мотрел на предмет,
лежавший на тропе. Воины спешились и подошли к своему королю.
 Перед ними лежало  легкое, сделанное из  ивняка  копье,  которое  могло
принадлежать  разве  что  ребенку.  На  древко  был одет  белый пергаментный
свиток.
 Эрик снял пергамент с древка и подал его своему королю, что так и сидел
в седле. Конан развернул тугой скрипучий свиток.
 Послание было  написано  по-аквилонски  писавший  его, судя  по всему,
торопился - руны были написаны небрежно и разобрать их было весьма непросто.
Нахмурив  брови,  Конан  молча  прочел  послание  •  передал  его  Просперо,
зачитавшему его вслух.
 "КОРОЛЬ ДОЛЖЕН В ОДИНОЧКУ  НАПРАВИТЬСЯ В  ПОХИОЛУ. ЕСЛИ ОН ВЫПОЛНИТ ЭТО
УСЛОВИЕ, С СЫНОМ ЕГО НИЧЕГО НЕ СЛУЧИТСЯ. ЕСЛИ ОН ПОСТУПИТ ИНАЧЕ. РЕБЕНОК ЕГО
УМРЕТ  СТРАШНОЙ  СМЕРТЬЮ.  КОРОЛЬ  ДОЛЖЕН  ИДТИ  ПО ТРОПЕ, ПОМЕЧЕННОЙ  БЕЛОЙ
РУКОЙ."
 Просперо поморщился - послание было написано кровью.
 4. БЕЛАЯ РУКА
 Конан в  одиночку направился к пустынным землям,  лежавшим за пределами
Аквилонии. Если бы  он  вернулся в  Танасул и, собрав  войско, повел его  на
туманную Гиперборею, он потерял бы  сына. Ему не оставалось  ничего другого,
как только выполнять поставленные ему условия.
 Король передал Просперо огромный золотой перстень с печатью, который он
носил на большом пальце правой руки. Тем самым на время своего отсутствия он
передавал пуантенскому  генералу всю полноту власти  в  Аквилонии. В  случае
смерти Конана королем аквилонцев должен был стать второй его сын,  регентами
которого были бы королева Зенобия и генерал Просперо.
 Конан объяснил все это Просперо, глядя ему  в глаза, - он не сомневался
в том, что этот доблестный воин в точности выполнит все сказанное. Но сказал
он ему не только это. Собрав в  Танасуле армию  из рекрутов, Просперо должен
был повести ее на столицу Гипербореи Похиолу.
 Конану  просто-напросто хотелось как-то занять Просперо.  Он  прекрасно
понимал, что никакая  армия не сможет  ни нагнать  его, ни  пройти там,  где
пройдет он,  Конан. Он окажется  в  сверкающих стенах  Похиолы  много раньше
Просперо.
 Эти  земли назывались Пограничным  Королевством. Пустынные безжизненные
пустоши  тянулись до самого  горизонта. То тут, то там  росли чахлые  кривые
деревца. Время  от времени из  заросших болот  вылетали напуганные внезапным
шумом птицы. Холодный,  пронизывающий  до костей  ветер  пел  свою заунывную
песнь.
 Кован спешo, однако оставался внимательным и осторожным. Своего чалого
жеребца Имира  он загнал  прошедшей ночью теперь  под ним был крупный серый
жеребец  барона Гийома Имирского. Барон был так толст,  что весом  почти  не
уступал  Конану.  Скакун его был могуч и широк  в кости.  Киммериец  не стал
брать с собой громоздкую охотничью амуницию, он одел на себя простой кожаный
камзол  и промасленную  кольчугу. Меч он повесил за спину, так  чтобы  он не
сковывал  его  в  движениях  на  передней  луке  седла  он  закрепил  тугой
гирканский лук и колчан со стрелами с черным опереньем.
 Вначале почва  была  мягкой,  и потому  следы коней  гиперборейцев были
видны на  ней ясно. Конан пустил  коня галопом, надеясь хоть как-то выиграть
время. Кто знает, - быть может его суровый бог Кром  смилостивится над ним и
позволит ему догнать бледнолицых похитителей еще до того, как они вступят  в
Похиолу. Впрочем, Конан на это почти не надеялся...
 Теперь  под  копытами коня были уже  камни,  но и здесь он вряд ли  мог
сбиться  со следа  -  похитители оставили  для него меты - отпечатки ладони,
белевшие.  среди темных деревьев.  Порою  знак ставился на вершинах покрытых
сухими травами холмиков,  и тогда  он казался морозным узором невесть откуда
налетевшей стужи.
 Колдовство!  Волосы  на  затылке  киммерийца поднялись  дыбом.  На  его
родине, в  Киммерии, что лежала к северо-западу отсюда, люди слышали о Белой
Руке,  страшном символе колдунов Гипербореи.  От одной мысли о том, что  его
сын попал в руки гиперборейцев, Конану становилось страшно.
 Он все скакал и  скакал вперед по унылой  пустоши, мимо темных холодных
болот, чахлых папоротников и жалких деревьев, не  давая ни  минуты отдыха ни
себе,  ни коню. Пустошь стала погружаться во тьму. На небе появились звезды,
- их было немного, и свет их был тускл,  ибо все небо было  затянуто дымкой.
Луна на минуту вышла из-за облаков, но тут же скрылась вновь. Мир погрузился
во тьму.
 Теперь  Конан должен был ждать рассвета. Кряхтя, киммериец спешился,  -
все члены  его ныли. Накормив овсом  скакуна, он развел небольшой костер  из
сухих папоротников и, положив под голову седло, забылся тяжелым сном.
 Вот уже три дня он скакал по этим неприютным землям. Путь шел по самому
краю Большой  Соленой Топи. Это  огромное болото вполне могло быть останками
внутреннего  моря,  некогда  -  еще  на  заре  цивилизации - заливавшего все
окрестные земли. Почва под ногами становилась все более зыбкой, - чем глубже
в   земли  Пограничного   Королевства   продвигался  Конан,  тем  ненадежнее
становился  его  путь. Тяжелый  серый  жеребец  шел теперь  шагом,  боязливо
переходя с кочки на кочку. Луж становилось все больше, деревья же совершенно
исчезли.
 Над болотом повисли  сумерки.  Жеребец нервно шарахался  из  стороны  в
сторону,  то и дело увязая копытами  в болотной  жиже. Над головой  слышался
писк летучих  мышей. Огромная змея, толщиной в  человеческую руку,  бесшумно
переползла через гнилое, покрытое плесенью бревно и скрылась в темноте. Тьма
становилась все гуще и гуще, но Конан и не думал останавливаться, - он вновь
хотел провести всю ночь в пути, сделав краткий привал лишь в полдень.
 Тропинка раздваивалась. Не  сходя с коня, Конан  стал  искать мету.  На
темном, отполированном  непрестанными дождями камне он вновь увидел странный
светящийся  отпечаток руки.  Он  потянул за поводья  и  направил коня нужной
дорогой.
 Внезапно невесть откуда появились люди. На их грязных изможденных телах
не было  никаких одежд,  кроме  набедренных повязок.  Лица их  были искажены
злобой.
 Конан грозно заревел и, пустив коня вскачь, вынул меч из ножен.
 Дикари обступали его уже со всех сторон, они цеплялись за стремена и за
ноги, хватали его за кольчугу, дергали коня за гриву, пытаясь свалить его  с
ног.  Конь поднялся на дыбы и  замахал своими огромными копытами. Одному  из
дикарей он проломил череп, другому размозжил плечо.
 Клинок  Конана  со свистом  опустился  на  головы  нападавших.  В  одно
мгновенье он обезглавил пятерых, в  черепе же  шестого его меч застрял. Тело
дикаря,  падая, увлекло за  собой и клинок. Конан спрыгнул  с коня и  тут же
оказался окруженный дикарями. Их безумные глаза горели ненавистью, их пальцы
хищно впивались в его руки. Дикая толпа  погребла его под собою, и  в тот же
миг  на  голову   Конана   опустилась  тяжелая  дубина.  Конан   рухнул  как
подкошенный.
 5. ПРИЗРАК ПРОШЛОГО
 Теперь  они шли по  мощенной  камнем дороге.  Впереди замаячил  объятый
туманной дымкой холм. Утомленный долгой дорогой Конн видел его смутно.
 Вершину  холма венчал  огромный замок, сложенный из гигантских каменных
плит в  тусклом свете звезд он казался  призрачным.  По углам  замка стояли
массивные  башни.  К его  мрачному  порталу  отряд  и  направлялся.  Тяжелая
решетка, закрывавшая вход в замок, стала  медленно подниматься. Мальчик едва
смог скрыть свой испуг, - заканчивавшаяся страшными зубьями ржавая решетка и
тьма,  разверзшаяся  за ней, делали  врата похожими  на  осклабленную  пасть
огромного чудища.
 Они въехали в гигантскую залу, слабо  освещенную развешанными по стенам
факелами. Решетка, зловеще лязгнув, опустилась, - пасть захлопнулась.
 Холодные  белые  руки сняли  мальчика с коня  и  бросили  его  в  угол.
Чувствуя  спиной  сырую  стену,  Конн стал  осматриваться. Вскоре  глаза его
привыкли  к  полумраку, и  он  смог рассмотреть  этот огромный  гулкий  зал.
Похоже, других  покоев  в замке  не было.  Своды залы терялись где-то высоко
вверху.  Возле стены  стояли - длинный стол, пара грубых скамеек и несколько
стульев.  На  столе  было пять  или  шесть  деревянных тарелок,  наполненных
объедками, и пара ломтей непропеченного черного хлеба. Только теперь мальчик
почувствовал,  как  он  голоден.  Словно услышав  его мысли, старуха  что-то
приказала своим людям. Один из них взял тарелку со стола и поставил ее перед
Конном.
 Руки  его занемели, ибо все  это время  были  привязаны  к луке  седла.
Человек в черном снял  ремни  с запястий мальчика  и тут  же  стянул его шею
цепью,  привязанной  к  ржавому  кольцу,  закрепленному  на  стене.  Человек
безмолвно наблюдал за тем, как Конн давится объедками.
 Колдун снял  свою  белую  маску,  открыв мальчику  свое  лицо.  Бледное
изможденное лицо несло на себе печать нечеловеческой безмятежности. Конну не
понравились ни  его  тонкие бесцветные губы, ни его  холодные зеленые глаза.
Впрочем,  сейчас ему было  не  до похитителей -  слишком  уж велики были его
усталость  и голод.  К  нему подошел  еще  один  человек, державший  в руках
грязную  дерюгу. Он бросил дерюгу на пол, после чего оба колдуна  удалились.
Конн подгреб под себя  грязную солому, которой были застелены полы  залы, и,
завернувшись в тряпье, тут же уснул.
 Его  разбудил звук колокола. Свет солнца  не  проникал в это чудовищное
сооружение, и потому о времени суток можно было лишь гадать.
 Конн протер  глаза  и  стал  смотреть  по  сторонам.  В центре залы  на
невысоком каменном возвышении,  скрестив  ноги,  сидела  ведьма.  Перед  ней
стояла   огромная   медная   чаша,    наполненная   раскаленными   угольями,
отсвечивающими на ее лице кроваво-красными отблесками.
 Конн принялся рассматривать  ее. Ведьма была старей. Седые пряди падали
на  ее  изрезанное  густой  сеткой  морщин  лицо,  что  казалось  не  только
бесчувственным, но и безжизненным. Однако изумрудные глаза ее были исполнены
удивительной силы, - огненный их взгляд был устремлен в никуда.
 Сидевший рядом с возвышением  человек в черном ударял  обшитой войлоком
колотушкой по небольшому колоколу, имевшему форму  черепа. Глухому его звону
вторило мрачное эхо.
 Один  за  другим в залу  стали  входить  Колдуны.  Лица их  были скрыты
масками  из  слоновой кости, головы прикрыты черными капюшонами мантий. Один
из Колдунов  вел перед собой наглого лохматого человека. Конн вспомнил,  что
человек  этот  был  пленен слугами  смерти  несколькими днями  раньше, - его
поймали на болоте. Ему на шею набросили петлю,  и он то бежал, боясь отстать
от  коня,  то падал, - и  тогда конь тащил его  за собой. Изуродованное тело
пленника было покрыто  грязью. Широко  раскрыв рот, он испуганно озирался по
сторонам.
 Началось  ужасное действо.  Два Колдуна, став на  колени, обвязали ноги
пленника ремнем,  спускавшимся  с  балки.  Они потянули  за  свободный конец
ремня, и  вскоре  человек  уже висел вниз головой над чашей с угольями. Зала
наполнилась истошным кряжом.
 И тогда они перерезали своей жертве горло.
 Пленник  забился в  агонии, но  уже через  несколько мгновений испустил
дух. Глаза Конна  округлились от  ужаса.  Кровь стекала прямо на  уголья, от
которых поднимался неимоверный зловонный чад.
 Все это  время ведьма оставалась  совершенно  недвижной. Присмотревшись
получше, Конн  увидел, что она  слегка покачивается  в такт какой-то слышной
лишь ей одной мелодии. Люди в черном застыли вкруг возвышения. Угли шипели и
потрескивали.  Кровь  текла в чашу нескончаемым потоком. Теперь ведьма  пела
уже  вслух  под  монотонные  удары  колокола.  Конн  потрясено  наблюдал  за
происходящим.
 Облако дыма, повисшее над каменным крутом, стало странно подергиваться,
- казалось, что его касается некая незримая  рука. И тут лицо мальчика стало
бледным как смерть.
 - Кром! - прошептал он дрожащими губами.
 Облако  дыма приняло форму человека - статного  широкоплечего человека,
одетого  по-восточному капюшон  его мантии  был  откинут на  спину.  Голова
человека была обрита наголо, лицо было мрачным и хищным.
 Видение это было страшно. Ведьма  же продолжала свою монотонную  песнь,
походившую на завыванье холодного ветра.
 Туманный  образ стал уплотняться: мантия  стала темно-зеленой,  лицо  -
красновато-коричневым,  как  у стигийцев и жителей  Шема. Застыв  от  ужаса,
мальчик  вгляделся  в лицо призрака. Ему казалось, что он когда-то уже видел
его или, по крайней мере,  слышал о нем  - эти  хищные черты,  этот безгубый
рот, эти горящие изумрудным светом глаза...
 Тонкие губы задвигались и раздался странный, словно слетавший откуда-то
издалека голос.
 -  Приветствую  тебя,  о  Лахи! - сказал призрак.  В  ответ ему  ведьма
сказала:
 - Приветствую тебя, Тот-Амон!
 Конн окаменел, - теперь он знал, что пленили его не обычные похитители.
Он попал в лапы  к самому страшному  и коварному врагу своего рода, - в лапы
предводителя  черных магов  мира,  стигийского колдуна, некогда поклявшегося
именем  своих  страшных  богов погубить Коннана-Киммерийца и  стереть с лица
земли Аквилонии.
 6. ЗА ВРАТАМИ СМЕРТИ
 Конан пришел в себя  перед рассветом. Голова его раскалывалась от боли,
лицо было покрыто коркой запекшейся крови. И все же он был жив.
 Болотных дикарей  рядом с  ним не было. Они исчезли в ночи, прихватив с
собой и награбленное, и трупы своих  людей. Постанывая, Конан сел и обхватил
голову  руками.  Его  обобрали  донага,  оставив  на  нем  лишь  башмаки  да
изорванные в клочья  одежды. Теперь у  него не было  ни коня, ни оружия,  ни
провизии. Неужели болотные люди решили, что он мертв? Судя по всему, так оно
и  было, - такими ударами  можно было  свалить и быка, -  если бы не толстая
кость, Конан отправился бы к праотцам.
 В  народе ходили  легенды  о  том,  что эти  дикари  были выродившимися
потомками  беглых  рабов  и  преступников,  искавших  прибежища  на  болоте.
Кровосмесительные браки низвели их до уровня диких зверей. Удивительным было
то, что дикари не сожрали его, - люди, дошедшие до животного состояния,  как
правило, питают  особенную  приязнь  к человеческой плоти. Конан поднялся на
ноги и только тогда понял, что же отпугнуло дикарей.
 На измятой грязной траве отчетливо виднелся знак Белой Руки.
 Ему не оставалось ничего  другого, как только идти пешком. Обратив одну
из ветвей росшего неподалеку дерева в увесистую дубину, Конан продолжил свой
путь на северо-восток, следуя по тропе, отмеченной знаками.
 Он  вырос в  суровом краю  и  потому  к подобным походам  ему  было  не
привыкать. Много  воды  утекло с  той  поры  много  лет ему, королю  гордой
Аквилонии, не приходилось ни ходить по следу, ни  скитаться в диких  землях,
где каждый шаг  сопряжен с опасностью.  Теперь  он  был только рад тому, что
старые  привычки нисколько не забылись.  Отодрав  от прикрывавших  его  тело
лохмотьев  узкую  полоску,  он  сделал  из нее  пращу  и несколькими меткими
бросками подбил пару  уток. При всем желании  он  не мог развести  на болоте
огня  и потому ему пришлось  есть их сырыми.  Ему  пришлось  отбиваться и от
свирепой  своры  диких псов,  и  дубина его  для  этой  цели пришлась весьма
кстати. Порой ему приходилось довольствоваться лягушками  и  раками, которых
он  нанизывал на  заостренную  палочку.  Тропа же шла все дальше и дальше на
северо-восток.
 Ему казалось, что прошла уже целая вечность, когда, наконец, он  достиг
пределов Пограничного Королевства. Граница Гипербореи была помечена странным
изваянием,  призванным вселять  страх  в  сердца людей. Гряды мрачных холмов
поднимались все выше и выше. Извилистая тропинка привела киммерийца к узкому
перевалу, по обеим сторонам которого, словно угрюмые стражи, стояли округлые
вершины. Склон одной из  них был  отмечен  диковинным  знаком  грязно-белого
цвета, что тут же бросался в глаза. Конан подошел к нему поближе и, скрестив
на груди свои могущие руки, стал рассматривать его.
 Это  был череп,  формою своей схожий с человеческим черепом,  но только
куда больших размеров. Конану стало не по себе, - ему вспомнились сказанья о
великанах и троллях. Прищурив глаза, киммериец присмотрелся получше и тут же
губы его искривились в улыбке. За долгие годы странствий ему многое довелось
повидать, видел  он и  подобные  черепа. Они принадлежали  древним мамонтам,
видом походившим на  слонов. Если бы  не бивни, то черепа эти  действительно
можно было бы принять за  останки великанов.  У этого же черепа  бивни  были
просто-напросто  отпилены.  Конан  сплюнул.  Как ни  странно,  но  увиденное
приободрило его, - тот, кто прибегает к уловкам, не может быть всесильным.
 На  лбу  мамонта была сделана  надпись,  -  уродливые руны  явно  имели
гиперборейское происхождение. Волею судеб  Конану пришлось освоить множество
языков, пусть  при этом  познания его и были поверхностными. Нахмурив чело и
собравшись с мыслями, он прочел: "Врата Гипербореи-
 Врата Смерти для незваного гостя".
 Презрительно хмыкнув, Конан  спустился  с  перевала.  Теперь он  шел по
вражьим землям.
 Стоило  Конану миновать  Ворота Смерти, как он  оказался  на пустынной,
полого уходящей  вниз равнине, по сторонам которой  высилось несколько голых
холмов. Теперь под ногами его было каменное крошево. Ничуть не сбавляя шага,
Конан вступил в холодное царство тумана, стараясь постоянно  быть настороже.
Однако земля эта казалась совершенно необитаемой.
 Немногие жили в этой  студеной стране, где солнце  не греет, а сердцами
владеет страх.  Правители  Гипербореи  селились в огромных замках, сложенных
изгигантских каменных плит, слуги  же - в жалких лачугах, тесно  обступавших
скудные поля.
 Конан  знал  о том,  что огромные  серые волки Севера  бродят  по  этим
землям, что  в пещерах здешних живут свирепые пещерные медведи, а по залитым
туманом равнинам бродят редкие мамонты, северные олени и овцебыки. Земли эти
были негостеприимны и суровы.
 Вскоре  Конан оказался у первой  из  каменных цитаделей, что называлась
именем  Сигтона.  В   Асгарде  он  не   раз  слышал   рассказы   о  свирепой
властительнице Сигтоны, что питалась по слухам только  человеческой  кровью.
Стараясь не  подходить к замку, он направился  дальше, к цитадели,  носившей
имя Похиола.
 Путь ему предстоял  неблизкий.  Много  дней и ночей прошло, прежде  чем
Конан  увидел  в  свете звезд холм,  вершина  которого была увенчана мрачным
замком  с массивными приземистыми  башнями.  Полуголый,  голодный, грязный и
безоружный, упрямый киммериец смотрел на Твердыню Колдунов с огнем во взоре.
Где-то здесь находится его старший сын. Кто знает,  быть может, именно здесь
ему, Конану, суждено сложить свою голову. Но бороться со Смертью ему было не
впервой и пока, хвала Крому, ему удавалось выходить победителем.
 Гордо подняв голову, Конан подошел к мрачным вратам Похиолы.
 7. ВЕДЬМА
 Железные зубья  решетки застыли высоко вверху. Сколоченные  из  черного
дерева   массивные  ворота  поблескивали  шляпками   железных  гвоздей,  что
сливались в некую  магическую руну, неведомую Конану. Ворота были распахнуты
настежь.
 Конан вошел внутрь, мрачно  отметив про себя, что толщина  здешних стен
никак не меньше двадцати шагов. Он оказался  в главной зале огромного замка.
Кроме старухи с гладкими  седыми  волосами, здесь никого не было. Она сидела
на круглом каменном возвышении, созерцая чашу с горящими угольями. Киммериец
знал, что  это Лахи, королева и главная  жрица Колдунов, считавших ее  живым
воплощением их богини смерти. Громко ступая  по  каменным плитам пола, Конан
достиг  центра  залы  и,  скрестив  на  груди   руки,  остановился  рядом  с
возвышением.
 Ведьма  продолжала  созерцать  тлеющие  уголья.  Лишь через минуту  она
перевела взгляд  своих  зеленых кошачьих глаз  на Конана. Киммериец  тут  же
почувствовал силу этого взгляда. Лахи казалась дряхлой немощной старухой, но
за этой жалкой маской чувствовалось присутствие чего-то необычайно сильного.
 -  Тот-Амон приказал мне убить тебя  на месте или  сковать  тебя самыми
тяжелыми цепями, заговорила ведьма. Голос ее был хриплым.
 Конан и бровью не повел.
 - Я хочу