ь лихая песенка из романа Джека Лондона:

                         Наши будут груз и бабы,
                         Остальное все на дно!..

     Вот так - "груз и бабы..."
     Послышались беспорядочные звуки,  топот  тяжелых  башмаков,  железное
лязганье, решительные возгласы.
     Похоже, корабль захватили испанцы. Но выстрелов больше не было - и то
хорошо! Ника подошла к дверям каюты, задвижки не  было,  только  маленький
крючок, чтобы дверь не открывалась во время  качки.  Ника  не  стала  даже
закрываться, от посещения визитера крючок не спасет.
     А в том, что визит последует, она не сомневалась.
     Ника вернулась к Климу, сменила компресс. Клим чуть вздрогнул,  когда
она приложила мокрую холодную ткань к его голове,  сказал  что-то  тихо  и
неясно. Она опять погладила его по здоровой щеке.
     - Ничего, лежи спокойно. Говорят, если человек от удара по голове  не
умер сразу, значит, будет жить. Все будет хорошо.
     Клим ее вряд ли слышал. Ника успокаивала сама себя. По правде говоря,
хорошего впереди было мало. И она, и Клим, как и весь  экипаж  "Аркебузы",
во власти захватчиков, которыми командует этот "Робин Гуд"  с  ястребиными
глазами, и вряд ли можно ожидать от него чего-то доброго.
     И прежде всего ей...
     Но сейчас Ника подивилась тому, как она без  особой  тревоги  ожидает
дальнейшего развития событий. Попади она в подобную переделку в  двадцатом
веке, чувствовала бы себя куда более тревожно. А  здесь,  сейчас  -  почти
спокойна. Нет, что там ни говори,  а  ее  прапрапредки  обладали  все-таки
крепким характером!
     Беготня и суматоха на палубе утихли.
     Ника достала завалившуюся за кровать шпагу, поставила ее  поближе,  у
изголовья. Пододвинула  к  лежанке  табуретку,  присела,  сложив  руки  на
коленях, стала поглядывать  на  дверь,  пожалуй,  больше  с  любопытством,
нежели со страхом.
     И вот в коридоре послышались  шаги.  Кто-то  запнулся  за  выломанные
доски переборки, и в  звучном  восклицании  Пика  уловила  явно  испанские
интонации. Потом дверь открылась, не  постепенно,  а  сразу,  настежь,  на
пороге появился тот самый, кого Ника ждала, - человек с перышком на шляпе.
     Шпаги при нем  не  было.  Куртка  была  расстегнута,  из-за  широкого
матерчатого  пояса  картинно  торчала  изогнутая  рукоятка   пистолета   с
серебряной чеканкой.
     Мужской  наряд  Ники,  видимо,  привел  его   сначала   в   некоторое
недоумение, но  потом  он  внимательнее  пригляделся  к  ее  лицу,  что-то
спросил, видимо, по-испански.
     Ника отрицательно покачала головой.
     - Инглиш, - сказала она.
     Тогда он вышел в коридор, тут же вернулся в сопровождении  маленького
рыженького матросика,  явно  скандинавского  происхождения.  Это  оказался
переводчик, и по-английски он говорил куда свободнее, нежели Ника.
     Он и представил своего хозяина:
     - Сеньор Оливарес -  старший  помощник  капитана  испанского  фрегата
"Санта".
     Ника в ответ повторила легенду, придуманную Климом.
     Она продолжала сидеть. Отвечала спокойно и без робости,  пока  сеньор
Оливарес разглядывал ее внимательно.
     - Мой брат ранен вашим ядром, - сказала она. - Почему вы стреляли  по
безоружному кораблю?
     Рыженький переводчик не  без  некоторого  колебания  перевел  сеньору
помощнику ее  вопрос.  Сеньор  Оливарес  ничего  не  сказал  в  ответ.  Он
по-прежнему разглядывал Нику, и понять его взгляд ей было уже  нетрудно  -
тут мало что изменилось за прошедшие три столетия. Так же,  не  сказав  ни
слова, он круто  развернулся  на  каблуках  и  вышел  из  каюты  вместе  с
переводчиком.
     Ника поправила повязку на голове Клима.
     Пожалуй, это  хорошо,  что  он  лежит  и  ничего  не  слышит.  Сеньор
Оливарес, похоже по всему, вскорости заявится сюда. Вмешательство Клима  -
а он, конечно, не останется в стороне  -  здесь  ни  к  чему  хорошему  не
приведет...
     Конечно, она должна сама выяснить отношения  с  сеньором  Оливаресом!
Она не должна забывать ни про рану дона Мигеля,  ни  про  мушкетную  пулю.
Надо отнестись ко всему с полной серьезностью, не делая каких-либо  скидок
на иллюзорность суровой действительности.
     В это время за бортом послышался легкий стук, и в окошко  просунулась
бородатая голова помощника капитана, каюту которого сейчас занимала  Ника.
Он опасливо покосился вверх, на палубу, на дверь каюты, потом подозвал  ее
движением пальца.
     Ника подбежала к окну и увидела  возле  борта  баркас,  переполненный
матросами "Аркебузы".
     По-английски помощник капитана говорил  плохо,  но  понять  его  было
нетрудно.
     - Мисс, это испанский капер, похоже.  Они  захватили  "Аркебузу"  как
приз. Капитана убило ядром, упокой, Господь, его душу. Нас всех ссадили  в
эту шлюпку, мы поплывем на Кубу. Здесь миль сорок, если волны не  будет  -
доберемся. Полезайте к нам, мисс, мы спрячем вас в лодке.
     - Нет, - отказалась Ника. - У меня ранен брат, он не может двигаться.
     - Подумайте, мисс! Это настоящие пираты. Мы не можем захватить вашего
брата - шлюпка переполнена, вы сами видите. Ваш брат - англичанин, испанцы
ему ничего не сделают. А вам может быть плохо, понимаете?
     Ника понимала, но отрицательно покачала головой.
     Сверху раздался окрик. Помощник капитана поспешно спустился в лодку.
     - Да поможет вам Бог! - сказал он.
     Ника вернулась на лежанку, прислушиваясь  к  звукам,  доносившимся  с
палубы. Где-то на корме  послышался  дробный  топот,  похожий  на  пляску,
хриплые голоса затянули  нестройно  что-то  похожее  на  песню,  очевидно,
захватчики добрались до винных запасов "Аркебузы".
     "Не сломали бы кресло!"
     В дверь вежливо постучали.



                                    4

     Конечно, это был не сеньор Оливарес, тот вошел бы без стука.
     - Плиз! - сказала Ника.
     Осторожно  оглядываясь,  в  дверь  быстренько  прошмыгнул   рыженький
переводчик. Он принес  глиняную  чашку,  накрытую  салфеткой,  и  бутылку,
поставил все, на стол. Еще раз оглянулся на дверь.
     - Покушайте, мисс!
     Ника не успела его поблагодарить, как в дверях опять появился  сеньор
Оливарес. Он только взглянул в сторону матроса, и тот  бочком  выскользнул
из каюты.
     Оливарес по-хозяйски закрыл дверь на крючок.
     Так,  значит!..  Ника  настороженно  поднялась  с  лежанки.  Ощущение
опасности скользнуло холодком в сознании.
     Сеньор Оливарес подошел ближе, и Ника уловила запах: "Все тот же ром,
добрый ямайский ром!" Оливарес стоял слишком близко, она  чуть  отступила.
За его поясом по-прежнему торчала рукоятка пистолета. Ника  подумала,  что
могла бы легко выдернуть пистолет, но пока решила этого не делать.
     Сеньор  Оливарес  медленно  протянул  руку,  положила  ей  на  плечо.
Движение было мягким, совсем не угрожающим. Ника не шевельнулась, и  тогда
он властно притянул ее к себе.
     Она ожидала, что он собирается ее поцеловать,  -  насколько  ей  было
известно, мужчины в таких обстоятельствах  обычно  начинают  с  этого.  Но
сеньор Оливарес придерживался других методов обращения с женщинами  -  его
рука грубо скользнула за воротник ее рубашки.
     Тогда  Ника  отклонилась  назад,  и  это  помогло  ей   как   следует
размахнуться.
     Она никому и  никогда  еще  не  давала  пощечин  и  видела,  как  это
делается, только в кино. Но рука у  нее  была  крепкая,  тренированная  на
шпаге,  -  словом,  пощечина  получилась  классически  звучная,  а  сеньор
Оливарес такого отпора, видимо, не ожидал, он даже покачнулся,  переступил
с ноги на ногу и отступил на шаг.
     Чтобы иметь свободу для действий и не чувствовать  себя  "прижатой  к
канату". Ника скользнула к окну. Теперь между нею  и  сеньором  Оливаресом
находился ящик, который  заменял  вторую  табуретку  в  каюте.  Окно  было
большим, в крайнем случае можно в него выскочить. Можно  дотянуться  и  до
шпаги, словом, как считала Ника, продолжений у нее достаточно. И хотя  она
внимательно следила за Оливаресом, краем глаза успела взглянуть в  окно  и
увидела, как к "Аркебузе" подходила большая шлюпка  с  одним  гребцом.  На
корме шлюпки сидела женщина в красном платье с низким  лифом  и  с  черной
кружевной шалью на черноволосой, как у цыганки, голове.
     Ника успела также заметить, что женщина молода и красива.
     И уже  нетрудно  было  догадаться,  что  она  должна  иметь  какое-то
отношение к сеньору Оливаресу. Взять с собой в плаванье  женщину  -  такое
мог позволить себе только капитан корабля. И его помощник...
     А сеньор Оливарес в некоторой оторопелости стоял посреди каюты, и, по
мере того, как  краснела  его  левая  щека,  ястребиные  глаза  наливались
гневом.
     Нужно было  разряжать  обстановку,  и  Ника,  не  задумываясь  далее,
движением пальца пригласила его подойти.
     Он еще нахмурился, не понимая, однако послушно шагнул к окну. Женщина
в лодке улыбнулась радостно и помахала ему рукой. Но тут же разглядела  за
его плечом лицо Ники, которая и не собиралась прятаться. Улыбка у  женщины
тут же погасла, темные глаза прищурились  презрительно:  конечно,  она  не
принадлежала к числу женщин, которые прощают посторонние  увлечения  своих
избранников, по  ее  виду  догадаться  об  этом  было  нетрудно.  Оливарес
попытался загородить Нику спиной, но опоздал.
     Шлюпка уже причалила к  "Аркебузе",  матрос  ее  поймал  брошенную  с
палубы веревку.
     Оливарес что-то прошептал сквозь  зубы  и  повернулся  к  дверям.  На
пороге он остановился, посмотрел на Нику через плечо, как бы  говоря,  что
еще попытается вернуться при первой же возможности.
     Никаких особых переживаний после такой сцены у Ники не осталось.  Как
только за сеньором закрылась дверь, она заглянула в миску, которую  принес
рыженький переводчик, нашла там кусок мяса, завернутый в  две  лепешки.  В
бутылке - вино, слабенькое, вполне приятное на  вкус,  видимо,  заменявшее
здесь чай. Ника поела с аппетитом, неожиданным для  нее,  -  мир,  хотя  и
воображаемый, а есть хочется по-настоящему, странно!
     Она попыталась напоить и Клима прямо из горлышка бутылки.  Он  сделал
глоток, приоткрыл глаза, даже хотел приподняться, но тут  же  сморщился  и
опустился обратно на подушку.
     - Голова... - пожаловался он.
     - Лежи, отдохни.
     - Что со мной случилось? Что-то я плохо помню.
     Ника рассказала.
     - А наш капитан?
     - Говорят, его убило ядром.
     - Бедный Ван Клумпф. Упокой, Господи...
     - Клим!..
     - А... это случайно. На корабле-то кто?
     -  Вроде  -  испанцы.  Помощник  капитана  говорит,  как  я   поняла,
по-испански. Мы с ним уже побеседовали.
     - Как же ты с ним беседовала?
     - И с переводчиком... и так. Во всяком случае, мы друг друга  поняли,
кажется. Ты поесть не хочешь?
     - Нет, голова гудит. Здорово, видимо, меня трахнуло.
     - Попробуй еще заснуть.
     - Пожалуй.
     Клим послушно повернулся лицом к переборке.
     Южные сумерки быстро перешли в ночь. Яркая крупная луна отражалась  в
спокойном море. Каюту заполнила призрачная полутьма. Ника закрыла  все  же
дверь на крючок (от вторжения он не смог защитить, но предупредить хотя бы
мог).
     Достала из-за кровати шпагу.
     Ощутив в  руке  ее  твердую  холодную  рукоятку.  Ника  как-то  сразу
почувствовала себя увереннее, хотя, если поразмыслить, шпага  была  весьма
ненадежной защитой, однако она положила ее в изголовье лежанки,  рукояткой
поближе к себе, улеглась рядом с Климом. Прижалась спиной к его широкой  и
надежной спине и вроде бы совсем успокоившись, даже заснула.
     Разбудил ее звук сорванного крючка.
     Она поднялась, присела на лежанке. Подвинула к себе  шпагу.  Отблески
лунного света проникали в каюту. В дверях стояли две темные  фигуры.  Ника
услышала злой приглушенный шепот женщины... Догадаться уже было нетрудно -
сеньор Оливарес хотел  повторить  визит,  но  его  на  пороге  перехватила
женщина.  Видимо,  он  был  изрядно  пьян  и  упорствовал,  но  и  женщина
действовала решительно и энергично. Ника услышала звук пощечины и невольно
подумала, что на пощечины сеньору Оливаресу сегодня определенно везло.
     Обозленно ворча, он повернулся и, зацепив ногой за  оторванную  доску
переборки,  упал,  некоторое  время  барахтался  в  коридоре,  ругаясь   и
отплевываясь, пока наконец не выбрался на палубу.
     Женщина вошла в каюту одна.
     Ника невольно взглянула на ее руки, в руках ничего не  было.  Женщина
подошла вплотную, лицо ее было в тени, только поблескивали глаза.
     Некоторое время она молча разглядывала Нику, тяжело дыша, и  до  лица
Ники даже доходило теплоте  дыхания.  Потом  резко  повернулась,  так  что
платье колоколом  взметнулось  вокруг  ее  ног,  вышла  из  каюты,  сильно
захлопнув дверь.
     Вставив на место сорванный крючок. Ника  опять  присела  на  лежанке.
Прислушалась.
     Все было тихо на корабле,  только  мерный  шорох  случайных  волн  за
бортом да отдаленные спокойные  шаги  -  возможно,  вахтенного  матроса  -
доносились в каюту через открытое окно. Решив,  что  две  неудачи  удержат
сеньора Оливареса от дальнейших попыток. Ника опять прилегла на лежанке.
     "А все же молодцы предки!" - подумала она и опять уснула.
     Остаток ночи прошел спокойно. Когда  Ника  открыла  глаза,  было  уже
светло. Она взглянула на Клима, он спал все на том же боку, повернувшись к
переборке. Ссадины на лице подсохли, только щека была чуть припухшей.
     Ника прошлась по каюте, помахала руками, присела  несколько  раз  для
разминки. Выглянула в окно.
     Испанский фрегат за ночь немного отнесло в сторону.  Ярко  освещенные
восходившим солнцем, висели поникшие паруса. Попахивало  дымком  и  чем-то
съедобным, очевидно, корабельные повара - коки, поправила сама себя  Ника,
- готовили завтрак для своих команд.
     Ника подумала, долила в бутылку с остатками вина воды  из  кувшина  -
стакана  в  каюте  не  нашлось  -  доела  вчерашнюю  лепешку,  запила   ее
разбавленным вином.
     Появилась надежда, что ее и Клима оставят в покое - Англия и Испания,
похоже, не воевали в эти годы между собой, но на  море  капитаны  кораблей
могли руководствоваться своими личными интересами, это было ей понятно.
     Дверь дернули, но не сильно, крючок удержался. Спрашивать "Кто  там?"
было бессмысленно. Ника открыла дверь и увидела опять ту женщину.
     На ней было то же  красное  платье  и  кружевная  шаль  на  плечах  -
"мантилья".  Конечно,  это  была  испанка  -   смуглая,   черноволосая   и
черноглазая, с пухлыми губами. При дневном свете  Ника  разглядела  на  ее
поблекшем лице ранние морщинки возле глаз и в уголках губ.
     Испанка что-то сказала.
     Ника не поняла, на  всякий  случай  ответила:  "Гуд  монин!"  Испанка
жестом пригласила ее пройти на палубу и улыбнулась. Нике не понравилась ее
улыбка,  она  замешкалась,  испанка  повторила  свое  приглашение.  Отказ,
чувствовалось, ни к чему хорошему не приведет. Боясь оступиться на  крутых
ступеньках лестницы, которая вела на палубу, она смотрела себе под ноги, а
когда поравнялась с краем люка и подняла голову, испанка  сильно  толкнула
ее в спину.



                                    5

     Чтобы не удариться о крышку  люка.  Ника  пригнулась,  зацепилась  за
порог и упала бы, наверное, но ее тут же подхватили  мужские  руки,  разом
выдернули наверх,  грубо  швырнули  вперед,  и  она  очутилась  в  плотном
окружении хохочущих и гогочущих мужчин, от  которых  крепко  несло  ромом,
потом и табаком.
     Ее закрутили, завертели, стали перебрасывать  от  одного  к  другому,
обнимать, тискать. А она  от  неожиданности  потеряла  всякую  способность
соображать и сопротивляться,  только  переходила  из  рук  в  руки,  пока,
наконец, какой-то здоровяк не обхватил ее за плечи, плотно прижав к  себе.
Ника уткнулась лицом в  его  голую  грудь,  волосатую,  потную,  противную
донельзя, попыталась вырваться, но он был  слишком  силен  и  лишь  крепче
обхватил ее,  сказал  что-то  громко,  товарищи  его  ответили  ржанием  и
гоготом. И  среди  этого  шума  Ника  услышала  высокий  по  тону  смех  -
торжествующий смех женщины.
     Вот тут Ника сразу пришла в себя.
     Она слегка развернулась боком и сильно ударила державшего ее  мужчину
кулаком точно под ложечку.
     Он сказал "Ха!", тут же перестал смеяться и отпустил ее.
     У него оказалось красное, грубое, как из дерева вырубленное,  лицо  и
маленькие глазки, утонувшие в напухших надбровьях. Потирая живот рукой, он
передохнул, оскалил в улыбке желтые прокуренные зубы, опять что-то сказал,
и окружающие опять ответили ему дружным хохотом.
     Ника тоже вздохнула поглубже.
     Обрывающимися от гнева  пальцами  застегнула  пуговицы  на  курточке.
Отбросила с лица волосы, нависавшие на глаза. Оглянулась.
     Ее окружало десятка два матросов, одетых пестро и рвано. Все это были
молодые парни, физиономии у них были самые живописные - каждый из них  был
бы находкой для режиссера, задумавшего повторить "Остров сокровищ".
     Затем она увидела и сеньора Оливареса.
     К чести его, в матросской забаве он участия  не  принимал,  но  и  не
мешал своим  людям,  стоял  в  стороне,  прислонившись  к  стенке  каютной
надстройки,  и  смотрел  на  происходившее  хмуро  и  без   улыбки.   Ника
догадалась, что весь спектакль был устроен без его согласия.  Такое  могла
придумать  только  женщина.  Конечно!  Вон  она  стоит  рядом  с  сеньором
Оливаресом, поглядывая на Нику со злым и насмешливым любопытством.
     Ника поняла, что неприятности для нее только начинаются, и дальнейшее
трудно предугадать. Но игрушкой и посмешищем у  этих  скотов  она-таки  не
будет! И режиссеру нужно об этом как-то сказать.  Ника  заложила  руки  за
спину и решительно шагнула к женщине. Та сразу  перестала  смеяться,  даже
отступила на шаг.
     - То-то! - уронила Ника сквозь зубы.
     Рыженький переводчик  был  здесь.  Испанка  повернулась  к  нему,  он
выслушал  ее,  помолчал  оторопело.  Взглянул  вопросительно  на   сеньора
Оливареса, тот принужденно отвернулся.
     Тогда рыженький переводчик подошел к Нике.
     Лицо его выражало  растерянность,  он  даже  развел  руками,  как  бы
оправдываясь, показывая, что он здесь ни при чем.
     - Мисс,  -  сказал  он.  -  Вот  эти  джентльмены  -  лучшие  матросы
королевского  фрегата.  Вам  нужно  выбрать  из  них...  -  он   запнулся,
подыскивая подходящее продолжение,  -  выбрать  себе  мужа...  Джентльмены
будут ждать вашего решения. - Он  еще  раз  развел  руками  и  отступил  в
сторону.
     Конечно, только ревность подсказала испанке такой коварный  и  точный
ход, лишавший Нику какой-либо защиты.
     Сознание Ники пока еще  с  трудом  настраивалось  на  неправдоподобно
нелепую ситуацию, но она опять вспомнила  рану  на  плече  дона  Мигеля...
Нужно побыстрее найти какой-то выход из пусть нелепого, но  тем  не  менее
вполне реального положения.
     Она оглядела  физиономии  "претендентов".  Все  "женихи"  ухмылялись,
перемигивались, подталкивали друг друга локтями.  Предложение  испанки  их
вполне устраивало. Некоторые из  "джентльменов"  даже  попытались  принять
светский вид, застегнули рубахи и подтянули сползающие штаны...
     "Нужно что-то делать и побыстрее... Ах, если бы у меня в  руках  была
шпага, шпага дона Мигеля,  которая  осталась  в  каюте,  кое-кто  из  этих
болванов сейчас бы перестал ухмыляться".
     Ника уже не думала, что против нее целая орава здоровых  мужиков.  Ей
нужна была шпага!.. Места на палубе много, она еще заставит побегать  этих
увальней... Но как достать шпагу?
     Пауза затянулась.
     Испанка опять что-то сказала, и рыженький переводчик тут же  выступил
вперед:
     - Если мисс затрудняется в выборе, пусть это сделает случай.
     Ника не  поняла,  но  ее  "претенденты"  мигом  сообразили,  так  как
загорланили все разом одобрительно. Кто-то подкатил  пустой  бочонок,  его
поставили вместо стола. На днище боч