитетом - спорить с ним не стали. Он  подошел  к  Нике,
оглядел ее  с  усмешкой,  что-то  сказал  товарищам.  Ника  повернулась  к
переводчику, но тот только смущенно пожал плечами и отказался переводить.
     Она недобро взглянула на своего противника, а он опустил правую  руку
и, оттопырив большой палец, неожиданно и сильно ткнул Нику в живот.
     Злость нахлынула на Нику, как вода. У нее даже  перехватило  дыхание.
Не слыша шумной радости окружающих, она  повернулась  к  обидчику  спиной,
чтобы удержаться от нестерпимого желания ударить его шпагой.
     Проткнуть его толстое противное брюхо!..
     Не обращая на нее внимания, матрос тем временем выбрал себе оружие  -
тяжелую шпагу с решетчатой чашкой,  которой  можно  было  захватить  конец
шпаги противника и отломить его. Он вышел на середину круга. Ника все  еще
не поворачивалась к нему лицом. Тогда он шлепнул ее шпагой.
     Веселье зрителей продолжалось.
     А  матрос  уверенно  подмигнул  им,  предлагая  посмотреть,  как   он
разделает сейчас эту девчонку.
     Ника еще раз вздохнула поглубже. Краска гнева медленно сходила  с  ее
щек, и последние сомнения исчезли у нее...  Хорошо,  краснорожая  скотина,
сейчас ты у меня перестанешь посмеиваться, черт бы тебя побрал!.. Черт  бы
тебя побрал!..
     Она медленно переложила шпагу из левой руки в правую.
     Если бы Петрович увидел сейчас ее лицо, он бы сказал "стоп!" и послал
ее  на  скамеечку  успокоиться.  А  матросу  посоветовал  бы  с   ней   не
связываться, пока у нее в руках боевая шпага, а не фехтовальная  рапира  с
тупым наконечником.
     Но Петровича не было, а матрос, естественно, ни о чем таком  страшном
и не думал.
     "Для начала ты у меня перестанешь ухмыляться, скотина!"
     Она сама пошла вперед. Матрос было прижал  ее  шпагу  сверху,  сделал
короткий резкий выпад. Чуть заметным движением эфеса Ника отклонила  удар,
шпага противника только скользнула по ее  рубашке,  зато  конец  ее  шпаги
коснулся его щеки.
     Матрос отступил.
     Улыбаться он уже перестал. У него  хватило  соображения  понять,  что
девчонка не промахнулась, что она могла ударить его в лицо,  но  почему-то
не сделала этого. Возможно, он успел подумать, что победа ее  над  молодым
матросом не случайна, что он  ввязался  в  историю,  которая  может  плохо
закончиться для  него.  Что  ему  нужно  быть  настороже,  суметь  ударить
первому.
     Это была его последняя мысль...
     Шпаги скрестились, чуть позвякивая друг о друга...




                                  КЛИМ


                                    1

     Клим после ухода Ники так и не заснул.
     Он полежал еще  несколько  минут  в  полудремотном  состоянии,  потом
сознание вдруг разом вернуло его к необычайности происходящего, он тут  же
повернулся на спину и открыл глаза.
     По  потолку  каюты,  отражаясь  от  морской  зыби,  прыгали   веселые
разноцветные солнечные зайчики, их блики падали через открытое окно.
     Клим прислушался к себе, голова еще была тяжелая, как после  хорошего
нокдауна. Он осторожно пощупал ссадину на виске, поморщился. Это надо  же,
как его шарахнуло!
     А где Ника?
     И чего он здесь разлегся, как настоящий больной?
     Он перебросил ноги через край лежанки и сел. На  полу  стоял  кувшин,
Клим заглянул в него, поболтал - похоже, там была  вода.  Он  сделал  пару
хороших глотков  -  вода  чуть  отдавала  ржавчиной.  Вытер  лицо  рукавом
рубашки.
     Дверь каюты была распахнута настежь. В коридоре  еще  лежали  обломки
досок каютной переборки.
     Клим вспомнил, как вздрогнула "Аркебуза", когда  в  ее  борт  ударило
ядро... Дешево отделался - попади ядро чуть  ближе  к  дверям.  Интересно,
каким бы он тогда дернулся в двадцатый век?
     Он поднялся с лежанки и выглянул в окно.
     Тумана на море не было.  Ветра  тоже  не  было.  Черный  трехмачтовый
корабль, который обстрелял  их  вчера,  медленно  покачивался  на  пологой
волне, до него было не менее километра. Верхние порты были открыты, медные
жерла пушек тускло поблескивали на солнце. Паруса  на  реях  свисали,  как
простыни, повешенные  для  просушки.  Какой  был  флаг  на  корабле,  Клим
разглядеть не мог.
     Кажется, Ника перед уходом сказала, что  корабль  захватили  испанцы.
Тогда где эти испанцы, и где она сама? Куда она ушла? Нечего ей  делать  у
испанцев...
     С палубы до него донеслось позвякивание.
     Никак не связывая эти звуки с отсутствием Ники, даже не задумываясь о
природе такого звяканья,  Клим  отправился  ее  искать.  Перешагнув  через
обломки досок в коридоре, он подошел к  лестнице,  поднялся  на  несколько
ступенек... и остановился.
     Как Нике, так сейчас и ему мысль о театре  пришла  первой,  настолько
все то, что он увидел на палубе, походило на сценическое представление или
киносъемку по мотивам романтических  историй  средневековья.  Первой  Клим
разглядел женщину, она стояла спиной к нему - он только чуть  различал  ее
профиль и смуглую щеку, покрытую завитками черных волос. В красном  платье
с черной кружевной шалью, наброшенной на плечи,  она  вполне  походила  на
Кармен, какой ее описал Мериме.
     Рядом с женщиной привалился  к  стене  каютной  надстройки  такой  же
смуглый и черноволосый мужчина в  замшевой  куртке,  в  сдвинутой  на  ухо
зеленой шапочке с лихо торчащим перышком. Это  был,  конечно.  Робин  Гуд,
только с испанской внешностью, правда,  ему  не  хватало  доброго  лука  и
колчана со стрелами, зато вместо них  из-за  пояса  высовывалась  рукоятка
пистолета.
     И Кармен, и Робин Гуд смотрели в одну сторону. Клим поглядел туда же.
     И увидел Нику.
     Со шпагой и в боевой позиции -  против  нее  -  коренастого  плотного
матроса тоже со шпагой. На окружавшую их живописную  толпу  зрителей  Клим
уже не глядел. Он задержался взглядом на  лице  Ники,  вспомнил  слова  ее
тренера Петровича и тут же догадался, что сейчас произойдет.
     Кармен крикнула по-испански:
     - Чего ты боишься, дурачок!
     Подстегнутый насмешкой, матрос резким  движением,  отбил  шпагу  Ники
вверх и кинулся вперед.
     А Ника нырнула под его удар.
     Она нагнулась так низко, что коснулась левой рукой палубы,  встречное
движение ее было настолько быстрым, что Клим не успел заметить, ударила ли
она в ответ. Но матрос вдруг замер на месте...  тряхнул  головой,  как  бы
отгоняя муху и тут же со стуком упал перед Никой на оба колена  и  ткнулся
лицом в палубу.
     Отступив на шаг, она смотрела на него сверху, как бы  удивляясь,  как
бы не догадываясь, что произошло. И хотя  рука  матроса  все  еще  сжимала
шпагу, Клим понял, что попала Ника точно и матрос уже мертв.
     Присутствующие, видимо, еще не догадывались ни о чем. Все замерли  на
своих  местах,  недоуменно  поглядывая  то  на  Нику,   то   на   матроса,
скорчившегося у ее ног.
     Надо отдать должное Кармен - она оценила положение быстрее всех.
     Не раздумывая, она тут же выдернула из-за пояса Робин Гуда  пистолет,
умела взвела курок. Быстро прицелилась в  Нику,  но  Клим  концами  сильно
сжатых пальцев толкнул женщину в локоть и следом за выстрелом услышал визг
пули, которая ударилась в ванты и унеслась в море.
     Робин Гуд тоже действовал быстро и  решительно.  Не  тратя  время  на
разглядывание  Клима,  он  подхватил  выпавший  из  рук  Кармен  пистолет,
замахнулся... только Клим оказался проворнее  -  зубы  Робин  Гуда  звонко
чавкнули, и он покатился по палубе, прямо  на  груду  сваленного  у  борта
оружия. А Клим тут же пожалел, что не ударил посильнее, так как Робин  Гуд
вскочил, прихватив с палубы мушкет.
     - Плохо дело! - мелькнуло в голове у  Клима.  -  Пожалуй,  он  успеет
выстрелить раньше, чем я до него дотянусь...
     События быстро следовали одно за другим, на размышления не оставалось
времени. Поймав Кармен за локоть, Клим развернул ее навстречу поднявшемуся
дулу мушкета. Испанка запоздало рванулась, но он только чуть сильнее  сжал
ее локоть, и женщина со стоном запрокинулась назад.
     - Спокойнее! - сказал он. - Я могу сломать вам руку. Ника, ко мне!
     Кто-то попытался Нику задержать, но она только подняла шпагу, и перед
ней отступили.
     Женщина уже не вырывалась, стояла, откинувшись спиной Климу на грудь.
Он отклонился чуть вбок, чтобы ее волосы не лезли ему в глаза, и следил за
Робин Гулом, который  по-прежнему  держал  их  под  прицелом  мушкета.  По
перекосившейся от боли и гнева физиономии можно  было  заключить,  что  на
мирные переговоры он не пойдет.
     И тут среди оторопелой тишины послышался грубый и решительный голос:
     - Оливарес! Не вздумай стрелять. Ты убьешь жену, дурень!
     Верхом на борту, спустив одну ногу на палубу, сидел пожилой,  грузный
человек в черной плюшевой безрукавке, надетой на тонкую батистовую рубашку
с неизменными кружевами на воротнике. Лицо его было  багровым,  он  тяжело
дышал, видимо, ему стоило больших усилий подняться по веревочной  лестнице
на борт "Аркебузы".
     - Упади грот-мачта на ваши головы, бездельники! Кто, в конце  концов,
поможет мне перебраться через борт?
     - Капитан Кихос! - тут же засуетились матросы. - Капитан Кихос!
     Кто-то  кинулся  к  капитану,  помогая  ему  спуститься  на   палубу.
Подкатили бочонок, вместо стула, даже обмахнули рукавами его днище, прежде
чем усадить капитана Кихоса. Клим не мог не отметить, что вся эта  отпетая
матросня, если и не уважала, то,  во  всяком  случае,  побаивалась  своего
капитана, - удивительного здесь ничего не было - в семнадцатом веке  нравы
капитанов не отличались мягкостью, а их власть над матросами, практически,
границ не имела.
     Пока капитан Кихос устраивался на  бочонке,  сеньор  Оливарес  весьма
неохотно прислонил мушкет к борту.
     Клим выпустил локоть женщины.
     Она повернулась и некоторое время  разглядывала  его  своими  черными
миндалевидными глазами,  в  которых  выражение  боли  уже  уступило  место
любопытству.
     Капитан Кихос перевел дух.
     - Ты здесь за капитана, Оливарес. Потрудись объяснить, что происходит
на доверенном тебе корабле?
     Оливарес угрюмо потер распухшую щеку и помолчал.
     Климу уже нетрудно было сообразить, что  сейчас  от  капитана  Кихоса
зависит многое. Обняв Нику за плечи, он  выступил  вперед,  повторил  свою
легенду  их  появления  на  "Аркебузе",  добавив,  что  матросы  Оливареса
вздумали глумиться над его сестрой, пока он лежал в  каюте  и  не  мог  ее
защитить.
     Клим говорил с капитаном Кихосом без  переводчика  и