т склада стоял  под  дождем  без  зонта  какой-то  пацан,
странно одетый. Босой, куртка с чужого плеча, черная шляпа и  черные  очки
на морде. Причем  очки,  кажется,  не  просто  так  -  а  такие,  как  для
подводного плавания, прилегающие плотно...
     - Ты чего здесь? - покосился на него Витя.
     - Стою, - пискнул тот.
     - А ну, пошел...
     - Пошел, - согласился тот, повернулся и зашагал - там ничего не было,
пустырь и старые новостройки.
     Недоумевая, Витя вошел в склад. Пахло как-то не так.
     - Эля! - позвал он.
     Тишина. Чуть слышный шорох - крыса под полом.
     - Эля, где ты? - он двинулся к "вертепчику" - так они называли уголок
для любовных поединков.
     Там она и была - лежала, голая, на готовом к любви ложе, поджав ногу,
раскинув руки... Что-то было не  так,  но  Вите  понадобилось  много-много
времени, чтобы понять, что именно не так.
     У Эльвиры не было головы.
     Витя попятился - медленно, очень медленно. Нужно было бежать,  но  он
не имел сил повернуться спиной к этому. Нужно было кричать...
     Он споткнулся и грохнулся во весь рост, и все внутри у него  рухнуло,
слетело с мертвых тормозов - он завизжал... и  замолк  снова,  будто  кляп
вогнали: перед ним стоял давешний  пацан...  нет,  стоял  маленький  худой
старик, абсолютно голый, в огромных черных очках - и с головой  Эльвиры  в
руке. С шеи свисали какие-то лохмотья, глаза были открыты и смотрели прямо
на Витю, язык высунулся... Старик одной рукой как бы протягивал  Вите  эту
голову, а другой делал всем понятный жест: тише, тише! Указательный  палец
поднесен к  улыбающимся  губам.  И  Витя,  неожиданно  для  себя,  кивнул,
согласился: да, конечно же, тише. Она спит...
     Чьи-то маленькие ручки легли ему на затылок и  подбородок,  обхватили
неожиданно крепко... Вяу!!! - пронзительно ударило в ухо, он вздрогнул - и
эти ручки крутнули его голову  так,  что  в  затылке  громко  хрустнуло  и
полыхнуло огнем. Ой, громко как! - подумал Витя, валясь на пол  безвольной
куклой. Он был жив и даже немного  в  сознании,  когда  его  подхватили  и
понесли: под дождь, на пустырь, в какую-то дыру в земле...


     - ...такой прибор, который превращает  тьму  в  свет  -  и  наоборот.
Голову в него сунул - рраз! - и видишь во  тьме.  Рраз!  -  и  опять  стал
нормальный. Никто почти о приборе не знал, только отец, я,  еще  несколько
его слуг. И вот мы пошли на испытания - в самый разгар тьмы.  Я  переделал
зрение, а отец  не  успел.  Идут...  эти.  Мы,  конечно,  ломаем  комедию,
разговариваем с ними. Они нам верят. А потом... В общем, продал  нас  один
из слуг. И неправильные ключ от прибора у нас  украли.  Они,  может  быть,
думали, что это весь прибор, а прибор-то вот он, - Артем коснулся  пальцем
своих очков. - Но теперь без ключа я его снять не могу -  ослепну.  А  мне
слепнуть нельзя, я сын Наставника, мне здоровым  нужно  быть  -  в  пример
чтобы всем.
     Слушали сочувственно, кивали. Артем старался не завираться:  понимал,
что могут уличить. Поэтому рассказывал о жизни в  коммуне,  как  знал  ее,
только немного другими словами. И - будто бы коммуна под землей, в  городе
таком, который предки строили на случай войны. И - да, не всегда  они  там
жили, первые люди пришли откуда-то, но вот откуда - это  знать  запрещено.
Почему так? Первый Наставник так решил, и так стало.
     Верили...
     Когда он не нашел в вещах убитых Сеги и Фрукта "ключа" (а  правильнее
сказать, когда он убедился, что вещи здесь только их, Веткиных нет) -  ему
под величайшим секретом рассказали об  Айболите,  человеке  тьмы,  который
живет среди них... ну, не совсем среди,  но  все  равно  здесь,  в  городе
Света... так вот,  был  еще  один  пришелец,  но  он  провалился  туда,  в
подземелье к Айболиту, и теперь трудно будет забрать его оттуда... Почему?
Да вот такой он, Айболит. С ним так  запросто  не  поговоришь.  Когда  что
хочет, тогда и делает. Или не делает. Все у него по-своему. Лечит,  да.  И
учит, да. Но не любит, нет, не жалеет. Крысами зовет. И не сделать ничего,
потому что тогда сразу умрем все. Айболит слово знает, что все умрем...
     Артем сказал, что мяса не ест,  пост  у  него,  очищение.  Посмотрели
уважительно и накормили грибами. Несоленая масса со вкусом пыльного  сыра.
Сильный чесночный запах. Съел. Не умер.
     Дальше-то что?
     Если спасатели услышали  сигнал  -  то  уже  там,  открывают  ворота,
входят... А если нет? Не сработал передатчик,  скалой  заслонило  антенну,
залило дождем...
     Зато - Ветка жива. И его встречают с почетом.  Не  сорваться  бы,  не
начать бы спрашивать об очевидном - тогда заподозрят. И не  перестараться,
играя "VIP". Пока - сходит с рук. О-оххх...
     Славные ребята, эти подземники. Люди  Света.  Незатейливые,  простые.
Жаль, людоеды. А то бы...
     Их много. Несколько тысяч. В  этом  подземном  лабиринте.  В  котором
тридцать этажей. У них есть предание: сюда, в этот лабиринт, они пришли из
другого подземного мира, который затопило водой.  Это  было  недавно:  три
поколения назад. Сколько лет, неясно: нет смены времен года. И они - о,  с
какой гордостью это было произнесено! - они продолжают готовиться! Они  не
забыли заветов первых Людей Света!
     Знать бы, к чему. Чуть не спросил. Тут-то бы его и... того.
     Свет здесь исходит от мерцающих на потолке  светодиодов.  Подземникам
этого хватает для их огромных глаз, Артему - для очков.  Но  раз  светятся
светодиоды - значит, в цепи есть ток? Значит,  плафоны  могут  загореться?
Темные пока плафоны,  возле  каждого  из  которых  чуть  светится  точечка
светодиода?
     Интересно, знают ли они это сами?
     И не это ли имеет виду странный Айболит, когда...
     Если лампы вспыхнут, для подземников настанет вечный мрак.


     К девяти пробились в скальную нишу, куда втягивалась  плита  ворот  и
где находились механизмы ее перемещения  -  взорванные.  Саломатов  и  его
механик-водитель осмотрелись и  сказали,  что  потребуется  неделя,  чтобы
нечто  пригодное  смонтировать  заново.  Нужно  было  пробиваться  дальше,
используя обычную  методику:  сверлить  шурфы,  вбивать  экспресс-патроны,
пломбировать, взрывать, снова  сверлить...  Собаки  Ветки,  Рика  и  Тоша,
крутились под ногами, жалобно скуля, жались к людям - а потом  вдруг  обе,
подвывая, бросились к дыре, уходящей в туннель, и  скрылись  там.  Их  еще
было слышно несколько минут...


     Проверяющие прибыли на чопорном синем "Гранте" - и тут же  неподалеку
шлепнулся на лужайку глазастый тощий Ми-72 с телегруппой. Этих  только  не
хватало, закрыл глаза Стахов, правду говорят - беда одна не ходит...
     Инспектора, вопреки ожиданиям,  оказались  людьми  вполне  светскими:
доцент из Института мировых религий АН (совершенно хрестоматийный  доцент,
разве что не  в  пенсне)  и  очаровательнейшая  седеющая  дама-англичанка,
профессор психологии из Оксфорда; Стахов готов был руку дать на отсечение,
что уже видел ее, но где и когда? Нервничаю,  черт...  В  свите  их  были,
правда, две монахини, католичка и православная - секретари-референты. Были
еще  трое  молодых  ребят  и  девушка,  их  представили  как   технических
работников, но Стахов  хорошо  знал  эту  свободную  походку  и  эти  чуть
свисающие плечи. Без охраны - никуда... Был еще Шацкий  из  наробраза,  он
поймал взгляд Стахова и развел руками: что, мол, поделаешь. Шацкий бывал в
коммуне по пять раз за год и школами был доволен.  Школы  у  вас,  ребята,
говорил он - это просто рай.  С  ним  было  хорошо,  он  помогал  мебелью,
учебниками, прочим. Последний год поговаривали,  что  вот-вот  его  то  ли
снимут, то ли повысят. Стахов про себя решил, что в случае чего Шацкого  в
коммуне примут...
     Впрочем, зависело это не только от Стахова.
     Еще когда "Грант" завис над землей, Стахов подумал: сразу же скажу им
про ЧП, извинюсь - и пусть шастают везде сами.  Скрывать  нам  нечего.  Но
когда из  "мишки"  выпали  журналюги,  обвешанные  камерами,  рекордерами,
передатчиками - кто в разноцветных распашонках и ртутного  цвета  трико  с
черными гульфиками, кто в преувеличенно-военном: камуфляж, кожа, жилеты  с
миллионом кармашков, ботинки до середины икр,  козырькастые  кепи,  -  тут
Стахов испытал сильнейший позыв скрыть все и ни  на  шаг  не  отходить  от
инспекторов, крутиться рядом мальчиком для битья и тем самым отвлекать  на
себя внимание. Может, пронесет...
     И все равно: когда взаимные приветствия состоялись и мадам  профессор
на неплохом русском спросила: "Итак, что вы хотели  бы  продемонстрировать
нам фф первую очередь?" - Стахов вздохнул, развел  руками  и  сказал,  что
вынужден предоставить гостей самим себе, поскольку сам он должен... видите
ли, вчера четверо детей заблудились, забрались в заброшенный туннель...
     Он уже знал про окровавленные разлохмаченные веревки.
     Но надо пригласить спасателей, специалистофф...
     Они уже на месте. Кроме того, мы обратились за помощью к армии.
     Дело так плохо? - это уже был доцент.
     Там слишком узкий лаз. Взрослые  не  могут  протиснуться.  Приходится
долбить, взрывать...
     Конешшно. Если ваше присутствие необходимо там...
     Мое  присутствие  необходимо  здесь.  С  вашего  позволения,  я  буду
заниматься своим делом, а по  окончании  -  весь  к  вашим  услугам.  Юрий
Юрьевич! (Это Шацкому) Не  могли  бы  вы  как-нибудь  так  сделать,  чтобы
телебанда туда не полезла? Пусть ползают уж по городу...


     Сашеньку Куницыну,  гвоздь-репортера  программы  "Через  афедрон",  в
вертолете укачало. Но уже не так, как укачивало раньше. Привычка  начинала
сказываться.  Плюс  рюмка  коньяка,  принятая  перед   полетом   -   совет
Кудрявчика, знающего в этом деле толк. И все равно укачало. Заррраза...
     Сашенька спрыгнула на твердую надежную землю  (земля  мягко  подалась
под ногами, но устояла сама и удержала Сашеньку)  и  огляделась.  Пилотная
камера огляделась вместе с нею. Все, что видел репортер, шло на рекордер и
параллельно - на студийный монтаж-процессор. А это такая зараза, что да! -
порой от часового материала оставляет пятьдесят секунд. Чеши и пой. Или не
чеши...
     В группе Сашенька была  самой  младшей  по  возрасту,  но  уже  самой
известной и стойкой. Два года она работала в "Афедроне" с именем в титрах,
и от ее материалов даже после заррразы оставалось  процентов  десять.  Сам
Халымбаев не мог рассчитывать на большее. Однако сейчас...
     Ощущение скорого и неизбежного разочарования наполнило ее.  Ни  черта
мы отсюда не привезем... Хоть и сказал  Халымбаев:  инспектора  направлены
для проформы, решение о разгоне коммуны уже принято, патриархия  давит  на
правительство,   а   тому   сейчас   не   с   руки    защищать    каких-то
коммунистов-сектантов...  а  может  быть,  это  правительство   давит   на
патриархию, кто их там разберет, под ковром-то?.. Короче, большой  скандал
будет обязательно. И вы уж постарайтесь, чтобы на рекордер это попало...
     А вот фиг тебе, Халымбаев. Вышла наружу и чую - не будет скандала. Ты
же знаешь, какое у меня чутье на это дело.  И  даже  знаешь,  чем  я  чую.
Недаром программу так назвали...
     Нет. Будет что-то другое.
     - Леш! - позвала она.  -  Тебе  -  тупо  таскаться  за  инспекторами.
Записывай все: их болтовню между собой, разговоры с  охраной...  ну,  и  с
населением - но это менее важно. Роха, а ты  путайся  у  них  под  ногами,
понял?  Чтобы  реакция  была.  Петрак,  ты  идешь  в  народ.  По  сторонам
поглядывай. Я - в свободном. На связи непрерывно. Разошлись...


     - ...и рассудили здраво, и  делали  правильно,  а  получилось  что-то
совсем другое. Думали как? Будет война на  всеуничтожение,  и  победит  не
тот, кто больше раз проутюжит противника, а кто после любой утюжки уцелеет
и в рост пойдет. А тогда как раз научились  генами  жонглировать...  Самых
первых этих  чертиков  было  пятеро:  мальчик  и  четыре  девочки.  Никто,
конечно, не выжил - проверяли на них все, что  только  можно,  до  полного
разрушения...  Вторую  партию  делали  широко:   двести   девочек,   сорок
мальчиков. Всяким  дамочкам,  которые  нормальным  путем  забеременеть  не
могли, предлагали: искусственное, мол, оплодотворение, то-се... Потом бац:
ребеночек умер. Бывает, давайте еще  разок  попробуем...  ну,  и  если  те
соглашались, второй раз делали как надо. А детишек,  будто  бы  умерших  -
сюда, под землю. Не совсем сюда, конечно - "террариум" километрах в  двух,
если коридорами. Там и жили. Деточки  эти,  конечно,  еще  те  деточки.  В
неделю начинает  ходить,  в  месяц  вполне  самостоятельный,  в  три  года
размножаться может... Живут, правда, до семи лет, редко до  десяти.  Грибы
свои разводят, потом эту дрянь, которая у  них  вместо  хлеба...  как  ее?
Во-от. А когда старую-то власть поперли окончательно, начальство за головы
взялось. Это же под  десяток  статей  подпадает,  расстрел  с  пожизненным
повешеньем... какой там Менгеле, что вы!.. Всю документацию в печь  и  под
нож, сотрудников - туда  же...  А  я  вот  спрятался.  Да...  Входы-выходы
забетонировали, в "террариум" воду пустили. Из подземной реки. У нас же  и
река есть, все как у  людей.  Готовились  тут  я  не  знаю  сколько  веков
отсиживаться... жратвы,  не  поверишь:  мы  три  холодильника  выели,  еще
тридцать семь осталось. Папиросы "Норд", водка под сургучом... А, тебе  не
понять. Сухари ржаные - сорок девятого года. Тушенка вот эта,  которую  ты
трескаешь - с сорок четвертого, американская, ленд-лиз... Ну, и  прочее  в
том же духе. В общем, не знаю, нашла бы малышня сюда дорогу без  меня  или
нет... Поначалу они меня чтили: вроде как начальника. А потом - как-то все
дальше, дальше... я уже и понять не могу, что  они  болтают,  слова  вроде
нормальные, а смысл другой. Учиться перестали, кучковаться  начали,  потом
вдруг - биться между собой... Теперь вот у них две партии:  одни  считают,
что надо совершенством заниматься и ждать, когда труба позовет... а другие
- те говорят, что труба давно протрубила, война произошла и пора  выходить
на поверхность, очищать ее от  "неправильных"...  Слава  Богу,  этих  мало
пока, загнали их куда-то на нижний уровень,  на  окраины,  там  и  держат.
Царек у них, Колмак - из Колмаковых, значит, у них тут двенадцать фамилий,
- совершенно чокнутый. Но колдун. Сильный колдун. Многое может, кое-что  -
получше меня. Я ведь кто был?  Так,  лаборатория.  Анализы,  экспертизы...
забыл уж все. И чего я их тогда не утопил, как котят? Жил бы без  забот...
правда, девок своих они мне приводят... ну да это -  ладно.  Вышел  бы  со
временем, да и затерялся бы. Велика Россия и безалаберна. Слушай, а кто  у
вас там теперь: президент, или царь, или вообще никого?
     - Пока президент, - сказала Ветка. - А что с осени  будет,  никто  не
знает. Назначено это... Учредительное Собрание. Оно и  решит,  кто  дальше
станет. Отец говорит, что будет,  наверное,  царь.  А  вообще-то  это  все
неважно вовсе.  Живем  в  коммуне,  никого  не  трогаем,  ни  за  кого  не
голосуем...
     - Да... - Айболит торопливо кивнул птичьей своей  головой,  суетливым
движением подвинул Ветке отодвинутую ею было банку, снял нагар со свечи. -
Ты ешь, ешь... Сто лет, значит,  без  царя  -  и  опять  царь?  Не  может,
получается, русский человек без царей? Не может, да?
     - Не знаю, - сказала Ветка. Она уже наелась, но какой-то нервный  зуд
в деснах заставлял ее засовывать в рот и  жевать  волокнистое,  жирное,  с
сильным, но почему-то непищевым вкусом мясо. - Я вообще сербка.
     - А-а... - он сказал это, полуобернувшись и  наставив  огромное  свое
ухо на темный зев коридора.  Что-то  происходило  там,  вплетаясь  неясным
звуком в мерный рокот генераторов и шум водного потока, ставшие уже  общим
фоном существования...


     К полудню лаз расширили достаточно, чтобы нормальному человеку  можно
было в него протиснуться. Краюхин шел  первым,  за  ним  Саломатов,  потом
Золтан - и Коваленко, спасатель. Воздух в туннеле был до странности  свеж.
Краюхин повел лучом вдоль вагонов: пусто. Посветил на сами вагоны - как бы
между прочим. Пульс участился.
     Такие вагоны он знал слишком хорошо...
     Пять лет своего несчастливого офицерства Краюхин провел рядом с  ними
и  внутри  них.  Пусковые   мобильные   установки   стратегических   ракет
"Тополь"...
     Молча он шел вперед, не зная еще, что делать с этой находкой.
     Царь Колмак рассматривал пленника. Таких  он  раньше  не  видел.  Все
замирали, когда он своим страшным взором проникал в их сущность. А этот  -
обрадовался. Пахло от него, как от мальчика, а не как от мужчины,  и  лгал
он спокойно, не брызжа страхом во все стороны. Испытывал  он  страх  перед
чем-то другим, перед тем, что осталось позади и чего Колмак так и не  смог
увидеть...
     - Отпустите его, - сказал Колмак солдатам, и те тут же убрали руки. -
Встань, сын Наставника, и иди ко мне. И сядь рядом.
     Артем поднялся с пола. Его покачивало: и от удара  по  голове,  и  от
безумной гонки по подземелью,  когда  его,  привязанного  к  двум  жердям,
передавали из рук в руки, как эстафетную палочку. Но от человека, сидящего
на стуле с высокой спинкой, исходило дружелюбие, почти нежность... Он  был
совсем не похож на остальных подземников: напоминал сложением  нормального
мужчину,  только  низкорослого,  а  вовсе  не  мальчишку   со   старческим
личиком... И Артем, стараясь держаться прямо, подошел к нему и примостился
на краешке высокого стула.
     Здесь дружелюбие было почти нестерпимым, как жар от открытой печи,  и
Артем некоторое время просто не мог ни говорить, ни слышать. Ему казалось,
что он заболевает. А потом будто включили звук...
     - ...коварные и жестокие. Они  погубили  наших  Создателей  и  хотели
погубить нас, но добрый Доктор сумел  помешать  их  планам  сбыться.  Хотя
нелюди овладели всей землей, подземные города остались во власти Света. Но
нелюди стали творить морок, и многие люди Света поддались этому мороку. Им
думается теперь, что мы должны жить  под  землей  вечно,  пока  нелюди  не
исчезнут сами или не передавят друг друга. Только тогда мы должны выйти на
поверхность и обратить Тьму в  Свет...  Нет,  отвечаем  мы,  не  для  того
создавались подземные неприступные  твердыни,  не  для  того  творили  нас
Создатели, не для того Доктор выводил нас из вод и трясины, чтобы  мы  без
толку и пользы тянули свой век в тепле и ясности, среди наших плантаций  и
фабрик, занятые лишь подготовкой к тому, что нам  предстоит  пройти.  Нет,
знаем мы, что не сгинут нелюди сами, сильно их колдовство, хитры и коварны
они. Разве не понятно, что создавали нас Создатели для того только,  чтобы
истребить нелюдей и освободить родную нашу землю от их жестокого кровавого
гнета, сделать  все,  чтобы  Создатели  могли  возродиться?  Вопиет  небо:
выходите, выходите, сыны и  дочери  Народа,  сейте  разрушение  и  смерть!
Десять и сто жизней нелюдей берите за одну свою, и  расточатся  пред  вами
источники Света. Никто не спасется от  клинков  мщения!  Бессильны  нелюди
пред людьми Света, слабо их дыхание, медлительна рука. Наши старые женщины
превзойдут их воинов в поединке. Мы каждый день едим их мясо,  и  найдется
ли кто, оставшийся в живых, кто видел нас?
     Повисло вдруг молчание.
     - Да, ваше величество, - с трудом  сказал  Артем.  -  Они  не  устоят
против нас. Мой отец тоже так считает.
     Что-то произошло.
     - Скажи это еще раз, - потребовал Колмак.
     - Они не устоят...
     - Дальше.
     - Мой отец... тоже так считает...
     - Я понял, - сказал Колмак. - Твой отец - наставник людей Тьмы. И  ты
- человек Тьмы. Но не посланник и  не  шпион.  Кто  же  ты?  Кто  ты,  сын
Наставника?
     Артем задрожал. Дружелюбие царя опаляло.
     Уже не соврать...
     - Я... мы... мы хотели просто...  просто  потому,  что  боялись  идти
сюда, и надо было доказать, что не боимся, понимаете? Поэтому...
     - Можешь молчать. Я буду дум