,  когда
ему так же хотелось поступить не как всегда, вопреки здравому  смыслу,  но
силы условностей удерживали его в колее обыденности. И вот  теперь,  когда
он неожиданно свернул с этой колеи, нарушив естественный ход  событий,  он
испытал разочарование, словно ожидал после этого чего-то  необычного,  как
наводнение,  или  извержение  вулкана.  Но,  ровным  счетом,   ничего   не
произошло, и он незаметно уснул прямо в кресле, будто провалился  в  сухой
темный колодец...
     Андрей не слышал, как отшвартовал теплоход, как пели у  левого  борта
прогулочной палубы, как вторую смену приглашали  обедать,  и  проснулся  с
ясной  головой  в  каком-то  незнакомом  и  радостном  мире,   наполненном
солнечными  лучами  и  беззаботностью,  проснулся  и  понял,  что  хандра,
заполнявшая его последнее время словно жидкий студень, если  и  не  прошла
совсем, то немного притупилась, и теперь хотя бы эти три недели  не  нужно
будет притворяться, выслушивать упреки, мучиться самому и  мучить  других,
заставлять себя кого-то любить...
     Первый день перемены обыденности  для  трехсот  шестидесяти  туристов
теплохода "Александр Невский" начался. Впереди более семи тысяч километров
новых впечатлений, отдыха и далекой забытой романтики детства.
     Вечером, когда короткие сумерки размыли очертания берегов  и  смешали
дневные краски, на  шлюпочной  палубе  состоялось  знакомство  туристов  с
экипажем теплохода.
     Дул плотный теплый  ветер.  Андрей  сидел  на  предпоследней  скамье,
прислонившись к обтянутой брезентом шлюпке, и ему плохо было  слышно,  что
там говорил директор плавтурбазы, да он и не очень старался  разобрать.  В
сиреневой дали дрожали россыпи береговых огней незнакомых хуторов и сел, и
с трудом осознавалось, что возле каждого огонька  -  чья-то  удаленная  от
мира теплохода жизнь, чья-то радость, слезы...
     Впереди,  наконец,  догадались  пододвинуть  ближе  микрофон.   стало
слышнее.
     -  ...Забудьте  о  скорости,  метро  и  кондиционерах!  Забудьте   об
орбитальных станциях, подводных колониях и биофильмах!  думайте  о  вещах,
которые занимали людей лет восемьдесят назад! Думайте о телепатии, снежном
человеке и летающих тарелках! Перевоплотитесь  на  это  время  в  человека
середины двадцатых годов! Помните, основная наша и ваша задача - отдых!
     Под  жидкие  хлопки  директор  плавтурбазы  уступил  место   капитану
теплохода. Сплошная  и  бессмысленная  риторика,  -  подумал  почему-то  с
раздражением Андрей о концовке  выступления,  -  как  будто  кто-то  может
забыть самого себя, или можно подумать, что...
     - Можно подумать, что наших предков  только  и  занимала  та  ерунда,
которую он перечислил, -  послышалось  сзади,  словно  в  подтверждение  о
только что высказанной телепатии.
     От неожиданности Андрей оглянулся...  Густые,  с  золотистым  отливом
волосы плескались по ветру, прилипая к щекам, шее. Одна рука  придерживает
их, другая натягивает низ широкой цветастой юбки,  вздувшейся  пузырем  на
полных коленях... Молодая женщина разговаривала с сидящим рядом мужчиной.
     Она перехватила его взгляд, и кончики ее губ дрогнули в улыбке. И  от
этой улыбки, этого понимания все происходящее приобрело для Андрея  другой
смысл, другое  содержание,  и  уже  потом  до  самого  конца  собрания  он
чувствовал ее присутствие.
     Капитан теплохода, - словно вырезанный из устава корабельной  службы,
- произвел более приятное впечатление. У него был хорошо поставлен  голос.
Таким, вероятно, голосом в былые времена предводитель корсаров  приказывал
сквозь туман встречному торговому  барку  убрать  паруса.  Речь  его  была
краткой и по существу:
     - Многие из туристов задают команде один и тот  же  вопрос:  как  это
удалось на "Александре Невском" направить весь воздух под корму и  создать
имитацию работы гребного винта? Отвечаю - никакой имитации нет. "Александр
Невский" - действительно  настоящий  винтовой  теплоход,  а  не  судно  на
воздушной  подушке.  После  экскурсии  в  машинное  отделение  вы  в  этом
убедитесь сами. По нашим  рекам  ходят  еще  девять  подобных  теплоходов.
Послезавтра мы встретимся с "Мининым". Все они отданы туристам.  Теплоходы
были подвергнуты реставрации, после чего они приобрели вид, который  имели
сто лет назад.
     Наш маршрут - своеобразный экскурс в прошлое. И пусть простят нас те,
которым покажется  у  нас  некомфортабельно  -  таковы  условия  рейса,  с
которыми вы все заранее были ознакомлены - но это полностью компенсируется
той массой впечатлений, которую вы не получите, даже десять  раз  пролетев
по этому маршруту на современном водном лайнере.
     Мы пройдем целую серию шлюзов, - представляющие собою  монументальные
сооружения наших предков, и которые до сих пор  поддерживаются  в  рабочем
состоянии, чтобы могли пройти эти десять судов...
     По окончании собрания Андрей видел, как молодая женщина, опираясь  на
руку мужчины, сошла вниз  по  гремящему  трапу.  Ветер  хлестал  цветастым
подолом по ее загорелым ногам.


     Она ехала с мужем  и  сестрой  -  тоненькой,  похожей  на  подростка,
девушкой лет семнадцати, очень заметной на  палубе  в  голубых  джинсах  и
белой мужской сорочке. Они  занимали  стол  по  правому  борту  в  носовом
ресторане, и утром, ожидая пока подадут заутра, Андрей  перебирал  женские
имена, но ни на одном не  мог  остановиться:  есть  люди,  которым  трудно
подобрать имя. И где-то в глубине его сознания зрела грусть,  так  похожая
на невесомость, когда в детстве прыгаешь с высокого берега. Самые красивые
женщины встречаются мужчинам в  пожилом  возрасте,  когда  наступает  пора
сожаления и печали, а тому, сидящему рядом с нею, выпала очевидно  другая,
счастливая судьба.
     Позавтракав, Андрей вышел на палубу.  Теплоход,  казалось,  стоял  на
месте: так неправдоподобно медленна была его скорость. Туристы  бросали  с
кормы хлеб крикливым чайкам, которые  оглядываясь  по  сторонам  навязчиво
летели следом, и поочередно, свесив длинные лапки, камнем  падали  вниз  к
вскипавшей от винта воде, и долго раскачивались  на  волнах,  удаляясь  от
теплохода.
     Ветер утих, но  в  воздухе  еще  чувствовался  запах  пыльцы  далеких
степных цветов.
     Знакомство произошло в библиотечном салоне, когда после полудня  было
объявлено о начале шахматного турнира. Его звали Сергеем Ивановичем, и  он
оказался не таким уж и старым,  как  показалось  Андрею  утром  в  носовом
ресторане. Его несколько старили  черствые  складки  на  щеках,  да  седые
виски, но короткие русые волосы были еще густые, а шея мускулиста,  как  у
спортсмена. Воля слепого жребия свела их в первом же туре за один  столик,
массивная  крышка  которого  была  инкрустирована  под  шахматную   доску.
Деревянные шахматные фигуры были будто взяты напрокат из музея.
     Здесь явно чувствовалась работа кондиционеров: несмотря  на  закрытые
окна, воздух был слоистым,  текучим,  с  почти  неуловимым  запахом  моря.
Теплоход шел правым бортом к волнам, и когда те  через  равные  промежутки
всплескивались за  тонкой  преградой,  на  светло-голубом  потолке  салона
вспыхивало сияние.  Полупустые  книжные  шкафы  отражали  своими  стеклами
далекий берег.
     Андрей чувствовал себя скованно и с трудом сводил на ничью.  Разговор
в основном поддерживал Сергей Иванович, и уж никак не думал Андрей,  когда
они  разошлись,  уступив  место  другим  желающим,  что  это,  ничему   не
обязывающее знакомство, повлечет за собою большее,  чем  кивок  головы  за
завтраком.
     Вечером, прогуливаясь по средней палубе, он  неожиданно  при  встрече
был Представлен Сергеем Ивановичем своей, как тот выразился -  половине  и
ее сестре. Ее звали Ниной, сестру - Валерией. Они остановились у поручней,
наблюдая, как экспресс пересекал искусственное море.  Было  хорошо  видно,
как он сошел с пологой  бетонной  полосы  на  берегу,  стремительно  начал
расти, приближаться, и весь окутанный брызгами  пролетел  мимо.  Только  и
осталось после него - быстро тающая стена пара, да беспорядочные волны.
     - Смотрите, смотрите! - воскликнула Валерия. - А ведь  это  и  правда
море! Даже чайки! Смотрите, какие они упругие!
     Валерия в вечернем платье была совсем  другой,  чем  днем  в  голубых
джинсах, какой-то более взрослой, женственной, и в тоже  время  по  детски
порывистой.
     Сергей Иванович предложил всем пойти в кафе. Возражений  не  было,  и
они через центральный  вестибюль  спустились  на  нижнюю  палубу.  Длинный
внутренний коридор представлял собою перспективу в чистом  виде:  овальные
матовые плафоны над головой,  полированные  двери  кают  с  обеих  сторон,
красная ковровая дорожка под ногами - все  это,  казалось,  где-то  далеко
впереди сходилось в одной точке.
     В кафе было прохладно и чисто. Столы застыли  белыми  накрахмаленными
айсбергами в каком-то  торжественном  безмолвии,  и  лишь  только  фужеры,
сдвинутые вместе, тихо и мелко позванивали в такт работы двигателей.  Кафе
только что открыли и кроме шести человек за  двумя  столиками  в  нем  еще
никого не было.
     Через час они были хорошими знакомыми, но это сближение  было  только
кажущимся, - продолжался все  тот  же  отвлеченный  разговор,  начатый  на
палубе, - и после Андрей не мог вспомнить, где работали Сергей Иванович  и
Нина, и на каком отделении училась в университете Валерия.
     О себе Андрей  почти  ничего  не  говорил.  Да  и  какой  смысл  было
рассказывать,  чем  он  занимался  последнее  время?  И  как  передать  то
состояние тягучего ожидания, которое под конец сменяется  безразличием?  А
кроме ожидания и пухлых конвертов из редакций со стереотипными ответами за
последние четыре года ничего не было.
     - Молодому человеку грустно? - спросил Сергей Иванович,  разливая  по
бокалам темное вино.
     Андрей улыбнулся. Нет, ему не грустно, а если  и  грустно,  то  самую
малость, и грусть эта светла, как теплый солнечный  вечер.  Ему  казалось,
что между ним и Ниной шел какой-то неслышный и только  им  одним  понятный
разговор, и от этой мысли слегка кружилась голова.
     После черного кофе Валерия стала уговаривать  всех  пойти  на  танцы,
которые устраивали вечерами на корме прогулочной палубы.  Нина  поддержала
ее, а Сергей Иванович задумчиво улыбнулся и сказал:
     - Идите без меня, я еще посижу в читальном салоне.  Молодой  человек,
надеюсь, составит вам компанию.
     Они поднялись наверх. Теплоход входил в широкие ворота  шлюза.  Ветер
раскачивал верхушки тополей на берегу, но было тепло. Яркая  луна  плавила
гривы бронзовых коней, вздыбившихся на постаменте, наполняла  пространство
серебристой дымкой, похожей  на  легкий  туман,  высвечивала  колеблющейся
ртутью на темной воде.
     На небольшом пятачке прогулочной палубы  в  перерывах,  когда  меняли
ленту в старом магнитофоне, массовик (должность из тех  времен)  играл  на
аккордеоне.
     - Репертуар детского сада, - констатировала Нина.
     - Ты опять! - возмутилась Валерия, будто продолжая старый спор.
     - Не буду, честное слово, не буду, - засмеялась Нина.
     Теплоход вошел в шлюзовую камеру тихо и настороженно, словно опасаясь
западни. Серые стены из бетонных блоков возвышались строгие, как  часовые.
По шершавой, с пятнами зеленой слизи, поверхности стекала вода.
     Валерию тотчас же окружили и увели сверстники. Андрей и Нина остались
в толпе скучающих.
     - А мы будем говорить о снежном человеке? - спросила Нина.
     Андрей засмеялся и пригласил ее. Взявшись за руки,  они  протиснулись
на середину площадки. Прокручивали редкую запись танго середины  тридцатых
годов прошлого века. Низкий голос негритянского певца, казалось,  стелился
по палубе.
     Теплоход стан подыматься.  Стены  шлюза,  будто  подтаивая,  оплывали
вниз, а сверху  над  рядами  тумб,  скованных  тяжелыми  якорными  цепями,
выплывали созвездия.
     Они  танцевали  не  останавливаясь,  пока  не  кончилась  получасовая
емкость кассеты. Ветер охапками бросал густые, мягкие волосы Нины Андрею в
лицо. Она смеялась и, запрокидывая голову, отбрасывала  их  на  плечи.  Он
тоже смеялся, сам не зная, отчего: то  ли  от  выпитого  вина,  то  ли  от
близости молодой и  красивой  женщины,  а  может  быть,  и  от  того,  что
выплывают созвездия.
     Танцы еще продолжались, но Нина вдруг  загрустила  и  захотела  уйти.
Андрей проводил ее по опустевшей палубе сквозь  ветер.  Резко  похолодало.
Деревья метались на берегу встревоженными тенями. Возле  стеклянной  двери
вестибюля они остановились, Андрею нужно было спускаться ниже.  "Спокойной
ночи" - сказала Нина, продолжая  стоять,  смотря  через  плечо  Андрея  на
проплывающий мимо мощеный откос канала. Он взял ее  за  руки  чуть  повыше
локтей и потянул к себе. В расширенных зрачках  Нины  отражалось  звездное
небо. Андрей поцеловал ее в пухлые безвольные губы и  слегка  оттолкнул  к
двери. Она вошла в вестибюль вместе  с  ветром.  По  коридорам  пронеслись
сквозняки.
     Андрей выкурил сигарету и пошел  к  себе  в  каюту.  Ночью  он  часто
просыпался от толчков; теплоход терся боками о мокрые щеки шлюзов.


     На следующее утро, когда "Александр Невский"  сделал  первую  большую
остановку, Андрей не поехал вместе с  экскурсионными  группами,  а  сел  в
переполненный вагон монорельсовой электрички, курсирующей с интервалами  в
три минуты между дебаркадером и Курганом.
     Перед этим завтракали на скорую руку, и он  старался  не  смотреть  в
сторону стола у противоположного  борта:  на  трезвую  голову  люди  редко
остаются довольны своими поступками, совершенными под  настроение.  Андрей
не делал скидки ни на выпитое вино, которого было не так уж и много, ни на
ночь, когда все иначе, чем днем, и поэтому злился на себя все утро.
     Электричка, описав дугу где-то  над  крышами  домов,  остановилась  у
начала широкой лестницы, пролеты и горизонтальные  участки  которой  своим
ритмом напоминали тот путь, который пришлось преодолевать  другим,  -  чьи
имена там наверху в пантеоне  бессмертия,  -  преодолевать,  чтобы  смогли
когда-то построить эту лестницу, и не им самим, а вот этим людям и  ему  -
Андрею, было легко подыматься наверх.
     Здесь не было никаких табличек, указателей, никаких экскурсоводов, но
все было ясным, знакомым с детства, и люди, приобщаясь к этому  застывшему
мгновению, к этим поющим стенам и  белым  березам,  переходили  на  шепот.
Отсюда уходили как после исповеди...
     "Александр Невский" отшвартовался поздно вечером, а на его место  уже
заходил теплоход "Минин", шедший с туристами встречным  маршруте  вниз  по
реке.
     Андрей спустился на нижнюю палубу,  которая  не  пользовалась  особой
популярностью: значительно уже других  -  не  умещались  даже  шезлонги  -
какая-то неуютная и темная, а  главное  -  близко  расположенные  открытые
иллюминаторы чужих кают не располагали ни  к  уединению,  ни  к  дружеской
беседе.
     Андрей не искал ни того, ни другого.  Просто  ему  пока  не  хотелось
встречаться с Ниной и Сергеем Ивановичем.
     На палубе было пусто как никогда. Только невдалеке у поручней  стояла
девушка в блестящем, платье, да в самом конце матрос с красной повязкой на
руке нагнулся возле лебедки.
     Теплоход вышел на середину реки, но город, казалось, нависал над  ним
светящейся стеною. С берега доносилась тихая музыка.
     Андрей только собрался было перейти на другой  борт,  как  неожиданно
вскрикнула девушка. Он вздрогнул  и  повернулся  в  ее  сторону.  Девушка,
неестественно выпрямившись, смотрела на город.
     - Что с вами? - спросил Андрей.
     Она смотрела на него, и даже не на него, а  куда-то  сквозь,  дальше,
как сильно близорукий человек, или ребенок со сна, и не узнавала, пока  он
не подошел... Это была Валерия. В ее широко открытых глазах застыл ужас.
     - Что с тобою? - снова спросил Андрей, дотрагиваясь до ее плеча.
     - Смотрите! - Валерия указала тонкой рукой в сторону  берега.  Пальцы
ее дрожали.
     Андрей  посмотрел,  но  ничего  не  увидел.  Вернее,   увидел   самое
обыкновенное - гирлянды огней ночного города.
     - Вы не видите?! Вон там! Смотрите!
     Андрей наклонился к  ее  руке,  чтобы  точнее  определить,  куда  она
указывает и отшатнулся...
     Огни на берегу вдруг все разом погасли, будто на них кто дунул,  и  а
глазах на мгновение стало темно. Затем медленно проявилось багровое небо и
темный город, но город был уже не  тот,  что  несколько  секунд  назад,  и
разница заключалась не только в отсутствии освещения. Когда глаза привыкли
к темноте, стало видно насколько изменился силуэт города: дома,  до  этого
сиявшие, как кристаллы, проплывали  теперь  мимо  плоскими,  бесформенными
глыбами с зазубренными контурами и светлыми проемами окон без  переплетов.
Город горел...
     - Что это?! - в свою очередь крикнул Андрей.
     Сработало какое-то реле инстинкта - он  мотнулся  к  трапу.  Куда  он
бежал? Зачем? Прятался или хотел предупредить, позвать? На эти вопросы  он
позже не смог ответить, и в душе на всю жизнь остался  неприятный  осадок,
как от тайно совершенного неблаговидного поступка. Но он  остановился,  не
добежав до трипа: окна на  берегу  в  домах  вспыхнули  все  одновременно,
словно одна рука прикоснулась к тысячам выключателей. И никакого пожара!
     Андрей устало оперся о холодные поручни. Попался!  Сейчас  она  будет
смеяться: ей неплохо удалось внушение.  До  чего  же  глупо!  А  ведь  мог
предполагать, что подобное возможно от  такой  экзальтированной  девчонки,
как Валерия. Но нужно отдать должное  -  она  мастерски,  даже  артистично
провела сеанс. Такое можно пережить только в биофильме.
     Чтобы как-то замять неловкость, он достал из кармана сигареты. Первая
спичка сломалась. Спокойнее! Сделай вид, что шутка тебе  понравилась,  что
ты принимаешь игру. Не драть же ее за уши, хотя подобные  сеансы  внушения
не разрешается проводить без обоюдного согласия. Но почему она не смеется?
     Валерия и не думала смеяться. Будто окаменев, стояла  она  на  месте.
Предчувствие чего-то недоброго стало надвигаться  на  Андрея  бесформенной
массой. Он снова подошел к ней, и снова перехватило дыхание...
     Свет в окнах моргнул и погас, и зарево застыло на  мертвых  стенах  и
низком холодном небе. Ни о каком внушении не могло  быть  и  речи.  Андрей
схватил Валерию за руку и потянул за собою в сторону.
     - Смотри!
     Берег так резко вспыхнул огнями, что Валерия зажмурилась. Город снова
отсвечивал матовыми  поверхностями  зданий,  снова  был  живым,  знакомым,
наполненным светом и музыкой. И вблизи все было  прежним:  теплоход  носом
срезал  пологую  волну,  и  она  гладкая  словно  из  парафина,   медленно
перекатывалась в темноту. На шлюпочной  палубе  показывали  старый  фильм,
дежурный матрос перешел ко второй лебедке.
     - Это показалось! Это сейчас  пройдет,  -  торопливо  говорил  Андрей
приходившей в себя Валерии. - Просто  освещение...  и  угол,  под  которым
смотришь...
     Но, видимо, он и сам понимал,  что  говорит  не  то,  но  нужно  было
говорить, чтобы хоть чем-то заполнить  ту  пустоту,  которая  образовалась
после происшедшего, похожего на ночной кошмар.
     Нечто подобное Андрей испытал несколько лет назад - такое же  чувство
недоумения, растерянности и страха - когда зайдя в тесную и  душную  каюты
яхты, чиркнул спичкой, чтобы прикурить. Сразу же а лицо ему ударило чем-то
красным и мягким как подушка, а в ушах лопнули сотни  электрических  ламп.
Он так же, как и сейчас, приходил в себя, бесстрастно наблюдая, как  через
треснувшее стекло выходил сизый дым, но тогда, в  свежевыкрашенной  каюте,
все было объяснимо и логично, а здесь совсем другое, от него не зависящее,
но чем-то запоминающее тот взрыв, и у него пока нет на этот счет  никакого
мнения.
     - Ты уже успокоилась? - спросил он девушку.
     Та молча кивнула.
     - Ну вот и хорошо. Ты постоишь здесь, а я пойду туда... договорились?
     Она поняла его и