уру - маму. Он замешкался, не зная, то ли развернуть машину и на возможной скорости мчаться прочь отсюда, то ли выйти и... Неужели такое возможно, неужели он снова обнимет маму, с которой в своем мире простился навек?
     Графиня Бежецкая при виде замешательства сына всполошилась и сама грузновато сбежала по двухсотлетним ступеням. Еще мгновение, и мамины чуть поблекшие губы покрывали горячими поцелуями лицо любимого, ненаглядного сына...
     Слабо сопротивлявшийся Бежецкий объединенными усилиями многочисленных маминых компаньонок, горничных и прочей женской челяди насильно был водворен в гостиную, где в авральном порядке накрывался стол, способный вместить за своей широкой, как футбольное поле, поверхностью, вероятно, целый взвод.
     Перебивая саму себя, то смеясь, то плача, Мария Николаевна бессвязно расспрашивала дорогого сыночка то об одном, то о другом, одновременно рассказывая последние новости, но, как обратил внимание Александр, старательно обходя непосредственную причину его визита.
     Александр уже смог побороть в себе первоначальное волнение и теперь украдкой рассматривал родное лицо, казалось потерянное навек, изумляясь совершеннейшему сходству, ну, может быть, с микроскопическими изъянами. Возможно, немного меньше морщин, еще только тронутые сединой великолепные волосы, уложенные в замысловатую прическу по моде семидесятых годов (этого мира, естественно), великолепные зубы, не испорченные мерзкой водой дальних гарнизонов и тяжело протекавшей второй беременностью (в этом мире у Бежецкого не было никакого младшего брата), умело наложенная косметика, на которую у мамы никогда не хватало ни времени, ни денег, ухоженные небольшие руки изящной формы, не изуродованные стиркой в ледяной воде и мытьем полов...
     - Да, а где папа? - спохватился Бежецкий, наконец вспомнив о цели поездки.

***

     Тропинку к заветному отцовскому пруду Александру подсказала услужливо запрограммированная память. Бежецкий уже не раз путался, пытаясь понять, кто именно его настоящий отец: спившийся и, видимо, доживавший последние дни в опустевшей хрущевке бывший офицер Советской Армии, забывший о своих дворянских Корнях, или блистательный в прошлом гвардеец, гордый и независимый граф Бежецкий? Вероятно, оба...
     Не обращая внимания на отчаянно зудящих комаров, Александр пробрался, стараясь не оцарапать лицо об острые сучки (восхитительно же он будет выглядеть на предстоящей пресс-конференции: героем-любовником, пережившим бурную сцену от истеричной пассии, обладающей чересчур острыми коготками), сквозь заросли кустарника, названия которого он, не очень-то уважавший в школе ботанику, никак не мог припомнить. Шуметь также старался поменьше: не хватало еще распугать старательно прикормленных батюшкой карасей, тем самым только усугубив "вину".
     Сутуловатую спину, обтянутую порыжевшим под солнцем и ветрами дождевиком, он наметанным глазом опытного военного приметил еще издали. Показалось вдруг, что, мгновенно перенесясь на четверть века назад, десяти-двенадцатилетний Саша, гордый успехом (в ведерке плещется "огромный" карась с ладонь взрослого человека), подкрадывается к папе, чтобы похвастать своей победой. Вот сейчас штабс-капитан Бежецкий, молодой, только недавно разменявший четвертый десяток, обернется и очень натурально восхитится рекордом сынишки. А потом они долго будут следить за плавающими рядом поплавками: бело-красным отцовским, сделанным из гусиного пера, и веселым сине-желтым покупным Сашиным, негромко, солидно переговариваясь...
     Павел Георгиевич не обернулся на звук шагов, продолжая наблюдать за двумя впаянными в темно-зеленое зеркало, лишь иногда тревожимое суетливо перебегавшими с места на место конькобежцами-водомерками, поплавками, увенчанными задремавшими стрекозами - синей и зеленой. Александр, поддернув брючины, присел на корточки рядом с ним и тоже молчал: обратит внимание, когда захочет, - зачем форсировать события?
     У берега, в осоке, торчащей из воды, временами что-то взбулькивало, рождая медленно катящиеся по маслянистой глади круги. Видимо, рыбалка была успешной.
     Молчание длилось недолго: один из поплавков, левый, чуть заметно вздрогнул, вспугнув со своего насеста стрекозу, зависшую рядом, как миниатюрный вертолет. Успокаиваться поплавок не желал, и стрекоза обиженно полетела искать другое пристанище.
     Вздрогнув еще пару раз, поплавок слегка притонул и, выждав пару мгновений, медленно, почти незаметно поплыл в сторону полузатопленного куста тальника. Бежецкий против своей воли напрягся - судя по поклевке, на другом конце лески сейчас осторожно забирает наживку в толстогубый рот немаленькая рыбка! Сейчас, еще секунду и...
     - Папа, на левую клюет!
     Граф не пошевелился, и Александр, не в силах удержаться, протянул руку к комлю левого удилища, против ожиданий простого орехового, делая короткую и резкую подсечку.
     Удилище тут же напряглось, выгнувшись дугой, а на крючке, вспарывая леской воду, заходила тяжелая рыбина. Удержать ее сидя на корточках было невозможно, поэтому Бежецкий, охваченный полузабытым азартом, вскочил на ноги. Как давно он не держал на леске рыбу - почитай с самого училища, когда удавалось ненадолго вырваться домой. Потом стало уже не до рыбалки... Только щемило сердце, когда волей случая оказывался у воды, проточной или неподвижной, весело журчащей или скованной первым ледком...
     Карась, а судя по поклевке, это был именно он, попался опытный и весьма искушенный. Он не метался бестолково, теряя силы, а пытался порвать леску, уповая на свой вес. Этот патриарх, если принимать во внимание согнувшееся чуть ли не до воды удилище, размерами, вероятно, приближался к небольшому карпу, а по годам, наверное, был ровесником Александра, если не старше. Один раз, видимо поддавшись болезненно раздирающему губу крючку, он приблизился к поверхности, продемонстрировав темно-бронзовую спину, закованную в крупную чешую, но снова ушел в спасительную глубину, заставив сердце Бежецкого екнуть: бог знает из чего тут делают лески - может быть, по старинке из конского волоса! Но леска, конечно, была вполне современной - капроновой или нейлоновой, а вполне возможно, и из какого-нибудь неизвестного в мире Александра материала. Она только упруго натянулась, пенистым бурунчиком взрезав воду, и надежно удержала рыбу.
     Борьба продолжалась долго, хотя на часы Бежецкий, естественно, не смотрел. Наконец, хозяин глубин выдохся, дав вывести себя на поверхность, глотнул воздуха и в изнеможении разлегся во всю длину, весьма немаленькую, нужно сказать! Эх, подсачка-то нет! Совсем забыв о бесстрастном наблюдателе, Александр по плавной дуге подвел рыбину к берегу и, зайдя в воду прямо в дорогих туфлях, схватил ее под жабры.
     Подняв карася, только слегка трепыхавшегося от утомления - не меньше двух килограммов! - над головой, Бежецкий весело воскликнул:
     - Пап, смотри, какой красавец!... - и осекся.
     По щекам старого графа текли слезы. Он молча протягивал сыну свежую газету, на первой полосе которой аршинными кровавыми буквами выделялось: "ИЗ ГРЯЗИ - В КНЯЗИ!" и красовалось цветное фото пьяного в дугу Александра в компании поручика Ладыженского и нескольких расхристанных девиц.
     Карась выскользнул из разом ослабевшей руки и забился на траве...

***

     Как бы то ни было Александру с огромным трудом удалось добиться если не прощения, то хотя бы понимания со стороны непреклонного отца. А оставалась еще баронесса фон Штайнберг, Маргарита, неоднократно и настойчиво требовавшая встречи...
     Погруженный во все эти малоприятные обстоятельства, Бежецкий совсем забыл о своем до сих пор неизвестном ему предназначении, но оно вдруг само напомнило о себе, явившись сразу по приезде Александра из Бежцов в липе неизменного Владимира Довлатовича Бекбулатова.
     Сказать, что Александр не был рад видеть этого человека, особенно после хладнокровного убийства молодого князя Радлинского, значило не сказать ничего. Однако этому-то человеку он как раз и не мог отказать во встрече.
     - Добрый день, ваше великокняжеское высочество! - Явился пред светлы очи кавалера, гвардии полковника и прочая, как черт из табакерки, неизменно скалящий зубы Бекбулатов. - Как прошла аудиенция-с? Были ли допущены до ручки их величеств? Особенно ее величества... А до большего?...
     Бежецкий предпочел не отвечать на скабрезности экс-гусара, и тот, поняв это, быстро сменил пластинку:
     - Ну не хотите говорить - за язык не тянем. Просто хотелось...
     - У вас ко мне какое-то дело, штаб-ротмистр?
     Хотя по глазам Владимира Довлатовича ясно читалось, что сухость и официальность тона Бежецкого изрядно его покоробили, не тот это был человек, чтобы показать слабость.
     - Ай, бачка начальник, ай мала-мала совсем! - цедя прохладную минералку из принесенного Кларой стакана, скоморошничал штаб-ротмистр, хотя в сузившихся глазах его сквозила опасная сталь. - Мала-мала делов до большого барина! Только вот эту папочку ему передать Полковника велела! - Бекбулатов резко выбросил руку из-за спины, и что-то тяжелое прошуршало по воздуху.
     Бежецкий вздрогнул всем телом, когда на стол перед ним, сбив набок массивный чернильный прибор, шлепнулась и крутнулась несколько раз на полированной поверхности толстенная папка с хитрой застежкой.
     - Извольте ознакомиться самым тщательным образом до послезавтрашнего утра - снова сменив тон и стиль, отчеканил штаб-ротмистр и, даже не кивнув, направился к двери. - Честь имею!
     Александр, сам того не желая, снова, как в то памятное утро перед роковой дуэлью, почувствовал, как откуда-то изнутри, из неведомых, дремавшихдо поры, но разбуженных, на беду, темных омутов дворянской генетической памяти медленной, окрашивающей все в алые тона волной, поднимается ярость, подобная той, что раньше бросала, вопреки инстинкту самосохранения, из безопасной мертвой зоны под кинжальный огонь, выбивала в ледяной ветер пустого пространства за рампой военно-транспортного самолета, двигала рукой, вонзавшей штык-нож в чье-то отчаянно хрипящее горло...
     Одним прыжком преодолев расстояние до двери, Бежецкий уже на пороге схватил Бекбулатова за плечо и рывком развернул к себе.
     - Стоять, с...!
     Бекбулатов с гаденькой ухмылкой легко, как скользкий уж, высвободился из железного захвата и выдохнул, будто плюнул в самое лицо Александра:
     - Чего-чего-с, товарищ майор? Я что-то не расслышал, а?
     Видя прямо перед своим лицом сузившиеся до предела, как амбразуры вражеского дота, угольно-черные глаза, Бежецкий почувствовал, как ярость постепенно оседает, уступая место точному расчету. Вот сюда, муть ниже левого глаза, а затем...
     - Вы, князь, как я понял, хотите последовать за этим щенком Таллинским? - Бекбулатов неуловимым движением легонько ткнул Александра сложенными указательным и средним пальцами над переносицей. - Не сейчас. И не завтра. Послезавтра, сразу после пресс-конференции, я к вашим услугам. А пока, мон шер, зубрите материалы! И чернила с носа сотрите. - Стальные пальцы легонько, как малышу, прищемили Бежецкому кончик носа.
     Довольный произведенным эффектом, штаб-ротмистр, насвистывая, вышел из комнаты и хлопнул дверью, оставив Бежецкого в бессильной злобе скрипеть зубами, сжимая и разжимая кулаки перед своим смутным отражением в отсвечивающей благородным красным деревом полированной поверхности.

19

     "Да, Полковник, конечно, голова, этого у него не отнять", - думал Илья Евдокимович, откинувшись с закрытыми глазами в автобусном кресле.
     Несколько часов назад, пройдя через ворота между мирами, или, выражаясь научным языком, локал, неподалеку от моста на второй Сибирской автотрассе и вкратце оценив обстановку, он сразу понял, что Бежецкий его на выходе отнюдь не ожидает. Локал действительно оказался слабеньким, если судить по тому, что за ним, Колосовым, и бойцом группы захвата, прошедшим ворота первым, никто не последовал, хотя запланирован был переход шести сотрудников. Пропустив только двоих, локал закрылся на неопределенно долгое время, а может быть, и навсегда, и поделать здесь ничего было нельзя. Сообщив обстановку по спутниковому телефону (непосредственная телефонная связь между мирами была физически невозможна, но Илья Евдокимович знал, что уже через несколько минут Полковник получит сообщение, принятое на части базы, расположенной по эту сторону барьера, и переданное через стабильный локал в записи), Колосов решил преследовать Бежецкого в одиночку, так как оправдать в глазах начальства его могли только самые решительные и, главное, успешные действия. Поэтому он просто-напросто остановил проходящий автобус, следующий по маршруту Челябинск-Златоуст, и присоединился вместе со своим спутником к пассажирам. Так как ближайшим к месту перехода относительно крупным населенным пунктом был именно этот уральский город, вполне вероятно, беглец его не миновал. Вспомнив свой облик после двухдневных поисков, майор мстительно улыбнулся. На маршруте Бежецкого были обнаружены несколько лоскутов от его одежды, а прямо у двери - пиджак. Почему беглец не взял его с собой, а предпочел миновать локал чуть ли не "голым и босым", осталось загадкой. Документов в пиджаке, к сожалению, не оказалось, иначе Илья Евдокимович знал бы, где искать ротмистра наверняка: в ближайшем полицейском участке. Однако все равно шансы на перехват беглеца именно в Златоусте были очень высоки.
     Пять-десять помощников были бы очень кстати, но, раз уж данный локал оказался таким хилым, приходилось обходиться теми силами и средствами, что имелись в наличии. Тем более что объектом был представитель высшего общества и вряд ли сразу после достижения цивилизованных мест отправился бы скрываться в трущобах. Бежецкий, судя по всему, был голоден как волк, да к тому же смертельно устал. Илья Евдокимович хорошо помнил солидную сумму, содержащуюся в его бумажнике и на кредитных картах, поэтому, скорее всего, беглец остановится в самом дорогом заведении, а до того должен будет приодеться и, если принимать во внимание сведения о его хорошем вкусе и высоких требованиях к одежде, не на каком-нибудь блошином рынке. Колосов отправил подручного на железнодорожный вокзал и автостанцию, выяснить - не покупал ли или не заказывал билетов некий Бежецкий Александр Павлович, а сам кинулся по высококлассным магазинам и ателье.
     Липовое удостоверение сотрудника столичной спецслужбы, невиданное в этом провинциальном городке, располагающий к доверию вид добродушного толстяка и щедро раздаваемые купюры разного цвета и достоинства в конце концов сыграли свою благотворную роль: фотографию Бежецкого опознали хоть и не в первом, но в одном из первого десятка магазинов, намеченных к проверке. Страшная, но весьма правдоподобно рассказанная байка о неуловимом маньяке-педофиле, к тому же совершенно сумасшедшем и одержимом манией убийства, кровавый след которого тянулся аж от самого Санкт-Петербурга, выдуманная Колосовым на ходу, сразу же заставила свидетелей-приказчиков сменить извечно русское сочувствие и жалость ко всем беглецам вполне искренней ненавистью. Необычного взлохмаченного и босого покупателя в рваных, но некогда дорогих брюках и полицейской куртке на голое тело, высаженного вчера под вечер у стеклянных дверей известного на весь Златоуст бутика дорожными полицейскими, помнил чуть ли не весь магазин, сбежавшийся поглазеть на бесплатное представление. Илье Евдокимовичу даже притащили с заднего двора фирменный пакет с обносками "маньяка", благо мусор еще не успели утилизировать. В лохмотьях Колосов с уверенностью опознал пару к изодранному пиджаку, собственноручно найденному им у слияния рек. Ошибки быть не могло.
     Колосов успешно проследил весь недолгий путь ротмистра от магазина "Готовое платье от г-на Шов-розе из Парижа. Мешочников-старший и сыновья", где тот приобрел полный комплект одежды, обуви и белья, до гостиницы "Отель Амбассадор". Осторожно выяснив у пронырливого портье, что в данный момент искомая личность находится в своем номере и не велела беспокоить до утра, Илья Евдокимович наконец-то смог вздохнуть с облегчением и отозвать бойца, безуспешно обшаривающего следом за вокзалом автобусную станцию. Теперь оставалось только вызвать группу захвата со здешней части базы, и все: мятежного ротмистра - под замок, а самому - в знакомое уютное кресло, гладить верного кота и... не только. Конечно, от Полковника можно ждать всякого, но, думается, он тоже считает, что победителей не судят...
     Илья Евдокимович занял удобное для наблюдения место за столиком уютного кафе неподалеку от входа в гостиницу и, заказав пару кружечек местного легкого пивка, тарелочку малосольного хариуса и ржаные сухарики, принялся обмозговывать создавшуюся ситуацию со всех сторон.
     Через некоторое время линия действий, выбранная первоначально, начала его смущать и уже не казалась единственно верной.
     Безусловно, возникший было план хорош, слов нет, но вдруг ротмистр решит отправиться далее прямо сейчас, сию минуту? Группе захвата все равно нужно какое-то время, чтобы добраться сюда с горной базы - вертолет здесь не применишь...
     То ли пивные пары, то ли эйфория от легкого успеха были тому причиной, но Илью Евдокимовича вдруг пронзила простая и ясная мысль: "А может, попробовать стреножить беглеца самому?"
     А что, Бежецкий сейчас безоружен, судя по его досье, не очень уважает боевые искусства, обладает довольно флегматичным характером... Колосов же, напротив, опытен, несмотря на поднакопившийся в последнее время жирок, силен, да и вооружен до зубов. Чем черт не шутит? Зато после такого триумфа Полковник наверняка смягчится. А там, чем черт не шутит, недалеко и до повышения...
     Илья Евдокимович допил пиво, связался по мобильному телефону с базой, сообщив парой кодированных фраз об успехе, и, расплатившись с официантом, решительным шагом направился к прозрачным дверям гостиницы...

***

     Через полтора часа группа захвата, закамуфлированная под местную полицию, выбив дверь, ввалилась в гостиничный номер. Судя по явным признакам: перевернутая и поломанная мебель, разбросанные вещи, разбитое зеркало и раковина в туалете - в номере совсем недавно происходило побоище наподобие Ледового или Ватерлоо. На широкой же кровати тяжело ворочалось и мычало что-то с головой накрытое одеялом.
     Полковник стремительно подошел к ложу и резким движением сорвал скрывавшие неведомую живность покровы. На него, мучительно мыча, умоляюще таращил глаза красный как рак Илья Евдокимович Колосов собственной персоной, вполне профессионально перетянутый, как лионская колбаса, разорванной на полосы тюлевой занавеской. Под глазом майора, зловеще набухая, зрел громадный фингал. Полковник протянул было руку к скомканному платку во рту жертвы, но передумал на полпути и, снова аккуратно накрыв одеялом силящегося что-то сказать майора, обернулся к сопровождающим:
     - Это... забрать. Срочно свяжитесь с Петербургом и передайте мой приказ: операцию форсировать. Я немедленно вылетаю туда первым же рейсом.
     Не обращая более внимания на умоляющее мычание Колосова, Полковник стремительно покинул номер.

20

     "Как же мне осточертело это проклятое богами место, эта духота, шум, жиденькое северное солнце, которого к тому же не видно из-за нелепо огромных домов, эти тупые аборигены... Особенно этот выродок якобы благородных кровей..."
     Бекбулатов, сбежав по лестнице особняка Бежецких, охраняемого сейчас почище какой-нибудь великокняжеской сокровищницы, отмахнулся от настырного немца из посольской охраны, кивнул в ответ на расслабленное козыряние казаков, прислонившихся к высокой кованой ограде резиденции Чарторыйских, поздоровался за руку с их сотником, с которым уже успел свести дружбу за бутылочкой "шустовки", и поспешил к своей "вятке". Появление нового персонажа вызвало определенный интерес у скучающей журналистской братии, и прорваться к автомобилю оказалось невозможно.
     - Вы только что общались с великим князем...
     - Два слова телекомпании "СБТ"...
     - Что вы можете сказать...
     - Принял ли уже Александр Бежецкий католичество...
     Бек