ривалил, чтобы все было по-человечески. Ведь он герой...
     Борис хлопнул Николая по плечу.
     -- На верную смерть шел, чтобы спасти нас. Действительно, герой...
Эх, жалко парня!
     -- А знаешь, Борис, кто его убил? -- спросил Николай, вспоминая
события вчерашнего вечера. -- Тот самый бугай, от которого и тебе
досталось.
     Борис заскрипел зубами от злости:
     -- Ну, попадется он мне... Я ему его бычью шею сверну, это как
дважды два... Кстати, у него я климовский нож видал.
     -- Ну да? -- удивился Николай.
     -- Вот тебе и да. Неясно только, как он к нему попал...

     Таран вернулся в стойбище один. По пути от лагеря пришельцев на
горстку оставшихся в живых Людей Огня напали Древесные Люди и всех
убили. Остался один Таран. Истекая кровью, со стрелой, глубоко засевшей
в мощной спине, он к утру кое-как добрался до родной деревни. Узнав о
поражении своих воинов, вождь пришел в неописуемую ярость. Вопя от
гнева и злости, он схватил дубинку и начал крушить ею все, что
попадалось под руку. И только после того, как одержимый яростью вождь
проломил головы трем или четырем воинам из своего окружения, гнев его
несколько улегся. Срочно был собран совет старейшин, единодушно
решивший отомстить пришельцам за смерть соплеменников. И вождь начал
готовиться к новому походу. Ждали только улучшения погоды.



     Глава тринадцатая

     На третий день с утра подул юго-западный ветер, разогнавший тучи и
принесший долгожданное тепло. Робкое солнце выглянуло из-за холма и
озарило землю своим живительным светом. Ему навстречу поднялись тысячи
младших его собратьев -- головки желтых одуванчиков. Люди, измученные
бессонными ночами и постоянными бдениями, облегченно вздохнули, улыбки
появились на их лицах. Сегодня должна решиться их судьба: либо они
вернутся в двадцатое столетие, либо... Действительно, что будет потом,
когда кончится горючее? Куда забросит их жестокая и равнодушная к
людским страданиям судьба? И как сложатся тогда их взаимоотношения с
местными жителями?
     Каждый из колонистов решал эти вопросы по-своему, но никто не
произносил мыслей вслух, боясь показать свое неверие в возвращение.
Люди обманывали себя и друг друга, делая вид, что вопрос о возвращении
решен и не подлежит сомнению, что вернуться для них -- это раз плюнуть,
стоит только сесть в автобус. На самом же деле никто толком не верил в
такое чудо. И все же в глубине души каждого из этих измученных людей
теплилась крохотная надежда -- а вдруг? Один лишь Климов, обычно
молчаливый и неразговорчивый, теперь болтал без умолку, вытряхивая на
слушателей целый ворох несформировавшихся еще, но уже родившихся мыслей
о будущем житье колонистов в случае неудачной поездки. То ли желание
приободрить упавших духом людей, то ли нервное возбуждение, явившееся
результатом трагических событий трехдневной давности, развязало ему
язык, -- только его голос слышался во всех уголках лагеря с раннего
утра до поздней ночи.
     -- Ничего, мы им еще покажем, -- говорил он, -- они еще мириться к
нам придут. Ну и что с того, что мы не найдем эту трещину? Нужна она
нам очень! Уедем куда-нибудь подальше от этого проклятого места,
разобьем новый лагерь и заживем себе припеваючи. Руки у нас есть,
головы тоже на плечах у всех имеются, так неужели же мы дадим себя в
обиду? Да никогда! За час мы уедем отсюда так далеко, что ни один
дикарь нас не найдет. А если и встретим в новых краях какое племя, то
сумеем найти с ним общий язык и наладить соответствующий контакт. Они
ведь тоже люди, надо только суметь договориться с ними. На первых порах
автобус приспособим под жилье. А потом я вам такой дворец отгрохаю, что
вы и сами не захотите отсюда уезжать. Не верите? Потом вспомните мои
слова. А трещина... Что трещина? Найдем мы ее, никуда она от нас не
денется. Дайте только срок.
     Этот монолог, прозвучавший ранним утром в день планируемого
отъезда, мало чем отличался от предыдущих словоизлияний неугомонного
столяра. Люди слушали его и в душе соглашались. Может быть,
действительно, еще не все так плохо?
     Отъезд был назначен на полдень. Зная, что сюда они больше не
вернутся, колонисты грузили в автобус все, что могло им пригодиться на
новом месте жительства. В задней части автобуса устроили настоящий
склад домашнего инвентаря, изготовленного руками колонистов. Здесь была
и столовая посуда, и стол со стульями, и разобранный навес, который
еле-еле влез в двери автобуса, и многое другое, к чему колонисты
привыкли и что так или иначе пришлось бы восстанавливать на новом
месте. Климов даже разобрал глиняную печь и, несмотря на бурные
протесты водителя, перетаскал ее по частям в автобус.
     -- В хозяйстве пригодится, -- авторитетно заявил он.
     В половине двенадцатого сборы закончились. Жалко было расставаться
с лагерем, который люди с такой любовью возводили, надеясь обрести
здесь свой Эдем. Но жить в постоянной тревоге, с минуты на минуту
ожидая нападения жестокого врага, они не могли. Надо было ехать. Вдруг
им повезет, и сегодня трещина окажется на их пути...
     За исключением Бориса и Олега Павловича, оставшихся охранять
лагерь на сторожевых площадках, все колонисты собрались в автобусе.
     -- Все готовы? -- спросил Климов, хозяйским взором окидывая
опустевший лагерь.
     -- Все!
     -- Тогда -- в путь! Николай, выводи автобус на исходную позицию, а
я возьму мужиков, и мы освободим проход в частоколе для проезда твоей
колымаги.
     В этот момент порыв ветра донес до слуха колонистов далекие глухие
удары, и тут же на ближайшем холме, на том берегу реки, показался дым.
     -- Что это? -- побледнев, спросила Татьяна.
     -- Сейчас узнаем, -- сказал Климов и выскочил из автобуса.
     -- Борис! Олег Павлович! -- крикнул он, подбегая к частоколу. --
Спускайтесь вниз.
     Дозорные также обратили внимание на странные звуки, доносившиеся
из-за реки, и увидели дым. Встревоженные необычным явлением, они вмиг
спустились на землю и присоединились к Климову.
     -- Что это может быть? -- спросил Борис, вглядываясь в
противоположный берег.
     -- Похоже, мы опоздали, -- произнес Олег Павлович. -- Смотрите!
     На реке, метрах в пятистах от лагеря, показалось несколько плотов,
медленно следовавших один за другим. Климов громко выругался.
     -- Надо срочно уезжать, пока еще не поздно! -- заторопился Борис.
-- Олег Павлович, что же вы стоите?
     -- Боюсь, что уже поздно, -- печально произнес инженер.
     -- Прорвемся! -- воскликнул Борис.
     Олег Павлович отрицательно покачал головой.
     -- Если мы разберем проход в частоколе, -- сказал он, -- то тем
самым откроем им доступ в лагерь, и тогда нас перебьют, как слепых
котят.
     -- Ольга! Татьяна! -- крикнул Климов. -- Живо на смотровые
площадки!
     Девушки, понимая критичность ситуации, бросились выполнять
распоряжения столяра.
     -- Будем обороняться, -- решил Олег Павлович. -- Вы не согласны со
мной, друзья?
     Климов ничего не ответил и лишь махнул рукой.
     -- Значит, будем, -- пожимая богатырскими плечами, сказал Борис.
-- Я разве против?
     К мужчинам подошли встревоженные Николай и Мария Семеновна.
     -- Тогда за дело! Быстро разбирайте сруб и сваливайте бревна у
обрыва, -- распорядился Олег Павлович. -- Наверняка штурм начнется
одновременно как со стороны реки, так и со стороны леса. Оружие у всех
при себе?
     Последовали утвердительные ответы. Весь лагерь пришел в движение.
Люди забегали, засуетились, оглашая воздух грохотом падающих бревен и
отрывистыми фразами, причем все делалось четко и быстро. Колонисты
понимали, что сейчас им предстоит самое серьезное испытание из тех, что
выпадали до сих пор на их долю.
     К Олегу Павловичу подбежала запыхавшаяся Ольга.
     -- Там... -- запинаясь, произнесла она. -- Там люди! Много людей!
     И она указала в сторону леса.
     -- Так, -- утвердительно кивнул инженер. -- Порядок. Татьяна!
Спускайся вниз. Семен Степанович! Николай! Смените их. А вы, девушки,
будете перезаряжать арбалеты. Сейчас начнется!
     Плоты с дикарями приближались, и с ними вместе приближалась
опасность.
     Мария Семеновна, кряхтя, взобралась на третью смотровую площадку,
до сих пор пустовавшую.
     -- Мария Семеновна, куда вы? -- крикнул Борис. -- Вас убьют!
Спускайтесь сейчас же!
     Пожилая женщина отмахнулась от него, как от назойливой мухи.
     -- Сама знаю куда! -- проворчала она. -- Тоже мне, указчик
нашелся!
     Опушка леса кишела вооруженными дикарями. Около тридцати метров
отделяло лагерь от леса, и пока что это пространство было свободно от
осаждающих. Но вот от деревьев отделилась уродливая фигура рыжего
дикаря и в недоумении остановилась у частокола. Лицо его выражало
крайнюю степень удивления. Он растерянно крутил своей огромной лохматой
головой и, казалось, что-то искал.
     -- Чего вытаращился, идиот? -- крикнул ему Климов. -- Или поджилки
затряслись?
     -- Проход в лагерь ищет, -- отозвался Николай. -- В прошлый-то раз
он был.
     -- А-а... -- хмыкнул Климов. -- Ищи, ищи, голубчик.
     К этому времени Борис и Олег Павлович перетащили все бревна к
обрыву и соорудили некое подобие баррикады. Плоты уже подходили к
песчаному пляжу. Вот первый из них коснулся берега, и группа дикарей с
криками высыпала на сушу.
     -- Началось, -- прошептал Олег Павлович и, скрывшись за
баррикадой, тщательно прицелился. Плечом к плечу с ним устроился Борис.
     По сигналу рыжего дикаря лавина нападающих с воплями и рычанием
бросилась на приступ. Копья взметнулись ввысь и полетели через
частокол. Первый ряд дикарей остановился у основания стены, подставив
свои спины в качестве опоры для бегущих сзади. Те мигом взобрались на
плечи своим товарищам, и вот уже их косматые головы показались над
частоколом. В тот час же град ударов обрушился на них, стрелы глубоко
вонзились в их обнаженные тела.
     Оглашая воздух предсмертным воем, они падали вниз, но на их место
вставали другие, и так без конца.
     Николай, расположившийся на левой смотровой площадке, бил из
арбалета по врагу так метко и перезаряжал свое смертоносное оружие
настолько быстро, что у его ног, с наружной стороны частокола,
образовалась уже целая груда стонущих тел. Но стрелял он только в том
случае, если дикари пытались преодолеть стену достаточно далеко от его
площадки; если же они показывались в непосредственной близости от него,
он сшибал их длинной палкой.
     Справа, осыпая стрелами, бранью и тумаками голоногих туземцев,
бился Климов. Он даже пытался что-то спеть, но неудачно.
     Неоценимую помощь оказывали девушки, с невероятной быстротой
перезаряжая арбалеты и подавая их наверх, на площадки. В свое время
Климов их сделал около двадцати штук, и теперь на каждого приходилось
более чем по две единицы стрелкового оружия. Этот факт заметно увеличил
скорость стрельбы, освободив стреляющих от процедуры перезарядки
арбалетов. Один лишь Николай успевал обслуживать себя сам.
     В другом конце лагеря, у реки, происходила не менее жаркая
схватка. У сооруженной наспех баррикады бок о бок бились Борис и Олег
Павлович. Четыре плота причалили у песчаной косы, и теперь дикари с
криками и воем карабкались на почти отвесный обрыв. Песок осыпался под
их ногами, дикари скатывались вниз, но напиравшая сзади толпа
заставляла их подниматься и снова бросаться вперед. Ни единый выстрел
защитников баррикады не пропадал даром, каждая стрела находила свою
цель. Да и мудрено было промахнуться, настолько плотной стеной лезли на
приступ дикари. Пораженные стрелами, они падали под ноги наступающим, и
те топтали их, влекомые жаждой крови. Их перекошенные лица, горящие
безумным огнем глаза, мускулистые руки, сжимающие копья и дубинки,
мелькали у основания баррикады, но ни один дикарь пока еще не сумел
добраться до двух мужественных людей, отчаянно борющихся за свою жизнь
и за жизнь остальных колонистов. Олег Павлович стрелял молча,
размеренно и хладнокровно прицеливаясь и выпуская очередную стрелу по
врагу, зато Борис изливал свои чувства в потоке брани, наверняка
остановившей бы нападающих, пойми они хоть малую часть из его
словоизвержения.
     -- Олег! -- крикнул Борис, отбрасывая арбалет. -- Хватай бревно!
     Чувства обоих настолько были обострены, а мысль с такой
интенсивностью работала в мозгу, что Олег Павлович мгновенно понял
замысел Бориса. Схватив огромное бревно за оба конца, они выпрямились и
с криком "Э-эх!" запустили его вниз. Бревно, сметая все на пути,
сбросило карабкающихся дикарей с обрыва к самой воде.
     -- Давай еще! -- скомандовал гигант, и следующее бревно полетело в
гущу обезумевших от ярости и ужаса дикарей. Около двух десятков
способных двигаться дикарей, оставляя на берегу убитых и раненых
соплеменников, в спешке погрузились на плоты и отчалили к
противоположному берегу.
     -- Уф! -- с облегчением вздохнул Борис, вытирая потный лоб тыльной
стороной ладони. -- Кажется, первый раунд наш.
     -- Первый -- да, -- переводя дыхание, согласился Олег Павлович. --
Но наверняка не последний.
     -- Без сомнения, будут еще, -- сказал Борис. -- Это уж как пить
дать.
     За их спинами продолжалась схватка остальных колонистов с
наседающим беспощадным врагом.
     -- Олег, -- произнес Борис, всматриваясь в ту сторону, откуда
доносились крики и шум сражения, -- сиди здесь и смотри в оба, если что
-- крикнешь, а я -- туда! Надо сменить старушку, не по силам ей это
мероприятие.
     Схватив бревно, он кинулся к частоколу. Взобравшись на центральную
площадку, Борис заставил Марию Семеновну спуститься вниз и занял ее
место. Его появление на стене решило исход атаки. Дикари в панике
бежали в лес.
     -- И враг бежит, бежит, бежит!.. -- запел Климов во весь голос.
     -- Ура! -- завопил Николай. -- Наша взяла!
     Радость победы придала силы и уверенности колонистам. Они смеялись
сквозь слезы и ликовали, словно дети. А у их ног, перед частоколом,
вповалку лежали их враги, стоны слышались то тут, то там.
     Еще дважды дикари предпринимали попытки взять лагерь, но и они
закончились неудачей. Во время атаки камень, брошенный меткой рукой
дикаря, попал в голову Николаю и рассек ему левую бровь. Кровь залила
лицо, от боли он потерял сознание. Отважный юноша наверняка разбился
бы, падая с площадки на землю, если бы Борис не успел подхватить его
внизу.
     Пес Первый носился по лагерю и оглашал окрестности неистовым лаем.
     -- Долго мы так не протянем, -- хмуро произнес Климов.
     Было уже четыре часа пополудни. Уставшие люди буквально валились с
ног, но своих боевых постов не оставляли, так как понимали, что
малейшая слабость с их стороны, малейший просчет могут привести к
скорой и трагической развязке. Пока длилось затишье, девушки промыли
Николаю рану, перевязали голову, отвели в автобус и заставили лечь.
     Прошел час. Дикари не подавали признаков жизни.
     -- Может, ушли? -- с надеждой спросил Борис.
     -- Если бы, -- буркнул Климов. -- Вернутся.
     -- Ну, пока не вернулись, пойду проведаю Николая, а заодно заверну
к нашему инженеру. Он там один все-таки, нелегко ему.
     -- Но там и лезут не так, как здесь, -- возразил Климов.
     Действительно, после поражения в первой атаке дикари на реке
действовали вяло и нерешительно. Толпясь на узкой песчаной косе, они
представляли собой отличную мишень для защитников баррикады. Видя
невыгодность своей позиции, дикари атаковали теперь с оглядкой, без
былой ярости и напора. Олег Павлович, без лишней спешки кладя свои
стрелы в цель, держал врагов на расстоянии и не подпускал к баррикаде.
     Борис спустился вниз и направился к автобусу. Николай встретил его
улыбкой. Девушки во главе с Марией Семеновной хлопотали около раненого,
предупреждая каждое его желание.
     -- Ну что, брат, -- ласково спросил Борис, -- скоро на ноги
встанешь?
     -- Да хоть сейчас! -- воскликнул Николай. -- Я же совсем здоров, а
они меня не пускают. Подумаешь, царапина. Эка невидаль!
     Николаю, действительно, стало лучше, но непреклонная Мария
Семеновна наотрез отказалась отпустить молодого человека.
     -- Лежи, лежи, Коля, -- согласился с Марией Семеновной Борис. --
Мы там и без тебя справимся. Ты нам для другого дела нужен.
     -- Для какого? -- удивился Николай.
     -- Как для какого? А автобусом кто управлять будет?
     -- Какой еще автобус! -- возразила Мария Семеновна. -- Ему покой
нужен. Вон сколько крови потерял!
     -- Поживем -- увидим, -- многозначительно подмигнул Борис Николаю
и вышел.
     Олег Павлович складывал вокруг себя трофейные булыжники, готовый
пустить их в дело, как только появится враг.
     -- Ну как поживает наш второй фронт? -- спросил подошедший Борис.
     -- Вашими молитвами, -- ответил инженер.
     -- Ладно, -- кивнул Борис. -- Если что -- ори, я мигом прилечу.
     -- Да я и сам пока справляюсь. Спасибо.
     Прошел еще час. Дикари все не показывались. Обманчивая тишина и
неизвестность давили на психику больше, нежели сам бой.
     Олег Павлович, лежа за баррикадой, видел, как дикари на
противоположном берегу разожгли костры, притащили откуда-то кабанью
тушу и, слегка обжарив над огнем, принялись уничтожать. У инженера
потекли слюнки. Мысль о еде впервые всплыла в его сознании за последние
часы. Борис лежал на траве и, словно былинный богатырь, вбирал в себя
силы от земли-матушки.
     На ступеньках автобуса показался Николай. Борис поднял голову и
улыбнулся ему.
     -- Ожил, герой? И сразу на передовую?
     -- Так точно, товарищ командир! -- улыбнувшись в ответ,
отрапортовал Николай.
     В этот момент сверху раздался встревоженный голос Климова:
     -- Борис! Они идут!
     -- Николай! -- крикнул Борис, вскакивая. -- Быстро в кабину! Там
твое место.
     Взобравшись на площадку, Борис увидал странную картину. К
частоколу бежало около десятка воинов с охапками сена. Побросав сено у
основания стены, они круто повернули назад. Тут же им навстречу
выскочило еще с десяток дикарей с горящими факелами в руках. Подбежав к
стене, они ткнули факелы в сено и тоже скрылись в лесу. Сено тут же
вспыхнуло.
     -- Что же это, Семен Степанович? -- крикнул Борис. -- Они же нас
подожгли!
     -- Тем лучше, -- отозвался Климов.
     -- Но ведь они сожгут нашу крепость!
     -- И тем самым откроют нам путь к бегству.
     Языки пламени жадно лизали гладкие бревна частокола, но сырая
древесина долго еще не поддавалась натиску огня. Сено почти догорело, и
тогда группа дикарей, вырвавшаяся из лесной чащи, свалила к основанию
стены новые охапки сена и сухого валежника. Огонь снова взметнулся
ввысь, и скоро частокол запылал.
     -- Все вниз! -- отдал приказ Климов. -- Теперь они не сунутся,
пока все не сгорит. Изверги! Не потрудились даже раненых от стены
оттащить.
     Люди оставили наблюдательные площадки и спустились на землю.
     -- Хорошо горит! -- сказал Климов, любуясь заревом.
     -- Что же теперь с нами будет? -- заволновалась Мария Семеновна.
     -- Будет полный порядок, -- убежденно ответил столяр. -- Товарищи
женщины, займите, пожалуйста, места в автобусе. Согласно купленным
билетам.
     -- Это еще зачем? -- недовольно вскинула брови Мария Семеновна.
     -- Домой поедем. Хватит нам приключений.
     Жар от пылающего частокола стал нестерпим, и людям пришлось отойти
к баррикаде, где с тревогой наблюдал за происходящим Олег Павлович.
     -- Собирайтесь, Олег Павлович, -- сказал ему Климов, -- скоро
трогаемся.
     -- Я и сам так думаю, -- ответил инженер.
     Ветер дул с юга, снося дым и горящие искры в сторону горстки
колонистов.
     На том берегу реки, как только над частоколом взвились первые
языки пламени, дикари предприняли еще одну, самую отчаянную, попытку
взять лагерь приступом. На этот раз их возглавил небезызвестный нам
Таран. Присутствие опытного бойца придало смелости и отваги дикарям.
     Колонисты вовремя заметили маневр врага и приготовились -- в
который раз! -- дать отпор непрошеным гостям.