ись держаться к объекту как можно ближе. Опасаться ротмистру было нечего, поэтому он всеми силами пытался заставить себя не нервничать. Искушение вдавить в пол до упора педаль газа стало так велико, что даже зачесалась ступня в ботинке. Надежная мощная машина, мгновенно превратившись в настоящий болид, несомненно, оставила бы далеко позади здешний неповоротливый аналог приснопамятного гэдээровского "трабанта", в просторечии, как ни странно, и здесь называемый "мыльницей" из-за пластмассового кузова. Однако зуд зудом, а сотни ни в чем не повинных автомобилей добропорядочных петербуржцев, торопящихся домой после трудового дня, движущихся слева и справа по оживленнейшей магистрали столицы, тоже стоило принимать во внимание.
     Решение пришло внезапно, когда Александр автоматически притормаживал у светофора, зажегшего желтый сигнал прямо перед носом его машины. Сбросив скорость почти до нуля и краем глаза отметив, как "даймлер", который отделяли от преследуемой "кабарги" два автомобиля, тоже начал притормаживать, Бежецкий, "ударив по газам", проскочил перекресток.
     Позади раздалась только робкая и какая-то куцая трель уличного полицейского: видимо, служака в последний момент разглядел номера Дворцовой Службы на "кабарге" и, судя по всему, решил перенести громы небесные с головы высокопоставленного чиновника на его преследователя, неуклюже пытавшегося выбраться на оперативный простор. Спустя пару минут Александр снова взглянул на дорогу и удовлетворенно улыбнулся, не обнаружив позади ядовито-зеленой "мыльницы". До настоящего профессионализма "хвостам" было далеко. Интересно, кто же это все-таки был?
     Бежецкий несколько расслабился и даже начал насвистывать некий фривольный мотивчик. Однако все неожиданности были впереди.
     Подъезжая к своему дому, Александр еще издали отметил скопление разномастных автомобилей. Да какое там скопление - перед подъездом буквально яблоку негде было упасть. Роскошные, сияющие благородным черным лаком лимузины демократично стояли бок о бок с потрепанными, видавшими виды малолитражками всех цветов радуги. Между машинами и возле парадного входа толпились десятки людей.
     Ломая голову над тем, куда приткнуть "кабаргу", Александр по совковой привычке попытался угадать причину этого столпотворения, совсем упустив из виду то, что все эти гости - его, так как именно он, граф Александр Павлович Бежецкий, и является владельцем дома, вызвавшего столь явный интерес публики. Радовало то, что среди разнокалиберных автомобилей не было заметно ни одного полицейского или медицинского, а следовательно, каким-либо криминальным происшествием здесь не пахло. Однако вид здоровенных "манекенов" в стандартных темных костюмах, распираемых на плечах мощной мускулатурой, а на груди - явно чем-то оставляющим дырки очень крупного калибра, скучковавшихся возле роскошных "русско-балтийских" и "дортмундеров" и свысока поглядывающих на "шушеру", сновавшую вокруг своих "фольксвагенов", "шкод" и "испано-сюиз", наводил на размышления.
     Естественно, "быки" здесь, в отличие от мира Александра, на роль владельцев таких шикарных тачек тянуть никак не могли. Криминал этой России вообще старался не афишировать себя, довольствуясь своей паучьей иерархией внутри собственной экологической ниши. Новые русские, набившие Бежецкому оскомину дома, тут никому не привиделись бы и в дурном сне, хотя некоторые из скороспелых купчиков новорусскими замашками владели вполне. Подобными автомобилями в России-2 пользовались люди солидные и добропорядочные: дворяне не из бедных, купцы, промышленники, дипломатический корпус... "Качки", следовательно, всего лишь шоферы либо телохранители, а скорее всего, и то и другое вместе. Так сказать, в одном флаконе. Что же привело столько солидных людей к дому скромного ротмистра? Несколько смущали также дипломатические номера и пестрые флажки на капотах некоторых "членовозов".
     Вторая группа людей, чуть ли не впятеро превосходившая численностью первую, являла собой сборище типичных представителей второй древнейшей профессии, обвешанных фото - и видеокамерами, магнитофонами и прочей навороченной и не очень репортерской аппаратурой. От лимузинов журналисты, видимо хорошо знакомые с повадками меланхолично жующих жвачку, именуемую здесь смолкой, "шкафов", во всех мирах нетерпимых к папарацци, старались держаться на почтительном расстоянии.
     Решив, что не стоит и пытаться вклиниться между запрудившими пятачок перед подъездом автомобилями, Александр заглушил мотор и по старой, совершенно неуместной здесь привычке, сунув ключи в карман, направился к своему жилищу, лавируя между блестящими бортами.
     Неожиданно для Бежецкого его появление вызвало бурное оживление в обеих группах. Шквал вспышек блицев заставил ослепленного Александра загородиться рукавом и попятиться. Репортеры, ощетинившись объективами и микрофонами, рванули к ротмистру, как на стометровке, сшибая с ног и отталкивая друг друга, без всякой корпоративной солидарности и уважения к обильно представленному здесь прекрасному полу, который повадками, кстати, ни в чем не уступал сильному. Телохранители же, явно подчиняясь чьей-то команде, начали ледоколами в бушующем море целенаправленно пробиваться к Бежецкому, не только расталкивая (вернее сказать - размазывая) толпу, но и успевая при этом прижимать к уху свои напоминальники. Еще мгновение, и его, плотно стиснутого литыми плечами, повлекло неведомой силой к подъезду. Полностью лишенному самостоятельности Александру оставалось только растерянно вертеть головой и жмуриться от вспышек. Со всех сторон сыпалось:
     - Агентство "Новости столицы": что вы можете сказать?... Как вы объясняете?... Газета "Вести": вы уже решили оставить государственную службу?... "Петербургский пересмешник": будете ли вы с супругой проживать в России?... "Новый Иерусалим": согласны ли вы на перемену вероисповедания?... "Петергоф-ТВ": как вы прокомментируете?...
     Наконец Александра бережно, но неуклонно втолкнули в парадное, и несколько здоровяков, захлопнув двери, дружно прижали их вздрагивающие створки плечами, с трудом сдерживая натиск обманутой в своих ожиданиях, слава богу, в большинстве своем худосочной толпы. Убедившись, что "объект" в безопасности, непрошеные телохранители аккуратно смахнули с его костюма невидимые пылинки и, отступив, почтительно вытянулись во фрунт. Ошеломленный ротмистр растерянно оглянулся и непроизвольно, жестом скомандовал им: "Вольно".
     По широкой лестнице (его, между прочим, лестнице), видимо в спешке покрытой красной ковровой дорожкой, сохранившейся с незапамятных времен скорее всего где-то в чулане, спускалась группа явно не самых простых людей. Впереди, оживленно тряся похожей на одуванчик головой, семенил, поддерживаемый с двух сторон, какой-то старичок в старомодной треуголке со страусовыми перьями и расшитом золотом парадном мундире, смахивающем на камергерский и украшенном массой звезд и крестов, под которыми едва виднелась ярко-зеленая лента с золотой каймой через правое плечо. Свита старичка мало чем уступала предводителю по роскоши мундиров (гражданских и военных) и обилию регалий.
     Не дойдя нескольких шагов до Александра, старец внезапно оттолкнул "ассистентов", выпрямил спину, сделал пару неожиданно четких шагов навстречу опешившему хозяину и, сорвав шляпу, с видимым трудом опустился на одно колено. В наступившей тишине под сводами парадного подъезда графов Бежецких зазвучал немного дребезжащий старческий голос. Сначала ротмистр не понял даже, на каком языке говорит странноватый старик, но спустя мгновение уверенно опознал немецкую речь.
     - ...передать его великокняжескому высочеству волю почившего в Бозе великого князя Саксен-Хильдбургхаузенского Эрнста-Фридриха Пятого...
     Александр опешил.
     - Позвольте, господа... - начал он по-русски.
     Перебитый на важном месте своей речи старичок недовольно пожевал губами и обернулся к сопровождавшей его толпе вельмож (а как, позвольте, можно расценить такое великолепие мундиров?). Из рядов свиты тут же выступил неприметной внешности лысоватый человечек средних лет и с готовностью начал переводить вышесказанное на русский язык. Видимо, сановники посчитали, что, не зная языка, Бежецкий упустил нить речи старика, оказавшегося не кем иным, как первым гоф-министром великого княжества Саксен-Хильдбургхаузе некого.
     Новость была просто потрясающей: пышная делегация, состоявшая из чиновников Саксен-Хильдбургхаузенского посольства и представителей великокняжеского двора, явилась ни много ни мало для того, чтобы вручить скромному российскому офицеру корону этой небольшой, но имевшей древнюю историю монархии, расположенной в самом центре Европы. Волей случая оказалось так, что графиня Бежецкая, урожденная графиня Ландсберг фон Клейхгоф (вот в чем заключалась причина внезапной ее любви к немецким родичам), оказалась единственным отпрыском некогда раскидистого, а теперь почти совершенно вымершего древа Хильдбургхаузенской династии. А так как по вековым законам великого княжества, только формально не считавшегося королевством, свято чтимым его обитателями, женщина не могла носить древнюю корону Хильдбургхаузенов, а детей мужского пола (равно как и женского, между прочим) претендентка пока не имела, законным правителем вплоть до рождения наследника престола должен был стать ее супруг, то есть он, Александр Павлович Бежецкий.
     Вполуха следя за вычурными речами сановников, Александр мысленно разворачивал перед собой карту Германской Империи (местного, естественно, ее аналога) и разыскивал на ней не столь уж и маленький по масштабам здешней лоскутной Европы (но совершенно ничтожный по российским) причудливо изрезанный клочок земли, окрашенный в травянисто-зеленые тона. Площадь - чуть более тысячи квадратных километров, население - около полутора миллионов человек, столица - город Хильдбургхаузен... Удивительно, до чего же много информации всадили люди Полковника в голову вчерашнего офицера Советской Армии, довольно приблизительно помнившего подобные данные, относящиеся даже к его родной стране.
     Тем временем перестав говорить, старик взял с протянутой ему атласной подушки такую же, как и у него самого, зелено-золотую ленту и огромную, переливающуюся сотнями разнокалиберных бриллиантов многолучевую звезду и попытался возложить сии знаки великокняжеского достоинства на свежеиспеченного монарха. За его спиной маячило еще несколько сановников с такими же подушками, на которых, как успел заметить Бежецкий, возлежали сверкающая бриллиантами корона, похожий на бейсбольную биту скипетр, горностаевая мантия и еще какие-то непонятные регалии... Александр не в силах выдержать всего этого спектакля заслонился руками и попятился.
     - Э... господа! Постойте! Это так неожиданно. Я не могу так вот скоропалительно принять ваше лестное предложение...
     В выцветших от времени бледно-голубых глазах гоф-министра, казалось навечно, застыло недоумение. Он нетерпеливо повернулся всем телом к переводчику (а у старичка-то застарелый остеохондроз!) и выслушал торопливый перевод, после чего разразился длинной речью. Александр знал теперь благодаря столь усиленной подготовке немецкий язык, но следить за смыслом старомодной речи, тем более на специфическом нижнесаксонском диалекте, мог с трудом.
     Со слов вельможи выходило, что отклонить свалившуюся нежданно-негаданно на него ответственность ротмистр не в состоянии. Более того, отказ выполнить волю покойного великого князя Саксен-Хильдбургхаузенского Эрнста-Фридриха Пятого чреват такими осложнениями... Добил Александра оказавшийся здесь, видимо в качестве рояля в кустах, чиновник в ранге товарища министра внешних сношений. Взяв секундный тайм-аут, он за рукав отвел опешившего ротмистра в сторонку и зашептал ему на ухо об ответственности перед государством, важности возложенной на него миссии. Одним словом, ошарашенный Бежецкий наконец позволил нацепить на себя дурацкие ленту со звездой (все остальные атрибуты, слава богу, полагалось возложить только после официальной коронации в Хильдбургхаузене, в кафедральном соборе Святого Иоганна Благословенного, спустя определенный срок после похорон предыдущего великого князя) и принял поздравления от случившихся здесь, естественно совершенно случайно, представителей Саксонского, Баварского, Вюртембергского, Австрийского и десятков трех с лишним других посольств Европы, среди которых настоящей достопримечательностью был личный представитель при российском дворе негуса Абиссинского и Эфиопского Менелика Пятого. Прикинув в уме количество государств здешней Европы, напоминавшей лоскутное одеяло, судя по всему спешивших в данный момент заверить нового монарха в своих соболезнованиях и поздравить с принятием титула, Бежецкий загрустил. Тут еще, ко всему прочему, вышколенные телохранители распахнули двери, и в помещение ввалилась разъяренная ожиданием огромная толпа репортеров, оглушив монарха сотнями вопросов и окончательно ослепив вспышками блицев.

15

     Илья Евдокимович Колосов, заместитель начальника базы подготовки, как и всегда в покойный послеобеденный час, предавался сиесте в своем глубоком и удобном кресле. Уютно, как толстый шмель, залетевший с летнего солнцепека в прохладную горницу, навевая сон, гудел мощный кондиционер. Ему вторила тоном повыше заблудившаяся одинокая муха на окне, ворчливо недоумевавшая по поводу неожиданно возникшей твердой прозрачной преграды между ней и такой близкой и манящей волей. Илья Евдокимович только что плотно и вкусно, как он любил, перекусил и принял пару бокалов легкого вина, поэтому его состояние не позволяло никаких резких движений. Не допуская мысли о сколько-нибудь активном действии, толстяк благодушно следил за прихотливыми перемещениями насекомого, даже не подозревавшего о наблюдателе. Такой же толстый и ленивый, как хозяин, рыже-белый кот, удобно расположившись на подоконнике, дремал, вообще не обращая внимания ни на какие внешние раздражители.
     Конечно, здешняя служба по сравнению с прошлым его местом выглядит чистой синекурой. Никаких тебе авралов, акций, "зачисток"... Рай, да и только. Парадиз, так его! Илья Евдокимович все последние месяцы не уставал благодарить Всевышнего за такое участие в его судьбе. Лучшего для себя положения служака его калибра, прямо скажем, некрупного, не мог себе пожелать в самых сокровенных мечтах. Покой, тишина, чистейший горный воздух, минимум задач и, соответственно, ответственности, зато приличный по всем прикидкам оклад, все без исключения блага цивилизации и... сладкой жизни. Если бы еще не этот чертов Полковник... Ну вот: только помяли черта, а он тут как тут!
     Полковник, как всегда стремительно, без стука, вошел, вернее ворвался, в кабинет, заставив перепуганного спросонья кота молнией метнуться в дальний угол и ужом проскользнуть в тесное пространство за шкафом. Стремительно обежав инспекторским взглядом помещение, начальник плюхнулся в свободное кресло и равнодушно отмахнулся от грузно завозившегося в своем Ильи Евдокимовича, откровенно имитирующего попытку вскочить на ноги. Жест при желании можно было истолковать как команду: "Сиди уж...", чем толстяк и воспользовался не без удовольствия, снова заняв удобное положение.
     - Ну-с, господин... э-э... Колосов, - помедлив минуту, неопределенно протянул шеф.
     "Чертов сноб, - ругнулся про себя заместитель. - Всегда будто бы забывает то фамилию, то имя-отчество..."
     Илья Евдокимович, демонстрируя готовность, выхватил из ящика стола заранее приготовленную папку с отчетом и принялся докладывать, благо никаких особенных событий за пятнадцатидневное отсутствие Полковника не произошло.
     Шеф некоторое время сидел молча, покачивая носком сверкающего штиблета, и по его как всегда непроницаемому, словно маска вождя какого-нибудь папуасского племени, лицу было непонятно, слушает он или думает о своем, напрочь забыв о собеседнике. Илья Евдокимович всей душой ненавидел фирменную привычку Полковника разглядывать при разговоре мочку уха собеседника, вынуждая последнего суетиться. Как-то само собой получалось, что собеседник нервничал и всеми силами пытался поймать его взгляд. Со стороны это выглядело как-то по-лакейски. Колосов, как обычно, презирал себя за угодливость, но поделать со своей натурой ничего не мог: происхождение (а родился он в деревенской, сильно пьющей семье - семеро по лавкам) не скроешь. Внезапно, на полуслове прервав Колосова, Полковник отрывисто спросил:
     - Как там объект?
     Сбитый с выбранного ритма Илья Евдокимович поперхнулся и, прокашлявшись, чтобы выиграть время, бодро начал:
     - А никак, господин полковник! Сбежать-с изволили господин ротмистр, погулять на природе, так сказать...
     - То есть как это "сбежать"?!
     Тон, которым эта фраза была произнесена, подействовал на заместителя начальника базы подобно ушату холодной воды. Он поднял глаза на шефа и прямо-таки обмер на месте: Полковник всем телом подался вперед, и теперь его неподвижный взгляд вместо мочки уха упирался прямо в зрачки Ильи Евдокимовича, прожигая толстяка насквозь. Колосов почувствовал, как, несмотря на прохладу, навеваемую кондиционером, по спине щекотно побежала струйка пота. Такой вид Полковника не предвещал ничего хорошего... Колосову как-то сразу до смерти захотелось вслед за котом забраться в неприметный уголок и сделать так, чтобы все о нем забыли.
     - Ну, это... господин полковник... - жалко залепетал Илья Евдокимович, инстинктивно отодвигаясь от стола. - Я решил...
     - По порядку и подробно, - раздалась четкая команда.
     Торопливо, глотая окончания слов, путая ударения и сбиваясь на канцеляризмы, перетрусивший толстяк, поминутно вытирая огромным платком-простыней обильно струящийся по обширной лысине пот, вкратце поведал грозному начальнику всю историю побега Бежецкого. По ходу доклада, видя внимание, с которым слушал начальник, поощрительно кивая время от времени, он немного приободрился и под конец даже с некоторой потаенной гордостью заявил:
     - По моему приказу всю одежду "объекта" нашпиговали "маячками", так что мы в любой момент можем легко определить его настоящее местонахождение. Датчики устанавливались с учетом того, что "объект" опытен в подобных делах, поэтому часть из них была сравнительно легко определима. "Объект" их практически сразу обнаружил и нейтрализовал, предположительно экранировав чем-то металлическим вроде фольги. Остальные датчики, более адаптированного типа, он не нашел и на протяжении всех пяти дней находился под нашим наблюдением. Как, впрочем, и сейчас.
     Полковник, который, чувствовалось, уже отходил от приступа гнева, саркастически заметил:
     - Ну и где находится "объект" в данное время?
     Илья Евдокимович не нашел что ответить, так как пеленгация беглеца ни сегодня, ни вчера, ни позавчера - словом, с момента прочного замирания "объекта" на одном месте не производилась. Лихорадочно обдумывая, на кого спихнуть ответственность за свою вопиющую халатность, Колосов рискнул заметить:
     - Да какая разница, господин полковник. Куда он отсюда денется - кругом глушь и полное безлюдье. Как на подводной лодке. А найти самостоятельно дверь... Тем более что ротмистр Бежецкий - человек трезвого образа мыслей, в чрезмерном пристрастии к фантастике не замечен, и заподозрить, что внезапно попал в иной мир...
     - "Какая разница", - передразнил Колосова Полковник, видимо окончательно вернувшийся в свое обычное расположение духа. - А если господин Бежецкий изволят сломать себе на этих скалах ногу или, не дай бог, шею? Конечно, хорошо, что он трезво мыслит, но ведь он не альпинист вроде бы?
     Толстяк снова обмер, он совсем не подумал о такой возможности, вернее, не подумал о том, что пленник может оказаться очень уж нужен Полковнику... О многом он не подумал, черт побери! Решив все же побарахтаться, Илья Евдокимович отважился на вопрос:
     - А разве экс-ротмистр представляет из себя какую-нибудь ценность? Ведь, насколько я могу предположить по вашему присутствию здесь, объект, то есть Бежецкий-второй, уже успешно внедрен...
     Полковник уже поднялся было из кресла и собрался уйти, н