тому считаться с законом, запрещавшим вступать на
земли соседних племен, вождь счел не обязательным. Законы устанавливает
сильнейший, а Люди Огня были сильнее всех.
     Тиуну было восемнадцать лет. Он отличался крепким, стройным телом,
гордой осанкой и голубыми глазами, в которых светился природный ум, не
свойственный его соплеменникам. Он был не похож на других мужчин своего
племени, и за это его не любили и боялись. Его далекие предки также
спустились с неба на большом звере, но это было очень давно, еще тогда,
когда его родное племя не знало огня и было слабым и зависимым от
сильных некогда Древесных Людей. Может быть, поэтому черты его лица
были более тонкими и правильными, нежели у остальных его соплеменников.
     Большой зверь его далеких предков давно уже умер, а его останки
принесены в жертву богам. И вот теперь новый большой зверь принес новых
пришельцев, которых нужно убить, а зверя поймать. Так велят боги. Так
велит вождь. С тяжелым сердцем шел Тиун на охоту. Смутное беспокойство
терзало его душу. Он не хотел никого убивать, но и не мог ослушаться
богов. За неповиновение богам грозила смерть.
     Группа воинов, насчитывающая около двух десятков человек, бесшумно
вошла в лес. Решено было напасть на пришельцев со стороны деревьев; это
давало возможность подойти к врагам незаметно и застать их врасплох.
Несколько раз Тиун ловил на себе настороженные взгляды Древесных Людей,
с опаской наблюдавших с деревьев за Людьми Огня. Но Тиун знал, что те
не решатся напасть на столь сильный отряд грозного противника. Молча
провожая их взглядами, Древесные Люди передавали одним им известным
способом вести о продвижении группы воинов из соседнего племени.
     Тиун вспомнил, как три дня назад он убил Древесного Человека,
внезапно бросившегося на него со старой сосны. Тогда он чудом увернулся
от просвистевшего у самого виска камня, зато теперь у него есть
огромный блестящий зуб, висевший у пояса. Откуда мог взяться этот зуб у
Древесного Человека? Зуб был длинный, прямой и острый, с деревянной
рукояткой и очень удобно помещавшийся в руке. Обладание столь грозным
оружием заставило Людей Огня с чувством уважения и даже почтения
относиться к молодому воину, и именно благодаря ему Тиун сейчас
участвует в опасном и ответственном походе. Молодые воины редко
удостаивались такой чести. Ведь любой поход -- это добыча, а добыча --
это богатство, власть. Но Тиун был не рад этому. Он не хотел убивать
пришельцев, он вообще не любил убивать. Кровь далеких предков,
спустившихся с неба, восставала против насилия, против войны.
     Он должен спасти их.
     Ведь его предки -- тоже пришельцы.
     Напасть решили ночью, под покровом темноты. Перед самым закатом
солнца Люди Огня вышли на исходный рубеж метрах в ста к югу от лагеря
пришельцев. Здесь они затаились в ожидании темноты.
     Тиун лежал на мягкой подстилке из мха, скрытый густым орешником, и
наблюдал сквозь молодую листву весеннего леса за мелькавшими вдали
тенями пришельцев. Рядом, держа в руке увесистую дубинку, сопел
свирепого вида детина по прозвищу Таран и с нетерпением ждал сигнала к
нападению. Тиун брезгливо поморщился.
     Лагерь пришельцев был обнесен высоким частоколом, и лишь небольшой
проход в середине его давал возможность проникнуть внутрь.
     Тиун вспомнил недавнего пленника и его внезапное исчезновение.
Странное впечатление, которое произвел пленник на Тиуна, до сих пор не
изгладилось. Он смутно чувствовал, что пленник имеет какое-то отношение
к пришельцам, и в глубине души был рад, что тому удалось бежать...
     Темнело. Костер, горевший в лагере пришельцев, был ясно виден
сквозь ворота в частоколе. У костра отчетливо вырисовывалась фигура
сидящего человека. Вскоре шум в лагере затих, и лишь сухие березовые
поленья лениво потрескивали в огне. Как же им помочь?
     Наступившая в лагере пришельцев тишина изменила планы Людей Огня:
напасть решили не ночью, а теперь же, при свете вечерних сумерек. Люди
Огня бесшумно двинулись к лагерю, провожаемые взглядами десятков глаз
маленьких смуглых людей, живших на деревьях. Что же делать? Мысль
молодого воина лихорадочно работала, пытаясь найти выход из этого
сложного положения. Как их спасти? Что если...
     Тиун сам не знал, каким образом родившаяся в его голове идея столь
молниеносно претворилась им в жизнь.
     С диким воплем, взорвавшим вечернюю тишину безмолвного леса, он
вырвался на опушку и отчаянно замахал руками. Человек у костра вскочил
и бросился к большому зверю, поблескивавшему в неярком свете вечерней
зари. Все! Они предупреждены! Теперь...
     Хриплое дыхание и треск ломаемых сучьев раздались за его спиной.
Тиун обернулся, и в тот же момент тяжелая дубина обрушилась на его
горячую голову. Последнее, что Тиун успел заметить, это искаженное
яростью лицо Тарана и страшное оружие в его руках, с хрустом
проваливающееся в череп юноши. Миг -- и тьма навеки сомкнулась над
отважным воином.



     Глава двенадцатая

     -- Ты что?! -- заорал Борис, гневно сверкая глазами. -- Арбалет
забыл?
     Николай, бледный от страха и чувства вины, пронесся мимо Бориса и
скрылся в автобусе.
     В этот момент в воротах показался Таран. Перешагнув через труп
Тиуна, он дико огляделся в поисках жертвы. Борис, бежавший ему
навстречу, выстрелил на ходу, но стрела прошла левее. Таран замахнулся
дубинкой, но слишком поздно -- Борис налетел на него, и два тела,
сцепившись, покатились по пыльной земле. В лагерь уже ворвались
остальные дикари, визжа и вопя от предвкушения кровавой бойни.
Навстречу им от автобуса с арбалетами в руках бежали трое остальных
мужчин.
     -- Стреляйте! -- закричал Климов.
     -- Осторожнее, в Бориса не попадите! -- предостерег Олег Павлович.
     Последовал залп, и два дикаря упали.
     -- Скорее перезаряжайте! -- снова крикнул Климов, уворачиваясь от
брошенного в него копья. -- Дорога каждая секунда!
     Часть дикарей обступила борющуюся у ворот пару, пытаясь поразить
Бориса копьем или дубинкой, а остальные уже приближались к автобусу.
Защитники лагеря отступили к "Икарусу". Прижавшись спиной к холодной
стальной поверхности автобуса и дрожащими руками перезаряжая свое
грозное оружие, каждый из них решил стоять до конца и как можно дороже
продать свою жизнь.
     Снова залп -- и еще трое нападающих с воем повалились под колеса
автобуса. Теперь к защитникам присоединились женщины, стрелявшие из
окон "Икаруса". Посыпалось стекло разбитого окна, и вражеское копье
влетело в салон автобуса. И снова выстрелы, и снова падают дикари,
пронзенные стрелами отважных колонистов. Пес Первый отчаянно лаял и,
бросаясь под ноги дикарям, хватал их за голые икры.
     Внезапный отпор внес замешательство в ряды наступавших. Несмотря
на численное превосходство, они в нерешительности остановились и затем
отступили к воротам.
     Борис, освободившийся от объятий своего противника, вскочил на
ноги и приготовился к новой атаке. В свою очередь Таран, тяжело дыша,
также поднялся с земли. Свирепо поблескивая маленькими глазками из-под
низко опущенных бровей, он вынул из-за пояса нож и медленно двинулся на
врага. "Нож! -- пронеслось в мозгу Бориса. -- Похоже, климовский..." За
минуту до схватки Таран снял нож с тела убитого им Тиуна и сейчас решил
воспользоваться этим страшным оружием.
     Борис попятился назад, пока не почувствовал у себя за спиной
твердое дерево частокола. Человек пять дикарей полукругом обступили
его, но никто не решался напасть на Бориса первым. Честь сразиться со
столь опасным врагом по молчаливому согласию предоставили самому
сильному из них -- Тарану. А Таран медленно надвигался на своего
противника, не сводя с него налитых кровью глаз: жажда крови подавила
все остальные инстинкты в его примитивном мозгу. Борис понял, что
спасти его может только чудо. Краем глаза он заметил, как остальные
дикари добрались почти до самого автобуса и вот-вот ворвутся в него.
Надо было немедленно спасать положение.
     Отбросив бесполезный теперь арбалет в сторону, Борис схватил
лежавшее у основания частокола бревно, приготовленное для строительства
дома, размахнулся и с силой обрушил его на ближайшего дикаря. Тот со
стоном упал, а бревно, пролетев по инерции еще метр, сшибло с ног
следующего туземца.
     В этот момент от автобуса донеслись крики и предсмертный вой
пораженных стрелами дикарей, и следом за этим -- приближающийся топот
множества босых ног, сопровождаемый яростным лаем пса Первого. Дикари
отступали.
     -- Давай, ребята! -- заорал Борис. -- Бей голоногих!
     Дикарей, окруживших Бориса, также привлекли крики их
соплеменников, и они буквально на одну секунду оглянулись, обратив свои
взоры к автобусу. Но этой секунды хватило Борису на то, чтобы с
молниеносной быстротой выскочить из ворот и укрыться за частоколом с
наружной стороны. Перезарядив арбалет, подхваченный с земли мгновение
назад, он снова показался в воротах и увидел несущихся прямо на него в
спешке покидающих поле боя дикарей. Выстрелив в самую гущу врагов, он
опять схватил бревно и, когда основная масса дикарей поравнялась с
воротами, нанес сокрушительный удар по самым первым из них. Хруст
ломаемых костей, крики, вопли и стоны падающих людей -- все смешалось в
один жуткий хаос. Еще несколько воинов племени Людей Огня упали на
пыльную сухую землю. Напиравшие сзади дикари сгрудились в кучу, стадный
инстинкт, приведший их сначала к отступлению, а затем к беспорядочному
бегству, теперь вызвал в их стане панику, которой немало способствовал
Борис.
     Сзади, с криками "ура!", бежали колонисты, быстро перехватив
инициативу в свои руки.
     -- Держись, Борис! Мы идем к тебе на помощь! -- орал Климов.
     -- А я -- к вам! -- отвечал гигант, орудуя бревном.
     Больше половины дикарей сумели вырваться из лагеря и, преследуемые
отважным псом Первым, скрылись в лесу. Последним из ворот выскочил
Таран с дубиной в руке. Увидев Бориса, он остановился, глухо зарычал и
занес ее над головой врага. Борис заслонился бревном, но последовавший
затем удар был настолько силен, что бревно вырвалось из рук нашего
героя, а дубина, переломившись пополам, сильно ударила его по плечу.
Борис охнул и упал. Дикарь издал торжествующий вопль и хотел было
расправиться с поверженным врагом, но тут из ворот вылетел Николай и
буквально в упор выстрелил в дикаря-гиганта. Тот яростно завыл и, унося
в спине стрелу водителя, скрылся в лесу. Остальные колонисты выбежали
из лагеря и кинулись к лежащему товарищу.
     -- Борис, что с тобой?
     Борис застонал.
     -- Ч-черт, зацепил все-таки... -- с гримасой боли произнес он и,
держась за больное плечо, встал.
     -- Жив? Кости целы? -- участливо спросил Климов, переводя дыхание.
     -- Да жив, куда я денусь. У нас все целы?
     -- Все, слава Богу. Кажется, обошлось.
     -- Как бы не так, -- возразил Борис и заскрипел зубами от боли. --
А здорово меня саданул этот бродяга... Ох!
     -- Пойдемте скорее в лагерь, -- вмешался Олег Павлович. -- Как бы
они не вернулись. Вы идти можете, Борис? Или вам помочь?
     -- Могу, спасибо.
     Было около десяти часов вечера. Ночная темнота медленно
надвигалась на землю, незаметно вытесняя сумерки. Уставший пес Первый
наконец вернулся из леса с рассеченным ухом и, жалобно скуля, уткнулся
в колени Николаю. Схватка длилась недолго, но сколько же она изменила в
жизни горстки людей!
     Николай и Олег Павлович остались у ворот с арбалетами в руках,
готовые встретить врагов, если те, не дай Бог, снова отважатся на
приступ, а Борис с Климовым отправились к автобусу, обходя неподвижные
тела дикарей. Борис шатался и стонал, опираясь на плечо Климова и
доставляя столяру немало хлопот.
     -- Борис, -- с неожиданной теплотой произнес Климов, кряхтя под
тяжестью навалившегося на плечо гиганта, -- ты молодец. Я не люблю
хвалить и не люблю, когда хвалят меня, но ты сделал такое... Одним
словом, ты настоящий мужик. Вот тебе моя рука!
     -- Нет, Семен Степанович, вы не правы, -- возразил Борис, отвечая
на рукопожатие. -- Ну что я? Стукнул пару раз... С виду вроде здоровые,
а как до дела дошло, так внутри у них труха обнаружилась. Правда, был
один... -- Борис потер ушибленное плечо, -- да и тот сбежал. А вот кто
уж действительно молодец, так это вы, Семен Степанович: без ваших
самострелов всем нам каюк бы настал.
     -- Да чего уж там, -- смутился Климов. -- Сделать дело нехитрое.
Вот уметь пользоваться -- это да! А из меня стрелок, надо сказать,
никудышный. Стрельнул-то всего два раза.
     -- И оба небось в цель...
     -- Ну... не без этого, -- засмеялся Климов. -- Попал, кажется.
     Борис захохотал.
     -- За что я вас люблю, Семен Степанович, -- произнес он сквозь
смех, -- так это за вашу скромность. А если один из этих двоих шарахнул
бы меня по голове? Выходит, вы, возможно, спасли мне жизнь.
     -- Уж кто-кто, а жизнь тебе спас Николай, -- возразил Климов. --
Вот уж кто действительно герой. Или взять представителя нашей
интеллигенции. Он ли не дрался как лев?
     -- Бесспорно, у Олега Павловича и котелок варит, и руки на своем
месте. Это факт. И Николай -- парень не промах. Этого пацана я обещаю
целую неделю на руках носить... как только смогу, конечно. А за то, что
он свое личное оружие забыл, выговор от меня получит. Это уже как пить
дать.
     Мужчины добрались, наконец, до автобуса. Женщины, с тревогой
ожидавшие их, помогли Борису взобраться в салон и принялись хлопотать
вокруг него. Мария Семеновна со знанием дела осмотрела плечо Бориса.
     -- Повезло тебе, голубчик, -- авторитетно заявила она. -- Простой
ушиб, хотя и сильный. Дня через три все пройдет, помяни мое слово.
     -- Спасибо вам, мамаша. А знаете, Семен Степанович, мы с вами оба
не правы. Ну хорошо, мы, четверо, вступили в схватку с врагом и,
кажется, не ударили в грязь лицом, но ведь мы выполняли свой долг. А
разве выполнение долга -- это героизм? Вот настоящие герои! -- и он
указал на Марию Семеновну и двух девушек, покрасневших от смущения. --
Вот кого мы должны на руках носить! Наших прекрасных женщин!
     -- Факт! -- согласился Климов.
     -- Ишь, чего выдумал, -- нарочито сурово заворчала Мария
Семеновна, улыбаясь одними глазами. -- Нашли героев... -- Но не
выдержала тона и широко улыбнулась...
     Утро следующего дня выдалось пасмурным и хмурым. К девяти часам
пошел мелкий дождь, окончательно испортивший и без того плохое
настроение обитателей колонии. Заметно похолодало. Люди попрятались в
автобус. Вчерашнее возбуждение несколько улеглось.
     События минувшего дня заставили людей по-новому взглянуть на
создавшееся положение.
     Они подверглись нападению врагов, их жизням грозила опасность,
причем не воображаемая, как раньше, а самая что ни на есть реальная.
Они чуть было не стали жертвами вероломства, и лишь самоотверженность и
отвага спасли их от неминуемой гибели. Им объявили войну по законам
первобытного мира. Именно теперь, когда их коснулась страшная
опасность, люди почувствовали всю серьезность положения, в которое они
попали по воле судьбы. Один английский писатель сказал: "Мало знать --
надо испытать". И вот они испытали. Люди словно прозрели. Розовая
пелена прелести и очарования первобытным миром окончательно спала с их
глаз, на смену ей пришли страх и чувство одиночества, оторванность от
мира...
     У ворот теперь постоянно дежурили двое мужчин, не отрывая
настороженных взглядов от темной массы неприветливого леса. Лес таил в
себе множество опасностей, казалось, тысячи незримых врагов скрывались
под сенью его деревьев. Малейший шорох, самое незначительное движение
по ту сторону частокола заставляло людей крепче сжимать оружие.
Невзирая на дождь, колонисты за час наглухо заделали проход в
частоколе, отрезав себя от внешнего мира. В трех местах с внутренней
стороны частокола на скорую руку соорудили три наблюдательные площадки,
где надлежало разместиться дозорным.
     На берегу реки, в рыхлом и мягком песке, вырыли глубокую яму, куда
перетащили тела убитых дикарей, и затем вновь засыпали ее.
     -- Братская могила, -- мрачно пошутил Климов.
     К полудню дождь прекратился, к этому же времени были закончены
работы по укреплению лагеря. Только теперь люди вспомнили, что с утра
еще ничего не ели.
     Но аппетита не было, и завтрак прошел вяло, без энтузиазма.
Дозорным завтрак подали прямо на смотровые площадки.
     После завтрака Олег Павлович собрал всех колонистов у костра и
призвал ко вниманию.
     -- Вот что, друзья, -- сказал он устало, -- положение наше в корне
изменилось. Оставаться здесь нам больше нельзя. Того и гляди, дикари
снова предпримут попытку напасть на нас. Видимо, им нужен автобус, хотя
зачем он им, они и сами наверняка не знают. Так или иначе, а в покое
нас теперь не оставят. Я предлагаю дождаться хорошей погоды и
попытаться в последний раз воспользоваться автобусом и найти все-таки
эту проклятую трещину, будь она неладна. Ну, а если не найдем, тогда...
Тогда будем действовать сообразно обстоятельствам. Будь что будет, нам
теперь терять нечего.
     -- Я же говорил, -- проворчал Климов, -- нужно было ехать раньше.
     Олег Павлович продолжал, не обращая внимания на реплику Климова:
     -- А пока мы еще здесь, надо быть предельно бдительными. Во второй
раз так не повезет, если мы снова вовремя не обнаружим врага. Я думаю,
мы сможем выдержать осаду в течение нескольких дней. Мария Семеновна,
как у нас с продовольствием?
     Мария Семеновна на минуту задумалась.
     -- С продовольствием у нас порядок. Вяленая рыба, сушеные грибы,
копченая оленина и зайчатина -- всего этого вдоволь. И вода под боком,
пей -- не хочу. Так что с продовольствием проблем нет.
     Олег Павлович одобрительно кивнул.
     -- Хорошо. Борис, как твое плечо?
     Борис поморщился.
     -- Плечо как плечо, кости целы. Обычный ушиб, так что все в норме.
Не бойтесь, Олег Павлович, я из строя пока не выбыл и выбывать не
собираюсь. А этим гадам я еще не одну шею сверну, помяните мое слово.
     -- Боевой дух нашей главной ударной единицы на должной высоте, --
полушутя, полусерьезно произнес Климов, затягиваясь папиросой. -- Так
держать, Борис! Мы им еще покажем!
     -- Не до шуток нам теперь, постыдились бы, -- с укором, сказала
Мария Семеновна.
     -- Но и слезы проливать не из-за чего, -- возразил Климов. -- Все
живы-здоровы, жертв с нашей стороны нет... почти нет, противник понес
значительные потери, одним словом -- одержана первая победа. Да ведь
этому радоваться надо, а не горе горевать! А вы... Эх вы!
     -- Друзья, -- прервал его Олег Павлович, -- не будем отвлекаться.
Давайте принимать решение. Вы согласны с моим предложением?
     -- Да чего уж там, конечно, согласны, -- за всех ответил Климов.
-- А все-таки геройские у нас ребята! Скажете нет, Мария Семеновна?
     -- Настоящие герои! -- улыбнулась Мария Семеновна.
     -- То-то, -- самодовольно хмыкнул Климов и вдруг рассмеялся: -- А
здорово мы их, а?
     -- Мне совершенно непонятны, Семен Степанович, -- раздраженно
произнес Олег Павлович, глядя в глаза Климову, -- ваши внезапные
переходы от самого мрачного пессимизма к переливающему через край
оптимизму. Положение слишком серьезное, чтоб к нему так относиться.
     -- А вы думаете, дорогой товарищ инженер, -- с внезапной злостью
проговорил Климов, -- что я сам не знаю, в каком мы положении? Или я
прятался за вашими спинами, когда эти бродяги сунулись сюда? А?
     -- Прекратите! -- оборвала мужчин Мария Семеновна. -- Нашли время
для ссор... Олег Павлович, мы с вами согласны, здесь нам оставаться
больше нельзя. Другого выхода у нас нет.
     Решение было принято. Оставалось только ждать смены погоды.
     Прежде чем разойтись по наблюдательным площадкам, Борис остановил
молодого водителя.
     -- Николай, -- вполголоса спросил он, -- где ты похоронил того
парня, что хотел нас предупредить о нападении?
     -- На берегу, но не со всеми вместе, а отдельно. Сверху камень
п