этом низком  вое трубы  эхом
звучали напевы чудес и  мелодий космического сна, и при каждом новом аккорде
и  при  каждой неведомой  каденции  возникали  видения экзотических пейзажей
невообразимой красоты. Золотые звуки сопровождали порывы дивных благоуханий,
потом  над  его головой занялся яркий  свет,  волнообразно менявший оттенки,
чуждые привычному спектру, и служивший  мрачным симфоническим сопровождением
трубной  песни.  Вдали замерцали  факелы, и,  разрывая  пелену  напряженного
предчувствия, послышалась приближающаяся барабанная дробь.
     Из редеющего тумана и клубов диковинных благовоний  выросли две колонны
гигантских  чернокожих  невольников  в набедренных  повязках из  светящегося
шелка.  На  их  головах были  укреплены, словно шлемы,  огромные  факелы  из
блестящего  металла, от которых дымными  кольцами струился аромат  неведомых
бальзамических благовоний. В  правой  руке  невольники  держали  хрустальные
жезлы,  на концах  которых были вырезаны оскалившиеся в ухмылке химеры, а  в
левой руке они сжимали длинные серебряные трубы,  в которые поочередно дули.
Их щиколотки и предплечья  были стянуты золотыми браслетами,  а оба браслета
на щиколотках  были соединены золотыми цепочками,  заставлявшими невольников
идти неспешной  походкой. Было  ясно  с первого  взгляда, что это чернокожие
обитатели земного мира сновидений, но их одеяния и  поведение выдавали в них
неземных существ. В десяти шагах от Картера процессия остановилась, и тотчас
же  серебряные  мундштуки  прилипли  к толстым губам трубачей. Грянул  дикий
экстатический  трубный  хор,  а  за ним последовал  еще  более дикий  вопль,
искусно исторгнутый черными глотками на оглушающе-пронзительной ноте.
     Потом  в  широком  проходе  между двух  колонн  чернокожих  невольников
появилась  одинокая  фигура -- высокий  стройный муж  с юным лицом античного
фараона, облаченный в  переливающийся хитон и увенчанный золотым венцом,  от
которого исходило сияние. Прямо к Картеру шел величественный муж, чья гордая
осанка  и приятные черты  лица  были исполнены очарования  смуглого бога или
падшего ангела и в  чьих глазах играли потаенные искорки прихотливого нрава.
Пришелец   заговорил,  и   в  мелодичных  модуляциях  его  голоса  зажурчала
необузданная музыка летейского потока.
     -- Рэндольф  Картер,  -- произнес голос,  --  ты  пришел  взглянуть  на
Великих,  кого смертным не позволено видеть. Соглядатаи сообщили  об этом, и
Иные боги возроптали, исступленно мечась и кружась  под тонкие звуки флейт в
вечной  черной  пустоте,  где  обитает  султан  демонов,  чье имя  запрещено
произносить вслух.
     Когда Барзай  Мудрый  взошел на  Хатег-Кла, чтобы увидеть,  как Великие
танцуют и воют над облаками при  лунном свете, он не вернулся. Там были Иные
боги  и сделали то,  что  от них  и  требовалось.  Зенит  из Афрата  пытался
отыскать неведомый Кадат в холодной пустыне, и ныне его череп впаян в кольцо
на мизинце того, кого мне нет нужды называть по имени.
     Но ты, Рэндольф  Картер, превзошел мужеством все создания  земного мира
сновидений,  и  все еще  горишь жаждой поиска.  Ты  пришел  не  из праздного
любопытства,  но как  взыскующий истины,  и  ты  без устали  выказывал  свое
почтение к  добрым  земным богам.  И  все же эти  боги  не допускали тебя  к
чудесному предзакатному городу твоих  снов,  и лишь по  причине  их мелочной
скупости, ибо правда в том, что они сами возжаждали обладать жуткой красотой
создания твоей фантазии и поклялись, что отныне никакое иное  место не будет
их обиталищем.
     Они покинули замок на неведомом  Кадате  и поселились в  твоем чудесном
городе.   Днем  они  бродят  по  мраморным   дворцам,  а  с  заходом  солнца
прогуливаются в  благоухающих  садах  и  наслаждаются  величественным  видом
закатной позолоты на храмах и колоннадах, на арочных мостах  и в  серебряных
чашах  фонтанов, на широких улицах  с цветочными  вазами  и сверкающих рядах
статуй из слоновой  кости. А с  наступлением ночи они поднимаются на террасы
горного склона,  увлажненного ночными  росами, садятся на  резные скамьи  из
порфира  и  взирают  на  звезды  или,  перегнувшись через  перила балюстрад,
устремляют взор на крутые северные  склоны, где  окошки в старинных башенках
одно за другим  озаряются мягким сиянием -- то желтое пламя уютных  домашних
свечей.
     Боги полюбили твой чудесный город и покинули тропы  богов. Они позабыли
земные возвышенности и горы  своей юности. На земле более не осталось богов,
и  лишь  Иные боги из  внешних пределов имеют власть на незапамятном Кадате.
Далеко-далеко отсюда, в  долине, где прошло твое  детство, Рэндольф  Картер,
предаются  беззаботным забавам  Великие боги.  Ты слишком умело погружался в
сновидческий мир, о величайший сновидец, ибо ты смог увести  богов сна прочь
из мира всеобщих видений  в  мир, который всецело  принадлежит тебе  одному,
выстроив из своих детских  фантазий город, прекраснее всех призраков, доселе
рожденных.
     Жаль,  что земные боги  покинули свои  троны, оставив  все  на  милость
пауку, трудолюбиво ткущему  там паутину, да Иным богам, владычествующим в их
обители  в привычной  для Иных манере.  С превеликой радостью силы  внешнего
мира наслали бы хаос и ужас на тебя, Рэндольф Картер, причину их печали,  но
они  знают, что  в твоей лишь  власти вновь вернуть богов в их исконный мир.
Никакая   сила   вечной   ночи  не   может  проникнуть   за  тобой   в  твой
полубодрствующий  сновидческий  мир,  и  лишь  ты  один  способен  уговорить
самолюбивых  Великих  уйти  из  твоего  чудесного   предзакатного  города  и
вернуться через  северные сумерки обратно в  их привычную обитель на вершине
неведомого Кадата в холодной пустыне.
     Итак, Рэндольф Картер,  во имя Иных  богов  я пощажу тебя и вверю  тебе
исполнение  моей воли. Я поручаю тебе найти твой  предзакатный город  грез и
изгнать   оттуда  позабывших   о  своем  долге  богов,  которых   дожидается
сновидческий мир. Тебе несложно  будет отыскать сонмище богов, услышать глас
божественных труб и звон бессмертных кимвалов, ту тайну, чье местонахождение
и смысл преследовали тебя неотступно в пору бодрствования и в глубоком  сне,
и мучили тебя обрывками растаявших воспоминаний и болью об утраченном, столь
дорогом и мимолетном.  Тебе несложно  будет отыскать этот  символ и  останки
восторженной  поры  твоей  жизни,  ибо  воистину  это   вечное  и  нетленное
сокровище, в коем слепились сверкающие осколки твоих юных восторгов, освещая
тропу твоих вечерних  блужданий. Внемли!  Не за  неведомые моря, но  в столь
знакомые  тебе  годы  прошлой жизни лежит теперь  твой  путь,  обратно к тем
незабываемым  чудным  местам  и   мыслям  детства,  к  мимолетным  солнечным
проблескам магии, которые твой пытливый юный взор узрел в древних пейзажах.
     Ибо знай,  что твой  золотой мраморный город чудес  --  это лишь  сумма
всего того,  что  ты видел и любил в юности. Это великолепие бостонских крыш
на горных  склонах  и  озаренных  пожаром  заката  западных окон, и душистых
цветов на  площади  Ком-мон,  и  огромного  купола  на  холме,  и  лабиринта
фронтонов и печных труб в фиолетовой долине, по которой сонно  течет Чарльз,
оседланный многими мостами. Все это ты, Рэндольф Картер, увидел, когда  твоя
нянька впервые вывезла тебя в коляске на весеннее  солнце, и те же видения в
последний раз пробегут  перед  твоим мысленным и любящим  взором. А еще есть
древний Сей-лем, погруженный в воспоминания о протекших годах,  и призрачный
Марблхед, чьи скалистые окрестности убегают в глубь прошлых веков, и величие
сейлемских башен и шпилей на другой стороне гавани, которые можно увидеть  с
марблхедских пастбищ на фоне закатного солнца.
     А еще есть Провидено, таинственно и величественно раскинувшийся на семи
холмах над голубым заливом, с зелеными террасами, тянущимися вверх  к шпилям
и цитаделям  неумирающей древности, и Ньюпорт, вьющийся точно  дивный  венок
вверх от своих  сонных  вод. И Аркхем, с его мшистыми двускатными  крышами и
горными лугами на горизонте; и  допотопный Кингспорт,  с  частоколом  печных
труб, и безлюдными пирсами, и  насупившимися фронтонами; и несравненное чудо
высоких  утесов; и объятый молочными  туманами океан с  звенящими буйками  у
линии горизонта.
     Холодные долины  Конкорда, мощеные  улицы Портсмута,  сумеречные извивы
нью-хэмпширских  сельских  дорог,   где  за  гигантскими  вязами  притаились
белостенные крестьянские  домики и  скрипучие колодцы. И просоленные причалы
Глостера,  и продуваемые  всеми  ветрами  плакучие ивы Труро.  И бесконечные
панорамы  далеких городков  с торчащими  иголками шпилей, и  горные  цепи за
горными цепями вдоль Норт-Шора,  и безмолвные  каменистые склоны и низенькие
увитые плющом особнячки под сенью гигантских валунов в род-айлендской глуши.
Запах моря и благоухание полей, чары темных лесов и зеленая радость садов на
рассвете.  Это  твой  город, Рэндольф Картер, ибо все  это --  ты сам. Новая
Англия породила  тебя  и влила тебе в  душу  всю эту красоту,  которой несть
конца. Эта красота, отлитая, закаленная  и отшлифованная годами воспоминаний
и снов, и  есть твой чудесный град  на неуловимом закате; и чтобы найти этот
мраморный парапет с дивными  вазами и  резным  перилами,  и чтобы спуститься
наконец  по  бесконечным  ступеням  в  город широких площадей и разноцветных
фонтанов,  тебе  надо  лишь вернуться  к мыслям  и  видениям  своего  милого
детства.
     Смотри! вон в окне сияют звезды вечной ночи.  Даже сейчас  они освещают
пейзажи, которые  ты так  любил и лелеял в  памяти, и впивают их очарование,
чтобы сиять  еще ярче над садами снов. Это Антарес -- видишь, он подмигивает
крышам  на  Тремонт-стрит,  ты  мог  видеть  его  из  окна  отчего  дома  на
Бикон-хилл.  А  позади этих  звезд  простираются  бездны,  из  которых  меня
прислали мои повелители.  Настанет  день, и ты тоже  сможешь посетить их, но
надеюсь,  тебе достанет мудрости не совершать  подобного безумного поступка,
ибо  из  тех  смертных,  кто побывал там  и  вернулся,  лишь  одному удалось
сохранить  ясный разум  и  спасти его  от ужасных  грохочущих тварей  вечной
пустоты. Ужасные богомерзкие  исчадия  грызут друг друга в той бездне,  и  в
мелких тварях  больше греховного зла, нежели в крупных; да ведь ты и сам это
знаешь по  повадкам  тех, кто  желал  доставить тебя  ко мне, хотя я  сам не
лелеял ни  малейшего желания  причинить тебе вред, и, без сомнения, давно бы
помог тебе прийти сюда, кабы не  был занят  иными заботами  и не пребывал  в
уверенности,  что ты  и  сам найдешь сюда дорогу. Отринь же адские бездны, и
отдайся тихим  красотам своего детства. Ищи свой чудесный предзакатный город
и  изгони оттуда праздных Великих богов, и ласково отошли их  обратно в край
их детства, что нетерпеливо дожидается их возвращения.
     Путь,  на  который  я  предлагаю тебе ступить, легче  чем тропа смутных
воспоминаний.  Смотри! Вот  приближается  чудовищная  птица шантак,  ведомая
невольником, кому ради  твоего же блага  стоит оставаться незримым.  Оседлай
птицу и  приготовься  -- ну  же!  Чернокожий  невольник  Йогаш  поможет тебе
взгромоздиться  на чешуйчатое  исчадие. Держи путь  на яркую звезду к югу от
зенита --  это  Вега,  и через два часа  ты окажешься  над  террасами своего
предзакатного города.  Лети в  том направлении до  тех только пор,  пока  не
услышишь далекое  пение в высоком эфире. Над  ним  таится безумие,  так  что
останови  птицу шантак, лишь только заслышишь первые ноты. Затем оглянись на
землю -- ты увидишь сияние неугасимого алтарного  огня Иред-Наа на священной
крыше храма.  Этот  храм стоит  в  предзакатном городе твоих  грез,  так что
направляйся прямо туда, прежде чем ты услышишь пение, иначе погибнешь.
     Когда  приблизишься  к  городу, держи путь  к высокому парапету, откуда
некогда ты взирал  на открывшуюся  перед  тобой  величественную панораму,  и
пришпоривай птицу шантак, пока она не закричит.  Великие,  которые  сидят на
благоуханных  террасах,  услышат  этот крик, и  ими овладеет  столь  сильная
ностальгия, что все красоты и чудеса  твоего города не смягчат боль их тоски
по мрачному кадатскому замку и соцветию вечных звезд над ним.
     Потом опустись рядом с ними верхом на птице шантак -- пускай они увидят
и погладят чудовищную лошадиноголовую птицу,  а сам тем временем расскажи им
о неведомом Кадате, который ты только что покинул, поведай им, как прекрасны
его бесконечные неосвещенные покои, где  в  старину они  предавались веселым
играм в божественном сиянии.  Потом с ними  заговорит  птица шантак на языке
шантаков, и ее речь лишь обострит их воспоминания о днях юности.
     Без устали  ты должен будешь настойчиво  рассказывать Великим  о родной
обители  их детства, пока они наконец  не  прольют слезы и  не попросят тебя
показать  позабытую  ими обратную  дорогу  домой.  Тогда ты  отпустишь птицу
шантак, и она взмоет в небо с  призывным радостным криком, заслышав который,
Великие в безмерной радости запрыгают, и пустятся в пляс, и  поспешат следом
за  чудовищной птицей, как и подобает богам,  сквозь глубокие  бездны неба к
знакомым и дорогим кадатским башням и куполам.
     И  потом  чудесный  предзакатный  город   останется  тебе  для  вечного
наслаждения, а земные боги, вновь заняв привычное место, будут править снами
людей. Иди же -- путь свободен и звезды ждут. И твоя птица шантак уже храпит
и топочет  ногами в нетерпении.  Держи  курс на Вегу, но сразу  поверни, как
только  заслышишь  первые  звуки  песни. Не  забудь  мое предупреждение, ибо
невообразимые исчадия  кошмара засосут  тебя в  черную  бездну  истошного  и
рыдающего  безумия. И помни об Иных богах, они могущественны,  безрассудны и
ужасны и таятся во внешних безднах. Лучше избегать встречи с ними.
     Хей!А-шанта  ниг\  Иди!  Пришли земных богов  обратно  в  их обитель на
неведомом Кадате, и моли небо, чтобы никогда не встречать меня ни в одном из
моих тысяч обличий. Прощай, Рэндольф Картер, и будь  осторожен, ибо я и есть
Ньярлатотеп, ползучий хаос!
     Рэндольф Картер оседлал птицу шантак и, сбившись с  дыхания и испытывая
сильное  головокружение,  со  свистом улетел  в  небесную  бездну  навстречу
холодному сиянию северной звезды Веги, и лишь раз бросил взгляд через  плечо
на хаотично громоздящиеся  башни  ониксового кошмара, в котором  по-прежнему
смутно сиял одинокий свет из  окна высоко над облаками земного сновидческого
мира.  Мимо  проносились  огромные  полипообразные исчадия и незримые крылья
надсадно хлопали во мраке, но он крепко держался за мерзкую гриву чудовищной
лошадиноголовой чешуйчатой птицы. Звезды в выси стали  кривляться, сорвались
со своих привычных мест и выстроились в причудливые знаки судьбы, которых ни
один  смертный почему-то  ранее не замечал и не  боялся.  А ветры  бездонных
бездн ревом возвещали о смутном мраке и космическом одиночестве.
     А  потом  сверкающую бездну  впереди прорезало, словно грозное знамение
беды, безмолвие,  и все ветры и чудовищные  исчадия растаяли во  мраке,  как
исчезают  с  первым лучом рассвета ночные твари. Издалека, дрожа  на волнах,
которые вдруг с  ужасающей осязаемостью возникли из золотых клочков туманов,
донеслись далекие  звуки  мелодии, струившейся  невнятными и неслыханными  в
земном  небе аккордами. И когда музыка  зазвучала громче,  шантак навострила
уши  и  рванулась вперед,  равно  и  Картер с превеликим вниманием  старался
уловить  каждый звук,  столь сладкий его слуху.  То была песня, но пел ее не
голос.  Ее  пели  сама ночь и небесные сферы, и эта песня возникла в древнюю
пору рождения космоса и Ньярлатотепа, и Иных богов.
     Птица шантак  летела  все быстрее,  и  все  ниже пригибался к ее  спине
наездник,  опьяненный  чудом  мелодии  бездны  и  завороженный  хрустальными
извивами  космической  магии.  И потом  запоздало ему  воспомнилось  грозное
предостережение  исчадия  зла,  сардоническое  предупреждение  демонического
посланника, который наказал искателю опасаться безумия этой  песни. Не более
чем издевкой был предначертанный Ньярлатотепом  путь его спасения в чудесном
предзакатном городе,  не более чем в  насмешку черный  посланник  открыл ему
тайну праздных богов, дорогу  к которым он и  сам бы  мог с легкостью найти.
Ибо безумие  и дикое отмщение  бездны -- вот  единственные дары Ньярлатотепа
самонадеянным  смертным,  и   хотя   наездник  с  безумным  усилием  пытался
поворотить  своего летучего возницу,  с  насмешливым клекотом  птица  шантак
продолжала   неумолимо  нестись   вперед,  в  злонамеренной  радости  хлопая
гигантскими  перепончатыми  крыльями, держа  путь  прямо  к тем  богомерзким
провалам,  куда  не  долетают  сны, в  тот  предельный  аморфный хаос нижних
пределов  естества, где  бурлит и богохульствует в средоточии  бесконечности
неразумный султан демонов Азатот, чье имя никто не смеет произнести вслух.
     Неукоснительно  следуя приказу мерзкого посланца зла, дьявольская птица
мчалась  вперед,  врезаясь  в   легионы  бесформенных  обитателей   мрака  и
неосязаемые  сонмы мельтешащих тварей, которые тянули  к ней  свои когтистые
цепкие  лапы,  то были безымянные отродья  Иных  богов, такие  же  слепые  и
неразумные и охваченные лишь неизбывной жаждой и гладом.
     Вперед,  неуклонно  вперед,  с  радостным клекотом  приветствуя хохот и
истерические  вопли,  в  которые преобразилась песнь  ночи и небесных  сфер,
чешуйчатокрылое  чудовище несло своего  беспомощного  наездника,  вспарывая,
казалось бы,  конечный  окоем  неба  и  минуя запредельные  бездны, оставляя
позади звезды и материальные пространства и метеором несясь сквозь кромешный
хаос  к  непостижимым  темным  покоям  вне  времени,  где  под  приглушенный
умопомрачительный  бой  богомерзких барабанов  и тонкое монотонное завывание
сатанинских  флейт  растекся  бесформенной  массой  вечно  жующий  и   вечно
ненасытный Азатот.
     Вперед  --  вперед  сквозь  крики  и  вопли,  сквозь  кишащие  мерзкими
обитателями  черные провалы, --  и вдруг из  какой-то далекой благословенной
дали  обреченному  Рэндольфу  Картеру   явились  образ  и  мысль.   Чересчур
изощренной  оказалась коварная и мучительная ловушка Ньярлатотепа,  ибо злой
демон  заставил  свою жертву вспомнить то, чего  никакие  объятия  льдистого
ужаса не могли стереть из памяти. Родной дом -- Новая Англия  --  Бикон-хилл
-- бодрствующий мир.
     "Ибо  знай,  что  твой золотой мраморный  город чудес -- это лишь сумма
всего того, что ты видел и любил в юности... Это великолепие бостонских крыш
на горных  склонах и  озаренных  пожаром  заката западных окон,  и  душистых
цветов на площади Коммон, и огромного купола на холме, и лабиринта фронтонов
и  печных  труб  в фиолетовой  долине, по  которой сонно течет Чарльз... Эта
красота,  отлитая, закаленная  и отшлифованная годами воспоминаний и снов, и
есть твой чудесный град на  неуловимом закате; и чтобы найти этот  мраморный
парапет с  дивными вазами и резным перилами,  и чтобы спуститься  наконец по
бесконечным  ступеням в город широких площадей и разноцветных фонтанов, тебе
надо лишь вернуться к мыслям и видениям своего милого детства".
     Вперед, вперед --  головокружительный полет к последнему пределу сквозь
мрак, где безглазые твари выпускают когти, а склизкие морды тычутся в разные
стороны,  а безымянные  исчадия щебечут, и щебечут,  и щебечут. Но  образ  и
мысль уже возникли, и Рэндольф Картер осознал, очень отчетливо, что он спит,
только  спит,  и что где-то  далеко  остался бодрствующий  мир и  город  его
детства. И вновь  вспомнились слова:  "Тебе  надо лишь вернуться  к мыслям и
видениям своего милого детства".  Вернуться,  повернуться --  но его со всех
сторон обступала тьма, однако Рэндольф Картер мог повернуться.
     Как бы ни были сильны объятья кошмара,  сжавшие душу Рэндольфа Картера,
он все же мог бы найти силы повернуться и двинуться  в попятном направлении.
Он мог двигаться сам, а ес