сумку, торопливо уложил хокарэмскую одежду; второй
в это время пятился, отодвигался от опасности, которую сам на себя вызвал.
   Девушка забрала свою сумку, повесила на плечо и не оглядываясь пошла
прочь.
   Подобные инциденты неизбежно могли повториться и в дальнейшем;
девушка задумалась, ища выход из этой неприятной ситуации, но ничего не
удавалось придумать, пока на одном из перекрестков она не увидела неспешно
бредущего к югу странствующего певца.
   Девушка догнала его и объявила:
   - Я иду с тобой.
   - Куда? - полюбопытствовал удивленный ее появлением певец.
   - Не все равно, куда? - отозвалась она. - Главное, нам по дороге.
   - Как тебя зовут, дитя? - спросил ее певец. Это был невысокий старик,
одетый в небогатую, но новую и чистую одежду, с кэйвеской лютней за
плечом.
   - Тебе-то что за дело? - раздраженно ответила вопросом девушка. Она
шагала рядом со стариком; такой спутник ее устраивал - грабители не
нападают на певцов, даже на богатых: певцов охраняет обычай.
   - Мое имя Ашар, - сообщил старик. - В этом нет тайны. А ты знаешь
какие-нибудь песни?
   - Знаю, - буркнула девушка. - Спеть тебе?
   - Не надо, дикая моя лаангри, - ответил он. - Похоже, ты не в том
настроении, в котором поют песни...
   Девушка между тем подумывала, что напрасно она нагрубила, отказавшись
назвать свое имя. Но, с другой стороны, какое же имя назвать старику?
Савири или Сава? Но первое имя - явно вельможное, а второе - явно
сургарское. Сэллик, как назвал ее Ролнек? Не нравилось ей это имя, да и не
следовало, пожалуй, его упоминать.
   И тогда она вспомнила еще одно имя, а точнее прозвище.
   - Можешь называть меня Карми, дед, - проговорила она.
   - Это катранское имя? - полюбопытствовал старик.
   - Это прозвище, - отозвалась она.
   Старик замурлыкал какую-то песенку, а Карми, слушая его, вдруг
вспомнила, что уже почти полгода ей не приходило в голову что-то напевать.
Наоборот, слишком часто она ловила себя на том, что у нее крепко стиснуты
зубы. А Стенхе, помнится, говорил: "Если женщина не поет, значит - она
больна", и она подумала: "Наверное, болезнь не отпустила меня". Чтобы
пересилить эту дурацкую хворь, Карми и стала старательно подпевать
старику.
   Певец, поощренный поддержкой, негромко завел другую песню, а потом и
третью, но эту третью Карми никогда не доводилось слушать, и она
примолкла, вслушиваясь.
   - Это новая песня? - спросила она с сомнением.
   - Это очень старая песня, - ответил певец. - Ее уж и редко кто
помнит.
   - Повтори начало, - сказала Карми.
   И когда певец начал первую строфу, стала подпевать, вспоминая только
что услышанные слова. На два голоса зазвучала среди полей древняя песнь о
том, как луговая пичуга жаловалась богине Айохо Палло Сабви, что гнездо ее
затаптывают табуны диких лошадей.
   - А есть еще одна песня, тоже старая, - воскликнул Ашар,
воодушевленный сложившимся дуэтом. - Она о Ваору Тунву и Сангави Толнэй
Эсад.
   - Не эта, что начинается - "Смелый воин..."?
   - Да, ты знаешь? - И Ашар запел торжественно: "Смелый воин, грозный
всадник Танву-Ларо э Ваори..." Карми подхватила, смолкая тогда, когда
песня велась от имени легендарного героя и, в свою очередь, в одиночку
ведя те строфы, где речь держала премудрая красавица Эсад.
   - Святые небеса! - проговорил Ашар, когда песня кончилась. - Да
откуда ты эту песню знаешь? Она ведь не из деревенских, девочка моя.
   - Ну что тебе с того, откуда знаю, - с внезапно вспыхнувшим
раздражением ответила Карми. - Знаю - и ладно. Что ты все допытываешься,
дед?
   - Ты не девка, а дикая лаангри, - с усмешкой отвечал певец. - Хорошо,
не буду тебя спрашивать, Карми-лаангри...
   И так они шли сначала по Ирау, а потом по северному Горту, распевая
песни, получая за это еду и деньги от слушателей и разучивая новые
мелодии. Конечно, Ашар знал песен куда больше, чем Карми, и самых разных:
господских и простонародных, городских и деревенских; зато Карми помнила
много стихов из старинных книг и пела их то на знакомые мотивы, то на
новые, придуманные на ходу. Порой Ашар поддразнивал ее наскоро сочиненной
песенкой о лаангри по имени Карми, диком зверьке, который кусает всех, кто
ни подвернется, потому что не любит чужих, и который дремлет в своей
уютной норке, потому что сыт... Песенка была без конца, и в ней появлялись
новые куплеты, и оказывалось, что лаангри по имени Карми - зверек ленивый,
и неутомимый в ходьбе, и очень любящий сладкое, и умный, и сердитый - и
все это в зависимости от обстоятельств.
   ...Недалеко от города Лорцо их остановил важный господин,
возглавлявший отряд, сопровождающий крытую повозку, в которой, судя по
всему, ехала знатная дама, жена этого господина. Ашар поклонился
почтительно, но не забывая и своего уважаемого всеми положения; Карми
поклонилась ниже.
   - Знаешь ли ты балладу о даме из замка Кассор?
   - Знаю, господин, - поклонился Ашар. - Прикажешь нам спеть ее?
   - Да, - отозвался господин. - И если хорошо споете, награжу
по-царски.
   Хорошо петь, считается по-майярски, - это значит петь так, чтобы
слезы катились из глаз слушателей; в Майяре всегда любили трогательные
грустные баллады, и певцы непрерывно сочиняли новые - еще более
слезоточивые.
   Ашар, сняв лютню с плеча, глянул на Карми. Карми кивнула; эту балладу
она помнила. И ее одинокий голос, печальный и звонкий, начал выпевать
незатейливую мелодию. Ашар подпевал ей, помогая в конце строф, когда
чувствовалось, что Карми не хватает голоса, или же пел те строфы, где
требовался мужской голос - и тогда уже Карми подпевала ему, сплетая два
голоса - густой гулкий Ашара и свой, чистый и ясный - в причудливый
рисунок двухголосья на кэйвеский лад.
   И не удивительно, что девичий прозрачный голос, взлетевший к высокому
небу, исторг у слушателей потоки искренних слез, хотя, Карми показалось,
что и без песни плакала дама, которая сидела в повозке.
   Господин был доволен. Он дал золотой Ашару, а Карми дал серебряную
монетку:
   - Купи себе сережки, певунья...
   И отряд уехал. Ашар долго смотрел ему вслед:
   - Скоро еще одна баллада появится в Горту.
   Карми, которая сидя на обочине шарила в своей котомке, подняла
голову:
   - Что ты там разузнал, дед?
   - Не разузнал, - ответил Ашар. - Догадываюсь... Хорошо еще, если он с
супругой разведется, а то ведь и повесить имеет право.
   - Бедняжка, - отозвалась Карми. Не то чтобы ей стало жалко уличенную
в измене даму, просто она посочувствовала молодой женщине, всю свою жизнь
обреченную прожить в одних и тех же четырех стенах, без развлечений и
приятного общества. И чтобы изгнать это снисходительное чувство, она бойко
запела песню о трех женах, на спор обманувших своих мужей.
   Ашар эту песню знал, но исполнял нечасто, только среди простонародья
и только тогда, когда компания была уже изрядно подогрета выпивкой; петь
же ее так, среди поля, да когда навстречу люди попадаются, Ашар считал
предосудительным, и он зашикал на девушку.
   Она засмеялась, наслаждаясь его благочестивым испугом.
   - Это непристойно! - заявил Ашар. - Не позорь мои седины, Карми, а то
подумают еще, что я с потаскушкой связался.
   Карми смеялась. Продолжать, однако, эту песню она не стала: а завела
другую, о чудесах, совершенных святым Калви из Лорцо, и Ашар подхватил ее,
и так они дошли до самого города Лорцо. Чем ближе к городским стенам, тем
больше становилось у них попутчиков: во-первых, любопытно людям услышать
какую-нибудь новую песню, а во-вторых, всем известно, что пение
распугивает злых духов, так что так безопаснее. Кто из путников был
побогаче, давал монетки в пол-уттаэри, тем же, кто был бедней, приходилось
предлагать что-нибудь из еды, но Ашар от съестных припасов отказывался: не
стоило являться в дом лорцоского цехового старшины с полной сумкой -
хозяева ведь наверняка обидятся.
   В городские ворота Ашара впустили без уплаты пошлины; Ашар ткнул
пальцем в девушку, заявил стражнику:
   - Это моя внучка, - и пошел спокойно вперед, ничуть не беспокоясь
тем, задержат ее или нет.
   - Как звать тебя? - спросил стражник.
   - Карми, - ответила девушка, и стражник махнул ей: проходи. Будь она
покрасивее, стражник задержал бы девушку подольше, но ее неприветливое
пасмурное лицо не показалось ему привлекательным.
   Карми, придерживая хлопающую по бедру сумку, догнала Ашара, степенно
здоровавшегося со знакомыми горожанами.
   - Куда мы идем? - спросила она.
   - Куда ты идешь - не знаю, - отозвался Ашар, мстя за нелюбовь Карми
отвечать на вопросы. - А я иду к оружейнику Горахо.
   - Предлагаешь мне поискать кого другого в попутчики? - резко спросила
Карми.
   - Иди со мной, коли хочешь, - мирно ответил Ашар. - Девочка, да ведь
я с тобой больше денег заработаю.
   - А я с этого что буду иметь? - хмуро спросила Карми.
   - Что тебе дадут, все твое, - великодушно пообещал Ашар. - Тебе ведь
надо себе платье красивое купить, да ожерелий, бус каких-нибудь, да
серьги. И шаль хорошую - а еще лучше две, чтоб из одной тюрбан сделать и
голову твою стриженную скрыть.
   - Не твое дело, - процедила Карми. - Меня и эти тряпки устраивают.
   - Нам сюда, - объявил Ашар. Он вошел в оружейную лавку и попал в
крепкие объятья пожилого оружейника. Старики, оба еще бодрые, похлопывали
друг друга по плечам, а Карми скромно ожидала у порога.
   - А, - вспомнил наконец Ашар. - Эта девочка со мной. Пусть о ней
позаботятся.
   - Родственница? - спросил Горахо.
   - Дальняя, - туманно отозвался Ашар. - Иди, иди, Карми.
   Девушка ушла со служанкой.
   - Внебрачная внучка? - с улыбкой спросил Горахо.
   - Что-то вроде, - рассмеялся Ашар. - Случайная попутчица. Девка злая,
как лаангри, но песни поет на удивление хорошо. И песни-то какие знает!
Меня за пояс заткнет.
   - Не верю, - отозвался Горохо. - Из каких она?
   - Не говорит, - ответил Ашар. - Думаю, из тех байстрючек, которых
воспитывают по-благородному, да потом не по-благородному с ними обходятся.
Злая она, - повторил Ашар. - И волосы стриженные. А на вопросы отвечать не
хочет.
   - Она может вовлечь тебя в историю, - задумчиво сказал Горахо.
   - В похищении благородной девицы меня не обвинить, - возразил Ашар. - А
остальное мне не страшно.
   - А если она воровка?
   - Не думаю, - качнул головой Ашар. - Деньги ей, конечно, нужны, но
пением она больше заработает. Голос у нее хороший, хоть и слабоват, песен
она знает много, ты напрасно не веришь, да только подбор этих песен
довольно странный.



                                    3

   Лорцоские горожане хорошо относились к Ашару, хорошо отнеслись и к
певунье, которую он привел с собой. Горахова невестка подарила Карми шаль,
и та, уступив настояниям щедрой женщины, украсила голову цветистым
тюрбаном по северогортуской моде. Сорочку Карми все-таки пришлось купить
себе новую, а юбку она тщательно выстирала да подлатала так, что она
больше не выглядела нищенскими лохмотьями. В уступку лорцоским приличиям
Карми купила черную кофту-карэхе и по-летнему коротенькими рукавами и
большим вырезом на груди. Петь ей приходилось много, и ей много платили,
не так щедро, конечно, как Ашару, но, поставь она себе целью сколотить
приданное, при таких темпах у нее скоро бы отбоя не было от женихов из
числа небогатых горожан.
   - Не думай, что всегда так, - предупреждал ее Ашар. - Лорцо - город
богатый, и люди здесь щедры, но ты учти, что на юге сейчас чума.
   - Ну и что? - рассеяно отозвалась Карми.
   - А то, что в Лорцо поверье: мор не придет в город, если в городе
весело поют да рассказывают смешные истории.
   - А если все-таки придет? - хмуро спросила Карми.
   - Значит, мало смеялись, - ответил Ашар.
   - А ты чумы не боишься? - спросила Карми.
   - Я старый, мною чума побрезгует. Вот ты чего к югу идешь?
   - Мне на севере делать нечего, - отозвалась Карми. - Разве что после
как-нибудь. Но знаешь, мне горло драть надоело, так и без голоса остаться
можно.
   - А ты не усердствуй, - посоветовал Ашар. - Много петь надо перед
трезвыми, а как понемногу слушатели напьются, так и сами петь начинают.
Тут уж моя забота, - сказал Ашар. - А ты отдыхать можешь. Да и нечего тебе
перед парнями юбкой вертеть, то не только волосы остригут, но и обреют.
   - Пусть сперва свидетелей найдут, - презрительно откликнулась Карми.
   От пьяных застолий Карми избавляться научилась, но на женских
половинах богатых лорцоских домов пили мало, а песен требовали много.
Карми выговаривала для себя минуты отдыха, но женщины обычно просили петь
еще и еще, и тогда Карми начинала притворно кашлять. Тут же ее пичкали
лекарствами для восстановления голоса: подогретым вином, яйцами, взбитыми
с медом и бархатистым муксоэровым молочком.
   Пока она отдыхала, попивая ароматное лекарство, женщины развлекались
забавными городскими рассказами, в основе которых чаще всего лежали
подлинные истории, произошедшие недавно или несколько поколений назад. Вид
эти повести имели самый разный - от короткого анекдота до весьма
продолжительной, рассказываемой в несколько вечеров новеллы. Да и цели их
были самыми разными: от откровенно развлекательных до
религиозно-нравоучительных. Карми эти рассказы слушала с удовольствием и
сама могла кое-что рассказать, но взятая на себя роль певицы с
перетруженным горлом заставляла ее оставаться в тени.
   Все же она однажды не сдержалась и в одном доме, хозяйкой которого
была очень красивая молодая женщина, взялась рассказывать историю о
проказах трех юношей.
   О, лучше бы она молчала! Лучше бы она пела или, спрятавшись в темном
углу, пила теплое вино. А впрочем, неизвестно, что было бы лучше.
   ...Принц Горту пришел вечером в дом, хозяйкой которого была его
любовница Аласанэ Тови. С тех пор, как он пять лет назад взял в жены дочь
Марутту, он стал осторожнее в любовных делах; Марутту попрекал Горту за
невнимание к молодой жене и требовал соблюдения ее прав. Горту не хотел
ссориться с Марутту, поэтому приходилось окружать свои любовные похождения
тайной.
   В этот вечер высокий принц вышел в город в простом темном плаще,
похожий на небогатого офицера из своей свиты. Сопровождавший его хокарэм
Шэрхо был одет почти так же, чтобы не привлекать внимания встречных.
   В дом Тови принц вошел через калитку из переулка, миновал пустынный
темный дворик и поднялся по лестнице в покои молодой женщины. Он никогда
не предупреждал Тови заранее; проходил обычно сразу в спальню и поджидал,
пока позовут прекрасную хозяйку.
   Он и в этот раз направился туда, но в коридоре его остановил звук
голоса, который в соседней комнате рассказывал одну из тех забавных
историй, которые так популярны в Гертвире. Голос показался ему знакомым;
настолько знакомым, что принца взяла оторопь - ведь юная дама, которой он,
по воспоминаниям Горту принадлежал, погибла больше двух месяцев назад.
   Он осторожно отодвинул край портьеры, закрывавшей дверной проем, и
увидел - опять-таки знакомый - профиль. Рядом с рассказчицей поставили
двусвечный шандал, и лицо девушки живо напомнило принцу о предпоследнем
собрании Высочайшего Союза и о разграбленном, разоренном Тавине.
   "Она жива, - понял Горту. - Не может быть совпадением это лицо,
уверенный голос и чуть архаичная, на кэйвеский лад,
безукоризненно-правильная речь". Для лорцоских горожан, конечно, ее
выговор был просто северным говором - с твердыми звуками там, где южные
диалекты без разбору употребляют мягкие, с явственным различием свистящих
и шипящих - просто смешной северный говор, но для Горту, который и в
молодости, и сейчас с тщанием следил за своей речью, раздраженный
насмешками над южным варварским выговором, для Горту, который ревниво
прислушивался к произношению других, именно эта чопорность в выговоре была
единственно верной приметой, по которой он мог судить, что девочка в
небогатом городском наряде была бывшей сургарской принцессой.
   Горту задумался. Предстоящее любовное свидание потеряло для него
всякую ценность, он повернулся и пошел из этого дома прочь, домой, в
Хольстау-Ольвит. Шэрхо молча шел за ним: причуды хозяина не его дело. Но
едва придя в свой замок, принц позвал к себе одного их хокарэмов, Эльсти,
и отпустил его на полтора месяца - на отдых. Наутро, после того, как
Эльсти уехал, торопливо собравшись в дорогу, Горту отослал другого
хокарэма, Кароя, с посланием в Гертвир, заодно поручив ему разузнать,
какие мнения слагаются в Майяре к следующему собранию Высочайшего Союза.
   Шэрхо был третьим, последним из хокарэмов. Когда Горту вызвал его, он
сказал:
   - Меня ты тоже хочешь отослать, государь? С кем же ты тогда
останешься?
   Горту усмехнулся:
   - Нет, Шэрхо, ты мне нужен здесь. Обратил ли ты внимание в доме Тови
на девушку, которая рассказывала какие-то байки?
   - Маленькая кэйвирка? - вскинул брови Шэрхо. - Конечно. Я видел, она
пела с Ашаром.
   - Отыщи и приведи ее сюда, - приказал Горту. - В Круглую башню.
   Шэрхо кивнул.
   - Обращайся с ней как можно мягче, - добавил Горту. - Иди.
   Шэрхо поклонился и пошел. Поскольку в приказе не было сказано, чтобы
он поторопился, он присел недалеко от фонтанчика на улице Оружейников и
стал рассеяно наблюдать за входящими и выходящими из дома Горахо -
насколько он знал, Карми с Ашаром жили там.
   Карми появилась довольно скоро - у нее вошло в привычку бродить по
Лорцо утром, когда горожане не очень расположены к песням.
   Она подошла к площади, на которой шумел небольшой базарчик,
приценилась к засахаренным орешкам, но торговец, который слышал вчера ее
пение, насыпал ей их в тряпичную кошелку даром, заодно выяснив текст
одного из куплетов, что она пела вчера. Карми негромко напела неясное
место, и торговец, запомнив слова, добавил еще полдюжины сухих абрикосов.
   Потом Карми, пройдя по базарным рядам, купила ранних летних ягод в
небольшом берестяном коробке и съела тут же, на рынке, глазея на драку
бойцовых петухов. Шэрхо решил, что вполне может позволить ей эти невинные
удовольствия; он подошел к ней только потом, когда она, уйдя с рынка,
углубилась в пустынный узкий переулок.
   Шэрхо, увеличив шаги, догнал ее.
   - Принц Горту приказал привести тебя в замок, - сказал он.
   - Ашара он тоже зовет? - ничуть не испугавшись и не смутившись,
однако хмуро и неприветливо спросила девушка.
   - Ашар ему не нужен, - отозвался Шэрхо, - зато ему понравилось, как
ты вчера рассказывала в доме Тови.
   - Он меня видел?
   - Да, малышка, - усмехнулся Шэрхо. - И ты произвела на него
неотразимое впечатление. Послушай-ка, девочка, - удивился он. - Где твой
кэйвеский говор? - Ибо сейчас девушка говорила, как северогортуская
крестьянка. - Разве ты не из Кэйвира?
   - Нет, я не из Кэйвира, - передразнила она его
подчеркнуто-гертвирскую речь. - Да и ты ведь не в Гертвире вырос.
   - Я - другое дело, - ответил Шэрхо. - Меня учили.
   - Меня тоже учили, хоть я не хокарэми, - откликнулась девушка и
добавила: - Я не хочу идти к Горту.
   - Тогда я тебя туда на плече отнесу, - шутя сказал Шэрхо. Он протянул
к ней руки, но Карми проворно отскочила в сторону.
   - Ладно уж, - проворчала она. - Посмотрим, зачем я понадобилась
высокому принцу.
   Высокий принц, прежде чем увидеть девушку, долго выспрашивал
хокарэма, как она вела себя. Узнав о ершистом и отнюдь не пугливом
характере, Горту прошептал: "Да, это она", и отправился в Круглую башню,
где в пустынном зале, требующем значительного ремонта после прошлогоднего
землетрясения, ожидала его Карми.
   - Я был рад узнать, что ты жива.
   - Еще бы, - ядовито ответила Карми. - Небось подумываешь прибрать к
рукам...
   Горту прервал ее резким жестом. Проследив за его взглядом, Карми
посмотрела в лицо Шэрхо и пробормотала, пожав плечами:
   - Первый раз вижу, чтобы стеснялись хокарэмов.
   - Зачем посвящать в наши дела Орвит-Ралло? - возразил Горту.
   - И то верно, - согласилась Карми. - Но как же мы будем
разговаривать? Намеками? Однако мы можем намекать на разные вещи.
   - Я намекаю только на одну вещь, - Горту будто невзначай коснулся
знака Оланти н