хнике и быстро разобрался во всех настройках заморского чудо-ящика. Причина этой аномалии местного телевещания вскоре объяснилась до прозаичности легко: выйдя в первый раз на воздух - на просторный балкон, который, как оказалось, находился за зашторенным (или зажалюзенным?) окном, вернее, за застекленной дверью, - Александр понял, что госпиталь, вернее санаторий, находится в горах, совершенно непохожих на набивший оскомину Кавказ. Скорее всего, эти поросшие хвойным лесом, лишь кое-где разрываемым монументальными скальными обнажениями, пологие горы были Алтаем или Уралом. Видимо, уверенно здесь удавалось принимать только спутниковые программы, причем все "нервные" заботливо отсеивались.
     Кстати, вот еще один повод подивиться странному в наши тяжелые времена радушию медиков: кроме фруктов и натуральных фруктовых соков незнакомых фирм-производителей к столу четыре раза в день подавали такие блюда, о которых Бежецкий не мечтал (да и не подозревал об их существовании) и на гражданке, даже в сытые времена позднего развитого социализма. Да и какие разносолы мог пробовать в нежном возрасте Саша Бежецкий, вечно кочевавший со своей офицерской семьей по отдаленным гарнизонам? А когда, наконец окончив школу, он поступил в вожделенное Рязанское училище - небогатый курсантский рацион, "обогащенный" горбачевской перестройкой. Затем Афганистан, Таджикистан, Приднестровье, Чечня, торопливая свадьба, нищенское житье в офицерских общежитиях в кратких перерывах между исполнением служебного долга, так и не увидевший свет сынишка... Скандал в отпуске, чуть было не закончившийся разводом, и снова Чечня. Судя по всему, попробовать нечто подобное после "рая" и не удастся, и Александр рубал деликатесные харчи, как говорится, впрок, надеясь сбросить лишние калории на тренажерах (ну и не только на тренажерах, ...).
     Одним словом, Александр стремительно выздоравливал, что и констатировал с удовлетворением Георгий Иванович, лечащий врач, так и не сообщивший благодарному пациенту своего воинского звания (несомненно, не низкого), несмотря на его просьбы. Настал день, когда майора переодели из опротивевшей пижамы в сногсшибательный гражданский костюм и перевели в другое, не менее люксовое, жилище.
     К этому времени Александр уже понял, что к госпиталю "санаторий", как он его теперь называл, не имеет ровно никакого отношения. Скорее всего, им, майором воздушно-десантных войск Бежецким Александром Павловичем, 1966 года рождения, русским, не бывшим, не состоявшим, имевшим, и т.д. и т.п., заинтересовалась Служба. Какая именно, почему и, главное, с какой далеко идущей целью - Александр не знал, да и не особенно желал вдаваться в подробности. Старый служака, как он сам себя небезосновательно характеризовал, весьма неглупый, майор твердо знал одно: скоро халява неизбежно закончится. А по ее окончании один бог знает (кстати, и в палате и в его нынешнем номере в красных углах висели иконы, причем даже на дилетантский взгляд потомственного атеиста, разбиравшегося в иконописи примерно так же, как и в классическом балете, не ширпотреб), куда и в какое дерьмо его зашвырнет завтра судьба-индейка. Поэтому Александр ел, спал, качался на тренажерах, смотрел телевизор, читал детективы и русскую классику (находя их в книжном шкафу апартаментов), резался на компьютере, ранее виденном редко и только издали, в "стрелялки" типа "Doom" или "Quake", а также приятно проводил вечера попеременно то с Валюшкой, продолжавшей преданно бегать к бывшему пациенту, то с еще одной, весьма незаурядной во всех отношениях, девицей - Ингой, по совместительству (или по ошибке, что более похоже на правду) служившей в этом веселом доме (не поймите превратно) горничной.
     Кстати, в постели с последней он от скуки начал оживлять свои познания в немецком языке, казалось прочно забытом еще со школьной скамьи. Инга оказалась остзейской немкой родом из Прибалтики - Александр и не подозревал, что такое возможно после десятилетий ленинско-сталинско-хрушевско-брежневской национальной политики партии - и в минуты расслабления переходила на родной язык. Сначала из любопытства, но затем увлекшись, Александр попытался поддержать фривольный разговор на языке тевтонов и швабов, как выяснилось, довольно успешно. Совершенно случайно он обнаружил на компьютере программу, обучающую немецкому, и, поупражнявшись днем, вечерами потрясал Ингу своим шпреханьем, день ото дня становившимся все более и более уверенным.
     Иногда, пресытившись бездельем, Бежецкий посещал местное "офицерское собрание", размещавшееся на втором этаже роскошно обставленного здания "санатория", затерявшегося, судя по окружавшему пейзажу, все-таки в Уральских горах (не в Карпатах или Пиренеях же, в конце концов). Контингент, посещавший клуб, был весьма разнороден. Глядя на некоторых завсегдатаев, Александр с трудом воспринимал их как офицеров. Скорее данным индивидуумам подошли бы сугубо гражданские профессии: бухгалтер, врач, учитель... Другие же, напротив, были прямо-таки эталоном офицерства, причем старого, кастового. Щеголеватый вид, выправка, ровное обращение... Никаких тебе, понимаешь, "товарищ", только "господа", "сударь", "мадам". Как-то само собой возникло желание подражать этим образчикам истинного офицерства, перенимать, так сказать... С одним из них, среднего роста и западноевропейского типа господином, явно кадровым военным, хотя и в цивильном, Бежецкий познакомился как-то вечером за бильярдным столом.
     - Штаб-ротмистр Вельяминов Георгий Николаевич, - представился тот, четко впечатав подбородок в узел галстука и лихо прищелкнув при этом каблуками щегольских туфель так, что Александру послышался призрачный звон гусарских шпор.
     Приняв предложенную игру, Бежецкий тоже, хотя и не так лихо, щелкнул каблуками:
     - Майор Бежецкий, Александр Павлович. Если не ошибаюсь, ваше звание, Георгий Николаевич, соответствует старшему лейтенанту?
     - Извините, Александр Павлович, вы не правы, - заметил штаб-ротмистр. - Штаб-ротмистр по "Табели о рангах", бессмертному творению Петра Великого, соответствует пехотному званию штабс-капитана, а в Советской Армии эквивалентен, скорее, капитану. А ваше звание, господин Бежецкий, более соответствует ротмистру.
     - Но ротмистр, насколько я знаю, кавалерийское звание. Какое же отношение я, позвольте, имею к кавалерии?
     - Вы правы, ротмистр, воздушно-десантные войска не относятся к кавалерии, но при возникновении авиации во многих странах мира (в Российской Империи, кстати, тоже) на этот революционно новый вид войск были, как бы это выразиться, "спроецированы" кавалерийские звания. К примеру, в США аэромобильные войска даже эмблему переняли от кавалерии и носят на шевроне и в петлицах скрещенные сабли. Мне кажется, вы, ротмистр, имеете прямое отношение к аэромобильным войскам, а?
     - Но явно не к американским, штаб-ротмистр.
     Они молча играли несколько минут. Штаб-ротмистр играл профессионально, легко и непринужденно, чего нельзя было сказать о Бежецком. Однако майор с детства не отличался обидчивостью и старался учиться всегда, когда предоставлялся случай. Спустя несколько вечеров после знакомства со странным офицером он с удовлетворением отметил значительно возросшее личное мастерство. Теперь он легко обыграл бы всех своих прежних противников, представься такой случай.
     Лихо закатив в лузу шар от двух бортов, Александр вернулся к интересной теме:
     - А вы, штаб-ротмистр, кавалерист или авиатор?
     Вельяминов, опустив кий, пристально поглядел в глаза Александру и заметил:
     - Кавалерийские звания были приняты не только в авиации, господин Бежецкий.
     Александр быстро прокрутил в голове содержание прочитанной совсем недавно классики и удивился:
     - Неужели?...
     По-прежнему пристально глядя в глаза Александру, Вельяминов бросил:
     - Да, я имею отношение к спецслужбам, ротмистр. Вы меня правильно поняли, я жандарм. Честь имею! - И, осторожно положив кий на сукно, повернулся на каблуках и оставил Бежецкого переваривать услышанное.

***

     Переваривал и делал выводы Александр долго. Вечерами он продолжал сражаться на бильярде со "штаб-ротмистром", иногда вызывая того на беседу и анализируя услышанное. По всему выходило, что влип майор на этот раз во что-то весьма странное, выгонять его вроде бы пока не собираются, но и события не форсируют, готовя к чему-то и терпеливо ожидая от Бежецкого резких телодвижений.
     Дня через три Александра, валяющегося после обеда на кровати, осатаневшего от безделья и неизвестности, посетила светлая мысль:
     - Таньша, а Таньша! - позвал он копошившуюся по хозяйству в одной из четырех комнат люкса горничную.
     Таня, сменщица Инги, была местной уроженкой и любила, когда "барин", как она дурашливо называла Бежецкого, звал ее именно так. Надо сказать, это была самая безобидная из ее заморочек.
     - Тань, а не принесла бы ты мне бумаги листок и конверт?
     - К чему это вам, барин?
     - Да старикам черкнуть хочу.
     - А-а!
     Таня повернулась и неторопливо пошла продолжать прерванное занятие, а Бежецкий с нетерпением принялся ожидать результатов своей "провокации".
     Результаты, как водится, не заставили себя долго ждать.
     За ужином в клубе к столику майора подошел один из вестовых, как Александр про себя называл подтянутых молодых людей, постоянно молчаливо сновавших по зданию "санатория", и сообщил:
     - Александр Павлович, вас просят зайти после двадцати часов в кабинет номер четыреста три.
     "Началось!" - радостно подумал Бежецкий и, вежливо поблагодарив вестового, вернулся к трапезе.
     После ужина, полчаса послонявшись по своему люксу, Александр точно в назначенное время стоял перед указанным кабинетом на четвертом этаже. Когда стрелки его "ориента" {кстати, тоже местный подарок) замерли на нужной цифре, он деликатно постучал в дубовую монументальную дверь с одним только номером, без таблички.
     - Войдите, - раздался приглушенный толстым деревом голос.,
     Александр вошел и прикрыл за собой дверь.
     - Майор Бежецкий прибыл по вашему приказанию! - отчеканил он, вытянувшись.
     - Ну что же вы все тянетесь, Александр Павлович?!
     Вызвавший его высокий мужчина лет пятидесяти, одетый в гражданский костюм, но демонстрирующий явно военную выправку, обошел стол и крепко пожал руку Александра.
     - Располагайтесь, чувствуйте себя как дома. - Он радушно указал на глубокое кресло, обитое натуральной на вид кожей.
     Александр поостерегся разваливаться в кресле, так как знал на собственном опыте, что колени будут торчать чуть ли не выше головы. Прокляв в душе подобную роскошь, он осторожно уселся на краешек, замерев в напряженной позе. Хозяин достал из встроенного в стену бара бутылку коньяка, две крошечные рюмки и блюдце с тонко нарезанным и посыпанным сахарной пудрой лимоном, поставил все это на стол и уселся на свое место. Нацедив в рюмочки благородный напиток и надев специальной серебряной (серебро здесь было настоящее, в этом Александр убедился, внимательно разглядев как-то столовый прибор и установив наличие клейм с пробой) вилочкой на их тоненькие края с золотым ободком по ломтику лимона, мужчина жестом настоящего фокусника ловко послал одно из получившихся таким образом сооружений Александру по полированной как зеркало поверхности стола.
     "А если упадет? - с интересом подумал Бежецкий, следя за стремительным скольжением хрустального сосуда. - Ковер толстый, не разобьется, но ведь конфуз!" И напрягся, готовясь поймать рюмку на лету. Однако та, проскользив почти полтора метра, как по мановению волшебной палочки остановилась в двух сантиметрах от края. "Мастер!" - с невольным уважением отметил Александр, знавший толк в культуре пития горячительных напитков. Хозяин перехватил его взгляд и знакомо улыбнулся одними глазами.
     Майор мысленно сбрил усы и добавил пыльные разводы на лице: да, сомнений не оставалось, напротив Александра сидел тот самый полковник, который освободил, вернее выкупил Бежецкого у чеченцев.
     - Чем обязан, Александр Павлович? - спросил Полковник, заметив, что Александр узнал его. Бежецкий вынужден был откашляться:
     - Во-первых, я должен поблагодарить вас за спасение, това... господин полковник.
     - Ну это сильно сказано, "спасение", сударь. Назовем свершившийся акт по-другому: товарищеская помощь в трудную минуту. А во-вторых?
     Александр набрался наглости и, ответил:
     - Во-вторых, с какой целью я здесь нахожусь и скоро ли закончится мое... э... лечение?
     Полковник откинулся в кресле и пригубил коньяк.
     - Не правда ли, хорош? Да вы попробуйте, попробуйте, Александр Павлович, не стесняйтесь, ради бога.
     Еще крошечный глоток и долгая пауза.
     - Вы задали сразу два вопроса, господин майор. Да, кстати, я могу вас так называть?
     - Да, да, конечно, - поторопился Бежецкий, заметив про себя: "Да хоть ротмистром".
     Словно прочитав его мысли, Полковник спросил:
     - А может быть, ротмистром?
     Смутившись, Александр залпом допил свою рюмку и выпалил:
     - Я вас не понимаю, господин полковник. К тому же вы не ответили на мой вопрос.
     Полковник неторопливо встал, с бутылкой в руке обошел стол и, налив Александру, вернулся в свое кресло. Только после этого, опершись подбородком на ладонь, он негромко произнес:
     - На первую часть вашего вопроса я, с вашего позволения, пока отвечать не буду, а на вторую... Вы торопитесь? Куда, позвольте поинтересоваться?
     - Я солдат, полковник. В конце концов, я бы хотел съездить...
     - Домой, майор, я правильно вас понял?
     Полковник хмыкнул и, выдвинув ящик стола, достал и пустил по траектории, только что проделанной рюмкой, тонкую картонную папку. Папка, как и было задумано, спланировала точно на колени Александра.
     Развязав тесемки обычной канцелярской папки с типографским ярлыком "Дело №...", Бежецкий углубился в чтение аккуратно скрепленных скоросшивателем разнокалиберных листков.
     Начиналась подборка копией рапорта его, майора Бежецкого, заместителя - капитана Паршукова от 20 февраля 2002 года. 20 февраля - день, когда Александр попал в плен. Значит, жив капитан. "Был жив", - поправил себя Бежецкий. С того памятного боя прошло, по самым скромным подсчетам, не меньше трех месяцев, а на войне...
     Из рапорта, изобиловавшего канцеляризмами, до которых был так охоч сорокапятилетний "вечный капитан", следовало, что майор Бежецкий, видимо, захвачен в плен, потому что: "Среди трупов общим числом до семидесяти восьми тело командира батальона майора Бежецкого, равно как и тела пятерых бойцов отряда, не обнаружены".
     Из следующего рапорта, на этот раз неизвестного майора Котельнича, он узнал, что начавший разлагаться обезглавленный труп российского майора вместе с пятью такими же трупами рядовых обнаружен в лесу, неподалеку от места боя при таянии снега 11 марта с.г. Служащими воинской части номер... в лице трупа (каково сказано!) опознан майор Бежецкий Александр Павлович, "предположительно взятый в плен боевиками незаконных вооруженных формирований 20 февраля с.г. в бою у станицы Н-ской". Акт медицинской экспертизы. Копия "похоронки" нового образца: "Ваш сын и муж, Бежецкий Александр Павлович, пал смертью храбрых при выполнении своего воинского долга по защите целостности и конституционного строя Российской Федерации..." Так, та-та-та, та-та-та (майор знал формулировку наизусть, сам сколько раз такие подписывал), командир в/ч такой-то... О! Президент Российской Федерации, Главнокомандующий Лебедь А. И. Факсимиле. Надо думать, чтобы слеза гордости прошибала родичей. Накладная на отгрузку "груза-200"... Сопроводиловка в военный комиссариат города... Значит, гроб-то старикам отправили, козлы, а не Наташке. Копии маминых телеграмм брату Сережке и другой родне... Пара кодаковских фоток с похорон... Ого, Сережка бороду отпустил, хиппарь университетский. Копия свидетельства о смерти... Опаньки! Копия свидетельства о заключении брака между гражданином Николаевым Вадимом Сергеевичем (Вадька, с-с-сволочь!) и гражданкой Бежецкой Натальей Николаевной. Свежая еще, от 17 мая. Надо же, не побоялись "всю жизнь маяться". Ну Вадька, дождался все-таки своего, надоело с Наташкой просто так кувыркаться... Копия свидетельства о смерти Бежецкой Марии Николаевны от 20 мая...
     Александр вдруг поймал себя на том, что уже минут пять машинально разглаживает тусклую ксерокопию ладонью. Эх, мама, мама...
     Перед глазами стояло милое лицо, с возрастом ставшее еще более мягким и добрым, ласковые руки, тихий голос... Мама, которая, как отважная наседка, готова была защищать своих отпрысков до самой смерти... До смерти...
     Наконец он захлопнул папку и, молча пустив ее по столу обратно, поднялся:
     - Я могу быть свободен, то... господин полковник?
     - Да, конечно, Александр Павлович, идите. Вам нужно побыть сейчас одному.
     Александр повернул ручку двери. Вслед ему раздался голос Полковника:
     - Завтра я жду вашего решения.
     - Какого? - не оборачиваясь спросил Бежецкий.
     - Вернуться или...
     Майор покачал головой, сам не понимая по какому поводу, и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
     В номере он кинулся ничком на постель. Сунувшаяся было с утешениями Инга получила заряд такого отборного мата в семь этажей с заворотом, что, буркнув что-то вроде: "Russisch Schwein", с видом оскорбленной невинности покинула люкс. "Конечно, свинья!" - горько думал Александр, уткнувшись лицом в подушку. Хотелось заплакать, как в детстве, самозабвенно зарыдать до икоты, до сладкой истомы и жалеть, жалеть себя... И чтобы мягкая мамина ладонь легла на голову, впитывая боль и детское горе... Мама. Мамочка. Когда Александр, еще в Афгане, в первый раз угодил в госпиталь, она поседела, по словам Сережки, в одну ночь. Из-за его полугодового молчания (Тирасполь) - слегла с инфарктом. И вот теперь...
     Александр вскочил с постели и распахнул дверцу бара. Так, коньяк - к черту, ликер, виски... все не то, все говно! Почему нет водки?! Хочу водки! Бутылку! За четыре сорок две! Паршивой нефтяной "андроповки" с зеленой этикеткой из курсантских времен!! Чтобы утром рыгать голимым керосином!!! Водки хочу!!!!!
     - Александр Павлович, извините меня, но я не знаю, что такое "андроповка".
     Скверно, видимо, весь этот бред он орал вслух. Псих контуженый! Истеричка! Баба!
     - Валюта, принеси мне, пожалуйста, водки. Много. Бутылку. Нет, две.
     - А закуску?
     - Ничего не надо. Давай, быстренько сбегай, ласточка.
     Валя исчезла. Хорошая девчонка. Легко с ней, покойно, да и Инга... Зачем же он с ней так обошелся? Надо извиниться. Надо...
     Боль не отступала. Что там с отцом? Хотя что отец? Отец, полковник тех же ВДВ Бежецкий Павел Георгиевич, всегда был идолом, объектом для подражания. Александр почти позабыл его лицо. Нотации. Примеры из жизни. Строгость. Мама. Как она там? Памятник какой поставили?
     Александр вдруг захохотал. Зачем терзаться? Надо попросить Полковника, и тот покажет фотографию. Цветную кодаковскую карточку. Как хочется заплакать. Может быть, хоть слезы растопят эту ледышку в груди?
     А, вот и Валя. Молодец девчонка, быстро обернулась.
     - Валюша, выпьешь со мной? За упокой души...
     - Чьей, Александр Павлович?
     - Мамы моей, Валя, мамы!
     - Ой, Саша... - Валя по-бабьи зажала рот ладошкой.
     Александр хлопнул стакан водки и сразу же налил по второй. Водка - сакральный продукт и, видимо, открывает какой-то клапан в русской душе, вот он наконец и смог заплакать. Как давно он не плакал... Полузабытое ощущение. Злые слезы жгут глаза, словно кислотой. Но и ледышка в груди вроде бы начинает таять. Еще бы, в водке-то сорок градусов. Ну-ка мы еще стакашек...
     - Может быть, не стоит столько пить, Саша?
     - Молчи, что ты понимаешь! Это же мать, мама моя... Может быть, ты б-боишься, что я не смогу...
     - Как вам не стыдно, господин майор!
     - Фу-ты ну-ты, какие мы гордые. Ну-ка в койку!
     Хлопнула дверь, но напоследок все-таки раздалось приглушенное:
     - Свинья!...
     Во, второй раз свинья! Может быть, Танюшк