здешние  христиане  не  знали войн за  веру!
Язычников  силой  обращали - было дело, друг  друга  резали  по
политическим  мотивам  - тоже сколько угодно, но ради  догматов
кровь не проливали! А сейчас горят костры в  Порко и Ланневэле,
сотни свидетелей деяний Бланки убегают в  леса,  а  на  западе,
говорят, собирается большая армия, якобы в поход на Кангру... И
что характерно  -  именно  здешняя  христианская  традиция, где
более чтят  Магдалину,  чем  Марию,  сделала  возможной женскую
линию Служения в общих рамках...
     - Не увлекайся, Элендис. Ты сейчас  не  на  площади  перед
толпой, а кроме того,  здесь  не Город, чтобы бросаться словами
вроде "женской линии служения".
     В первый  момент я даже не осознаю до  конца его слов, все
еще готовая  спорить,  отстаивать... и вдруг вскидываюсь резко,
как от укола иголкой:
     - Откуда вам известно мое истинное имя, эн Герхард?
     Вместо  ответа  он  подходит  к  окнам  и  задергивает  их
тяжелыми  алыми   портьерами.   Затем   берет   лампу  в  руки,
выпрямляется...
     И  волосы,  только  что   бывшие   пепельными,  становятся
черными,  мягкой   волной   убегая   со  лба,  а  темно-зеленые
проницательные  глаза  превращаются в  озера  темного  пламени,
затопившего и радужку, и белки... и  по странно переменившемуся
лицу  больше  нельзя  угадать  возраста  -  вроде бы не  больше
тридцати, но взгляд... но усмешка...
     - Лорд Аран... - я  произношу  это имя одними губами, звук
отключился. - Хозяин Башни Теней...
     - Теперь понимаешь, насколько серьезно  тут  все завязано,
если потребовалось мое  присутствие?  - говорит он, как опытный
учитель - нетерпеливой ученице.
     - До  этого  мгновения казалось, что понимаю, - говорю  я,
низко опустив голову. - Но что может случиться такого...
     - Тебе я могу сказать - именно потому, что  это ты. Сейчас
в этой Сути живет тот,  кому  предстоит  стать Паладином Синего
Огня, пятым  у Асменаля, но он еще  молод и  не вошел в  полную
силу.  Если  его  вынудят  действовать  до  срока,  он  рискует
погибнуть,  не  обретя себя истинного и в  этом  воплощении.  А
Братство более не может ждать.
     - Кому это  и знать, как  не мне, - я действительно ощущаю
себя  виноватой.  - Вон  Лайгалдэ  надо  мной  как  трясется...
Говорит - когда еще было, чтоб Жрица или  Паладин узнавали, кто
они такие, до инициации? Выбора, говорит, нет...
     - Подожди... Так ты тут по поручению Лайгалдэ?
     - Сама по себе, - я опускаю голову еще ниже. -  Просто мне
такие Сути нравятся... До меня тут Флетчер сидел, заводил народ
песнями  про  Верховного  Экзорциста,  сказавшего,  что   охота
началась. Теперь  он отправился сессию  сдавать, а я в этот раз
сдала досрочно... Правда, он в основном  в Тойе работал,  я  же
решила - лучше сюда, здесь народ попроще.
     - И чего ты хотела?
     - Чуда. На костер подставиться и не сгореть.
     - Ах да,  ты ведь тоже - Угнела, -  он слегка треплет меня
по голове. - Саламандра. Что ж,  ничего непоправимого натворить
не успела, и на том спасибо. Только знаешь что... свалила бы ты
лучше отсюда, пока каша не заварилась. Не знаешь  ведь, за кого
больше бояться - за тебя или за того...
     - Боюсь, каша уже заварилась, -  отвечаю я со вздохом. - А
удрать сейчас, накануне  свалки - так совесть загрызет. Я уйду,
а им здесь жить...
     В ответ Хозяин долго молчит,  и  пламя  полыхает в глубине
его глаз. Он все еще в своем, Нездешнем обличье - и я уже почти
отошла от первого  шока после того,  как он открылся.  В  конце
концов, плохой бы я была моталицей... это в Башне он  Хозяин, а
здесь мы на равных, хотя его возможности даже смешно сравнивать
с моими.
     - Знаешь, - говорит он в конце концов, - опять же  о таких
вещах нам только между собой и можно толковать... но боюсь, что
мы  обречены  воспользоваться твоей идеей. Сама понимаешь -  ни
войны  нельзя  допустить,  ни  появления  местной   инквизиции.
Убивать Ле Жеанно мы не имеем права - это во-первых;  все равно
это ничего  не даст,  ибо от смертной руки, а  не волею небес -
во-вторых...
     - А  кроме  того,  еще  неизвестно,  по  силам  ли  теперь
простому смертному его  убить - добавляю я. - Поговаривают, что
после чудесного воскресения его не берет ни сталь, ни яд.
     - Значит,  остается дискредитация.  Доказать  народу,  что
никакой он не святой, а может быть, даже совсем наоборот...
     - ...и  что  найдутся  здесь  и  посвятее  его,  -  мрачно
заключаю я.
     - А такие вещи  опять же простыми интригами не делаются. И
другого способа... э-э, выразить волю Господа... я не вижу.
     - Улыбнись -  сражайся - умри,  - что еще можно добавить к
этим словам?  Никто не может мне  приказывать - я  сама избираю
способ действий, и я  свой  выбор сделала. Умирать мне, правда,
сейчас  нельзя, но  от  меня этого и  не  требуется, хотя  риск
есть... А  где его не было? В Мире  Великой Реки? В Остротравье
под Кровавым Древом? В болотах Ихинзела?
     Молчание. Пламя  лампы  танцует,  повинуясь моему взгляду,
дрожит и  мерцает - глаза у  меня уже слипаются.  Денек сегодня
выдался, прямо скажем...
     - А тебе  идет  длинное  платье,  -  неожиданно произносит
Хозяин.  -  Ты в нем кажешься как-то женственнее,  беззащитнее,
что ли...
     - Да ну вас,  лорд  Аран,  - отмахиваюсь я. -  Я  в  любом
платье была и есть кошка помоечная.
     - Хотел бы я побывать на  той  помойке,  где водятся такие
кошки,  -  я и  не  заметила,  как  близко-близко  придвинулись
колдовские глаза  лорда-Нездешнего.  Я уже чувствую, что сейчас
произойдет, хотя ни руки его, ни губы еще не коснулись меня, но
слишком  уж   беспокойно   пляшет   пламя   в  скрещении  наших
взглядов...
     - Золотоволосая...
     Дальнейшее описывать незачем. Это неистребимо банально.

     - ...И какой это по счету?
     - Шестой, кажется, - я роняю голову в колени. - Все то  же
самое: длинные патлы и плащ по ветру. Молодой-обаятельный.
     - Хоть кто он  такой? - Лайгалдэ неподвижно сидит с другой
стороны  костра,  лица не видать за танцем  пламени,  но  голос
ровно спокоен.
     - Да так...  Некий рыцарь из  некой Сути. Вроде бы даже не
моталец, встретились - разошлись... Надеюсь, преследовать,  как
Хальвдан, не будет.
     В отчаянии  я ударяю ногой  по коряге, горящей в костре, в
небо летит фонтан золотых искр.
     - Лайгалдэ, когда же  это кончится? Почему я всем им верю?
Неужели я так и останусь глупой девчонкой, которая влюбляется в
кого попало? Ауре  был  в восемнадцать, но с  тех  пор три года
прошло!
     - Ты -  Огонь, - медленно отвечает  Лайгалдэ. - Ты  - все,
что  есть огненного  в  мироздании, ты танцуешь  в  кругу и  не
способна разглядеть  тех, кто смотрит  на тебя из темноты. Ты -
та любовь, что  вспыхивает,  как пожар, зажженный молнией. Если
ты когда-нибудь  поумнеешь,  люди перестанут слагать сказки про
Тристана и Изольду.
     Мерно, нараспев текут слова, ложась вокруг меня магической
чертой, и мне уже не надо вслушиваться в голос, произносящий их
- они живут отдельной жизнью...
     - Вечно, бесконечно,  пока  стоит  мир, пока ты прекрасна,
пока вообще существует на земле красота... И разве хоть один из
них  был  недостойным,  разве  ничего  не  дал тебе взамен?  Ты
видишь,  ты  знаешь, ты смотришь не глазами, заглядывая  поверх
голов... Каждый мечтает протянуть тебе  руку,  ступить  в  круг
рядом с тобой, ибо ты одна способна увидеть человека лучше, чем
он видит сам себя в  зеркальном  водовороте  Круга Света. Может
быть, даже  не ты их  влечешь, но собственное отражение в твоих
глазах  -  нигде и  никогда  более  не  увидеть  им  себя столь
совершенными.  Пока   не   погаснет  огонь,  пока  не  смолкнет
музыка...
     Языки пламени танцующими клинками обступили меня, кольцом,
ало-золотой стеной,  и  странные  лица  видятся  мне в пламени,
которое  тянется  ко мне то вьющейся прядью  волос,  то  тонкой
прекрасной  рукой  целителя или  менестреля,  то  разлетевшимся
краем одежды...
     И я вскакиваю на ноги.
     - А  что  потом, Лайгалдэ? Когда смолкнет музыка, когда  я
уже не буду  молода и красива?  Что тогда? Объяснять  сыну  или
дочери, что отцы есть не у всех? Неужели так никогда и не будет
ничего постоянного? Ответь, Лайгалдэ! Лайгалдэ!
     Тишина. Чуткая тишина ночного леса. Только  треск сучьев в
костре. С другой его стороны никого нет. Я одна... И неизвестно
откуда доносится нежный шепот:
     - Илладзингье... Золотоволосая...

                             2

     Костров было  два.  На  одном  сгорела  Ирэн-Марта, бывшая
монахиня,  пожелавшая  стать  служительницей  святой  Бланки  и
избравшая себе супруга по закону Дочери  Божией.  На  другом  -
избранный ею супруг, оруженосец графа Ланневэльского...
     Город кипит. А  у  меня  язык  не поворачивается призывать
горожан не браться за оружие - даже во имя святой  Бланки. Хотя
Ирму диа Алиманд, наверное, послушали бы...
     Дорого обошлась мне недельная отлучка. Пока я скиталась по
Романду, собирая  информацию,  Монлозану  заняли отряды Харвика
диа Коссэ. Впереди у них Тойе, а Верховный Экзорцист...
     -... И так будет с любым  еретиком,  посмевшим  открыто  и
дерзновенно нарушить заповеди Святой Нашей Матери Церкви!
     Вот только Тойе не Монлозана, он не откроет ворот Харвику.
После того,  как там поработал Флетчер,  это ясно как  день. "I
see blood and destruction..." О Скиталица, надоумь -  в моей ли
власти что-то изменить?
     - Я еще не все рассказал тебе, эна Ирма...
     Гирау Кретель, младший сын Роз, прижимается к моему плечу,
глаза его полны слезами.
     - Говори, Гирау.  Господь  и  святая  Бланка  укрепят  мое
сердце. Так что случилось с эном Герхардом?
     - Кто-то его  выдал.  Ночью  в  дом  вломились арбалетчики
Зверя  Господня  и  взяли  его по обвинению в  чернокнижии.  Он
говорил с самим Ле Жеанно... не знаю, что было, но кажется... -
он наклоняется к самому моему уху и одними губами шепчет: - Они
мерялись силой, и эн Герхард - проиграл...
     Холодок откровенного ужаса пробегает по моей спине. Что же
там такое было,  если  проиграл - Джейднор Аран, маг-Нездешний,
Лорд Ветра, носящий аметист?! И чем это ему грозит?
     - На другой  день Зверь  объявил  об очередном посрамлении
дьявола, но почему-то не стал жечь эна Герхарда, а повез  его в
свою резиденцию...
     - Сколько часов назад они отбыли, Гирау?
     - Вчера, в  это  же  время...  С  ним, кроме арбалетчиков,
отряд под командованием Северина, младшего Коссэ...
     Это  хорошо.   Это   очень  хорошо  -  тяжело  вооруженным
всадникам ни к чему спешить. Есть шанс...
     - Эна Ирма! - отчаянный вскрик Гирау.
     - Так надо,  -  я  торопливо  отвязываю  чью-то  красавицу
лошадь, темно-золотую,  с  длинной  черной  гривой.  - Вспомни,
Гирау - тот осел, на котором Господь наш въехал в Вечный Город,
тоже ему не принадлежал...
     - Я не о том, эна Ирма! Эта лошадь совершенно дикая, Коссэ
потому и подарил ее диа Монвэлю, что не сумел объездить!
     Я это знаю и без него... Некогда объяснять - каждая минута
дорога  теперь,  когда  хозяином  города стал Харвик. Да  и  не
поймет этот мальчишка,  почему для меня, до этого садившейся на
лошадь раза  четыре,  годится  сейчас  только  такой, абсолютно
необузданный конь...
     Одним прыжком  - откуда что  взялось! - я взлетаю на спину
черногривой и  резко кричу ей в  самое ухо, делая  ее бешенство
продолжением своего порыва, сливаясь с ней воедино:
     - Хаййя!
     Она  приняла  меня,  стала  мной  -  и  рванулась,  словно
подхваченная ураганом.
     Из ворот  Монлозаны я вылетаю  как раз в тот момент, когда
Харвик отдает приказ:
     - Закрыть ворота, и чтобы ни один сукин сын... Сто-о-ой!!!
Держите ее, ублюдки! Стреляйте!
     Волосы по  ветру, пять или сто  стрел свистнули мимо  - не
попала ни  одна, это невозможно.  Только бы удержать ее в себе!
Если не удержу - или сбросит, или загоню...
     И только бы успеть!
     Если ты  Огонь - прикажи огню не пылать  на площадях и над
рушащимися кровлями! Если  ты служишь Жизни - сделай так, чтобы
жизнь, вытекшая из вен, не разлилась багряной рекой по Романду!
     ...В Тойе я  врываюсь к вечеру, когда ворота уже собрались
закрывать. Степным  пожаром,  золотым  вихрем  проношусь  я  по
улицам главного оплота святой Бланки, и  на центральной площади
лошадь, покорная моей воле, взвивается  на  дыбы,  пляшет,  как
пламя...
     - Горе  вам,  жители  Тойе  - барон диа Коссэ  ведет  сюда
войска!
     На мой пронзительный крик отовсюду сбегается народ. Многие
узнают меня - я прежде бывала в Тойе. Но сейчас мне не до того.
Я  -  Огонь, беснующийся на площади... огонь  тех  костров,  на
которых сгорели Ирэн-Марта и ее любимый, первые жертвы - и лишь
от меня зависит, чтобы они стали последними.
     - Да  не   прольете  вы  крови!  Кротостью  святой  Бланки
заклинаю вас, люди Тойе - не обнажайте оружия! Есть еще время -
собирайтесь быстрее и все уходите в горы, в Солнечную Цитадель!
На  ней  благословение  Божие,  и  Коссэ  не  взять  ее никаким
штурмом!
     - Мы пойдем по слову  твоему,  эна Ирма! - вскидывает руку
немолодой уже воин со шрамами и проседью в волосах. -  Мы верим
тебе, и ты поведешь нас!
     - Нет, вы пойдете без меня, но  благословение мое пребудет
с  вами.  Ибо  не  наказан еще Зверь, именующий себя  Верховным
Экзорцистом, и  в  руках  его  находится  невинно осужденный на
мучительную гибель. Прочь из Тойе лежит моя дорога, и  долг мой
сейчас - спасти невиновного, отступника же  да покарает Господь
по слову моему и вере вашей!
     - Да будет  так! - отвечает  этот, с сединой. - Делай, что
должна, эна  Ирма, и не  беспокойся за  нас - мы  верим тебе  и
уповаем на Господа и святую Бланку, а они оборонят нас...

     Я мчалась  всю ночь, не жалея ни  себя, ни  коня. И вот  -
утро, и я  въезжаю в лес, пронизанный косыми солнечными лучами,
напоенный ночной  росой,  приветствующий  меня голосами птиц...
Они -  здесь. Я просто знаю это, как  всегда, и теперь двигаюсь
не спеша, слушая себя и лес,  пытаясь  угадать,  где именно они
встали на ночь...
     Ага... Вот. Тонкая извилистая тропка уводит вглубь леса, и
сразу заметно, что  вчера здесь прошла изрядная толпа. Я слезаю
с лошади, глажу ее по холке на прощание:
     - Спасибо тебе, хорошая,  а  теперь - до свидания. Погуляй
тут,  травки  свежей поешь,  отдохни.  А  потом,  если  хочешь,
возвращайся к хозяину и слушайся его, как меня.
     Лошадь  кивает  головой.  Кажется,  ей  не  очень  хочется
прощаться.
     Зеленая рубашка, верхнее платье - коричневое.  Я мгновенно
растворяюсь в утреннем лесу, не иду - легкой  тенью скольжу над
тропинкой, и Зеленая  Стихия дарует мне свою силу. Попадись мне
сейчас хоть бешеный кабан - дорогу бы уступил.
     Осторожно замираю  меж  деревьев.  Лагерь.  Часового нет -
пока еще не война, да и местность безлюдная... Лошади меня тоже
не чуют,  я для них  не более  чем еще один  шорох леса.  Среди
белых  палаток  одна  -  малиновая.  Не  надо гадать, кому  она
принадлежит. Над костром  вьется  дымок, похоже, завтрак уже на
подходе.
     И тут я замечаю Хозяина. Он привязан к раскидистому клену,
и  по  его изможденному лицу можно предположить,  что  в  таком
положении он  провел всю ночь. Рядом с ним на травке развалился
мордоворот из людей Коссэ.
     Сердце мое болезненно сжимается.  Что  они  с ним сделали,
мерзавцы?  Над левой  бровью  Хозяина  -  ссадина, глаз заплыл,
черты как-то неприятно заострились,  но  у него еще хватает сил
удерживать  облик  Диаль-ри.  Ветерок слегка шевелит  пепельные
волосы - а ветра-то вроде бы нет...
     - Эй, Эрве, жрать дают!
     Мордоворот-охранник   лениво   поднимается   с   травы   и
направляется к костру, даже не взглянув на пленника. Шаг -  и в
следующий  миг  мой  кинжал  уже режет веревки,  холодок  стали
касается запястий пленника, и я слышу радостный шепот:
     - Эль... Ирма!
     - Бежать можешь?  -  лихорадочно  шепчу я, когда последняя
веревка падает на траву.
     - Могу, но... Ты знаешь, я растратил слишком много силы на
эту скотину,  мне бы отлежаться  двое суток... Боюсь, у меня не
получится удрать по Закону Цели.
     - Беги, кому  говорят! - я слегка толкаю его  в спину. - И
предоставь мне разбираться с этими, я их задержу.
     Ему больше не нужно повторять. Он ныряет в  кусты вслед за
мной, я падаю  на  землю, и вижу, как  мелькает  в зелени белая
рубашка...
     - Ах ты, ... , сто дьяволов тебе в селезенку!
     Так, мелькание белой рубашки заметила не я одна. Из лагеря
вылетает бронетанк в  полном  доспехе, судя по золотой отделке,
это  сам  барон  Северин.  Расстояние  между   ним  и  беглецом
стремительно  сокращается  - и тут наперерез ему выскакиваю  я.
Конечно,  кидаться  на полный доспех с одним  кинжалом  -  верх
безрассудства... но все  происходит  помимо  моей воли. Я вдруг
поскальзываюсь на росистой траве, падаю прямо  под ноги барону,
и он  кувырком летит через меня  - головой в  ближайшую березу.
Наши вопли боли сливаются в один.
     Не могу не  отдать должное барону  - от болевого  шока  он
оправился раньше меня. Я, получив в живот чем-то очень твердым,
корчусь  на  земле,  пояс  мой разорван, но в  голове  радостно
бьется: ушел! А пока будут разбираться со мной, и совсем уйдет!
     Со  словами,  кои  я   не   берусь  повторить  в  силу  их
изощренного богохульства, Северин поднимается  с  земли, рывком
ставит  меня  на  ноги,  отбирает  кинжал,   который  я  упорно
стискиваю в ладони, и вяжет мне руки моим же поясом.
     - Откуда ты взялась, сука?
     - Господь послал меня, чтобы не дать свершиться беззаконию
и  несправедливости,  - выговариваю я с трудом,  боль  все  еще
держит переломленным мое дыхание.  -  Я Ирма диа Алиманд, слово
святой Бланки.
     Новая серия богохульств.
     - Счас  я  тебя к Верховному Экзорцисту отведу, -  говорит
Северин в заключение. - И копыто дьявола мне в глотку,  если он
не проделает над  тобой  все то,  что  хотел проделать над  тем
колдуном!

     Мощный  удар  в  спину  швыряет меня на колени.  С  трудом
удержалась, чтобы не ткнуться лицом в траву.
     - Так это ты, нечестивица, именуешь себя святой Ирмой?
     Голос неожиданно  высокий и резкий, он неприятно действует
мне на нервы и, судя по всему, это запланированное воздействие.
     - Я Ирма диа Алиманд, одна из малых мира сего, - отвечаю я
как можно более бесстрастно,  хотя  на языке вертится нечто под
стать  перлам  барона  Северина.  -  А  тому, кто по  скудоумию
именует меня святой, не ты судья, но Господь и святая Бланка.
     Для начала, пожалуй, неплохо. Хотя  это  и  не бросается в
глаза, но сейчас у меня коленки трясутся от страха. Да и вообще
не  двужильная  я   -   после  адской  скачки,  после  лобового
столкновения с  бароном еще и это... У меня  даже пары минут на
вхождение в транс не было, приходится надеяться только на себя.
     У Эренгара Ле Жеанно типичная рожа  фанатика и умертвителя
плоти.  Тощий,  как скелет, высоченный, ряса болтается на  нем,
как на вешалке. Может быть, это прозвучит донельзя банально, но
цветом  она  действительно  напоминает мне засохшую,  порыжелую
кровь. Взгляд желтых, как у  совы,  глаз  по пронзительности не
уступит  взгляду   Лайгалдэ...  к  счастью,  я  давно  приучена
спокойно его выдерживать.
     - Значит, ты признаешь,  что  это ты проповедовала ересь в
Монлозане и Тойе, призывая народ к смуте и неповиновению?
     - Я  проповедовала  истинное учение  Господа  Нашего,  кое
давно покинуто  ромейской  церковью!  И  зову  в свидетели всех
святых и праведников на  небесах,  что я призывала не проливать
крови, дабы не уподобиться тебе, слуга Сатаны!
     - Не   богохульствуй,   еретичка!   -   голос   Верховного
Экзорциста срывается на  визг. - Твоими устами говорит дьявол -
но  моя  власть сильнее! Отвечай, что заставило тебя  рисковать
жизнью ради свободы этого чернокнижника - или