обутые, в  тюрбанах,  они  почти ничем  не отличались от
людей  и могли смешаться  с шумной толпой на рыночных площадях или в лавках,
не вызывая ни  замешательства,  ни  недоуменных вопросов. Но  большинство из
них, за  исключением самых худосочных и уродливых, раздевали и заталкивали в
тесные клети и увозили на громыхающих повозках, запряженных  фантастическими
существами. Иногда  с галер сгоняли других существ,  кое-кто из  которых был
очень  похож  на почти-людей, кое-кто не  очень  похож, а некоторые  и вовсе
странного обличья. И  Картер  подумал,  не ожидает ли кого-то из  несчастных
чернокожих толстяков из Парга  печальная  участь быть посаженным в клетку  и
увезенным в глубь острова на ужасных повозках.
     Когда их  галера причалила к замызганному  и грязному пирсу, сложенному
из окаменевших губок, и из трюма высыпала чудовищная орда жабообразных, двое
из  них подхватили Картера под руки и поволокли  на  берег. Зловоние и самый
вид  этого города произвел на Картера ужасающее  впечатление, и в его  мозгу
запечатлелись  лишь отрывочные видения  мощеных улиц, и черных подъездов,  и
бесконечной вереницы высоченных серых стен без окон. Наконец его втолкнули в
низкий  дверной  проем и заставили подниматься  по  бесконечной  лестнице  в
кромешной тьме.  Было совершенно очевидно,  что  жабообразным все равно  где
находиться  --  на свету  или во мраке. Запах стоял тошнотворный,  и,  когда
Картера заперли одного в каком-то помещении,  он с трудом собрался с силами,
чтобы ползком обследовать свою новую обитель.  Комната  была круглая,  около
двадцати футов в диаметре.
     Потом время словно  остановилось. Через равные промежутки ему приносили
еду, но до нее Картер не дотрагивался. Он не знал, какая его ждет участь, но
интуитивно  чувствовал,  что  его  держат тут в  ожидании страшного  духа  и
посланника  бесконечности Иных богов, ползучего хаоса Ньярлатотепа. Наконец,
по прошествии нескончаемо долгих  часов или дней, исполинская каменная дверь
отверзлась,  и  Картера повели  вниз  по лестнице  и  вытолкнули  на залитые
красными бликами  улицы  страшного  города. На  Луне  была ночь, и по  всему
городу были расставлены рабы с пылающими факелами в руках.
     На какой-то мерзкой площади они выстроились в некое подобие  процессии:
десять жабообразных и  двадцать четыре  человекоподобных  факелоносца --  по
одиннадцать с каждой стороны и по одному  спереди и сзади. Картера поставили
в  самую середину колонны, пятеро жабообразных  шли позади него и  пятеро --
впереди, и  по  одному человекоподобному  факелоносцу  было справа и  слева.
Некоторые жабообразные  достали резные  флейты  из  слоновой  кости и  стали
извлекать  из  них  омерзительные  звуки.  Под  их адскую  музыку  процессия
покинула мощеные  улицы  города и вышла  на  объятую ночным мраком  равнину,
поросшую отвратительными грибами, и вскоре двинулась вверх по склону низкого
пологого холма.  Картер ничуть не  сомневался  в том, что где-то на  ужасном
склоне  или  на богомерзком плато их поджидает ужасный ползучий  хаос,  и он
лишь молил,  чтобы  этот кошмар поскорее  завершился.  Завывание сатанинских
флейт было  невыносимым, и он отдал бы все на свете, лишь бы услышать голос,
хотя бы  отдаленно напоминающий человеческий, но жабообразные  были  немы, а
рабы безмолвствовали.
     И  вот сквозь  звездный  мрак прорезался нормальный звук  Он  донесся с
высоких  гор  вдалеке,  и  эхом  отразился  от всех  зубчатых вершин вокруг,
соединившись  в  нестройный пандемический  хор.  Это был полуночный  кошачий
крик, и тут Картер понял, что  деревенские жители правы в своих  догадках --
существуют   таинственные  области,  ведомые  только  котам,   куда  кошачьи
старейшины убегают  тайком  по ночам,  прыгая с самых высоких  крыш.  И ведь
верно,  что прыгали  они на  оборотную  сторону Луны, чтобы  порезвиться  на
лунных горах  и побеседовать  с  древними тенями; и  вот,  бредя  в середине
процессии зловонных  существ, Картер услыхал их привычный дружелюбный клич и
враз вспомнил о высоких крышах, горячих очагах и  освещенных окошках родного
городка.
     Рэндольф Картер владел кошачьим языком почти в  совершенстве, и в  этом
жутком  краю он  издал  подходящий  для  ситуации вопль. Но этого даже и  не
требовалось, ибо, как только его  губы  раскрылись, он услыхал,  что кошачий
хор стал громче и ближе, и увидел, как на фоне звезд  быстро замелькали тени
и крохотные кошачьи силуэты, элегантно перепрыгивая  с холма на холм, начали
собираться  в  многочисленные  стаи.  Он издал кошачий  зов,  и,  прежде чем
участников мрачной процессии объял  страх, на  них, точно штормовой  прибой,
обрушились тучи  вздыбленной  шерсти  и  волны  убийственных  когтей. Флейты
замолкли,  и в  ночи  раздались  ужасные крики.  Умирающие  человекоподобные
визжали, а  коты  шипели, фыркали  и урчали,  а жабообразные не  издавали ни
звука,  когда  их вонючая зеленая сукровица орошала пористую землю, поросшую
мерзкими грибами.
     В  свете  факелов  зрелище было  чудовищное. Картеру никогда в жизни не
приходилось видеть такую армию кошек Черные, серые, белые, желтые, полосатые
и бог знает какие еще, обычные  домашние, бесхвостые, тибетские, персидские,
египетские --  все смешались  в вихре схватки, и над ними  висела пелена той
неподдельной  и неосквернясмой святости,  благодаря которой была прославлена
их богиня в величественных храмах Бубастиса. Кошки мощными прыжками кидались
к   горлу  человекообразных   или  вцеплялись  в  розовый  пучок   щупальцев
жабоподобных  и  яростно низвергали их  на  поросшую  грибами  равнину,  где
мириады их  собратьев тучей набрасывались на поверженную жертву и,  обуянные
священным  упоением  боя,  вонзали в  нее  трепещущие когти и  клыки. Картер
подхватил  факел из  руки  поверженного  раба,  но вскоре его  накрыла волна
верных  защитников.  Потом  он лежал  в  кромешной  тьме,  слушая  неистовую
какофонию войны и  победные крики и ощущая мягкие лапки своих освободителей,
метавшихся рядом с ним в круговерти битвы.
     Наконец страх и усталость смежили ему веки, и,  вновь открыв глаза,  он
увидел довольно странную картину.  Гигантский  сверкающий  диск Земли, раз в
десять  больше видимой нами Луны, в всполохах тревожного сияния появился над
лунным  горизонтом,  и  по  всему  пространству  сумрачного  плато до  самых
зубчатых  хребтов вдали раскинулось безбрежное  море стройных  рядов  кошек.
Колонна  за колонной  они шли и шли к  нему, и их вожаки  лизали  ему лицо и
добродушно и  успокаивающе  мурлыкали.  Картер  не видел ни убитых рабов, ни
жабообразных,  хотя  потом  ему  почудилось,  будто  в прогале между  ним  и
отрядами пушистых воинов мелькнула обглоданная косточка.
     Картер завел беседу с вожаками на кошачьем языке и узнал, что в здешних
краях хорошо известна  его старинная дружба с этим  племенем  и  о нем часто
вспоминали в местах кошачьих сборищ. Его заметили  и в Ултаре, когда он  там
появился, и старые лоснящиеся коты вспомнили, как ласково он с ними обошелся
после того,  как они расправились  с голодными зугами, бросавшими зловредные
взгляды  на черного котенка. И  еще они  вспомнили,  как приласкал  он  того
самого  черного котенка,  который пробрался  к нему в  харчевню, и как утром
перед своим  уходом он дал ему блюдце жирных сливок. Дед того самого котенка
был главнокомандующим собравшейся  здесь армии, ибо он первым с дальней горы
узрел страшную процессию и  тотчас  узнал в узнике  дражайшего  друга  своих
соплеменников как на Земле, так и в сновидческом мире.
     С далекой горы донесся кошачий вопль, и старый вожак резко оборвал свою
речь. Там, на высочайшем горном пике находился  один из  передовых форпостов
кошачьей армии, откуда  дозорные вели наблюдение за приближающимися  врагами
земных  котов -- необычайными  исполинскими  котами  с  Сатурна,  которых по
непонятной причине влекло  к темной  стороне Луны. Они  были  связаны тайным
союзом с  мерзкими жабоподобными и чрезвычайно враждебно относились к земным
котам, так что предстоящая встреча не предвещала ничего хорошего.
     После  краткого  военного совета коты  выстроились  в  боевые  порядки,
окружив Картера  оборонительными рядами и  приготовились совершить небывалый
прыжок сквозь космическое пространство обратно на крыши земных домов. Старый
фельдмаршал  пообещал  Картеру  бережно и без  лишних  усилий  доставить его
обратно  на Землю  в гуще  мягких пушистых прыгунов, и  объяснил,  как  надо
оттолкнуться ногами вместе  с остальными и совершить мягкую посадку на Землю
также  одновременно с остальными. Он также  предложил  доставить его в любую
нужную ему точку, и Картер выбрал город Дайлат-Лин, откуда унесла его черная
галера, ибо он возжелал уплыть оттуда к Ориабу  и найти вырезанное на склоне
горы Нгранек изображение, а также наказать горожанам более не вести торговлю
с черными галерами, если, конечно, эту торговлю можно разумно  и обоснованно
пресечь. Потом по сигналу все коты изящно прыгнули, и их друг оказался очень
удобно зажатым между их пушистыми боками; а тем временем в  черной пещере на
богомерзкой вершине лунных гор напрасно дожидался своей добычи ползучий хаос
Ньярлатотеп.
     Полет  котов  через  космическое  пространство  был  стремительным,  и,
находясь  в  гуще  своих пушистых  друзей,  Картер на  этот  раз  не  увидел
безмерную черную  бесформенную  массу, пляшущую,  скачущую  и  кружащуюся  в
бездне. Не успев вполне осознать,  что с ним произошло,  он вновь оказался в
знакомой комнате в дайлат-линской харчевне, и друзья-коты стайками незаметно
выпрыгнули в  окно. Старый  вожак из Ултара покинул его  последним, и, когда
Картер пожал ему на прощанье  лапу,  сказал,  что должен  вернуться домой до
первого петушиного крика. С  рассветом Картер спустился вниз  и узнал, что с
момента его исчезновения  прошла целая неделя. Но ему  оставалось ждать  еще
две недели до прибытия  корабля,  направлявшегося в  Ориаб,  и в продолжение
этого  времени он подробно рассказывал горожанам все, что ему стало известно
о  нечестивых  черных  галерах  и  об  их  нечестивых хозяевах.  Многие  ему
поверили, но местные ювелиры  очень ценили  огромные рубины,  и не  решились
прекратить торговлю  с большеротыми купцами, так  что если с  Дайлат-Лином и
случится нечто ужасное  по причине  продолжающейся торговли, то это будет не
вина Картера.
     А  через  неделю  долгожданный  корабль прошел  мимо  черного  вельса и
высокого маяка, и Картер с радостью увидел команду нормальных людей во главе
с седым капитаном в шелковом костюме,  и  свежеокрашенные  борта,  и  желтые
треугольные паруса. Корабль доставил груз  душистой смолы из лесов Ориаба  и
хрупкие  керамические  сосуды,  вылепленные  гончарами Бахарны,  и  странные
фигурки,  вырезанные  из  древней  нгранекской лавы. За эти дары им  платили
ултарской шерстью, и переливчатыми хат-хегскими тканями, и резными поделками
из слоновой кости, которые  изготовляют чернокожие  ремесленники  за рекой в
Парге.  Картер  договорился с  капитаном, чтобы тот  взял его пассажиром  до
Бахарны, и его предупредили, что путешествие  займет десять дней. Всю неделю
он  провел в  беседах  с капитаном  из Нгранека и узнал, что немногие видели
резной  лик на горном склоне и что в основном путешественники довольствуются
темными преданиями, услышанными от стариков и собирателей лавы и ваятелей из
Бахарны, а уж потом, вернувшись домой, уверяют,  будто сами видели этот  лик
воочию. Капитан даже сомневался, что вырезанный на горе лик  видел хоть один
из ныне  живущих,  ибо дальняя сторона  Нгранека необычайно труднодоступная,
безжизненная  и зловещая,  и ходят слухи  о неких пещерах близ горного пика,
где обитают ночные призраки. Капитан, правда, не стал уточнять, как выглядят
тамошние ночные призраки, ибо эти копытные чудища  неизменно являются в снах
тем,   кто   слишком  часто  о  них  размышляет.  А  потом  Картер  принялся
расспрашивать капитана о  неведомом Кадате  в холодной пустыне и о  чудесном
предзакатном городе, но добрый человек  откровенно  признался,  что ничего о
них не знает.
     Наконец на рассвете в час отлива Картер покинул Дайлат-Лин и напоследок
увидел,  как  первые  солнечные  лучи  заиграли  на  тонких  граненых башнях
мрачного базальтового города. Два дня они плыли к востоку, не теряя  из виду
зеленые берега, и часто им на  пути попадались симпатичные рыбацкие поселки,
чьи красные черепичные  крыши  и печные трубы  карабкались по крутым склонам
гор от старых  сонных пирсов  и песчаных пляжей, на которых  сушились старые
сети. Но на третий день, когда они резко свернули к югу  и волнение  на море
усилилось,   земля  совсем  скрылась   из  виду.   На   пятый  день  матросы
заволновались, но капитан извинился за их  малодушие, объяснив,  что кораблю
предстояло  пройти   мимо  поросших  водорослями  стен  и  рухнувших  колонн
затонувшего города,  о котором даже и воспоминаний  не осталось, но  в тихую
погоду  на  глубине  можно  разглядеть  множество движущихся  теней,  отчего
простой народ этот  место недолюбливает. Он также сказал, что в  этих местах
исчезло немало кораблей, которые  получали сигнал с острова,  но потом никто
их больше не видел.
     В ту  ночь луна светила особенно ярко, и от нее  по воде бежала широкая
серебристая дорожка. Ветер совсем утих, и корабль едва двигался, а на океане
воцарился полный штиль. Глядя через борт, Картер заметил на огромной глубине
внизу купол дивного храма, а перед  ним целую  вереницу  неведомых сфинксов,
тянущуюся к  бывшей  рыночной  площади.  В  каменных  руинах  весело сновали
дельфины,  и неуклюжие морские  свиньи  иногда  всплывали  на поверхность  и
выпрыгивали  из воды.  Через некоторое время ровное  дно  океана  вздыбилось
горами, и можно было разглядеть древние улицы,  бегущие вверх-вниз по горным
склонам, и выбеленные стены множества домишек.
     Потом показался пригород и наконец -- одинокое здание  на  холме, более
простой архитектуры,  нежели соседние строения, и  куда лучше сохранившееся.
Оно  было темным и низким, все испещренное диковинными  круглыми окошками, и
располагалось  по  периметру  площади с высокими  башнями  в  каждом углу  и
мощеным двором в центре.  Возможно, оно  было сложено из  базальта, впрочем,
почти  все  его  стены  поросли  водорослями;  и  эту  одинокую  импозантную
постройку на вершине дальней горы  можно было принять за храм или монастырь.
Диковинные светящиеся рыбы,  заплывавшие внутрь, освещали его окошки неясным
сиянием,  и  Картер понял, что  вызывало у матросов  такой  страх. А потом в
жидком лунном свете  показался  странный высокий монолит в  центре двора,  и
Картер  увидел, что  к нему что-то привязано. Попросив  у капитана подзорную
трубу, он разглядел,  что  к монолиту  привязан  ориабский матрос в шелковом
платье; голова его  свесилась вниз, глаз не было  вовсе; и когда поднявшийся
ветер быстро помчал корабль прочь от этого проклятого места, Картер искренне
возрадовался.
     На следующий день они встретили корабль с фиолетовыми парусами, который
держал курс на Зар, в край позабытых снов, и  имел на борту диковинный  груз
разноцветных лилий. А к вечеру одиннадцатого дня плавания они увидели остров
Ориаб  и Нгранек, взметнувший в  небо  свой зубчатый  снежный  пик. Ориаб --
огромный остров, а его  порт Бахарна -- большой шумный город. За выложенными
из порфира причалами Бахарны величественными каменными террасами поднимается
город со  ступенчатыми улицами, над  которыми нередко  высятся  арки домов и
мосты  между  домами.  Под  городом  протекает  широкий  канал  в туннеле  с
гранитными воротами; воды канала бегут  в глубь суши  к озеру  Ят,  на  чьем
дальнем берегу лежат кирпичные  руины древнего города, имя которого никто не
помнит. Когда корабль  под  вечер  вошел  в гавань, его приветствовало яркое
сияние двойного маяка Тона и Тала, и в бесчисленных бахарнских окнах один за
другим тихо вспыхивали, точно звезды на небе, ласковые огоньки, и скоро этот
горный  порт  превратился  в огромное  созвездие,  висящее  между  небесными
звездами и их зыбким отражением в сонной гавани.
     После того как  корабль бросил якорь, капитан пригласил Картера в  свой
небольшой дом на берегу  Ята, на  городской окраине,  и  его жена и слуги, к
радости утомленного путешественника, поставили на стол диковинные аппетитные
яства.  В  последующие  дни Картер  во всех  тавернах  и  на  площадях, куда
приходили собиратели  лавы и  ваятели, расспрашивал про предания и легенды о
Нгранеке,  но не встретил никого, кто побывал бы на высоких склонах и  видел
бы вырезанный в скале лик. Нгранек был неприступной горой, за которой лежала
проклятая долина, да и,  кроме того, никто не  был уверен в том, что  ночные
призраки -- всего лишь плод вымысла.
     Когда капитан  отправился обратно в  Дайлат-Лин,  Картер  разместился в
старой таверне  на ступенчатой улице в древней  части города, выстроенной из
кирпича и  напоминавшей  руины на дальнем  берегу Ята. Тут он  составил свой
план восхождения на Нгранек, учтя все рассказы  собирателей лавы  о тамошних
тропинках.  Хозяин  таверны  был седым стариком  и  знал  так  много  старых
преданий, что  оказался  весьма  полезен Картеру. Он даже  привел Картера  в
верхнюю  комнату своего  старинного  дома  и  показал  ему дурно  написанную
картину, которую некий путешественник прикрепил к глинобитной стене еще в те
стародавние  времена,  когда   люди   были  отважнее   и  охотнее  совершали
восхождения  на  верхние  пределы Нгранека. Прадед старика хозяина  харчевни
слышал от своего прадеда,  что путешественник,  прикрепивший  эту  картину к
стене, самолично  забрался на Нгранек,  и видел  вырезанный на скале  лик, и
запечатлел его на  холсте, дабы другие могли  его  увидеть.  Но у Картера на
этот счет возникли сильные сомнения, ибо  крупные черты лица были нарисованы
поспешно и небрежно, да и почти полностью скрывались за  сонмом мелких фигур
с  рогами,  крыльями, клыками и спирально завитыми хвостами, чьи изображения
выказывали полное отсутствие у художника вкуса.
     Наконец, собрав в тавернах и на площадях Бахарны все полезные сведения,
Картер нанял зебру  и  в одно прекрасное утро выехал по  дороге вдоль берега
Ята  в  направлении  высящихся  каменных  башен  Нгранека.  Справа  тянулись
бесконечные  холмы, приятные  сады и аккуратные крестьянские домишки, и этот
край  напомнил  ему тучные поля по  берегам  Ская. К вечеру он приблизился к
безымянным  древним руинам на дальнем  берегу Ята, и,  хотя собиратели  лавы
наказали  ему не  останавливаться  там  на ночлег,  он привязал свою зебру к
диковинной каменной колонне перед рухнувшей стеной и положил одеяло на землю
под  каким-то барельефом  непонятного содержания. Картер завернулся в другое
одеяло,  ибо ночи на Ориабе чрезвычайно холодны, а когда проснулся  во тьме,
то  вдруг  почувствовал  на  лице  мягкое прикосновение  крылышек  какого-то
насекомого, после чего  поплотнее завернулся с  головой  и мирно  проспал до
первых криков птиц мага в дальнем смолоносном лесу.
     Солнце только что показалось над гигантским склоном горы, где  к берегу
Ята  сбегали бесчисленные каменные фундаменты  и  древние стены,  треснувшие
колонны и пьедесталы. Картер стал озираться в поисках своей зебры. Каково же
было  его  изумление,  когда он увидел несчастное  животное распростертым на
земле у колонны, к  которой он его  привязал, и еще  более удивился, увидев,
что копытное мертво, а вся его кровь выпита сквозь крохотную ранку на горле.
Кто-то рылся  в его узлах, откуда исчезло  несколько блестящих безделушек, а
весь песок вокруг  был испещрен  многочисленными,  как бы птичьими, следами,
которые  не принадлежали  ни одному из известных ему животных. Тут ему на ум
пришли рассказы собирателей лавы, и он  вспомнил  о легких  прикосновениях к
лицу ночью. Потом  он взвалил  тюк на плечи и двинулся к  Нгранеку и,  когда
дорога зазмеилась  по