еожиданности он промедлил какую-то секунду, этого оказалось
достаточно, чтобы Гейнс свободной рукой нанес страшный удар ребром  ладони
по шее охранника. Тот застонал и свалился замертво.
   Импульс одержал над ним победу и на этот  раз!  Охранник  был  мертв  -
ударом руки Гейнс сломал ему шею. Гейнс оперся спиной о стену, справился с
приступом удушья и рвотой. Придя  в  себя,  он  взял  фонарь  охранника  и
повернулся к ангару. В темноте с трудом  просматривался  корпус  огромного
космического корабля.
   Дрожащими руками Гейнс нащупывал путь к кораблю, затем зажег  спичку  и
держал ее в ладонях, пока осматривал внутренность  ангара  через  открытые
ворота. Он  опасался,  как  бы  свет  в  ангаре  не  привлек  постороннего
внимания.
   Проникнув внутрь ракеты, он зажег фонарь - дал самый слабый свет - и по
мосткам двинулся в заднюю часть ракеты,  туда,  где  обычно  располагается
двигатель.  Двигатель  оказался  простейший,  и  на  его   разрушение   не
требовалось ни больших усилий, ни продолжительного времени.
   Он  легко  обнаружил  контрольные  гайки,  пробежал  глазами  ничем  не
покрытые стенки двигателя, обследовал трубки, выведенные на них.  Судя  по
результатам осмотра этого  небольшого  аппарата,  корабль  в  значительной
степени уступал тому, который потерпел крушение там,  в  лесу.  И  тем  не
менее на его создание ушло много лет и практически все состояние Оглсорпа.
Если этот корабль уничтожить, на постройку нового людям потребуется  много
времени, лет десять или, по меньшей  мере,  два  года...  Он  утерял  нить
мысли, но чувствовал, что память понемногу начинает восстанавливаться.  Он
вдруг увидел себя в тесном металлическом помещении, судорожно,  но  тщетно
пытающимся  приостановить  утечку  горючего.  Затем   услышал   последний,
прикончивший ракету взрыв, и началось беспомощное падение  корабля  сквозь
атмосферу Земли. Он едва успел перебраться в переходной отсек  корабля,  и
тот грохнулся о землю. Корабль упал прямо на дом, а  его  самого  чудесным
образом выбросило из корабля, и прежде чем упасть на землю,  он  повис  на
нижних ветках дерева.
   Человеку, который находился в доме, повезло меньше: он  вылетел  оттуда
вместе с рухнувшей стеной уже мертвым. Пришелец  смутно  помнил,  с  каким
отвращением снимал он с убитого одежду, облачался в  нее.  Потом  на  него
свалилась балка, он потерял сознание, наступила тьма... И  значит,  он  не
Гейнс, а тот, из ракеты, и то, что он рассказывал Оглсорпу, было чистейшей
правдой.
   У Гейнса - мысленно  он  продолжал  называть  себя  так  -  подогнулись
колени, и он смог устоять,  только  ухватившись  обеими  руками  за  прут,
высовывавшийся из стены, и продолжал он свой путь с огромным  усилием.  Но
ему еще предстояла работа, а что до его болячек - тут дело терпит.  Теперь
ему казалось, что с самого первого момента осознания себя на Земле, там, у
дома в лесу, он знал, что смерть  не  промедлит  и  настигнет  его  раньше
наступления следующего дня, но это его не пугало.
   Он снова осмотрелся вокруг и заметил  сумку  с  инструментами,  которая
лежала открытой на полу, и из нее торчал гаечный ключ.  Как  раз  подойдет
отвинтить контрольные гайки. Фонарь лежал на полу,  там,  где  он  оставил
его, он пнул его ногой, чтобы направить свет на стенку двигателя,  нащупал
гаечный ключ, и пальцы плотно охватили его ручку.
   И тут в свете фонаря он впервые увидел свою руку. Высоко  вились  синие
вены на светло-голубой, как ему показалось, коже руки. Он тупо отметил это
про себя, поднес к глазам другую руку и оглядел  ее,  она  была  синей,  и
ладони, повернутые вверх, тоже оказались синими. Синий!
   Он вспомнил все - яркой вспышкой вернулась память,  и  потом  понеслись
перед   его   внутренним   взглядом   многочисленные   картины.    Занятый
откручиванием гаек, он в то же время прослеживал картины, которые  вернула
ему  память.  Он  видел  почти  опустевшие  улицы  прелестного  сказочного
городка, к вот будто рядом, здесь открылась  перед  ним  дверь  одного  из
домов, показался мужчина, хватавшийся за горло синими руками, и  в  корчах
свалился на землю. Мимо проходили люди, осторожно обходя труп, они боялись
коснуться друг друга.
   По всей  планете,  всюду  людей  настигала  смерть.  Вся  планета  была
захвачена ею. Она ложилась на кожу пораженного  болезнью  человека  и  при
малейшем прикосновении передавалась другому и отправлялась дальше, поражая
все новые и новые жертвы. Микробы погибали на воздухе за несколько секунд,
но множество  новорожденных  тут  же  выбиралось  из  пор  кожи,  и  среди
населения планеты все меньше оставалось способных сопротивляться  болезни.
При малейшем контакте болезнь начинала свое коварное завоевание организма,
а через несколько месяцев неожиданно  атаковала  тело,  окрашивала  его  в
синий цвет, и человек погибал через несколько часов в страшных мучениях.
   Некоторые считали, что болезнь - результат  вышедшего  из-под  контроля
научного эксперимента, другие - что ее споры попали на планету из космоса.
Причины могли быть разные, но факт оставался фактом: на Марсе справиться с
болезнью не могли. Слабые надежды на выживание оставляли  легенды  о  том,
что на планете Земля, прародительнице марсианской цивилизации,  существуют
люди, и ничего другого не оставалось, как обратиться к ним за помощью.
   Он увидел себя перед экзаменаторами. В результате сдачи этих  экзаменов
выбор пал на него, он должен был лететь на  космическом  корабле,  который
они  лихорадочно   строили.   Его   избрали   потому,   что   он   обладал
исключительными     способностями     к     телепатии,     даже      среди
высокоинтеллектуально развитых марсиан  он  оказался  вне  конкуренции.  В
последние несколько недель  перед  полетом  эти  его  способности  активно
развивали и одновременно внушали ему обязанности, его миссию,  которую  он
должен был выполнить хотя бы ценой собственной жизни.
   Гейнс заметил, как из контрольных трубок брызнули первые капли  горючей
смеси, и отбросил гаечный ключ. Старик Леан Дагх сомневался, что он сможет
телепатически считывать у  людей  иной  расы,  иной  культуры  информацию,
припомнил Гейнс. Очень жаль, что старик умер, так  и  не  узнав,  что  его
методы оправдали себя, пусть даже сама миссия окончилась неудачей, так как
земляне оказались  очень  слабы  в  искусстве  врачевания.  И  ему  теперь
оставалось выполнить последний долг - не допустить, чтобы обитатели  этого
мира погибли так же, как погибли марсиане.
   С большим трудом он заставил себя подняться и, спотыкаясь и бормоча под
нос  что-то  невнятное,  прошел  обратно  по  мосткам.  Синева  его   кожи
потемнела, и он, буквально  приказывая  своим  мускулам  не  распускаться,
заставил себя преодолеть расстояние до дверей, до охранника, тело которого
оставалось лежать там же, на месте схватки.
   Он  был  почти  без  сил;  оставшиеся  он  употреблял  на   то,   чтобы
преодолевать большее, чем на его планете, притяжение, каждое его  движение
превращалось в пытку. Он попытался волочить труп по земле, но сам упал,  и
на четвереньках, а то  и  ползком,  вцепившись  одной  рукой  и  зубами  в
воротник куртки охранника, тащился к двигателю корабля. Кружилась  голова,
он был на грани бесчувствия, и один раз тьма совсем было поглотила его, но
придя в сознание, он обнаружил себя  внутри  корабля,  ползущим  со  своей
ношей под воздействием все тех же импульсов,  которые  были  сильнее  его,
сильнее его воли.
   Мало-помалу он одолел мостки, заполз в  машинное  отделение  и  сбросил
труп в небольшую лужицу горючего, натекшего за это время на пол. Помещение
было наполнено парами бензина, в нем похолодало, но едва  ли  он  что-либо
чувствовал. Ему  оставалось  выполнить  свой  последний  долг,  для  этого
достаточно было одной искры.
   На Марсе останутся непогребенными некоторые из умерших, это  неизбежно,
а в трупах останутся живые микробы, и с  этим  могли  бы  встретиться  там
земляне. Нельзя  допустить  этой  встречи.  Пока  последний  марсианин  не
превратится в пыль, пока микробы, оказавшись на открытом воздухе,  все  не
погибнут, земляне должны оставаться на  Земле,  в  собственной  атмосфере,
только это гарантирует им жизнь.
   Теперь носителями инфекции на Земле были только он сам и тело человека,
которого он коснулся; оставался еще и корабль, способный  доставить  людей
на Марс, к непосредственным источникам заболевания. Все это  теперь  легко
исправить.
   Пришелец с Марса, тихо  улыбаясь,  достал  из  кармана  своего  пиджака
коробок со спичками, полученный от охранника. И за мгновение до того,  как
смертельная тьма сомкнулась над ним, он успел достать спичку и чиркнуть ею
по коробку. Появился язычок пламени, и тут же ярким светом осветилось  все
вокруг.



    Лестер дель Рей.
    Крылья ночи

   -----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Химия и жизнь", 1969, N 5. Сокр.пер. - Н.Галь.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   - Черт бы побрал всех марсиашек! - Толстяк Уэлш выплюнул эти  слова  со
всей злобой, на какую способен  оскорбленный  представитель  высшей  расы.
Только дотянули до Луны - и опять инжектор барахлит. Ну, попадись мне  еще
разок этот марсиашка...
   - Ага. - Тощий Лейн нашарил позади себя гаечный ключ и,  кряхтя,  снова
полез в самое нутро машинного отделения. - Ага.  Знаю.  Сделаешь  из  него
котлету. А может, ты сам виноват? Может, марсиане тоже люди?  Лиро  Бмакис
тебе ясно сказал: чтоб полностью разобрать и проверить инжектор, нужно два
дня. А ты что? Заехал ему в морду, облаял  его  дедов  и  прадедов  и  дал
восемь часов на всю починку...
   Сто раз он спорил с Уэлшем -  и  все  без  толку.  Толстяк  -  отличный
космонавт, но никак не позабудет  всю  эту  чушь,  которой  пичкает  своих
граждан  Возрожденная  Империя:  о  высоком  предназначении  человека,   о
божественном промысле - люди, мол, для  того  и  созданы,  чтобы  помыкать
всеми иными племенами и расами. А впрочем, Лейн и  высоким  идеалам  знает
цену: тоже радости мало.
   Сам он к окончанию  университета  получил  лошадиную  дозу  этих  самых
идеалов, Да еще солидное наследство - хватило бы на троих - и  вдохновенно
ринулся в бой. Писал и печатал книги, произносил речи, вступал в различные
общества и сам их создавал и выслушал по своему  адресу  немало  брани.  А
теперь он ради хлеба насущного перевозит грузы по трассе Земля -  Марс  на
старой, изношенной ракете. На четверть ракета - его собственность. А тремя
четвертями  владеет  Толстяк  Уэлш,  который  достиг  этого   без   помощи
каких-либо идеалов, хотя начинал уборщиком в метро.
   - Ну? - спросил Толстяк, когда Лейн вылез наружу.
   -  Ничего.  Не  могу  я  это  исправить,  недостаточно   разбираюсь   в
электронике...
   - Может, дотянем до Земли?
   Тощий покачал головой.
   - Вряд ли. Лучше сядем где-нибудь на Луне.  Может,  и  найдем  поломку,
прежде чем кончится воздух.
   Толстяк повел ракету вниз; посреди небольшой равнины  он  высмотрел  на
редкость чистую и гладкую площадку.
   - Пора бы тут устроить аварийную станцию, - пробурчал он.
   - Когда-то была, - сказал Лейн. - Но ведь  на  Луну  никто  не  летает.
Грузовики, вроде нас, не в счет. Странно, какая ровная  эта  площадка,  ни
одной метеорной царапинки не видно.
   - Стало быть, нам повезло... Эй, что за черт?!.
   В тот миг, как они готовы были удариться о поверхность, ровная площадка
раскололась надвое, обе половинки скользнули в стороны -  и  ракета  стала
медлительно  опускаться  в  какой-то  кратер;  дна  не  было  видно;   рев
двигателей вдруг стал громче. А над головой вновь сошлись  две  прозрачные
пластины, Веря и не веря собственным глазам, Лейн уставился  на  указатель
высоты.
   - Сто шестьдесят миль ниже поверхности! Судя по шуму, тут есть  воздух.
Что это за капкан, откуда он взялся?
   - Сейчас не до  этого.  Обратно  не  проскочить,  пойдем  вниз,  а  там
разберемся.
   Да, Толстяк не  страдает  избытком  воображения.  Делает  свое  дело  -
опускается в исполинском кратере, точно на космодроме  в  Йорке,  и  занят
только тем, что барахлит инжектор, а что ждет на дне,  его  мало  заботит.
Тощий вновь уставился на экраны - кто и зачем построил этот капкан?


   Л'ин поворошил  кучку  песка,  выудил  крохотный  красноватый  камешек,
которого сперва не заметил, и  поднялся  на  ноги.  Спасибо  Великим,  они
послали ему осыпь как раз вовремя, старые грядки столько раз перерыты, что
уже совсем истощились. Чуткими ноздрями он втянул запах  магния,  немножко
пахло железом, и серы тут  сколько  угодно  -  все  очень,  очень  кстати.
Правда, он-то надеялся найти медь, хоть щепотку...
   Он  подобрал  корзину,   набитую   наполовину   камешками,   наполовину
лишайником, которым заросла эта  часть  кратера.  Растер  в  пыль  осколок
выветрившегося камня заодно с клочком лишайника и отправил в рот.  Приятно
ощущать на языке душистый магний, и лишайник тоже вкусный, сочный. Если бы
еще хоть крупицу меди...
   Л'ин печально вильнул гибким хвостом и побрел назад, к себе  в  пещеру.
Он мельком взглянул вверх. Луч света, постепенно  слабея,  слой  за  слоем
пронизывал воздух: там, где покатые стены исполинской долины  упираются  в
свод, есть перекрытое отверстие. Долгие тысячелетия вырождалось и вымирало
племя Л'ина, а свод все держался, хоть опорой ему служили только  стены  -
неколебимые, куда более прочные, чем сам  кратер;  единственный  и  вечный
памятник былому величию его народа.
   Свод построили в те времена,  когда  Луна  теряла  остатки  разреженной
атмосферы и племя Л'ина напоследок вынуждено было искать прибежища в самом
глубоком кратере, где кислород можно было удержать, чтоб не улетучивался.
   Но время не щадило его предков, оно состарило весь народ,  как  старило
каждого в отдельности, оно отнимало у молодых силу и надежду. Какой  смысл
прозябать здесь, взаперти, не  смея  выйти  на  поверхность  планеты?  Они
позабыли многое, что знали и умели  прежде.  Машины  рассыпались  в  прах,
племя вернулось к первобытному существованию,  кормилось  камнем,  который
выламывали из стен кратера, да выведенными уже здесь, внизу,  лишайниками,
которые могли расти без солнечного света, усваивая энергию  радиоактивного
распада. И с каждым годом на грядках сажали все меньше потомства, но  даже
из этих немногих зерен прорастала  лишь  ничтожная  доля,  и  от  миллиона
живущих остались тысячи, потом только сотни и под конец - горсточка  хилых
одиночек.
   Лишь тогда они поняли, что надвигается  гибель,  но  было  уже  поздно.
Когда появился Л'ин, в живых оставалось только трое старших,  и  остальные
семена не дали ростков. Старших давно нет, уже многие годы Л'ин -  один  в
кратере...
   Вот и дверь жилища, которое он выбрал для себя среди  множества  пещер,
вырезанных в стенах  кратера.  Он  вошел  к  себе.  В  глубине  помещалась
детская, она же и мастерская; неразумная, но упрямая надежда влекла его  в
самый дальний угол.
   И, как всегда, понапрасну. Ни единый красноватый росток не проклюнулся,
никакой надежды на будущее. Зерно не проросло, близок  час,  когда  всякая
жизнь на родной планете угаснет. С  горечью  Л'ин  отвернулся  от  детской
грядки.
   Съесть бы всего несколько сот молекул любой  медной  соли  -  и  зерна,
зреющие в нем, могли бы дать ростки. Или прибавить те же молекулы к  воде,
когда поливаешь грядку, - и проросли бы уже посеянные семена... Каждый  из
племени Л'ина носил в себе и мужское и женское  начало,  каждый  мог  и  в
одиночку дать зерно, из которого вырастут дети.
   Но, как видно, не суждено...
   Л'ин склонился к тщательно сработанному перегонному аппарату, и оба его
сердца тоскливо сжались. Сухой лишайник и  липкая  смола  все  еще  питали
собою медленный огонь, и медленно сочились из последней трубки и падали  в
каменную чашу капля за каплей. Но и  эта  жидкость  не  издавала  хотя  бы
самого слабого запаха медной соли...
   Остается еще один путь, он труднее, опаснее. Старинные записи  говорят,
что где-то под самым сводом, где воздух  уже  слишком  разрежен  и  дышать
нельзя, есть вкрапления  меди.  Значит,  нужен  шлем,  баллоны  со  сжатым
воздухом; и еще крючья и скобы, чтобы взбираться по  разъеденной  временем
древней дороге наверх, и еще - инструменты, распознающие  медь,  и  насос,
чтоб наполнить баллоны. Быть может, он найдет медь для возрождения. Задача
почти немыслимая  -  и  все  же  надо  справиться.  Его  племя  не  должно
умереть!..
   Внезапно в  пещере  раздался  пронзительный  свист.  В  энергополе  над
створчатым шлюзом свода появился  метеорит  -  и,  видно,  огромный!  Л'ин
кинулся вперед и  прижал  пальцы  к  решетчатой  панели.  Решетка  на  миг
засветилась, значит, метеорит вошел в  кратер.  Л'ин  опустил  руку,  чтоб
створы шлюза вновь сошлись, и заторопился к выходу.  Быть  может.  Великие
добры и, наконец, отозвались на его мольбы. Раз он не может найти  медь  у
себя дома, они посылают ему дар извне. Быть может, метеорит так велик, что
еле уместится в ладони!..
   Блеснул огонек - но не так должен бы вспыхнуть такой большой  метеорит,
врезаясь в сопротивляющийся воздух. До слуха  наконец  донесся  сверлящий,
прерывистый вой - метеорит должен бы издавать совсем не такой звук.  Гость
не падал стремглав, а  опускался  неторопливо,  и  яркий  свет  не  угасал
позади, а был обращен вниз. Но это значит...  это  может  означать  только
одно - разумное управление. Ракета!!!
   Такая машина могла прилететь только со сказочной планеты, что находится
над его родным миром, либо с тех,  которые  обращаются  вокруг  Солнца  по
другим орбитам. Но есть ли там разумная жизнь?
   Он мысленно перебирал в памяти  записи,  оставшиеся  со  времен,  когда
предки  летали  к  соседним  планетам.  На  второй  планете  жили   только
чешуйчатые твари, скользящие в воде, да причудливые папоротники на  редких
клочках суши. На планете, вокруг которой обращается его родной мир, кишели
звери-гиганты, а сушу  покрывали  растения,  глубоко  уходящие  корнями  в
почву. Четвертую планету населяли существа более понятные: жизнь здесь  не
разделялась на животную и растительную. Комочки живого вещества,  движимые
инстинктом, уже стягивались в стайки, но еще  не  могли  общаться  друг  с
другом. Да, скорее всего, именно этот мир  стал  источником  разума.  Если
каким-то чудом ракета все же прилетела из третьего мира, надеяться  не  на
что: слишком он кровожаден, это ясно из древних свитков, на каждом рисунке
огромные свирепые чудища раздирают друг друга в клочья...
   Корабль  опустился  поблизости,  и  Л'ин,  полный  страхов  и   надежд,
направился к нему, туго свернув хвост за спиной.
   Увидав у открытого люка двух пришельцев, он тотчас понял,  что  ошибся.
Эти существа сложены примерно так же, как и он,  хотя  гораздо  крупней  и
массивнее, и, значит, - с третьей планеты. Они  озирались  по  сторонам  и
явно радовались, что тут есть чем дышать. Потом одно из них что-то сказало
другому. Новое потрясение!
   Оно  говорит  внятно,  интонации  явно  разумны,  но   сами   звуки   -
бессмысленное  лопотанье.  И  это  -  речь?!  Л'ин  собрал  свои  мысли  в
направленный луч.
   И опять потрясение. Умы  пришельцев  оказались  почти  непроницаемы,  а
когда он, наконец, нашел ключ и начал нащупывать их мысли, стало ясно, что
они его мыслей читать не могут! И однако они разумны. Но тот,  на  котором
он сосредоточился, наконец его заметил и порывисто ухватился  за  второго.
Слова по-прежнему были корявые, нелепые, но общий смысл сказанного  лунный
житель уловил:
   - Толстяк, что это такое?!
   Второй пришелец обернулся.
   - Не поймешь. Какая-то сухопарая обезьяна в три фута ростом.  Тощий,  а
по-твоему, она не опасная?
   - Навряд ли. Может быть, даже разумная. Этот купол строили не люди.
   И пришелец, который называлс