у.
     Мадрак достает фляжку, отпивает, показывая,  что  вино  не
отравлено, и оглядывает комнату.
     -- Вот  подходящая  емкость,  сэр, -- говорит он, поднимая
перевернутый бокал, протирает его чистой тряпкой,  наполняет  и
предлагает богу.
     -- Благодарю,  воин-священник.  Я  принимаю это вино столь
радостно, сколь искренне ты мне его предложил. Что это была  за
битва, так впечатлившая тебя, что ты позабыл хорошие манеры?
     -- Это,   кареглазый  Гор,  была  битва  на  Блисе,  между
Стальным Генералом и тем, кого называют Оаким -- скиталец.
     -- Стальной  Генерал?  Не  может  быть...  Он  мертв   уже
столетия. Я сам убил его!
     -- Многие убили его. Но никто не покорил.
     -- Эта  куча  хлама  на столе? Может ли она и вправду быть
предводителем бунтовщиков, когда-то стоявшим  передо  мной  как
бог?
     -- Он  был  могучим и до, и после встречи с тобой, Гор, --
говорит Фрамин. -- Прости, но люди  забудут  Гора,  а  Стальной
Генерал   будет  существовать.  Неважно,  на  чьей  стороне  он
сражается. Победитель или побежденный, он есть дух мятежа и ему
не дано умереть.
     -- Мне не нравится твоя уверенность! --  говорит  Гор.  --
Если   разобрать   эту  груду  железа  на  мельчайшие  части  и
уничтожить их, одну за другой, рассеивая по всем  мирам,  тогда
он, несомненно, умрет...
     -- Так уже делали. И столетие за столетием друзья Генерала
собирали его. Этот человек, Оаким, подобного которому я никогда
не видел,  тоже  попытался  рассеять  его в битве фуги, которая
превратила в пустыню целый мир. Единственное, что удерживает их
от превращения в полную пустыню -- уж извини за  скудный  выбор
слов,  -- и Марачека, так это то, что я не позволяю им очнуться
от темпорального шока.
     -- Оаким? Это и есть несущий смерть Оаким? Да, в это можно
поверить, взглянув на него. Но, Фрамин, кто он на  самом  деле?
Такие бойцы не появляются ниоткуда!
     -- Я ничего не знаю о нем, кроме того, что он великий воин
и мастер  фуги,  явившийся на Блис перед самой темной волной и,
может быть, ускоривший ее приход.
     -- Это все?
     -- Это все, что я знаю.
     -- А ты, могучий Мадрак?
     -- Я знаю не больше.
     -- А  если  разбудить  его  самого  и   спросить?   Фрамин
поднимает свою трость.
     -- Если хочешь, дотронься до него, но кто знает, уйдешь ли
ты тогда  отсюда?  Он действительно великий воин, а мы шли сюда
отдохнуть.
     Гор опускает руку на плечо  Оакима  и  слегка  встряхивает
его. Оаким стонет.
     -- Не  забывай,  что  жезл жизни -- это и копье смерти! --
кричит Фрамин и, делая выпад, пронзает жабу,  сидящую  у  левой
руки Гора.
     Гор  не  успевает  обернуться,  как  внезапный порыв ветра
проносится по комнате, а жаба стремительно вырастает в  высокую
фигуру, стоящую в центре стола.
     Золотистые  волосы  взъерошены,  тонкие  губы  растянуты в
улыбке, и зеленые глаза его  сияют,  когда  он  видит  забавную
картину у своих ног.
     Принц-Который-был-Жабой дотрагивается до красного пятна на
плече  и говорит Фрамину: -- Разве не знал ты, что сказано: "не
обижай птицу и зверя"?
     -- Верно, сказано, --  отвечает  Фрамин,  улыбаясь.  --  У
Киплинга. И еще в Коране.
     -- Тысячеликий негодяй, -- говорит Гор, -- тот ли ты, кого
я ищу? Тебя ли именуют многие Принцем?
     -Сознаюсь, это мой титул. А вы помешали моим размышлениям.
     -- Я  пришел помешать тебе жить, -- сообщает Гор, извлекая
из-за пояса тонкую стрелу --  единственное  свое  оружие  --  и
отламывая ее наконечник.
     -- Ты  думаешь,  я  не  наслышан  о  твоей  силе, брат? --
говорит Принц, когда Гор поднимает наконечник стрелы, держа его
между большим и указательным пальцами. -- И мне  ли  не  знать,
что  ты  можешь  одним  лишь  усилием мысли увеличить массу или
скорость любого предмета в тысячу раз?..
     В руке Гора мелькает неясная тень, по  комнате  разносится
грохот,  и  Принц  вдруг оказывается в двух футах слева от того
места, где только что  стоял,  а  наконечник  протыкает  камень
стены  и  улетает дальше -- в пыльную и ветреную ночь Марачека.
Принц тем временем продолжает: --  ...И  разве  не  знаешь  ты,
брат,   что   я   могу  переместиться  на  любое  невообразимое
расстояние, даже за пределы Средних Миров, тем же усилием,  что
позволило мне избежать твоего удара?
     -- Не  называй  меня  своим  братом,  --  произносит  Гор,
поднимая древко стрелы.
     -- Но мы действительно братья, -- говорит Принципа крайней
мере, сыновья одной матери. Гор опускает руку.
     -- Я не верю тебе!
     -- А от кого же, по-твоему, ты получил  свои  богоподобные
таланты? От Осириса? Хирургия могла дать ему цыплячью голову, а
его  собственная сомнительная наследственность -- способности к
математике, но ты и я --  меняющие  облик,  --  сыновья  Пеплы,
Ведьмы Лоджии!
     -- Будь проклято ее имя!
     Принц  внезапно появляется перед ним, и в тишине раздается
звук пощечины.
     -- Я мог бы убить тебя сотню раз, пока ты стоял здесь.  Но
не стал, потому что ты мой брат. Я мог бы убить тебя сейчас, но
не  убью.  Причина та же. Я не ношу оружия, поскольку совсем не
нуждаюсь в нем, и не таю злобы, иначе бремя моей жизни стало бы
невыносимым. Но не тебе судить о  нашей  матери,  ибо  ее  пути
ведомы  только ей. Я в равной степени не порицаю и не восхваляю
ее. Я знаю, ты пришел сюда убить  меня.  Если  хочешь  получить
такую возможность -- попридержи свой язык, брат.
     -- Ладно, больше не будем о ней.
     -- Очень хорошо. Ты знаешь, кем был мой отец, знаешь и то,
что я  не  новичок  в воинском искусстве. Я дам тебе шанс убить
меня в схватке, но только если  ты  сначала  кое-что  для  меня
сделаешь.  В  противном случае я исчезну, найду еще кого-нибудь
себе в помощники, а ты  можешь  провести  остаток  своих  дней,
разыскивая меня.
     -- Наверное, это оракул и предвещал, -говорит Гор, -- и он
сулит  мне  дурное.  Однако я не могу упустить случай исполнить
свою миссию раньше, чем этого добьется эмиссар Анубиса  --  вот
этот  Оаким. Я не знаю его сил, которые могут и превышать твои.
Я буду соблюдать перемирие, выполню твою просьбу, а потом  убью
тебя.
     -- Этот  человек  и  есть  посланец Дома Мертвых? -- Принц
долго смотрит на Оакима.
     -- Да.
     -- А ты знал это, мой Ангел Седьмой Станции?
     -- Нет, -- откликается Фрамин с легким поклоном.
     -- И я не знал, Повелитель, -- вторит Мадрак.
     -- Тогда разбуди его. И Генерала.
     -- Если ты сделаешь это, -замечает  Гор,  -считай,  что  я
тебе ничего не обещал.
     -- Разбуди  обоих, -- повторяет Принц и складывает руки на
груди.
     Фрамин поднимает трость --  зеленые  огни  падают  на  два
распростертых тела.
     Ветер  завывает  с  удвоенной  силой.  Гор  смотрит  то на
одного, то на другого, и лицо его спокойно: -- Ты встал ко  мне
спиной,  брат.  Повернись,  я  хочу  видеть  твои  глаза, когда
свершится мое желание. Сейчас я ничего не  должен  тебе.  Принц
оборачивается:
     -- Эти люди тоже нужны мне. Гор качает головой и поднимает
руку.  Вдруг:  --  Какая  трогательная  встреча,  --  заполняет
комнату голос, -- наконец-то три братца собрались вместе!
     Гор отдергивает руку как от змеи  --  тень  черной  лошади
лежит  между ним и Принцем. Он закрывает глаза рукой и опускает
голову. -- Я забыл, -- говорит он, -- из того,  что  я  сегодня
узнал, следует, что я -- и твой... родственник.
     -- Не  принимай  слишком  близко  к  сердцу, -- произносит
голос, -- ведь я знал это тысячу лет и ничего, прожил и с этим.
     Оаким и Генерал просыпаются от смеха,  похожего  на  свист
ветра.

     БРОТЦ, ПУРТЦ И ДУЛЬП

     -- Передай пустую иголку, пожалуйста.
     -- Что-что?
     -- Передай пустую иголку!
     -- У меня ее нет.
     -- Она у меня.
     -- Почему ты сразу не сказала?
     -- Почему ты сразу не спросил?
     -- Извини. Только дай ее мне. Спасибо.
     -- Зачем ты все шлифуешь ее? Она готова.
     -- Ну, чем-то же надо заняться. Ты всерьез думаешь, что он
когда-нибудь пошлет за ней?
     -- Конечно, нет. Но это не основание для безделья!
     -- А я считаю, что он пошлет за ней!
     -- Тебя никто не спрашивает.
     -- А  я  никому и не отвечаю. Просто говорю, что он за ней
пошлет.
     -- На что она ему? Инструмент,  который  никто  не  сможет
использовать.
     -- Раз  он  заказал  ее, она ему нужна. Он единственный из
своего племени,  кто  приходит  сюда  по  делу,  и  еще  он  --
джентльмен,  я  знаю,  что  говорю.  Скоро он или кто-нибудь им
посланный явится сюда, чтобы забрать ее.
     -- Ха!
     -- Вот тебе и "ха"! Подожди, сам увидишь.
     -- Выбора-то у нас все равно нет.
     -- На, забери свою пустую иголку.
     -- Почему бы тебе не сесть на нее?!

     ЦЕРБЕР ЗЕВАЕТ

     Пес перебрасывает перчатку от одной головы к другой, пока,
зевнув, не промахивается, и та падает на землю.
     Он извлекает  ее  из  костей,  валяющихся  вокруг,  виляет
хвостами, сворачивается клубком и закрывает четыре глаза.
     Но еще четыре глаза горят, как угли, во тьме, что лежит за
Не Той Дверью. Над ним, в лабиринте, мычит Минотавр...

     БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ

     Пятьдесят  тысяч  приверженцев  Старых  Сандалий,  ведомые
шестью жрецами-кастратами, поют величественную литанию.  Тысяча
воинов,   обезумевших  от  наркотиков,  выкрикивает  "слава  --
слава-слава" и потрясает копьями пред алтарем Неодеваемых.
     Начинается дождь, но на него не обращают внимания.

     НИКОГДА НЕ БЫТЬ

     Осирис держит в руке череп и смеется, нажимая кнопку:
     -- Когда-то смертная, теперь ты вечно будешь  пребывать  в
Доме  Жизни.  Когда-то  красивая, ты увяла. Когда-то гордая, ты
докатилась до этого.
     -- А кто, -отвечает череп,  --  кто  виноват?  Не  ты  ли,
Повелитель  Дома  Жизни,  не дающий мне отдыха? И опять смеется
Осирис:
     -- Знай же, что я использую тебя как пресс-папье.
     -- Если ты когда-нибудь любил  --  прошу,  разбей  меня  и
позволь  умереть!  Не оживляй часть той, что когда -- то любила
тебя!..
     -- Но, дорогая моя леди, однажды я могу вернуть тебе тело,
чтобы вновь почувствовать твои ласки...
     -- Мысль об этом мне отвратительна.
     -- Мне тоже. Но  когда-нибудь  она  может  показаться  мне
забавной.
     -- Ты мучаешь всех, кто навлек на себя твою немилость?
     -- Нет-нет,  скорлупа  смерти, разве я так жесток? Правда,
Ангел Девятнадцатой Станции попытался убить меня, и сейчас  его
нервная  система  живет, вплетенная в ткань ковра, на котором я
стою; правда и то, что другие  мои  враги  существуют  в  более
простых формах -- в каминах, холодильниках и пепельницах. Но не
подумай, что я мстителен. Как повелитель Жизни, я только обязан
воздавать тем, кто угрожал жизни, по делам их.
     -- Я не угрожала жизни, Повелитель.
     -- Ты угрожала покою моего сердца.
     -- Тем, что напоминала твою жену, леди Пойду?
     -- Замолчи!
     -- Ай-яй-яй!  Я  походила  на Королеву Шлюх, твою женушку.
Потому ты и пожелал меня, а потом решил уничтожить...
     Тут речь черепа резко обрывается -- Осирис с силой швыряет
его о стену.
     Обломки и разбитые микросхемы разлетаются по ковру, Осирис
выкрикивает проклятая и бросается к переключателям  на  панели,
нажатие  на  которые  пробуждает множество голосов. Один из них
вырывается из динамика в стене:
     -- О мудрый череп, так обмануть бога-предателя!
     Взглянув на панель и увидев, что это сказал ковер,  Осирис
прыгает на нем и бьет по нему пятками.
     Вопли в Доме Жизни.

     СИЛА ПСА

     В  места  темные  и  пользующиеся  дурной  славой,  на мир
Валдик, приходят два воителя, Мадрак и Тифон.  Посланные  Тотем
Гермесом  Трисмегистом  выкрасть перчатку необычайной мощи, они
идут  сражаться  со  стражем  этой  перчатки.   Валдик,   давно
опустошенный,   захватили   орды   тварей,   поселившихся   под
поверхностью в пещерах и подземных залах вдали от дня  и  ночи.
Темнота,  сырость,  вырождение,  братоубийство, кровосмешение и
насилие -- самые употребительные  слова  у  тех  немногих,  кто
брался  описывать  этот  мир.  Перенесенные сквозь пространство
способом,  известным  только  Принцу,   воители   победят   или
останутся  здесь навсегда. Сейчас они идут подземными галереями
туда, откуда доносится мычание. Так им посоветовал Принц.
     -- Как ты  думаешь,  тень  черной  лошади,  --  спрашивает
воин-священник, -твой брат сможет вернуть нас?
     -- Да,  -- отвечает тень. -- Но если и не сможет, меня это
мало заботит. В любой момент я могу уйти и сам.
     -- Да, но я-то не могу.
     -- Вот ты и беспокойся. Ты сам вызвался идти со мной,  сам
и выпутывайся. Я тебя с собой не приглашал.
     -- Тогда я вверяю себя в руки Любого Возможного, большего,
чем жизнь  и  смерть,  -- если это поможет мне сохранить жизнь.
Если же нет,  то  не  вверяю.  Если  эти  мои  слова  покажутся
дерзостью  и,  следовательно,  не понравятся Любому Возможному,
которое может слушать меня или же не обращать на меня внимания,
то  я  беру  назад  свои  слова  и  прошу  прощения,  если  это
необходимо.  В  противном  случае,  я  ничего  не  беру назад и
прощения не прошу. С другой стороны...
     -- Аминь! И заткнись, пожалуйста! -- грохочет Тифон. --  Я
слышу что-то похожее на мычание -- слева от нас...
     Он  неслышно скользит вдоль стены, огибает угол и уносится
вперед.  Мадрак  щурится  сквозь  инфракрасные  очки  и  кривит
улыбку,   как  издевательское  благословение,  на  все,  с  чем
встречается.
     -- Глубоки  и  обширны  пещеры   Любого   Возможного,   --
заключает он. Ответа нет.
     Вдруг  он  оказывается  у  двери,  которая  может быть Той
Дверью.
     Открыв ее, он натыкается на минотавра. Он поднимает посох,
но зверь мгновенно исчезает.
     -- А где?.. -- ошеломленно бормочет Мадрак.
     -- Прячется, -- сообщает Тифон, внезапно появившись рядом,
-- где-нибудь в закоулках своего логова.
     -- А почему?
     -- Кажется, на таких, как  он,  здесь  охотятся  создания,
похожие  на  тебя.  Ради  мяса  и  охотничьих трофеев. Минотавр
боится встречи с ними, ведь люди всегда могут иметь с собой  те
орудия,  что они применяют на бойнях. Давай войдем в лабиринт и
будем надеяться, что больше его  не  встретим.  Вход  в  нижние
помещения, который нам нужен, где-то там, внутри.
     Полдня  они  блуждают,  тщетно разыскивая Не Ту Дверь. Они
отпирают дверь за дверью, но обнаруживают только кости.
     -- Интересно,  а   как   там   путешествуют   другие?   --
осведомляется воин-священник.
     -- Лучше  или  хуже.  А  может  быть,  и  точно так же, --
отвечает тень лошади и смеется. Мадраку, впрочем, не до смеха.
     Оступившись на куче  костей,  он  едва  успевает  заметить
разъяренного  зверя.  Священник поднимает свой посох и начинает
отбиваться.
     Он молотит его меж рогов и  по  хребту.  Он  колет  тварь,
рубит,  толкает  и  бьет.  Он  хватает  ее  за  рога  и борется
врукопашную, пока  минотавр  не  отрывает  его  от  папа  и  не
отшвыривает;   когда   Мадрак   пытается  подняться,  раздается
душераздирающее мычание, и,  нагнув  рога,  минотавр  бросается
вперед.
     Но  тень  черной  лошади падает на тварь, и та исчезает --
полностью и навсегда.
     Мадрак склоняет голову и поет литанию  Возможно  Подлинной
Смерти.
     -- Прекрасно,   -фыркает   его  спутник  и,  когда  Мадрак
заканчивает, произносит: -Аминь. А сейчас вот что, жирный отец,
-- я думаю, что нашел Не Ту Дверь. Я мог бы войти и не открывая
ее, но ты на это не способен. Как быть?
     -- Подожди минутку, -- говорит  Мадрак,  вставая  --  Доза
наркотика,  и я буду как новенький и сильнее, чем прежде. Тогда
мы войдем вместе.
     -- Хорошо, я жду.
     Мадрак делает себе инъекцию, становясь подобным богу.
     -- Теперь покажи мне дверь и давай войдем.
     -- Сюда.
     Он указывает на запретную дверь, большую  и  бесцветную  в
инфракрасных лучах.
     -- Открой ее, -- говорит Тифон, и Мадрак открывает. Цербер
резвится   в   бликах  света,  терзая  перчатку.  Величиной  он
превосходит двух слонов. Лежа на груде костей, он  развлекается
со  своей игрушкой. Одна из его голов чует порыв ветра из-за Не
Той Двери, две головы рычат, а четвертая роняет перчатку.
     -- Ты понимаешь меня? -- спрашивает  Тифон,  но  в  восьми
красных глазах нет и проблеска разума. Хвосты пса дергаются, он
поднимается в мерцании огней -- чешуйчатый и злобный.
     -- Славный  песик,  --  комментирует Мадрак, а песик машет
хвостами, разевает пасти и прыгает к нему.
     -- Убей его! -- вопит воин-священник.
     -- Не могу, -- отвечает Тифон -- По кранная мере сейчас.

     ПОДОШВЫ НА АЛТАРЕ

     Войдя в зеленую двою,, открытую поэтом, и  прибыв  наконец
на  мир  Интерлюдии, Оаким и Фрамин оказываются в безумном мире
дождей и религий. Уставшие, они стоят на влажной траве рядом  с
городом, окруженным мрачными черными стенами.
     -- Сейчас  мы  войдем, -- размышляет поэт, поглаживая свою
изумрудно-зеленую бороду. --  Мы  войдем  через  эту  маленькую
дверь   слева,   которую   я   заставлю   открыться.  Останется
загипнотизировать  или  подчинить  охранников,  если  они   там
окажутся, и пройти к великому храму...
     -- ...Чтобы выкрасть сандалии для Принца, -- говорит Оаким
-- Странное это для меня дело. Если бы он не обещал мне вернуть
мое имя -- мое настоящее имя, -- прежде чем я убью его, я бы не
согласился.
     -- Это  я  понимаю,  лорд  Рэндалл, сын  мой(2) -- говорит
Фрамин, -- но скажи мне, что ты намерен делать с Горам, который
также хочет убить его -- и который  сейчас  работает  на  него,
только чтобы заполучить эту же возможность?

---------------------------------------------------------------------------

     2  "Лорд  Рэндалл,  сын  мой,  тебя  опоили..." (строка из
шотландской народной баллады.)
---------------------------------------------------------------------------

     -- Убью, если потребуется, сначала Гора.
     -- Твоя  решимость  бесподобна, но позволь узнать -- какая
тебе разница, кто его убьет -- ты или  Гор?  Он  ведь  в  любом
случае будет одинаково мертв. Оаким молчит, явно озадаченный.
     -- Это доя миссия, -- говорит он наконец.
     -- Он в любом случае умрет, -- повторяет Фрамин.
     -- Но не от моей руки.
     -- Правильно. Но я не улавливаю разницы.
     -- И я не улавливаю, но убить Принца поручено мне.
     -- Возможно, Гору тоже кто-то поручил.
     -- Но не мой хозяин.
     -- А почему у тебя есть хозяин, Оаким? Почему ты не хозяин
сам себе? Оаким трет лоб.
     -- Я...  действительно...  не  знаю... Но я должен сделать
то, что мне сказано.
     -- Понимаю, -- говорит Фрамин, и пока сбитый с толку Оаким
раздумывает, крошечная зеленая искра слетает с  кончика  трости
поэта  и  касается шеи посланца Дома Мертвых. Оаким раздраженно
чешется.
     -- Что это?..
     -- Местное насекомое, наверно, -- говорит поэт. -- Пошли!
     Дверь перед ними открывается  от  постукивания  трости,  а
охранники    засыпают    после    короткой   зеленой   вспышки.
Позаимствовав у них два плаща, Оаким и  Фрамин  направляются  к
центру  города.  Найти  храм  легко. Войти -- куда сложнее. Ибо
перед входом -- охранники, обезумевшие от наркотика.
     Двое в плащах подходят  и  требуют  впустить.  Восемьдесят
восемь копий наружной охраны нацелены на них:
     -- Публичного  поклонения  не будет до закатных дождей, --
воины дергаются марионетками в такт своим словам.
     -- Мы подождем. И -- ждут.
     С закатным дождем они присоединяются к процессии промокших
паломников, входят во внешний храм и пытаются пройти дальше.
     Их  останавливают   триста   пятьдесят   два   копьеносца,
охраняющие следующий вход.
     -- У  вас  есть  знаки  молящихся  внутреннего  храма?  --
спрашивает капитан.
     -- Конечно, -- говорит Фрамин, поднимая свою трость.
     После этого капитан, очевидно, решает, что знаки  у  обоих
есть, и им дарован вход.
     За