вышло из каменного века, оно еще  не  отказалось  от  примитивной  системы
железнодорожного транспорта. Более того, для  ящера,  чья  родная  планета
давным-давно разработала куда более эффективные средства  сообщения  (типа
путешествий во времени  и  телепортации),  Транссибирская  железнодорожная
магистраль  была  не  лишена   некоторого,   скажем   так,   исторического
очарования.
     Где-то между Омском  и  Томском  Инки,  чей  хвост  между  тем  почти
перестал болеть, решил спуститься пониже. У пересечения железной дороги  с
заброшенным шоссе он заметил маленький одинокий муравейничек - явно жилище
какого-то двуногого. Вот она, возможность  установить  дружеский  контакт.
Посидеть, поговорить, глядя, как мимо проползают поезда, поднабрать данных
для анализа культуры и цивилизации аборигенов.
     Инки приземлился всего в каких-то пятидесяти ярдах  от  домика  Ивана
Сергеевича  Пушева,  имевшего  честь  служить   стахановским   смотрителем
переезда  со  времен  чистки  тысяча  девятьсот  тридцать  шестого   года,
вычистившей отсюда его предшественника. На этот раз Инки  не  стал  делать
свою тарелку невидимой. Так ее легче будет найти,  если  ему  вдруг  снова
придется с поспешностью покинуть общество гомо сапиенсов.
     Иван Сергеевич не без некоторого беспокойства  наблюдал  за  посадкой
летающей тарелки. Она прилетела не со стороны Москвы, но пути политической
полиции неисповедимы. Он торопливо почистил  ботинки,  причесал  бороду  и
вышел на крыльцо навстречу своему гостю... мысленно готовясь все отрицать.
     -  Здравствуй,  товарищ,  -  приветствовал  Иван  Сергеевич  ящера  и
мысленно поразился: мол, чего только не  придумает  политическая  полиция,
лишь бы получше замаскироваться.
     -  Здравствуйте,  -  настороженно  отозвался  Инки.  -   Меня   зовут
Инквиситив с Моза.
     - А я - товарищ Пушев с Слобованутского переезда.  -  Иван  Сергеевич
замялся и неуверенно добавил: - Я надеюсь, товарищ, вы окажете  мне  честь
выпить стакан водки за моим недостойным столом? Мы поднимем этот стакан за
здоровье нашего героического коллективного руководства.
     - Ничуть не сомневаюсь, - не скрывая раздражения, ответил Инки, - что
вашему  героическому  коллективному  руководству  очень  поможет  грядущая
фумигация. Между прочим, ящеры Моза  не  одобряют  применения  алкоголя...
кроме как в медицинских целях.
     В этот момент Иван Сергеевич начал понемногу догадываться, что  Инки,
возможно, вовсе не секретный агент политической полиции. Он  был  вынужден
признать,  что  чешуя  выглядела   необыкновенно   натурально,   а   хвост
подергивался  с  независимостью,  чем-то  напоминающей   товарищу   Пушеву
загнивающий Запад. Но ошибка в столь деликатном вопросе могла  закончиться
трагически, и потому:
     - Ваше  превосходительство,  -  сказал  Иван  Сергеевич,  -  простите
невежество политически грамотного, но в настоящий момент сбитого  с  толку
смотрителя переезда. Где находится этот самый Моз?
     - В более обжитой части галактики, нежели та, где обретаетесь вы.
     - Позволено ли мне будет спросить, - не унимался Иван Сергеевич,  сам
удивляясь своему безрассудству, - как туда добираются?
     - Сразу за Полярной Звездой  поворачиваете  налево,  а  потом  летите
прямо пятьсот  световых  лет,  -  ответил  Инки  и  улыбнулся  с  чувством
бесконечного ящерного превосходства.
     - Быть может, это спутник?
     - Разумеется, нет! - с возмущением воскликнул  Инки.  -  Это  планета
первой величины!
     - И без сомнения,  недавно  освобожденная  нашей  доблестной  Красной
Армией? - продолжал расспросы Иван Сергеевич.
     Инки презрительно усмехнулся и покачал головой.
     - Твоя мать, без сомнения, была идиоткой, - процедил он, - а  отец  -
дебилом.  А  ты  сам  находишься  в  состоянии  интеллектуального   бреда.
Фумигация для тебя будет актом милосердия.
     К этому моменту Иван Сергеевич уже пришел  к  окончательному  выводу.
"Этот тип, - решил  он,  -  никак  не  может  быть  сотрудником  секретной
полиции. Ни один агент МВД не опустится до того, чтобы надеть фрак".
     - Значит, Моз  -  не  коммунистическое  государством  -  спросил  он,
чувствуя, как к нему возвращается уверенность.
     - Придурок! - вскричал Инки. -  Да  с  какой  стати  разумным  ящерам
устраивать себе коммунизм? Так низко мы пасть не можем!
     - Если Моз не коммунистическое государство, - решил Иван Сергеевич, -
значит, это реакционная, капиталистическая,  фашиствующая  демократия.  Но
пролетариат-то у вас хотя бы организован?
     - У нас нет пролетариата!
     -  Невозможно!  -  воскликнул  Иван  Сергеевич.  -  Не  могли  же  вы
уничтожить полностью весь рабочий класс!
     - Друг мой, - мягко сказал Инки, - нам некого уничтожать. У  нас  нет
рабочих. Мы используем роботов.
     - Варвары! - Иван Сергеевич воинственно выставил бороду.  -  И  давно
это вы эксплуатируете несчастных роботов?
     - Примерно двадцать тысяч лет.
     - Какое невероятное терпение! - покачал головой пораженный до глубины
души  Иван  Сергеевич.  -  Я  думаю,  грядущая  революция  будет  особенно
кровавой.
     - Пушев, - зевнул Инки, - ты меня утомил. Без фумигации планеты  явно
не обойтись... Между прочим, когда будет ближайший поезд?
     -  Завтра,  ваше  благородие...  или   послезавтра.   Может,   хотите
подождать? Только имейте в виду, я не могу обещать, что поезд остановится.
     - А вот я, - с многообещающей улыбкой заявил Инки,  -  могу  обещать,
что скоро здесь все остановится. А пока я лучше  продолжу  свои  изыскания
где-нибудь в другом месте. Всего хорошего.
     - Одну минуточку, ваше благородие. Позвольте мне на прощание подарить
вам маленький сувенир в память об этой незабываемой встрече.
     Иван Сергеевич вбежал в дом  и  через  минуту  вернулся  с  маленькой
металлической коробочкой в руках. К коробочке прилагался крохотный ключик.
     - Это устройство,  -  объяснил  он,  -  предназначено  для  исцеления
усталости и сонливости. Оно просто  незаменимо  для  интеллектуалов  вроде
вас.  Многие  наши  политические  лидеры  подарили  такие  машинки   своим
ближайшим друзьям. Результаты превзошли все ожидания.
     Иван Сергеевич вставил ключик в специальную дырочку и  несколько  раз
повернул. Затем протянул коробочку Инки.
     Ящер внимательно осмотрел неожиданный подарок.
     - Очень  любопытный  образец  крестьянского  творчества,  -  подумав,
провозгласил  он.  -  Я  полагаю,  это  устройство  работает  по  принципу
психостатической индукции?
     - Вне всякого сомнения, - с готовностью согласился Иван Сергеевич.  -
Желаю вашему благородию приятного путешествия.
     - Спасибо, - ответил Инки.  -  Я  уже  почти  решил  переменить  свое
решение и рекомендовать тебя для рабства.
     Так  выразив  друг  другу  взаимное  уважение,  они  разошлись.  Иван
Сергеевич в свой домик, а Инки - в летающую тарелку.  Смотритель  переезда
наблюдал за вертикальным взлетом тарелки  с  хитрой  ухмылкой.  Загадочная
летающая машина выглядела, прямо скажем, внушительно, хотя, разумеется, не
шла ни в какое сравнение с  могучими  МИГами,  о  которых  Иван  Сергеевич
недавно читал в газете. Кроме того, разве  тарелка  -  это  не  буржуазное
изобретение?
     Иван   Сергеевич   взирал   на   результаты   утренней   встречи    с
удовлетворением сразу по трем причинам. Во-первых,  блестящим  применением
метода  дедукции  он  исключил  возможность  того,   что   Инки   является
сотрудником секретной политической  полиции.  Во-вторых,  он  изобличил  в
своем незваном госте капиталистического шпиона.  И  в-третьих,  он  оказал
посильную помощь бедным эксплуатируемым роботам  Моза.  Ведь  его  подарок
Инки был одной из реликвий программы "выжженной земли", рожденной  военным
гением товарища Сталина. Вначале его  предполагалось  использовать  против
оккупационных войск.
     Иван Сергеевич принял самое разумное решение.  Он  напишет  подробный
рапорт о случившемся. Возможно, это  поможет  ему  получить  повышение  на
заветную должность помощника билетного контролера в Томске.
     Тем временем Инки поднялся на высоту  тридцать  тысяч  футов.  Он  не
спеша, со скоростью, всего в три раза превышающей скорость звука, летел на
юг. После пустынных  сибирских  просторов  ему  хотелось  познакомиться  с
земной  жизнью  тропических  регионов.  Вдруг  в  тропиках   он   встретит
что-нибудь любопытное.
     Он пересек Тибет, Бирму и Сиам.  Он  медленно  кружил  над  Малайским
Архипелагом, выбирая наиболее удобный для изучения остров.  И  вдруг,  как
раз когда его летающая тарелка находилась посередине Южно-Китайского моря,
подаренная Иваном Сергеевичем бомба с часовым механизмом (кстати, одна  из
немногих  действующих)  самым  пренеприятным  образом  вдребезги  разнесла
орудийную башню.
     Для Инки в его пилотской кабине грохот взрыва прозвучал  словно  звон
сотен литавр. Все кругом затряслось... Но вот тряска прекратилась, и Инки,
к своему неописуемому удивлению, обнаружил, что, хотя  от  фрака  остались
одни лохмотья, сам он цел и невредим. Не считая, конечно,  того,  что  его
хвост побелел от ужаса.
     И вот тут-то ему на выручку пришла находчивость,  которой  заслуженно
гордятся ящеры Моза. Глянув вниз, Инки  увидел,  что  Южно-Китайское  море
несется ему навстречу куда быстрее, чем хотелось бы. Он понял,  что  очень
скоро станет мокрым, или даже очень мокрым ящером. Это было  нежелательно.
Поэтому Инки незамедлительно включил антигравитационный  луч  и  резервные
ракеты перегретого пара.  Из-за  несориентированности  антигравитационного
луча тарелку тут же перевернуло вверх тормашками, но Инки крепко  уцепился
хвостом за пульт  управления  и  с  помощью  паровых  ракет  даже  добился
некоторого контроля  над  своим  поврежденным  летательным  аппаратом.  Не
раздумывая, он направил его к ближайшей земле  -  маленькому  тропическому
островку, называвшемуся Комодо.
     Проявив незаурядное мастерство в управлении тарелкой,  Инки  все-таки
сумел совершить вынужденную посадку  на  острове,  в  небольшой  пальмовой
роще. К тому времени, когда вызванный им кокосовый дождь закончился,  Инки
оправился до такой степени, что сумел выползти из  тарелки  и  обследовать
повреждения. А обследовав, пришел к  неутешительному  выводу,  что  ремонт
займет у него как минимум три дня. Но  потом,  мрачно  поклялся  ящер,  он
вернется к Слобованутскому переезду и расквитается  с  Иваном  Сергеевичем
так, что очень быстро тот взмолится о блаженном избавлении фумигации.
     Всецело поглощенный изучением повреждений и мыслями об отмщении, Инки
даже не сразу заметил, что он не один. Но, наконец, осторожное  дыхание  у
него за спиной заставило Инки повернуться.
     Перед ним  стояла  самая  обворожительная,  самая  грациозная,  самая
ослепительно красивая  самка,  которую  он  когда-либо  видел.  Ее  широко
раскрытые  невинные  глаза  полнились  неведомой  тайной.  Ее   прелестное
волнистое тело являло собой  настоящую  поэму  женственной  пластики.  Она
лучезарно улыбалась Инки, и ящер чувствовал, что под этими нежными чертами
кроется огонь всепоглощающей страсти. Так, между прочим, на самом  деле  и
было. Ведь эта дама была ни кем иным, как хищным драконом Комодо.
     - Я... Я... Я... - начал Инки на языке ящеров, который, как известно,
универсален.
     Но дар речи покинул Инки. На Мозе он не встречал ничего подобного.
     - Вы попали в беду? - спросила она голосом, сладким, как у сирены,  и
полным странного, невысказанного желания.
     - Нет, милая леди, - ответил Инки, беря себя в  руки.  -  Я  попал  в
рай... Никогда еще я не видел такого совершенства! Мне кажется, я пролетел
пятьсот световых лет именно ради этого момента.
     Пятифутовый  хвост  дракона  Комодо   едва   заметно   дрогнул.   Она
покраснела.
     - Вы, наверно, всем это говорите.
     -  Ангел  мой,  -   признался   Инки,   вспоминая   дочь   Верховного
Администратора, - у меня и правда раньше были другие.  Но  они  ничего  не
значат. Я просто-напросто не жил до этого мига... Между прочим, меня зовут
Инквиситив. Но ты можешь называть меня просто Инки.
     - А я  -  дракон  Комодо,  -  сказала  она  и  протянула  Инки  лапу,
украшенную  восхитительными,  острыми,  как  бритвы,  когтями.  -   Можете
называть меня просто Канни-Балле.
     - Канни-Балле! - в восторге воскликнул  Инки.  -  Какое  удивительное
имя!
     -  Немного  необычное,  не  правда  ли?  -  и  дракон  Комодо   снова
покраснела.
     - Такая ласковая, - бормотал Инки, - такая любезная...
     - Ну, если вы так полагаете... - и дракон Комодо улыбнулась,  обнажив
длинный ряд безупречно белых, острых, длинных зубов.
     - Дорогой Инки, - она повернулась к летающей тарелке,  -  скажи,  что
это за странная штуковина?
     Гордо выставив грудь, Инки рассказал о своей миссии на Земле.
     - В принципе, -  заключил  он,  -  мне  следует  починить  тарелку  и
вернуться на  Моз,  но...  Любимая,  я  не  могу  рекомендовать  фумигацию
планеты, на которой мы впервые увидели друг друга.
     - Да уж я  думаю!  -  с  возмущением  воскликнула  дракон  Комодо.  -
Особенно учитывая, что я вовсе не собираюсь никуда  эмигрировать.  Большое
спасибо, но мне и здесь неплохо.
     - Но я не должен забывать о своем долге, - печально сказал Инки. - Ты
можешь этого и не знать, но ящеры Моза -  самые  просвещенные  существа  в
галактике. Судьба избрала нас для создания звездной  империи.  Она  станет
достойным памятником несгибаемости ящерного духа.
     - Какой ты воинственный, - застенчиво прошептала дракон Комодо. - Мне
даже страшно...
     Инки,  окончательно  потерявший  голову  от   этого   очаровательного
создания, бросился ей в ноги и воскликнул:
     - Канни-Балле! Я не вынесу твоего несчастья!.. Если бы только  я  мог
навсегда остаться с тобой в этом раю!
     - Возможно, мне удастся это устроить, - задумчиво пробормотала дракон
Комодо.
     И ее голос обещал так много, что Инки и думать забыл  о  фумигации  и
галактических империях.
     - Милая моя, почему бы и нет?!! - в восторге он вскочил на ноги. - Мы
будем неразлучны!
     - Навсегда, -  согласилась  дракон  Комодо,  и  ее  глаза  загорелись
желанием.
     - Идеальная пара, - восторгался Инки, - мой разум и твоя красота!
     -  Неразрывно  соединенные  воедино,  -  улыбнулась  дракон   Комодо,
скручивая спиралью свой могучий хвост. - И в жизни, и в смерти...  Извини,
мой милый, что говорю об этом, но, видишь ли, я ужасно хочу есть...
     И тут двести фунтов мускулов развернулись с быстротой  молнии:  живая
дубинка нанесла удар. Инки даже не успел ничего  понять,  прежде  чем  его
сбитый с толку, охваченный внезапной паникой мозг превратился  в  кровавую
кашу. С укоризненным вздохом он замертво повалился на землю.
     Дракон Комодо окинула труп критическим взором и покачала головой.  По
меркам Комодо, Инки был несколько худоват.
     - Это лучше, любовь моя, -  печально  сказала  она,  -  чем  разбитое
сердце... И как это благородно - погибнуть ради дамы своего сердца!
     Затем она села и съела Инки с головы до хвоста.


     Вот, друзья мои, истинная причина, почему еще пару веков Земля  может
не  опасаться  фумигации;  почему  кафе  Сэма  Гудвина  переименовано   из
"Тенистого уголка" в "Придорожный Буфет  Летающих  Тарелок";  почему  Иван
Сергеевич Пушев стал помощником билетного контролера  в  Томске  и  почему
Канни-Балле, дракон  Комодо,  живет  теперь  в  уютном  круглом  домике  в
джунглях. В домике с атомным кондиционером!

ЎҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐ“
’          Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory         ’
’         в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2"        ’
џњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњЋ
’        Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент       ’
’    (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov    ’
 ҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐҐ”





                               Эдмунд КУПЕР

                               СУДНЫЙ ДЕНЬ




     Я уже старик, но память о том сентябрьском утре все еще жива  в  моем
мозгу. Днем и ночью у меня  перед  глазами  стоит  страшная  картина  того
кошмарного дня. Я не боюсь умереть, ведь тогда, слава Богу,  умрет  и  эта
память. Только так я смогу, наконец-то, обрести покой.
     Порой я ощущаю, что жизнь в этой тихой долине Дербишира на самом деле
весьма приятна. Особенно весной, когда, выполнив дневной урок по  плетению
полотна, я могу хоть целый вечер сидеть на пороге моего  домика.  И  можно
ничего не делать, просто сидеть и смотреть, как солнце прячется за низкими
зелено-голубыми холмами, и слушать голоса играющих  детей...  ждать,  пока
наступит темнота..
     Странное они поколение, эти дети Темных  Лет.  В  их  голубых  глазах
горит огонь желания, а мысли их сосредоточены не на будущем, а на том, что
они считают славным прошлым. Эпоха героев, мифическая эра  могучих  машин,
бурлящих городов, радио и телевидения, реактивных самолетов  и  спортивных
автомобилей...
     А ясными ночами в небе, усеянном светлыми  звездами,  все  еще  видны
блестящие точки спутников. Несколько ночей тому назад один из них сошел  с
орбиты и, попав в плотные слои атмосферы, сгорел тонкой кривой  светящейся
полосой,  словно  обычный  метеорит.  Так,  вероятно,  все  они  понемногу
исчезнут. Один за другим, пока не останется ничего,  что  говорило  бы  об
открытых человеком воротах в бескрайний космос.
     Детям нравится слушать о спутниках. Но мне кажется, они не очень-то в
них верят. Ну, во всяком случае, не так, как я сам. Как человек, выросший,
когда эти самые спутники еще  только  выводились  на  орбиты,  я  вижу  их
такими, какие они есть - орудия  уничтожения,  терпеливо  ждущие  сигнала,
который теперь уже  никогда  не  придет,  чтобы  обрушить  на  Землю  свой
смертоносный  груз.  Есть,  конечно,  некоторые...  крохотные  космические
лаборатории, все еще информирующие о чем-то лежащий под ними глухой к  ним
мир...  Для  детей  же  спутники  -   это   просто   подвижные   звезды...
заслуживающие внимания лишь потому, что их послали в путь Великие Предки.
     Великие Предки!
     Как это  печально,  что  всего  за  одну  человеческую  жизнь  успело
возникнуть и окрепнуть множество новых мифов. Люди, похоже, не могут  жить
без мифов. Возможно, созданные из успевшего  подернуться  дымкой  забвения
прошлого мифы - лишь смутные отражения надежд на  будущее.  Может,  оно  и
так.  Быть  может,  дети  создают  для  себя  идеал,  который  поможет  им
преодолеть Темные Года и построить мир, где целью прогресса  станет  нечто
иное, а не всеобщее самоубийство.
     И однако, когда я слышу, как они  говорят  о  Великих  Предках,  я  с
трудом удерживаюсь от горького смеха. Каким-то чудом  мне  всегда  удается
сохранить внешнее спокойствие - не стоит  разочаровывать  молодежь.  Но  я
никак, не могу забыть, что на планете, где когда-то обитало  почти  четыре
биллиона человек, теперь едва ли наберется десять миллионов жителей. И для
меня это достойная эпитафия Великим Предкам...
     Я помню их как людей - обычных людей в необыкновенном, созданном  ими
мире. Людей быстрых разумом и медлительных сердцем,  с  даром  творения  в
своих мечтах и стремлением к разрушению, горящим в глазах.
     Но чаще всего я вспоминаю ясное сентябрьское утро, когда  погибла  их
цивилизация. А еще - несколько страшных дней, последовавших за этим. Дней,
когда, казалось, раса людей канет в Лету, стертая с лица Земли.
     Итак, было ясное утро, и солнечные лучи раскинули свою  золотую  сень
над полями, горами и городами, и лениво-неподвижный  воздух  восхитительно
пах странными ароматами ранней осени.
     В тот  день  меня  как  раз  выписали  из  больницы  после  небольшой
операции. Для ме