ртфель лежал в двух метрах от головы Лепешкина, скрытый высокой
травой, поэтому его удалось найти не сразу. Николай с трудом поднял
его.
     -- Какой тяжелый! Вы что, камни в нем таскаете?
     Лепешкин усмехнулся, печально покачав головой:
     -- Молодой человек, этим камням цены нет.
     -- Золото? -- удивился Николай. Лепешкин молча кивнул. Борис
присвистнул.
     -- А вы зря времени не теряли, -- сказал он. -- Золота в этих
краях, действительно, много, вот и мы кое-что нашли. Только зачем оно
вам?
     Лепешкин укоризненно посмотрел на Бориса.
     -- Вы, молодой человек, -- прошептал он, -- плохо представляете
себе стоимость содержимого портфеля. Я бухгалтер, через мои руки прошли
сотни тысяч рублей, и я со всей ответственностью заявляю, что в этом
портфеле золота, по крайней мере, миллиона на три.
     -- Ого! -- Борис с почтительностью взвесил портфель на руке. --
Только все эти ваши миллионы -- пустой звук. Вы, гражданин бухгалтер,
заражены предрассудками цивилизованного мира. А здесь мир иной, здесь
даже на три миллиарда вы не купите себе куска мяса. В этом мире в ходу
только реальные ценности, а золото -- эквивалент, в котором здесь пока
не нуждаются.
     Лепешкин ничего не ответил и закрыл глаза.
     -- Ему плохо! -- крикнул Николай. -- Борис, он умирает!
     -- Нет, нет, я ничего, -- пробормотал Лепешкин. -- Это так... Вы,
наверное, правы. Здесь золото никому не нужно. Но прошу вас, -- с
неожиданной горячностью произнес бухгалтер, -- возьмите этот портфель с
собой. Все-таки, может быть, вы вернетесь... И там золото принесет
пользу людям.
     -- Вы все же думаете, что мы вернемся? -- спросил Николай.
     -- Кто знает! Раз судьба привела нас сюда, значит, она может и
вывести отсюда.
     -- Вот и наш инженер говорит то же самое, -- задумчиво произнес
Борис.
     -- Слушайте его, -- напрягая последние силы, сказал Лепешкин, --
он умный человек, он найдет выход.
     -- Вы вроде как последнее напутствие нам даете. Уж не помирать ли
вы собрались, а?
     Лепешкин долго молчал.
     -- Когда я лежал здесь один, -- наконец проговорил он, -- мне было
страшно. А теперь, когда вы рядом, я не боюсь умереть. Нет ничего
ужаснее одиночества; к сожалению, я это понял слишком поздно. А смерть
моя действительно близка, и если я протяну до вечера, то это будет
просто чудом.
     В голосе Лепешкина не слышалось теперь ни волнения, ни
беспокойства, говорил он медленно и совершенно бесстрастно.
     -- Я поступил подло, -- продолжал он, -- и за это поплатился
жизнью. Если можете, простите меня, я перед вами очень виноват.
     Глаза его горели каким-то странным огнем.
     -- Зажигалку вы найдете в портфеле, а нож, к сожалению, они
забрали.
     -- Кто -- они? -- насторожился Борис.
     -- Люди, которые спустились с деревьев. Они забросали меня
камнями. Несколько камней попало мне в голову, и я потерял сознание. Но
я все же успел их разглядеть; их было около дюжины, они сидели на
деревьях и, видимо, поджидали свою жертву. На мою беду, этой жертвой
оказался я.
     -- Как они выглядели?
     -- Небольшого роста, смуглые и очень проворные, словно обезьяны.
Когда я очнулся, никого уже не было. Нож, лежавший у меня в кармане,
исчез. И тогда я понял, что жить мне осталось считанные часы. Я потерял
много крови и не мог самостоятельно передвигаться, я решил дожидаться
своего часа здесь, не надеясь на какую-либо помощь. К счастью, судьба
послала мне вас.
     Николай и Борис стояли по обе стороны от умирающего Лепешкина,
слушая его печальный рассказ. Им было неловко из-за своей
беспомощности, своей бездеятельности, своего крепкого здоровья,
наконец. А Лепешкин умирал, это было видно даже неопытным глазом.
Дыхание становилось все тяжелее и прерывистее, голос срывался на хрип,
движения рук стали судорожными и бессмысленными, а в глазах светилась
такая тоска, что молодые люди, при всем своем недоброжелательном
отношении к маленькому бухгалтеру, не могли не почувствовать жалости к
нему.
     -- Мы вас отнесем в лагерь, -- сказал Николай. -- Там вам будет
лучше.
     -- Нет, нет! -- запротестовал Лепешкин горячо. -- Я дороги не
перенесу... Все равно скоро наступит конец... Так зачем же мучить и
себя, и меня лишними хлопотами? Подождите лучше здесь, я вас долго не
задержу... Это... это моя последняя просьба.
     Молодые люди молча кивнули. Лепешкин впился в их лица горящим
взглядом.
     -- Скажите, -- его дрожащий от волнения голос был еле слышен, --
вы простили меня?
     -- Конечно, конечно, -- почему-то смутившись, ответил Николай. --
Успокойтесь. А мы попробуем сделать носилки: может быть, все-таки
удастся доставить вас в лагерь.
     ...А в лагере тем временем происходили следующие события.
     После того как молодые люди отправились в поисковую экспедицию,
Олег Павлович тоже покинул лагерь и углубился в лес, чтобы пополнить
запас дров.
     -- Не уходите далеко, -- напутствовал его Климов, -- не ровен час,
попадете к каким-нибудь придуркам в лапы.
     -- Не беспокойтесь, Семен Степанович, я буду рядом.
     Климов же, захватив свой инструмент, спустился к реке и, удобно
устроившись на берегу, принялся что-то мастерить. Нож, подаренный
накануне Николаем, действительно, был отличным, и Климов, ловко орудуя
им, был очень рад своему приобретению. У автобуса остались только
женщины. Под руководством Марии Семеновны работа по приготовлению обеда
продвигалась быстро и весело. Девушки, несколько свыкшиеся со своим
новым положением, порхали вокруг пожилой женщины, словно бабочки; их
беззаботное щебетание, раздававшееся то там, то здесь, вносило в
атмосферу лагеря домашний уют и какое-то неосязаемое тепло. Мария
Семеновна с улыбкой смотрела на них и качала головой.
     -- Для вас это все романтика, забавное приключение, -- сказала она
девушкам, когда те оказались рядом, -- а я ведь уже пережила нечто
подобное сорок лет назад.
     -- Как так? -- с недоумением спросила Татьяна.
     -- Да очень просто, -- продолжала Мария Семеновна. -- Я во время
войны партизанской кухней заведовала, более двух лет в бригаде Ковпака
по белорусским лесам колесила. Я в те годы совсем молоденькой была, вот
как вы сейчас. Только кормить мне тогда приходилось не восьмерых, а
сотню, а то и полторы бойцов. Вот где потрудиться пришлось!
     -- А самого Ковпака вам доводилось встречать?
     -- А то как же! Вот как с тобой сейчас, так и с ним не раз
разговаривала. Хороший был человек, добрый.
     -- Мария Семеновна, расскажите!..
     За разговорами прошло несколько часов. Олег Павлович то появлялся,
неся целую охапку хвороста или сухих веток, то снова исчезал. Климов
продолжал сидеть на берегу, предаваясь своему любимому занятию; его
спина хорошо была видна с обрыва.
     Мария Семеновна взглянула на часы и с тревогой произнесла:
     -- Что-то не идут наши мужчины. Уж не случилось ли чего? Вот и
обед уже поспел.
     В этот момент со стороны леса послышался треск ломаемых сучьев и
громкое сопение. Женщины, сидевшие у костра, вскочили на ноги.
     Прямо на них, поблескивая злыми глазками, неторопливо, вразвалку,
шел огромный медведь.
     -- В автобус! Быстро! -- шепнула Мария Семеновна, и женщины
опрометью бросились к спасительной машине.
     -- Ой, а дверь как же закрыть? -- трясясь от страха, закричала
Татьяна.
     -- Не знаю, -- прошептала Мария Семеновна, наблюдая за хищником.
     Все так же не торопясь, медведь последовал за своими
предполагаемыми жертвами; он был уверен в своей силе, поэтому
действовал спокойно и без излишней спешки. У автобуса медведь
остановился и с удивлением начал обнюхивать переднее колесо; видимо,
сей предмет обескуражил его своей необычностью и незнакомыми запахами.
Удовлетворив свое любопытство, хищник встал на задние лапы и сквозь
стекло увидел испуганных людей.
     -- Мама! -- хором заорали девушки. В унисон им медведь заревел
что-то на своем языке, доведя наших героинь чуть ли не до обморочного
состояния.
     -- Лишь бы он не догадался в дверь заглянуть, -- все так же
шепотом произнесла Мария Семеновна, боясь, видимо, что медведь может ее
услышать.
     Действительно ли лесной хищник ее услыхал, или древний инстинкт
подсказал ему этот шаг, но только медведь вдруг исчез из окна, и уже в
следующий момент его лохматая морда показалась в проеме передних дверей
автобуса.
     -- Скорее к задней двери! -- скомандовала Мария Семеновна, но тут
со стороны леса послышался пронзительный свист.
     Женщины глянули в окно и с облегчением вздохнули. К автобусу со
всех ног бежал Борис, держа над головой огромную дубину, а чуть
поодаль, прижав к груди тяжелый портфель, несся Николай.
     -- У-лю-лю-лю! А-а-а! -- орали оба, пытаясь напугать зверя или
хотя бы отвлечь его внимание от женщин. Хищник, обеспокоенный
появлением, да еще сзади, новых врагов, выкатился из автобуса, куда
было совсем уже забрался, и оказался нос к носу с Борисом. Почувствовав
в человеке серьезного противника, медведь встал на задние лапы и,
оглашая воздух воинственным ревом, двинулся на Бориса. Выбрав удобный
момент, Борис взмахнул своим орудием и со страшной силой опустил его на
голову хищника. Дубина переломилась пополам, медведь же, только слегка
присев, остался стоять на задних лапах; темная кровь окрасила его
шерсть у левого уха и залила глаз. Яростно заревев, раненый зверь
кинулся на человека. Борис инстинктивно отступил назад, споткнулся и
упал на спину.
     -- Николай! -- заорал он.
     Ничего, кроме портфеля с золотом, у Бармина в руках не оказалось.
Недолго думая, он запустил им в хищника. Но медведь не обратил внимания
на столь незначительную помеху. Приведенный в бешенство болью и запахом
крови, он видел только своего обидчика и только его желал растерзать на
части. Вот огромная туша уже нависла над побелевшим от ужаса человеком,
вот горячее дыхание смертельно раненного зверя обожгло лицо Бориса...
     Но тут воздух со свистом рассекла стрела и вонзилась в правое ухо
зверя. Медведь страшно заревел и, словно подточенный червями столетний
дуб, рухнул рядом с Борисом. Конвульсивно дернувшись всем своим могучим
телом, он наконец замер. Все взоры обратились в ту сторону, откуда
прилетела стрела.
     На самом краю обрыва стоял Климов с арбалетом в руках.
     -- Хороша штука, а? -- весело спросил он, подняв арбалет над
головой.
     Участники чуть было не разыгравшейся только что трагедии обступили
столяра.
     -- Это вы стреляли? -- недоверчиво глядя на арбалет, спросил
Николай.
     -- Нет, он сам застрелился, -- улыбаясь, ответил Климов.-- У
местного вида пещерных медведей есть такой обычай: стреляться при виде
сибиряков. Ферштейн?
     Казалось, внимание всех присутствующих полностью переключилось на
столяра и его самострел; про медведя и думать забыли. Один лишь Борис,
потрясенный происшедшим, до тех пор не спускал глаз с поверженного
хищника, пока окончательно не убедился, что тот мертв. Тогда он подошел
к Климову и крепко пожал ему руку.
     -- Спасибо, -- тихо сказал он, глядя в глаза своему спасителю.
     -- Чего уж там, -- проворчал Климов, почему-то смутившись.
     -- Вы это сами сделали? -- спросил Борис.
     -- А то кто же еще?
     Борис повертел в руках последнее изобретение современной военной
техники.
     -- Да вы хоть понимаете, Семен Степанович, что этому арбалету цены
нет!
     -- А мне? -- то ли в шутку, то ли всерьез обиделся Климов.
     -- А вас я готов всю жизнь на руках носить! -- воскликнул Борис,
обхватил Климова своими огромными лапищами и высоко поднял.
     -- Поставь на место! -- строго потребовал Климов, барахтаясь на
высоте.
     -- Никогда!
     -- Что здесь происходит? -- раздался удивленный голос Олега
Павловича.
     За всеобщим ликованием по случаю счастливого избавления от
страшной опасности никто не заметил инженера, который еще в лесу
услышал странный шум и смех и понял, что в лагере происходит что-то
неладное.
     -- Вы что, все с ума посходили? Борис! Что это значит?
     -- Чествуем великого охотника! -- пыхтя, ответил Борис.
     -- Олег Павлович! -- взмолился сверху Климов.-- Скажите этому
буйволу, чтобы он спустил меня на землю.
     ...Полчаса спустя путешественники сидели на краю обрыва и
обсуждали события текущего дня.
     -- Где вы его оставили? -- спросил Олег Павлович.
     -- Здесь недалеко, -- ответил Николай, -- метрах в двухстах от
лагеря. Он был очень плох, когда мы его нашли. Смерть настигла его,
когда мы были на полпути к лагерю.
     -- Надо похоронить, -- сказал инженер. -- Жалко его, погиб по
глупости. Эх, Лепешкин!.. Мы даже имени его не знаем. Плохо все как-то
получилось.
     -- Да-а, -- задумчиво произнесла Мария Семеновна, -- обычная
автобусная поездка обернулась трагедией. Не доглядели мы, наша это
вина.
     -- Бросьте терзать себя, Мария Семеновна, -- закуривая, сказал
Климов. -- Нашей вины здесь нет, ну а мертвого винить не полагается.
Оставим это, а впредь будем умней. Поговорим лучше о чем-нибудь другом.
     Олег Павлович молча кивнул. Какое-то время никто не проронил ни
слова.
     -- А с медведем что будем делать? -- наконец спросил Борис.
     -- Съедим, думаю, не памятник же ему ставить, -- ответил Климов.
     -- Верно! -- подхватил Николай. -- А о шкуре я позабочусь, меня
дед учил. Сделаю по высшему классу. Постелем в автобусе и будем как
какие-нибудь графья в своем родовом имении.
     -- Зачем же в автобусе? -- возразил Климов. -- Избу срубим, там и
положим.
     -- Избу? -- удивился Борис. -- Настоящую? А вы не шутите, Семен
Степанович?
     -- Ничуть. Не ютиться же нам всю жизнь в этой колымаге.
     -- Правильно, Семен Степанович, -- поддержал его Олег Павлович. --
Неизвестно, что нас ждет впереди, поэтому обживаться надо капитально,
врастать, так сказать, корнями в эту землю.
     -- Избу мы поставим, это точно, -- продолжал Климов, -- и не
какой-нибудь сарай, а настоящий дом отгрохаем, по всем правилам
плотницкого искусства. Это я беру на себя.
     -- И заживем мы в нем не хуже графьев! -- подхватил Николай,
воодушевляясь открывавшейся перспективой. -- И не страшны нам будут ни
морозы лютые, ни хищники лесные, ни враги двуногие. А если уважаемый
Семен Степанович обеспечит нас своими прекрасными арбалетами...
     -- Кстати, Семен Степанович, -- перебил Николая инженер, -- как
вам удалось создать такое чудо?
     -- Тоже мне -- чудо, -- проворчал Климов. -- Так, детская забава.
Хобби у меня такое -- арбалеты делать, у меня их дома целая коллекция.
Каких только нет! А тут вижу, что мое увлечение может принести
практическую пользу, взял -- и сделал. И кажется, вовремя.
     -- Еще как вовремя! -- воскликнул Борис. -- Да я вас готов за
это...
     -- Но-но! Только без рук! -- отодвигаясь от Бориса, с опаской
произнес Климов; видимо, он не забыл железных объятий своего

     -- А еще сделать можете? -- спросил Олег Павлович.
     -- Да ради Бога. Если освободите меня от других обязанностей, то к
завтрашнему вечеру я вооружу весь наш мужской коллектив, а если
потребуется -- то и женский.
     -- Вот и отлично! -- обрадовался инженер. -- Тогда наши
малочисленные вооруженные силы смогут противостоять ордам лесных
аборигенов, если, конечно, дело дойдет до вооруженного столкновения...
     -- Что не исключено, -- вставил Борис.
     -- Да, что не исключено, -- согласился Олег Павлович. -- Я думаю,
дикари даже до лука еще не доросли, а арбалет для них то же самое, что
для наполеоновского солдата танк Т-34. Одним словом, мы теперь сможем
за себя постоять. Но, -- продолжал инженер, чуть помедлив, -- чтобы
избежать случаев, подобных сегодняшнему, -- Олег Павлович указал на
медвежью тушу, -- нам необходимо отгородить наш пятачок от леса и,
главное, от внезапного нападения дикарей, если, не дай Бог, оно
случится.
     -- Что же нам, забор поставить? Или крепость возвести? -- спросил
Климов.
     -- Не знаю, -- признался инженер, -- но что-то сделать нужно.
     -- Частокол! -- воскликнул Николай.
     -- Гм... -- задумался Климов.-- А ведь верно! Частокол поставить в
наших силах. Только инструмента маловато, топора и лопаты нет, а одной
ножовкой много не наработаешь.
     -- Ничего не поделаешь, Семен Степанович, -- сказал Олег Павлович,
-- придется как-то выкручиваться... Итак, решено: с завтрашнего дня
начинаем возведение частокола.
     -- Почему с завтрашнего? -- возразил Борис. -- Еще не вечер, как
говорится. И сегодня можно многое сделать.
     -- Отлично! -- согласился Олег Павлович. -- Мы с Борисом и
Николаем займемся укреплением лагеря, а наш уважаемый оружейник
обеспечит нас современной боевой техникой. Идет?
     -- Идет! -- последовал дружный ответ.



     Глава седьмая

     Мухин очнулся от тупой боли в затылке. Он открыл глаза, но ничего
не увидел. Лишь звезды мерцали на небе. Пахло жареным мясом и свежим
сеном. Мухин попытался встать, но оказалось, что руки и ноги у него
связаны. Затылок ломило от боли, в ушах стучало, словно молотом по
наковальне. Мухин застонал. За спиной послышался какой-то шум, что-то
скрипнуло, и неверный свет то ли костра, то ли факела осветил
внутренность небольшого сарая, на земляном полу которого и лежал наш
герой. Кто-то вошел внутрь и нагнулся над лежащим человеком. Мухин не
мог рассмотреть лица вошедшего, так как яркий факел на время ослепил
его. Но вот глаза привыкли к свету, и Мухин увидел прямо над собой лицо
некоего человекоподобного существа, покрытое буйной растительностью и
сверкающее маленькими злыми глазками; вид вошедшего заставил внутренне
содрогнуться нашего незадачливого героя.
     Обладатель этого лица был мощного телосложения, широкоплеч,
мускулист, с длинными обезьяньими руками, в одной из которых держал
горящий факел. Одеждой ему служили, как показалось Мухину, какие-то
лохмотья. За спиной существа стояло еще двое таких же звероподобных
людей или человекоподобных зверей, но только уже без факелов. Тот, что
с факелом, что-то прорычал, и двое других с готовностью сняли путы с
рук и ног Мухина. Кровь заструилась по жилам онемевших конечностей,
принося нестерпимую боль и жжение в ступнях и ладонях. Мухин попытался
встать, но дикарь грубо толкнул его в грудь; падая, Мухин больно
ударился обо что-то плечом.
     -- Но-но! -- запротестовал Мухин, хотя уже понял, что этим троим
говорить о правах человека бессмысленно.
     "Интересно, -- думал Мухин, -- где же это я так набрался?" Но
вспомнить так и не смог. Дикарь с факелом глупо ухмыльнулся, обнажив
свои желтые зубы, и снова зарычал куда-то в пустоту. Из темноты
показался еще один дикарь; он что-то бросил на землю рядом с Мухиным и
скрылся. Запахло сырым мясом. Тот, что с факелом, прохрипел нечто
нечленораздельное на своем примитивном наречии, обращаясь, по-видимому,
к Мухину; затем и эти трое покинули нашего героя. Проем в стене
задвинули чем-то тяжелым, и Мухин снова оказался во мраке. Нащупав в
темноте то, что пахло мясом, он обнаружил груду полуобглоданных костей.
"Знатный ужин мне приготовили мои гостеприимные хозяева", -- подумал
пленник, брезгливо отбросив кость и вытирая руки о землю.
     Вскоре глаза привыкли к темноте, и Мухин смог рассмотреть свою
тюрьму. Сарай был крохотным, шагов пять в ширину и восемь в длину,
сделан из старых полусгнивших бревен, веток, хвороста и тростника.
Крышей служил еловый и сосновый лапник, наваленный кучей на идущие от
стены к стене тоненькие стволы молодых берез. Терпкий запах хвои
смешивался с дымом от костров и будил в душе Мухина смутные
воспоминания о далеком детстве. Сквозь огромные щели в стенах сарая
Мухин сумел разглядеть то, что было снаружи. В неверном свете костров
видны были несколько хижин, построенных по тому же принципу, что и
сарай, и расположенных по окружности, в центре которой горел костер. У
костра сидели шесть или семь длинноволосых стариков, одетых в звериные
шкуры, и ели слегка обжаренное мясо. Жир вместе с кровью стекал по их
бородам и рукам. Мух