озвысились черные скалы и  вновь  тропа превратилась в узкий проход в
горах,  а  Картер  спешил  за  яком, и  огромные  отпечатки копыт  вели  его
маршрутом обезумевшего беглеца.
     Как-то  ему почудилось,  что  он услыхал  впереди  топот  перепуганного
зверя, и Картер поспешил за ним с удвоенной скоростью. Он  покрывал милю  за
милей, и постепенно дорога становилась все шире, пока он не понял, что очень
скоро попадет в  холодную и страшную северную пустыню. Мрачные  серые  глыбы
далеких неприступных пиков  вновь завиднелись на горизонте справа, а впереди
замаячили  скалы  и  валуны  на  широком  плато,  за которым,  без сомнения,
начиналась темная  безграничная равнина. И  вновь в его ушах гулко  зазвучал
топот  копыт, даже яснее, чем прежде,  но на сей  раз  он не воодушевился, а
исполнился  ужасом,  ибо  понял, что  это  вовсе  не  копыта сбежавшего яка.
Нарастающий неумолимый топот доносился из-за спины...
     И теперь погоня за яком обернулась бегством от незримой твари, ибо хотя
Картер и не смел оглянуться, он инстинктивно чувствовал,  что его преследует
нечто невыразимое и неосязаемое. Его  як, должно быть, первым почуял ее  или
услышал этот  топот, и Картер не решался даже помыслить, откуда настигал его
преследователь  --  от последнего ли лагеря  каменотесов  или же  из  черной
исполинской  каменоломни.  Тем  временем   скалы  остались   позади  и  ночь
сгустилась над испещренной призрачными утесами бескрайней песчаной пустыней,
в которой терялись все дороги. Он уже не  видел отпечатков  копыт яка, но за
его спиной звучал неумолчный кошмарный топот, то и дело заглушаемый, как ему
казалось, гулким хлопаньем исполинских крыльев и жужжанием.  К своему ужасу,
он понял, что безнадежно  заблудился  в этой  фозной пустыне  слепых скал  и
нехоженых песков.  Лишь далекие неприступные пики  справа  служили ему неким
ориентиром, но  и они стали неясными в сгустившихся серых сумерках, и вместо
них на горизонте замерцали слабо подсвеченные облака.
     И затем в  туманной дымке в северной части горизонта  прямо перед собой
он заметил нечто ужасное.  В первый миг ему показалось, что эта гряда черных
гор, но потом он вгляделся  и  понял, то это  кое-что иное. Фосфоресцирующие
облака довольно четко  освещали  его  очертания и даже позволяли рассмотреть
отдельные  его части  на  фоне клубящегося позади дыма. Насколько далеко это
было, Картер не  мог сказать,  но, видимо,  очень далеко. Оно было  в тысячу
футов высотой и  вздымалось  огромной вогнутой аркой  от  серых неприступных
пиков к  невообразимым  безднам  на  западе, и в  какое-то  мгновение  стало
походить на могучий ониксовый хребет. Но потом ониксовые горы вдруг растаяли
под чьей-то исполинской рукой, явно не  человеческой. Эти  громады безмолвно
присели  на  вершине мира,  точно волки  или  упыри,  увенчанные облаками  и
туманами,  став вечными сторожами  тайн севера.  Они сидели  полукругом, эти
собакоподобные  горы,  превратившиеся   в  чудовищные  изваяния  дозорных  и
угрожающе подъявшие десницы над всем человечеством.
     И в мерцающем свечении набрякших облаков их каменные двойные головы как
будто чуть покачивались,  но как  только  Картер двинулся вперед, он увидел,
как  от  их  мрачных  вершин  отделились какие-то гигантские  существа,  чьи
движения  явно  не  были  галлюцинацией. Крылатые жужжащие  твари  с  каждым
мгновением становились все больше и больше, и путешественник  понял, что его
блуждания приблизились  к  концу.  То  были  не птицы  и  не  летучие  мыши,
известные в земном мире либо в мире  снов, ибо они были  крупнее слонов и их
головы походили  на  лошадиные.  И  Картер понял,  что это  и есть  печально
знаменитые птицы шантак, и  теперь  уже перестал удивляться тому, что адские
сторожа и безымянные часовые заставляли людей сторониться северной скалистой
пустыни.  И когда он, покорившись  судьбе, остановился и наконец-то  решился
бросить  взгляд  через плечо,  то  увидел,  что  его  преследует  коренастый
косоглазый купец, о ком ходили дурные слухи, -- он, усмехаясь, сидел  верхом
на исхудалом яке,  возглавляя жуткую стаю хохочущих птиц  шантак, чьи  крыла
все еще дышали хладом и сернистыми испарениями нижних пределов мира.
     Но, попавшись  в ловушку к сказочным  лошадиноголовым  крылатым тварям,
что  кружили над  ним  богомерзкими насмешниками, Рэндольф Картер не потерял
присутствия духа. Жуткие  горгульи  висели прямо над ним, а косоглазый купец
спрыгнул с худосочного яка и  стоял, усмехаясь прямо в лицо  пленнику. Потом
он знаком приказал человеку сесть на одну из омерзительных птиц и даже помог
Картеру, которого обуревало сомнение,  подчиниться или воспротивиться. Ему с
трудом удалось оседлать крылатое  чудовище, ибо птицы шантак вместо оперенья
имеют  скользкую  чешую.  Как  только  он  взгромоздился  птице  на   спину,
косоглазый сел позади него, оставив  своего  худосочного  яка  на  попечение
одной из колоссальных птиц, которая тотчас же увела  его  на север к  кольцу
горных хребтов.
     И начался  жуткий полет  в застывшем холодном пространстве, бесконечный
полет  вверх  к  восточному   горизонту,  к  серому  мрачному  нагромождению
неприступных пиков, за которыми, по преданию,  находится таинственный  Ленг.
Они взлетели выше облаков, пока наконец под ними не открылись фантастические
пики, которых обитатели Инкуанока никогда не видели и которые вечно скрыты в
клубящемся  вихре  сияющего  тумана.  Когда они пролетали над  ними,  Картер
разглядел  их  очень  хорошо  и  увидел  у  самых  вершин  странные  пещеры,
напомнившие  ему те,  что  он  видел на Нгранеке,  но он  не стал  ни о  чем
спрашивать  своего тюремщика, заметив, что и старик и  лошадиноголовая птица
шантак почему-то взирали  на  них со страхом и находились в сильном волнении
до тех пор, пока эти горные пики не остались далеко позади.
     Птица  шантак спустилась ниже, и  под  грядой облаков показалась  серая
бесплодная  пустыня,  на  которой  вдалеке  виднелись  тусклые  костры.  Они
спустились  еще  ниже, и  взору  Картера предстали разбросанные  там  и  сям
одинокие каменные хижины и унылые каменные деревни, в окошках которых мерцал
бледный  свет.  И из этих  хижин и деревень  доносилось  пронзительное пение
рожков и тошнотворный грохот  барабанов, и Картер сразу понял, что обитатели
Инкуанока  говорили  правду об  этих  местах.  Ибо  путешественники  слыхали
подобные звуки и раньше и знали, что они доносятся из этой холодной пустыни,
куда не ступала нога человека, ибо это и было мрачное обиталище жутких тайн,
имя которому Ленг.
     Вокруг тусклых костров плясали какие-то  темные фигуры,  и  Картер стал
гадать, что же это за существа, ибо ни одна  живая душа никогда не бывала  в
Ленге, и это место знаменито лишь виднеющимися издалека кострами и каменными
деревнями.  Плясуны неуклюже и медленно подпрыгивали, неистово и непристойно
извиваясь и изгибаясь, так что Картер понял, почему смутная молва причисляет
их к дьявольским  порождениям и  почему во всем сновидческом мире  их жуткое
ледяное  плато  вызывает  такой  страх.  Когда  птица  шантак  снизилась,  в
отвратительных фигурах плясунов внезапно прояснились знакомые черты, и узник
напряг зрение, дабы разглядеть их получше, и напряг память, чтобы отыскать в
ее глубинах какие-то намеки на то, где бы он мог видеть эти жуткие создания.
     Они прыгали так, словно  вместо ступней у них были копыта, а на головах
у них вроде бы были нахлобучены парики и шапочки с рожками. Другой же одежды
на них  не было,  но многие из них  заросли косматой шерстью.  Сзади  у  них
болтались крошечные  хвостики, а когда  они глядели вверх,  Картер  заметил,
какие  у них  непомерно широкие пасти. И тогда он понял, кто  это  и что  на
головах у них вовсе не парики и не шапочки.  Ибо  загадочные обитатели Ленга
были соплеменниками зловещих купцов с черных галер, привозивших в Дайлат-Лин
рубины, -- тех полулюдей-купцов, которые служат рабами у лунных  тварей. Это
и  впрямь  были  те  самые  темнолицые люди,  которые  когда-то  подпоили  и
хитростью завлекли Картера на жуткую галеру  и чьих сородичей на его  глазах
выстроили на грязных причалах  в проклятом лунном городе и худых  отправляли
на самые тяжелые работы, а  упитанных увозили  в клетях, чтобы удовлетворить
прочие нужды  их  жабообразных  хозяев.  Теперь  Картер  понял,  откуда  эти
диковинные  существа,  и  содрогнулся  при  мысли, что  и  Ленг известен тем
бесформенным исчадиям Луны.
     Птица шантак  пролетела над  кострами, и  над  каменными  домами, и над
нечеловеческого вида  плясунами и взмыла над голыми  пиками серого гранита и
над мрачными пустынями скал. льдов и снегов. Настал день, и  тусклое  сияние
низких облаков сменилось туманными сумерками северного края,  а  дьявольская
птица упорно мчала его сквозь холод и  безмолвие. Временами косоглазый купец
заговаривал  со своим  крылатым носильщиком на  жутком  гортанном  языке,  и
шантак отвечала ему клекотом, напоминавшим скрежет истолченного стекла. Пока
они  летели,  равнинный  ландшафт  внизу  сменился  горами,  и  наконец  они
оказались над  продуваемым  всеми ветрами  плоскогорьем,  казавшимся  крышей
опустошенного  необитаемого  мира.  Здесь,   в  сумеречной  холодной  тишине
вздымались   призрачные  глыбы   безоконных  домов,   окруженных   каменными
монолитами. В  этих постройках не было ни намека на присутствие человека,  и
Картер, вспомнив старые  предания,  понял, что это  самое  страшное  и самое
непостижимое место  на  свете  -- уединенный  доисторический монастырь,  где
живет  в одиночестве  неописуемый верховный жрец с желтой шелковой маской на
лице, молящийся Великим богам и их ползучему хаосу Ньярлатотепу.
     Мерзкая птица опустилась на землю, косоглазый  спутник Картера спрыгнул
и помог узнику спешиться. Картер теперь вполне догадывался относительно цели
своего  пленения,  ибо  этот  косоглазый купец  был  посланцем  темных  сил,
жаждущим  предъявить   своему  повелителю  смертного,  который  вознамерился
отыскать неведомый Кадат и вознести молитву перед лицом  Великих богов в  их
ониксовом замке. И  вполне возможно, что именно этот  косоглазый  купец стал
зачинщиком  его давешнего  пленения рабами лунных тварей в Дайлат-Лине и что
теперь-то  он готов  сделать  то, на что не осмелились  спасительные коты, а
именно   отвести  свою  жертву  на  встречу  с  чудовищным  Ньярлатотепом  и
рассказать, с каким упорством  этот смертный ведет поиски неведомого Кадата.
От  Ленга  и холодной пустыни к  северу от  Инкуанока, должно  быть,  совсем
недалеко обитель Иных богов, и там все пути к Кадату тщательно охраняются.
     Косоглазый был щупл, но гигантская лошадиноголовая птица следила, чтобы
пленник подчинялся  ему  беспрекословно. Так что Картер послушно двинулся за
ним  и  оказался внутри  кольца высоких  скал и потом прошел  сквозь арочный
проем  в безоконный каменный  монастырь. Внутри было темно, но мерзкий купец
зажег небольшую глиняную  лампу с  омерзительными барельефами  на стенках  и
повел  пленника  по  извилистым  узким   коридорам.  Стены  коридоров   были
разрисованы страшными  древними картинами,  написанными в стиле, неизвестном
земным археологам. После бесчисленных  веков их краски ничуть не потускнели,
ибо  в холодном сухом воздухе страшного  Ленга  первобытные создания отлично
сохраняются.  Картер  мельком  глядел  на  них  при  тусклом  свет  лампы  и
содрогался, вникая в содержание их немой повести.
     В  этих  древних фресках  запечатлелась  летопись  Ленга,  и  рогатые и
копытные и широкоротые полулюди кружились  в адской пляске посреди позабытых
городов. Тут бьии сцены из старых войн, в которых полулюди Ленга сражались с
жирными  алыми  пауками  из соседних долин, были тут  сцены  прибытия черных
галер с  Луны, и  сцены порабощения обитателей Ленга  жабообразными тварями,
которые  выпрыгивали  из прибывших галер. Этим скользким серо-белым исчадиям
ленгцы поклонялись  как богам и никогда не противились тому, что их лучших и
самых здоровых мужчин увозили в  черных  трюмах  черных кораблей. Чудовищные
лунные  твари разбили лагерь  на скалистом  острове  в море,  и на  одной из
фресок Картер заметил изображение  того самого безымянного острова,  который
встретился ему в море на пути  в Инкуанок,  той самой серой проклятой скалы,
которую  инкуанокские моряки  старались  обходить стороной и откуда всю ночь
неслись жуткие завывания.
     И еще на этих фресках был изображен  большой морской порт, столица этих
полулюдей, гордо вознесшая свои колонны среди утесов и базальтовых причалов,
и  красующаяся  высокими  храминами  и  высеченными  из  камня  постройками.
Огромные сады и окаймленные колоннами улицы тянулись от прибрежных  утесов и
от  шести  охраняемых  сфинксами  городских  ворот  к  огромной  центральной
площади, а  на площади стояли два гигантских крылатых льва, охранявших  вход
на подземную лестницу. Эти крылатые львы  были изображены на многих фресках,
и их могучие фигуры сияли  в серых сумерках дня и в облачном сиянии ночи. И,
шагая мимо часто повторяющихся  настенных  картин, Картер наконец-то  понял,
что же они изображают и что это за город, который полулюди воздвигли задолго
до  появления черных галер. Ошибки быть не могло, ибо предания сновидческого
мира щедры  и обильны. Вне  всякого  сомнения,  этот  первобытный  город был
легендарным Саркомандом, чьи руины обветрились и выбелились за миллионы  лет
до  появления на земле  первого человека и чьи два исполинских льва-близнеца
вечно стерегут лестницу, ведущую из сновидческого мира в великую бездну.
     На  прочих же изображениях появлялись мрачные серые  хребты, отделявшие
Ленг от  Инкуанока, и чудовищные  птицы шантак, что  строили свои  гнезда  в
высокогорных  ущельях  на  склонах  неприступных  хребтов.  И  еще  там были
изображены  диковинные  пещеры у  самых вершин,  от  которых  с  испуганными
криками улетали  прочь  даже самые отчаянные из птиц шантак.  Картер обратил
внимание на эти пещеры, пролетая над ними, и мысленно отметил их сходство  с
пещерами  Нгранека.  Теперь  он  ясно  видел,  что  это сходство  далеко  не
случайно, ибо на фресках были изображены страшные обитатели этих пещер,  чьи
перепончатые крылья, изогнутые рога, колючие хвосты, цепкие лапы и скользкие
туловища  были ему знакомы. Он уже  встречался с этими безмолвными крылатыми
когтистыми тварями, с этими  безрассудными  часовыми великой бездны, которых
страшатся даже Великие боги и чьим властелином является даже не Ньярлатотеп,
а косматый седой  Ноденс. Ибо то были ужасные  ночные призраки,  которые  не
умеют ни хохотать, ни  улыбаться, ибо у  них нет лиц, и  которые непрестанно
хлопают крыльями  во  тьме между  Пнат-ской долиной и переходами  во внешний
мир,
     Косоглазый купец  ввел  Картера в огромную  куполообразную  залу, стены
которой были покрыты резными барельефами  пугающего содержания, а посередине
зиял  круглый  зев,  окруженный  шестью  безобразно  запачканными  каменными
алтарями. Бездонный  зловонный склеп не  был освещен, и во  тьме лишь  слабо
сияла  тусклая крошечная  лампа зловещего купца,  и при ее свете мало-помалу
Картер сумел  различить  кое-какие  детали. В  дальнем  углу  зала  высилась
каменная  кафедра, к  которой вели  пять ступеней, и  там  на золотом  троне
восседала массивная фигура в желтом шелковом  одеянии, испещренном  красными
узорами, и в  желтой шелковой маске на лице. Этому существу косоглазый купец
сделал рукой  некие  знаки,  и сидящий во тьме  поднял  мерзкого вида резную
флейту  из слоновой кости, которую зажимал в лапах, облаченных  в  шелка, и,
приложив ее к желтой маске, выдул несколько отвратительных звуков. Их беседа
продолжалась некоторое время, и в  звуках  этой  флейты, как и  в витавшем в
этой зале зловонии, Картер распознал что-то мучительно знакомое. Он вспомнил
о пугающем городе, залитом красным светом, и о чудовищной процессии, некогда
шествовавшей по его улицам, и о страшном блуждании по лунной местности, и  о
последовавшем  затем поспешном бегстве  при  посредстве его  друзей,  земных
котов. Он понял, что восседающая на кафедре тварь,  вне всякого  сомнения, и
есть неописуемый верховный жрец, о котором идет самая невероятная и пугающая
молва, но  он устрашился даже предположить, кем же этот чудовищный верховный
жрец может быть.
     А потом разрисованный шелк чуть соскользнул с серо-белой лапы, и Картер
понял, кто  такой этот жуткий верховный жрец. И в ту же страшную секунду его
объял несказанный  страх и подвигнул к  тому,  что его  разум никогда бы  не
приказал ему совершить,  ибо в  его  потрясенном  мозгу  стучала  лишь  одна
лихорадочная мысль  -- как можно скорее спастись  от восседающего на золотом
троне чудовища.  Он знал, что от холодного плоскогорья  снаружи его отделяют
бесконечные лабиринты каменных проходов, но даже на спасительном плоскогорье
его дожидается жуткая птица шантак; но, невзирая на все эти разумные доводы,
его  сознание  жгло одно лишь желание  убраться подальше от этого скользкого
таящегося под шелковым покровом чудища.
     Косоглазый  поставил диковинную  глиняную лампу на  один из запачканных
каменных  алтарей  у  зияющего  зева и  чуть  приблизился  к  кафедре,  дабы
продолжить  разговор с  верховным жрецом при помощи жестикуляции,  а Картер,
выказывавший до  этого момента полную отрешенность  и  подстегнутый страхом,
сильно  толкнул купца  вперед,  так  что  тот сразу же провалился в  зияющий
колодец, достигающий, по преданиям, самых глубин подземных склепов Зина, где
во тьме гуги  охотятся  на  гастов.  В ту  же секунду Картер схватил лампу с
алтаря и бросился прочь в лабиринты коридоров  с фресками и помчался вперед,
положившись на  волю  счастливого случая и  стараясь не  думать  ни  о тихих
шлепках  бесформенных лап  по каменному полу, которые доносились сзади, ни о
бесшумно  ползущем  по  неосвещенным  коридорам  за  его спиной извивающемся
чудовище.
     Но через несколько секунд он уже пожалел о своем необдуманном бегстве и
понял, что  ему  было бы  лучше  искать  дорогу обратно  по фрескам, которые
встречались  ему  на  пути сюда.  Что  верно,  то  верно:  эти  картины были
настолько неуловимо похожи и так часто повторялись, что  найти по ним дорогу
было едва ли возможно, но он тем не менее жалел, что не попытал  счастья. Те
же фрески, что теперь предстали его взору, были ужаснее прежних, и ему стало
ясно, что этот коридор не выведет его наружу.  Вскоре беглец понял,  что его
никто не  преследует, и несколько сбавил шаг, но не  успел  он с облегчением
перевести дыхание, как на  него  обрушилась  новая  напасть. Огонек глиняной
лампы догорал, и скоро Картер должен был оказаться в кромешной тьме, потеряв
возможность что-либо видеть и ориентироваться в лабиринте.
     Когда пламя погасло,  он стал  медленно  пробираться во тьме  на ощупь,
моля  Великих богов прийти ему на  помощь. Временами каменный пол под ногами
то  шел под  уклон,  то  поднимался, а  однажды  он споткнулся о  ступеньку,
непонятно  зачем тут  оказавшуюся.  Чем  дальше  он  шел,  тем  более  сырым
становился воздух, и  когда  он нащупывал перекресток коридоров или  боковой
проход, то неизменно выбирал наиболее пологий. Впрочем, он  полагал, что его
путь  идет вниз и характерный  для подземелья  смрад  и наросты на слизистых
стенах  и полу  также служили знаком, что он спускается все  ниже и ниже  во
глубину ленгского адского  плоскогорья. Но его встреча с неведомым произошла
без всякого упреждающего знамения --  его ожидал лишь  шок от  этой встречи,
ужас и хаос... Он медленно шагал  по скользкому полу почти ровного зала, и в
следующий  момент  с   головокружительной  быстротой   низвергся  во   тьму,
провалившись в нору, почти отвесно уходящую вниз.
     Он  так и не  понял, как долго длилось  его падение, но  казалось,  оно
продолжалось несколько часов,  в течение которых он ощущал жуткую  тошноту и
экстатический ужас. Пот