Луны уловил:
     - Толстяк, это что такое?!
     Второй пришелец обернулся и уставился на подходящего к ним Лъина.
     -  Не  поймешь.  Какая-то  сухопарая  обезьяна  в  три  фута  ростом.
По-твоему, она не опасная?
     -  Навряд  ли.  Может  быть,  даже  разумная.  Этот  купол  наверняка
сработала не какая-нибудь горсточка переселенцев - сразу видно,  постройка
не человеческая. Эй!  -  обратился  к  лунному  жителю  пришелец,  который
мысленно называл себя Тощим, хотя с виду был большой и плотный. -  Ты  кто
такой?
     - Лъин, - ответил тот,  подходя  ближе,  и  ощутил  в  мыслях  Тощего
удивление и удовольствие. - Лъин. Я - Лъин.
     - Пожалуй, ты прав, Тощий, - проворчал Толстяк.  -  Похоже,  он  тебя
понимает. Любопытно, кто прилетел сюда и обучил его говорить по-людски?
     Лъин немного  путался,  не  сразу  удавалось  различить  и  запомнить
значение каждого звука.
     - Не понимает людски. Никто прилетал сюда. Вы...
     Дальше слов не хватило, он шагнул поближе, показывая на голову Тощего
и на свою. К его удивлению, Тощий понял.
     - Видимо, он читает наши мысли. Это телепатия.
     - Ишь ты! Марсияшки тоже толкуют, будто они таким манером друг  друга
понимают, а вот чтоб они у человека мысли прочитали, я ни разу  не  видал.
Они толкуют, будто у нас мозги  как-то  не  так  открываются.  Может,  эта
обезьяна, Рим этот, тебе все врет.
     - Ну, вряд ли. Посмотри-ка на тестер, вон какая радиоактивность. Если
бы здесь побывали люди и вернулись, об этом бы уже всюду кричали.  Кстати,
его зовут не Рим, больше похоже на Лин, а по-настоящему нам не выговорить.
- Он послал мысль Лъину, и тот послушно повторил свое имя. - Видишь? У нас
"л" - плавный звук, а у него взрывной. А согласный на конце он  произносит
как губной, хотя и похоже на наш зубной. В нашей речи  таких  звуков  нет.
Интересно, насколько он разумен.
     Не успел Лъин составить подходящий ответ,  как  Тощий  нырнул  в  люк
корабля и через минуту вернулся с пакетиком под мышкой.
     - Космический разговорник, - объяснил он Толстяку. - По таким сто лет
назад обучали марсиан. - И обратился к Лъину: - Тут собраны шестьсот самых
ходовых слов нашего языка и расположены так,  чтобы  как  можно  легче  их
постепенно усвоить. Смотри на картинки, а я буду говорить и думать  слова.
Ну-ка, о-дин... два... понимаешь?
     Толстяк Уэлш некоторое время смотрел и слушал и отчасти потешался, но
скоро ему это надоело.
     - Ладно, Тощий, можешь  еще  понянчиться  со  своим  туземцем,  вдруг
узнаешь что-нибудь полезное. А пока ты не  принялся  за  ремонт,  я  пойду
осмотрю стены, любопытно, что тут есть радиоактивного. Эх, жаль, на  наших
грузовиках передатчики никудышные, вызывай не вызывай - далеко не услышат.
     И он побрел прочь, но Лъин  и  Тощий  этого  даже  не  заметили.  Они
поглощены были нелегкой задачей - найти средства общения; казалось бы,  за
считанные часы, при совсем разном жизненном опыте  это  неосуществимо.  Но
как ни странны были чужие  звуки  и  сочетания  слов,  как  ни  причудливо
соединялись они в значимые группы, в конце концов,  это  была  всего  лишь
речь. А Лъин появился на свет, уже владея речью  чрезвычайно  сложной,  но
для него естественной, как дыхание. Усиленно кривя губы, он один за другим
одолевал трудные звуки и неизгладимо утверждал в мозгу их значение.
     Под конец Толстяк, идя на голоса, отыскал их в пещере Лъина, уселся и
смотрел на них, точно взрослый на малыша, играющего с собакой. Не то чтобы
Лъин вызывал у него недоброе  чувство,  но  и  человеком  Толстяк  его  не
считал: так, смышленое животное, вроде марсиан или дикарей с Венеры; ну, а
если Тощему угодно обращаться с ним как с равным, пускай покуда тешится.
     Лъин смутно улавливал и эти мысли, и еще другие,  более  опасные;  но
его слишком захватило общение с живым  разумом,  ведь  почти  столетие  он
провел в полном одиночестве. А было  кое-что  и  поважнее.  Он  подергивал
хвостом, разводил руками и усердно одолевал земные звуки, Тощий, как  мог,
поспевал та ним.
     Наконец землянин кивнул:
     - Кажется, я понял. Все, кроме тебя, уже умерли, и тебе очень  не  по
душе, что выхода никакого нет. Гм-м. Мне такое тоже бы не  понравилось.  И
теперь ты думаешь, что эти твои Великие, а по-нашему бог, послали нас сюда
поправить дело. А как поправить?
     Лъин просиял, лицо его сморщилось и скривилось от удовольствия, и  он
не сразу понял, что Тощий неверно  истолковал  эту  гримасу.  Намерения  у
Тощего добрые. Если он поймет, в чем нужда, он, пожалуй, охотно даст меди,
ведь  из  древних  записей  известно,  что  третья  планета  богаче   всех
минералами.
     - Нужен Нра. Жизнь получается от того, что из  многих  простых  вещей
делается одна не простая: воздух, что надо для питья, что надо для  еды  -
это все у меня есть, и я живу. А чтобы начаться новой жизни, нужен Нра. Он
- начало начал. Само зерно неживое, будет Нра - оно оживет. Только у  меня
нет слова.
     С нетерпением он ждал, пока Тощий все это усвоит.
     - Какой-то витамин или гормон, что ли? Вроде витамина Е6? Может, мы и
могли бы его сделать, если...
     Лъин кивнул. Да, конечно. Великие добры.  На  обоих  сердцах  у  него
потеплело от мысли о многих заботливо укрытых про  запас  зернах,  которые
можно прорастить, была бы только желанная медь. А теперь человек  с  Земли
готов ему помочь. Еще немножко терпения - и все будет хорошо.
     - Делать не надо! - весело пропищал он. - Простая штука. Зерно или  я
- мы можем сделать внутри себя. Но для этого нам нужен Нра. Смотри.
     Он взял камешки из корзины, размял в горсти, старательно  разжевал  и
знаками показал, что у него внутри камень изменяется.
     Толстяк Уэлш заинтересовался:
     - А ну, обезьяна, съешь еще!
     Лъин охотно повиновался. Как странно - значит, сами они  едят  только
то, что приготовили для них другие живые существа.
     - Ух, черт! Он лопает камни... самые настоящие камни! Слушай,  Тощий,
у него что же, зоб, как у птицы?
     - Он их переваривает. Почитай-ка о прамарсианах, они были  наполовину
животные, наполовину растения, и у него, очевидно, обмен веществ идет  так
же. Вот что, Лин, как я понимаю, тебе нужен какой-то  химический  элемент.
Натрий, кальций, хлор? Нет,  этого  всего  здесь,  должно  быть,  хватает.
Может, иод? Гм-м.
     Он перечислил десятка два элементов, которые,  по  его  соображениям,
могли как-то содействовать жизни, но меди среди  них  не  оказалось,  и  в
мысли лунного жителя понемногу закрадывался страх. Неужели  этот  странный
барьер, мешающий им понимать друг друга, все погубит?!
     Где же выход? И вдруг он вздохнул с облегчением. Ну  конечно,  общего
слова нет, но структура химического  элемента  всюду  одна  и  та  же.  Он
торопливо перелистал разговорник, нашел чистую страницу и взял у землянина
карандаш. Толстяк и Тощий смотрели во все глаза, а Лъин тщательно, начиная
от центра, частицу за частицей, вычертил  строение  атома  меди,  открытое
великими физиками его народа.
     И они ничего не поняли! Тощий покачал головой и вернул листок.
     - Насколько я догадываюсь, приятель, это схема какого-то атома...  но
тогда нам, на Земле, еще учиться и учиться! - Он даже присвистнул.
     Толстяк скривил губы:
     - Если это атом, так я сапог всмятку. Пошли, Тощий, уже время  спать,
а ты полдня валял дурака. И  потом  надо  помозговать  насчет  этой  самой
радиации. Мы бы тут с тобой спеклись в полчаса, спасибо,  надели  походные
нейтрализаторы... а обезьяне это, видно, только на пользу. И у  меня  есть
одна идея.
     Тощий вышел из мрачного раздумья и посмотрел на часы.
     - Ах, черт! Послушай, Лин, ты не  падай  духом,  завтра  мы  это  еще
обсудим. А сейчас  Толстяк  прав,  нам  с  ним  пора  спать.  До  скорого,
приятель!
     Лъин кивнул, на время прощаясь с  ними  на  родном  языке,  и  тяжело
опустился на жесткое ложе. За дверью Толстяк с жаром начал развивать некий
план - как с помощью Лъина  добывать  радиоактивные  вещества;  послышался
протестующий голос Тощего. Но  Лъину  было  не  до  того.  Атом  меди  он,
конечно, изобразил правильно, однако наука землян делает еще только первые
шаги, они слишком мало знают о строении атома, им  не  разобраться  в  его
чертежах.
     Писать химические формулы? Реакции, которые исключат один  за  другим
все элементы, кроме меди? Будь они химиками, они, может, и поняли  бы,  но
даже Тощий знает слишком мало. И все же какой-то выход должен быть,  разве
что на Земле вовсе нет меди. Уж наверно, Великие, которых земляне называют
богом, не отозвались бы на мольбы многих поколений злой  насмешкой.  Выход
есть - и, пока пришельцы спят, Лъин его найдет, хотя бы  в  поисках  ключа
пришлось перерыть все древние свитки.
     Несколько часов спустя, вновь полный надежд, он устало брел по долине
к земному кораблю.  Найденное  решение  оказалось  простым.  Все  элементы
объединяются по семействам и классам. Тощий упоминал о натрии  -  даже  по
самым примитивным таблицам, какими, несомненно, пользуются на Земле, можно
установить, что натрий и медь относятся к одному семейству. А главное,  по
простейшей теории, наверняка доступной народу, уже  строящему  космические
ракеты, атомный номер меди - двадцать девять.
     Оба  люка  были  открыты,  Лъин  проскользнул   внутрь,   безошибочно
определяя направление по колеблющимся, смутным мыслям спящих людей.  Дошел
до них - и остановился в сомнении. Он ведь не знает  их  обычаев,  но  уже
убедился: то, что для его народа было истиной, далеко не всегда  правильно
для землян. Вдруг им не понравится, если он их разбудит?  В  нем  боролись
учтивость и нетерпение; наконец он присел  на  корточки  на  металлическом
полу, крепко сжимая древний свиток и принюхиваясь к  окружающим  металлам.
Меди здесь не было, но он и не надеялся  так  просто  найти  столь  редкий
элемент; впрочем, тут были и такие, которых он совсем не мог определить, -
должно быть, из тяжелых, какие на Луне почти не существуют.
     Толстяк что-то пробурчал, замахал руками, зевнул и сел, еще толком не
проснувшись. Его мысли полны были кем-то с  Земли,  в  ком  присутствовало
женское начало (которого, как уже заметил Лъин, оба гостя были лишены),  и
еще тем, что станет делать он, Толстяк,  "когда  разбогатеет".  Лъин  живо
заинтересовался изображениями этой мысли, но потом спохватился:  тут  явно
секреты, не следует в них проникать  без  спроса.  Он  отвел  свой  ум,  и
тогда-то землянин его заметил.
     Спросонья Толстяк Уэлш всегда бывал не в духе.  Он  вскочил,  зашарил
вокруг в поисках чего-нибудь тяжелого.
     - Ах ты, подлая обезьяна! - взревел он. - Чего шныряешь? Вздумал  нас
прирезать?
     Лъин взвизгнул и увернулся от  удара,  который  расплющил  бы  его  в
лепешку; непонятно, в чем он провинился, но  безопаснее  уйти.  Физический
страх был ему незнаком, слишком много поколений жило и умерло, не нуждаясь
в этом чувстве. Но его ошеломило открытие, что  пришельцы  способны  убить
мыслящее существо. Неужели на Земле жизнь ничего не стоит?
     - Эй, брось! Прекрати! - Шум разбудил Тощего; Лъин мельком оглянулся:
Тощий сзади схватил Толстяка и  не  давал  шевельнуть  рукой.  -  Полегче,
слышишь! Что у вас тут?
     Но Толстяк уже окончательно проснулся  и  остывал.  Выпустил  из  рук
металлический брус, криво усмехнулся.
     - Сам не знаю. Может,  он  ничего  худого  и  не  задумал,  только  я
проснулся - вижу, он сидит, пялит на меня глаза, а в  руках  железка,  ну,
мне и показалось - он хочет перерезать мне глотку или вроде  того.  Я  уже
очухался. Поди сюда, обезьяна, не бойся.
     Тощий выпустил его и кивнул Лъину:
     - Да-да, приятель, не уходи. У Толстяка свои заскоки насчет  людей  и
нелюдей, но в общем-то он добрый. Будь хорошей собачкой, и  он  не  станет
пинать тебя ногами, даже за ухом почешет.
     - Чушь! - Толстяк ухмылялся, добродушие вернулось к нему. Он понимал,
что Тощий острит, но не обижался.  Марсияшки,  обезьяны...  ясно,  они  не
люди, с ними и разговор другой, ничего плохого тут нет. - Что ты притащил,
обезьяна? Опять картинки, в которых никакого смысла нету?
     Лъин кивнул, подражая их  жесту,  означающему  согласие,  и  протянул
свиток Тощему. Толстяк держится уже не враждебно, однако неясно,  чего  от
него ждать, а Тощему, видимо, интересно.
     - Надеюсь, в картинках много смысла. Вот Нра - двадцать девятый,  под
натрием.
     - Периодическая таблица, - сказал Тощий Толстяку. - По крайней  мере,
похоже. Дай-ка мне справочник. Гм-м. Под натрием, номер  двадцать  девять.
Натрий, калий, медь. Двадцать девятый, все правильно. Это оно и есть, Лин?
     Глаза Лъина сверкали торжеством. Благодарение Великим!
     - Да, это медь. Может быть, у вас найдется? Хотя бы один грамм?
     - Пожалуйста, хоть тысячу граммов. По твоим понятиям,  у  нас  ее  до
отвала. Бери сколько угодно.
     И тут вмешался Толстяк.
     - Ясно, обезьяна, у нас есть медь, если это ты по ней хныкал.  А  чем
заплатишь?
     - Заплатишь?
     - Ясно. Что дашь в обмен? Мы помогаем тебе, а ты нам - справедливо?
     Лъину это не приходило в голову, - но как будто  справедливо.  Только
что же он может им дать? И тут он понял, что у землянина на уме.  За  медь
ему,  Лъину,  придется  работать:  выкапывать  и   очищать   радиоактивные
вещества, с таким  трудом  созданные  в  пору,  когда  строилось  убежище;
вещества, дающие тепло и свет, нарочно преобразованные так, чтобы  утолять
все нужды племени, которому предстояло жить в кратере.  А  потом  работать
придется его сыновьям и сыновьям сыновей, добывать руду, выбиваться из сил
ради Земли, и за это им будут платить медью - в обрез, только-только чтобы
Земле хватало рудокопов. Мозг  Толстяка  снова  захлестнули  мечты  о  том
земном создании. И ради этого он готов обречь целый  народ  прозябать  без
гордости, без надежд, без свершений. Непостижимо! На Земле так много людей
- для чего им обращать Лъина в раба?
     И рабство  -  это  еще  не  все.  В  конце  концов  Земля  пресытится
радиоактивными материалами, либо, как ни велики запасы, они иссякнут  -  и
нечем будет поддерживать жизнь... так или иначе  -  впереди  гибель.  Лъин
содрогнулся: слишком страшный навязывают выбор.
     Тощий опустил руку ему на плечо.
     - Толстяк немного путает, Лин. Верно, Толстяк?
     Пальцы Тощего сжимали что-то... "Оружие", - смутно понял Лъин. Второй
землянин поежился, но усмешка не сходила с его лица.
     - Дурень ты, Тощий. Чокнутый. Может, ты и веришь в  эту  дребедень  -
что все люди и нелюди равны, но не убьешь же ты  меня  из-за  этого.  А  я
человек старых взглядов, я свою медь задаром не отдам.
     Тощий вдруг тоже усмехнулся и спрятал оружие.
     - Ну и не отдавай. Лин получит мою долю. Меди  у  нас  вдосталь,  без
некоторых вещей мы вполне обойдемся. И не забывай -  четверть  всего,  что
есть на корабле, моя.
     На это в мыслях Толстяка не нашлось  ответа.  Он  подумал  немного  и
пожал плечами. Тощий прав: своему паю он хозяин. Ну и пусть...
     - Ладно,  воля  твоя.  Я  тебе  помогу  раскопать,  что  у  нас  есть
подходящего.  Может,  взять  ту  проволоку,  знаешь,  в  ларе  в  машинном
отделении?
     Лъин молча смотрел, как  они  отперли  небольшой  ящик  и  стали  там
рыться; половина его ума изучала механизмы и управление,  вторая  половина
ликовала: медь! И не какая-то горсточка, а столько,  сколько  он  в  силах
унести! Чистая медь, которую так легко превратить в съедобный купорос  при
помощи кислот - он еще раньше их приготовил,  когда  пытался  добыть  медь
здесь, у себя. Через год  кратер  вновь  будет  полон  жизни.  Он  оставит
триста, а может быть, и четыреста  сыновей,  и  у  них  будут  еще  и  еще
потомки!


     Одна деталь схемы  сцепления,  которую  он  изучал,  заставила  Лъина
перенести центр тяжести на половину ума, занятую окружающими  механизмами;
он потянул Тощего за штанину.
     - Это... вот это... не годится, да?
     - А? Да, тут что-то разладилось. Потому нас к тебе и занесло, друг. А
что?
     - Тогда без радиоактивных. Я могу платить. Я исправлю. - На  миг  его
взяло сомнение. - Это ведь тоже значит платить, да?
     Толстяк вытащил из ящика большой моток чудесной, душистой  проволоки,
утер пот со лба и кивнул.
     - Верно, это была бы плата, только ты эти штуки не тронь. Они  и  так
ни к черту не годятся, и, может, Тощий даже не сумеет исправить.
     - Я могу исправить.
     - Ну да. Ты в каких академиях  обучался  электронике?  В  этом  мотке
двести футов, стало быть, на его долю пятьдесят. Ты что  же,  Тощий,  свою
всю ему отдашь?
     - Да, пожалуй. - Тощий почти не следил за тем, как Толстяк отмерял  и
резал проволоку, с сомнением смотрел он на Лъина. - Слушай, Лин,  а  ты  в
таких вещах разбираешься? Ионный двигатель - штука  не  простая,  в  схеме
питания черт ногу сломит. С чего ты взял, что сумеешь  починить  инжектор?
Разве у вашего народа были такие корабли и ты изучал чертежи?
     Мучительно подыскивая слова, Лъин попытался  объяснить.  Нет,  у  его
народа ничего похожего не было, атомные  устройства  работали  по-другому,
ведь  на  Луне   урана   почти   нет,   и   энергию   атома   использовали
непосредственно. Но принципы ему  ясны  уже  из  того,  что  он  видит  со
стороны: он прямо в голове чувствует, как что должно работать.
     - Я чувствую. Когда я только-только вырос, я уже мог  это  исправить.
Записи и чертежи я все прочел, но главное не что я изучал, а как я  думаю.
Триста миллионов лет мой народ все это изучал, а теперь я просто чувствую.
     - Триста миллионов лет! Когда ты сказал, что  прямо  сроду  умеешь  и
говорить, и читать, я понял. Это ваше племя очень старое, но чтоб так... У
нас тогда еще динозавры бегали!
     - Да, мои предки видели таких зверей на  вашей  планете,  -  серьезно
подтвердил Лъин. - Так я буду чинить?
     Тощий растерянно мотнул головой и молча передал Лъину инструменты.
     - Слышишь, Толстяк? Триста миллионов лет, и почти все это  время  они
были далеко впереди нас теперешних. Ты только подумай! Мы  были  еще  так,
букашки, кормились динозавровыми яйцами, а эти уже  летали  с  планеты  на
планету! Подолгу, наверно, нигде  не  оставались:  сила  тяжести  для  них
вшестеро выше нормальной. А своя планета маленькая,  воздух  не  удержала,
пришлось зарыться в яму... вот и остался от них от всех один Лин!
     - И поэтому он механик?
     - У него инстинкт. Знаешь, какие инстинкты за такой срок развились  у
животных и у насекомых? У него чутье на механизмы - может, он и не  знает,
что это за машина, но чует, как  она  должна  работать.  Да  еще  прикинь,
сколько он  мне  научных  записей  показывал  и  сколько  всего,  наверно,
перечитал... я думаю, нет на свете  такой  машины,  с  которой  он  бы  не
сладил.
     Толстяк  решил,  что  спорить  нет  смысла.  Либо  эта  обезьяна  все
исправит, либо им отсюда не выбраться. Лъин  взял  кусачки,  отключил  все
контакты пульта управления  и  теперь  обстоятельно,  деталь  за  деталью,
разбирал  его.  С  необычайной  ловкостью  расцеплял   провода,   извлекал
электронные лампы, разъединял трансформаторы.
     Лъину ничего не стоило в этом разобраться. Земляне  получают  энергию
из атомного топлива -  используют  определенные  свойства  ионизированного
вещества, регулируют скорость ионизации, а затем  реактивная  струя  через
дюзы с  большой  скоростью  выбрасывается  наружу.  Простейшая  задача  по
электронике - управляемая реакция.
     Маленькими проворными руками он виток за витком свернул  проволоку  в
спираль, свернул вторую, между ними  поместил  электронную  лампу.  Вокруг
этого узла появились еще спирали и лампы, затем длинная  трубка  -  фидер,
Лъин соединил ее с трубопроводом, подающим смесь  для  ионизации,  укрепил
шину. Инжекторы оказались излишне  сложны,  но  их  он  трогать  не  стал,
годятся и так. На все вместе не ушло и пятнадцати минут.