каждый мертвой хваткой сжимал
боевой меч.
     - Впервые... вижу, - Илияш сглотнул, - чтобы вешали с мечом в руке...
Не знаю о таком поверье...
     - Может быть, они сами... повесились? - нетвердым голосом предположил
Станко. - Может, это  был  последний  отряд...  Горстка  храбрецов...  Они
покончили с собой, но меча из рук...
     - Что это за воины, которые  вешаются?  -  презрительно  оборвал  его
Илияш. - Позорная смерть... Для воров, бродяг... А эти - с мечами...
     Оба стояли, переминаясь с ноги на ногу.
     - А смола... зачем? - Станко старался не смотреть на  черные  остатки
лиц.
     - Смола - понятно,  -  бросил  проводник,  -  смолой  обливают  трупы
казненных... Чтобы дольше висели, чтоб другим было неповадно...
     - Так их казнили?
     - Вот что, - Илияш хмуро окинул повешенных взглядом. - Кто они и  кто
их убил... Не наше дело. Мы должны идти вперед.
     - Как? - упавшим голосом спросил Станко. - Под ними?
     Илияш скрипнул зубами:
     - Другого пути нет.
     И Станко двинулся вслед за проводником,  глядя  в  землю:  идти  было
гадко и страшно.
     А в овраге тем временем поднялся ветерок, и  тела  повешенных  грузно
закачались. Один медленно, тяжело повернулся вокруг своей оси;  мечи  двух
других, соприкоснувшись, тускло звякнули.
     - Наваждение, - бормотал успокоительно Илияш, -  тут  полно  страшных
наваждений... Кровь стынет, а безопа...
     Они оказались под самой веткой;  длинно,  тягуче  заскрипело  дерево,
скрип морозом продрал по спине  Станко,  он  охнул  и  наступил  на  пятку
Илияшу...
     В этот момент повешенные ожили.
     Веревки, захлестнутые вокруг осмоленных шей, мгновенно и  неимоверным
образом удлинились. Кованые сапоги коснулись  земли,  и  земля  застонала.
Трое оказались прямо перед путниками, еще трое - сзади.
     По-прежнему привязанные к ветке, как псы на длинных поводках, черные,
оскаленные, трупы одновременно вскинули мечи.
     - Спина к спине!  -  взревел  Илияш,  и  этот  крик  вернул  мужество
ослабевшему, оцепеневшему Станко. Трясущейся мокрой рукой он выдернул  меч
из ножен.
     Добрые духи! Думал ли кузнец, думал ли искусный оружейник,  думал  ли
старый наемник Чаба, что этот светлый, для благородного дела кованный  меч
встретится с...
     Спина Станко плотно прижалась к спине Илияша.  Тому  придется  совсем
туго - у него только палка и длинный кинжал...
     Висельники, став кругом, одновременно сделали  шаг  вперед.  Я  умру,
подумал Станко. Меч готов был вывалиться из  его  руки;  добрые  духи,  им
достаточно глянуть в лицо - и умереть...
     Но в это время обрушились шесть мечей,  и  тело  Станко,  закаленное,
вышколенное с детства тело выручило бедную, ошалевшую от ужаса голову.
     Рука сама, не дожидаясь приказа, выбросила  оружие  навстречу  оружию
врагов; кисть, неутомимая, гибкая кисть пошла  вращаться,  как  мельничное
колесо, успевая отбивать  и  удары,  направленные  против  Илияша.  Глаза,
приученные видеть и  прямым,  и  боковым  зрением,  не  давали  противнику
напасть врасплох.  И  когда  зазвенела  сталь,  когда  Станко  понял,  что
сражается - тогда только схлынул немного панический ужас  и  проснулись  в
душе остатки хладнокровия.
     Он чувствовал спину Илияша. Он чувствовал  каждую  напряженную  мышцу
проводника, тот с кинжалом, с кинжалом и палкой  против  трех  мечей,  его
надо прикрыть... Висельники  дрались  молча,  а  Илияш  хрипло  выкрикивал
непонятные, но  яростные  боевые  кличи...  Но  и  он  держится,  молодец,
проводник, прикрой мне спину... Чего их бояться,  это  же  гниль,  это  же
трупы, это же падаль... Раз не умерли - помоги им, Станко, умереть дважды!
     Удар - отражение. Удар...
     Один из висельников не  устоял  против  блестящего  потайного  приема
старого Чабы. Сверкающий меч Станко на треть вошел ему в живот.
     Станко тут же  выдернул  оружие  и  отразил  нападение  двух  других,
светлое лезвие потемнело, тьфу ты, гадость... Ну, падай, ты, неудачник!
     Неудачник не упал. Замешкавшись на секунду, он снова вступил  в  бой,
хоть в животе его явственно виднелась дыра.
     Станко сузил глаза: ах, так...
     Он еще не устал. Он никогда не устанет. Эта гниль еще узнает, как...
     И его меч обрушился на голову другого, развалив ее до самой шеи,  так
что в стороны полетели комья плоти и куски смолы!
     Он едва успел выдернуть оружие - ему чуть не отрубили руку. А тот,  с
разваленной головой, продолжал биться, как ни в чем не бывало!
     Сзади хрипло выругался Илияш. Станко закричал; это был истошный  крик
отчаяния. Мертвецы оказались неуязвимыми; жутко ощерившись, они  двигались
четко и слаженно; просмоленные веревки на шеях  придавали  им  сходство  с
марионетками.
     - Да пропади же! Пропади! - орал  Станко,  метя  в  пустые  глазницы,
когда два меча одновременно захватили его оружие,  рукоятка  вырвалась  из
руки,  чуть  не  вывихнув  кисть,  и  светлый   меч   взлетел   высоко   в
послеполуденное небо.
     Он летел долго и красиво; он поворачивался, ловя на лезвие  солнечные
блики; он на мгновение задержался  в  зените,  чтобы  так  же  медленно  и
красиво ринуться вниз...
     - Пригни-ись!!
     Станко все еще, как завороженный, следил за мечом - а Илияш, отбросив
палку, взвился в воздух и схватил еще теплую рукоятку:
     - Пригнись!
     И тогда Станко увидел искусство боя, о котором  никогда  не  слыхивал
даже старый Чаба.
     Илияш дрался с шестерыми - в одной  руке  меч,  в  другой  -  кинжал.
Выпады его были схожи с  движениями  танцора;  стремительно  и  изящно  он
протыкал животы и вышибал из черных рук клинки,  и  противники  его  давно
легли бы трупом - если б изначально не были мертвецами.
     Припавший к земле Станко не мог уследить за всеми движениями  меча  и
кинжала. Это было зрелище, достойное сотен зрителей, это  был  упоительный
сложный танец, так не дрался Чаба, так не дрался никто - это  были  новые,
невиденные приемы. Но висельники оставались равнодушными  к  красоте;  они
бились, даже будучи разрубленными пополам.
     Илияш зарычал - так рычит  загнанный  на  копья  зверь.  Опомнившись,
Станко схватил откатившуюся в сторону палку; он бил и  молотил  по  черным
головам, и пот заливал глаза, а  кольцо  нападавших  сжималось,  не  давая
уйти, не давая сбежать...
     Станко не помнил, как меч снова оказался в его руке.  Илияш  сражался
теперь черным, из отрубленной руки вырванным  оружием.  Спина  проводника,
горячая, мокрая, снова прижалась к лопаткам Станко; хрипя и отражая удары,
парень понял вдруг, что эта спина - единственная его опора и надежда,  что
если он умрет - то вместе с Илияшем,  и  собственная  его,  Станко,  спина
послужит последним прикрытием проводнику...
     Отчаянно взмахнув мечом,  он  рубанул  почти  наугад  -  и  перерезал
просмоленную веревку, стягивающую шею ближайшего мертвеца.
     Мертвец оглянулся назад. Страшное лицо его  ничего  не  выражало,  но
Станко померещилось удивление; зашатавшись, висельник неуклюже рухнул  под
ноги сотоварищам.
     - Ага-а-а! - взревел Станко, и ни с чем не сравнимая злая радость тут
же и вернула ему угасшие было  силы.  -  Ага-а!  Сгинь!  Пропади!  Падаль!
Падаль! По веревкам, Илияш!
     Кольцо нападавших чуть разжалось, будто  в  замешательстве.  Мертвецы
теперь действовали осторожно, боясь подставлять под удар свои  драгоценные
веревки-пуповины.
     - Руби! - ревел Илияш, и, дотянувшись кинжалом, резанул по  ближайшей
веревке;  та  устояла,  но  на  ней  появился  глубокий  надрез;  раненный
висельник качнулся, неловко взмахнул мечом -  Илияш  ткнул  его  в  грудь,
веревка лопнула, и второй мертвец грянулся оземь.
     Оставшиеся висельники кинулись в бой с удвоенной яростью;  лишившийся
руки подобрал меч сотоварища и рубился левой.  Просмоленные  тела  упавших
мертвецы подкатывали под ноги противникам, чтобы те  спотыкались;  Станко,
потеряв равновесие, едва увернулся от смертоносного удара. Мышцы на  спине
Илияша ходили ходуном:
     - На...ша... берет...
     Рухнул еще один мертвец. Меч другого задел Станко  по  щеке;  тот  не
почувствовал боли. Висельников осталось трое, но легче бой не стал - меч в
руках Станко налился неподъемной тяжестью.
     - Ну-у!
     Удар. С треском рвется веревка. Падает еще один, теперь  двое  против
двух...
     Уцелевшие мертвецы, будто сговорившись, одновременно отступили.  Руки
с мечами безвольно упали; веревки, когда-то  удавившие  осмоленных,  резко
вздернулись вверх, ноги висельников оторвались от истоптанной травы, и вот
уже оба как ни в чем не бывало покачиваются на ветке,  а  рядом  -  четыре
обрывка, четыре срезанных веревочных хвоста...
     Илияш и Станко прошли прямо под качающимися сапогами.


     Ясным утром солнечного дня двое вышли на  берег  чистого,  спокойного
озера.
     Озеро выгибалось подковой; на той стороне его вросла в землю  тяжелая
туша  княжьего  замка.  Снизу  разглядеть  можно  было  только  зубцы   на
массивной, кое-где подновленной стене.
     Двое стояли молча; густые кроны прикрывали их от взглядов со стены.
     - Вот и все, - нарушил молчание Илияш. - Сказал  -  приведу  тебя,  и
привел... А когда Илияш хвалился попусту, а?
     Голос проводника снова был весел и беззаботен - совсем как  в  начале
пути.
     Станко смотрел на замок - темный, зловещий, как спящее чудовище.  Его
путь не закончен, его путь только начинается. Там, за грузными стенами,  в
путанице муравьиных ходов притаился тот, кому суждено умереть от меча.
     - Давай-ка, - радостно потребовал Илияш, - должок за тобой...
     Станко не сразу понял:
     - Что?
     - Да десять монет! - проводник, кажется, даже  возмутился.  -  Десять
монет, как условились, а в замок я не  пойду.  Ни  носом,  ни  пяткой,  ни
драной заплаткой, уговор есть уговор!
     Станко вытащил потрепанный, заскорузлый от грязи кошелек и выкатил на
ладонь все  десять  золотых.  Они  показались  ему  тусклыми  бесполезными
кругляшками.
     - Возьми, - сказал он, глядя в сторону. - Уговор есть уговор...
     Илияш, урча от радости, пересчитал деньги,  вытер  каждую  монетку  о
штаны и спрятал где-то на груди:
     - Ну вот... Ну  вот,  и  у  нас  сдобный  квас...  Все,  с  промыслом
покончено. Дом куплю, хозяйство заведу, работника найму...
     Слова его лились и журчали, а Станко отчего-то становилось все  горше
и горше. Дались они ему, эти деньги...
     Кошелек совсем опустел, превратился просто в грязную тряпку, и только
одна серебряная монетка, монетка с профилем князя каталась из уголка его в
уголок.
     - Теперь мне  надо  в  замок,  -  бросил  Станко,  прерывая  Илияшевы
восторги. - Как мне пройти в замок, Илияш?
     Тот запустил пальцы в бороду:
     - Не знаю... Тут я не советчик тебе... На воротах стража, по стене не
влезть... А полезешь - так тут же на тебя смолы  горячей,  чтоб  неповадно
было...
     Станко привычно сжал рукоятку меча:
     - Мне надо пройти, и я пройду. Ты знаешь, я...
     - Ты всегда делаешь, что решил, - продолжил Илияш насмешливо.
     Над головами их радостно перекликались мирные, чуждые  духу  убийства
птахи. Илияш уселся в траву, скрестил ноги, поднял  лицо,  подставляя  его
пробивающимся сквозь ветви лучам:
     - Есть тут одно  дело...  Опять  же,  может  быть,  и  слухи  только.
Стражники, знаешь ли, все подземный ход искали.
     Станко вздрогнул:
     - Что?
     -  Подземный  ход,  -  Илияш  прищурился,  -  говорят,  он  здесь   с
незапамятных времен, то ли враги его прорыли, чтобы внезапно  напасть,  то
ли сами хозяева замка - чтобы сбежать вовремя... А  может  быть,  и  те  и
другие, враги ведь то и дело становились хозяевами... Только вот не  нашли
хода-то...
     - А где искали? - спросил Станко отрывисто.
     Илияш тихо засмеялся:
     - Умный парень, соображаешь... Искали со стороны замка. А со  стороны
леса... Беззаконные земли рядом.
     - Трусы, - уронил Станко. Илияш оживился:
     - Еще какие! Так и не  нашли  хода,  но  говорят...  -  он  загадочно
улыбнулся, - говорят, что князь Лиго, негодяй, знает, где он... Знает,  но
молчит, для себя бережет, вдруг пригодится...
     Он вдруг вытянул ноги и сообщил равнодушно:
     - ...А может, врут все, и нет никакого хода. Наверняка даже нет.


     ...Вход скрывался в зарослях на самом берегу и был  ненамного  больше
лисьей норы.
     - Ну вот, как просто! -  радовался  Илияш.  -  Везет  тебе  все-таки,
парень... Илияша встретил, до замка добрался,  а  тут  еще  ход  подземный
проложили  тебе...  Чую  -  убьешь  ты  папу,  как   пить   дать   убьешь.
Посчастливится и в этом...
     Станко нагнулся и заглянул  в  нору.  Узкий  коридор  казался  нутром
голодного зверя - почти круглый, темный, ребристые стенки пронизаны венами
и сухожилиями корней.
     Пусть так.
     Станко выпрямился и  посмотрел  на  замок,  будто  желая  встретиться
глазами с князем Лиго. Илияш хохотнул и довольно потер руки.
     Со стены, едва слышный, донесся звук рога, и проводник вздрогнул:
     - Вот я тут с тобой болтаю... А мне еще назад идти. Мимо  кордонов...
Время не ждет, давай прощаться, парень.
     Станко опустил голову - что-то внутри у него болезненно сжалось.
     - Ты... точно не пойдешь со мной?
     Илияш расширил глаза в чуть преувеличенном ужасе:
     - Да что ты! Разве князь - мой папа?
     Станко молчал. Ему было ясно, что проводник не передумает.
     Илияш стал проявлять признаки нетерпения:
     - Парень, ну время же... Не тяни - прощаемся и расходимся.
     Станко стало обидно чуть не до слез: он-то считал  Илияша...  Другом,
что ли... А тот ничуть не  огорчен  прощанием,  ничуть  не  беспокоится  о
судьбе товарища, ему бы свою шкуру спасти...
     Исходила соком трава, бездумно истребляемая  носком  сапога.  Столько
пережить вместе, столько раз спасать друг другу жизнь... Неужели и  впрямь
проводник старался только из-за денег?
     - Илияш, - Станко трудно было говорить, так перехватило горло, - тебе
что же... все равно? Убью я князя или князь убьет меня?
     Проводник, похоже, чуть устыдился:
     - Нет, что ты... По мне,  знаешь,  пусть  бы  все  жили,  всем  места
хватит.
     Станко стало еще горше. И это вместо  того,  чтобы  подбодрить  перед
смертельным поединком...
     - Ладно, - сказал он, давя в себе  слезы,  -  прощай...  Мы,  похоже,
никогда больше не встретимся?
     Илияш неуверенно пожал плечами:
     - Ну, это... Как уж рассудится...
     - Как рассудится, - отозвался Станко эхом. И тут же предложил громко,
весело, как только мог:
     - А знаешь что, приходи ко мне на свадьбу!
     Илияш закивал, как ученая лошадка.  Станко  продолжал,  все  более  и
более воодушевляясь:
     - В трактире и встретимся... Через недельку-другую... Ты  возвращайся
в трактир, ладно? Через Вилу весточку передай... Свадьбу сыграем осенью, я
тебя уже, считай, пригласил... Ладно?
     С каждым словом он все тверже верил в то, что говорил.  Илияш  слушал
невнимательно, оглядывался, качал головой:
     - Ладно... Мне  бы  только  мимо  дозорников...  А  там  -  прямо  на
свадьбу...
     Станко сник. Отвернулся. Плечи его опустились.
     - У меня к тебе тоже дело, парень, - пробормотал Илияш озабоченно.  -
Важное дело.
     Станко молчал, борясь со слезами.
     - Ты... Ну, если поймают тебя, то, знаешь ли, пытать станут.
     Голова Станко опустилась еще ниже.
     - А выспрашивать будут про то, как ты в  замок  попал...  Ну,  тут  и
крыса догадается, что самому тебе не пробраться, а провел кто-то... Вот  и
станут дознаваться, кто провел. И если ты меня  выдашь...  Мне  тут  же  и
конец, устроят облаву, возьмут, у них на меня давно уже счет открыт... Так
я тебя попрошу, Станко,  -  проводник  вдруг  жалко,  немного  заискивающе
улыбнулся, - уж не выдавай... Пожалей старого браконьера. Пожалуйста.
     Станко, наконец, проглотил застрявший в горле ком. Проронил негромко,
устало:
     - Я не выдам тебя, Илияш. На части будут рвать - не выдам.



                                    5

     Станко пробирался вперед на четвереньках, боком, как охромевший  пес,
потому что в правой руке его вздрагивал пламенем огарок свечи -  последний
подарок Илияша.
     Толстые корни, свесившиеся  в  подземелье,  жадно  ощупывали  чужака,
путались на лице, сетью перегораживали путь. Несколько  раз  ему  пришлось
вынимать меч  -  хоть  это  и  было  мучительно  трудно  в  узкой  норе  с
осыпающимися стенами. Потом ход резко свернул вниз, и  продвигаться  стало
легче - корни  не  дотягивались  на  такую  глубину,  зато  пол  и  стенки
отсырели.
     Упрямо, как полуслепой крот, он  полз  вперед,  но  занимали  его  не
мстительные раздумья и не планы покушения - стыдясь сам себя, Станко думал
об Илияше.
     Они так и не простились по-человечески. Их так ничего и  не  связало;
они проделали  вместе  этот  длинный,  жуткий  путь,  и  вот  Илияш  ушел,
насвистывая и бренча монетами, озабоченный лишь собственным  благополучным
возвращением; Илияш ушел, а Станко  ползет  этим  темным  ходом  навстречу
неведомо чему, и жить ему осталось, скорее всего, несколько часов...
     Пламя свечки заколебалось сильнее, завалилось  на  бок,  горячий  жир
закапал Станко на пальцы. Он чуть не выронил огарок;  нора  вывела  его  в
настоящий подземный коридор - сводчатый, со стенами из тесаного  камня,  с
истертыми плитами на сыром неровном полу.
     Станко выпрямился и огляделся; слева  коридор  заканчивался  тупиком,
справа веяло затхлой влагой.
     Я под озером, понял Станко и испугался, так  ярко  представилась  ему
масса земли и воды, нависающая у него над головой.
     Стуча зубами от холода и нервного напряжения, он свернул направо.
     Он больше никогда не  увидит  Илияша.  Здесь,  в  подземелье,  некого
обманывать и не перед кем притворяться - они больше не встретятся.
     Станко вдруг стало  мучительно,  нестерпимо  одиноко.  Всю  жизнь  он
мечтал иметь рядом кого-то, кто придет на помощь и спасет во что бы то  ни
стало, на кого можно рассчитывать, с  кем  можно  говорить...  Ерунда,  он
просто увидел в Илияше то, чего не самом деле не было. Он так и не  вырос;
он  до  седых  волос  останется  растерянным  сельским  сопляком,  готовым
броситься на шею первому приглянувшемуся мужчине: "Ты - мой папа? Да?"
     И, окончательно разбередив себя, он со  злостью  плюнул  на  покрытый
плитами пол. Хватит. Теперь у него один друг и одна надежда - меч. Тот  не
подведет и не запросит денег. Впереди последний шаг, последний удар...
     Стиснув зубы, Станко поднял свечку над головой и пошел быстрее.
     Коридор не расширялся и не сужался; на уровне человеческого  роста  в
стены вмурованы были кольца - для факелов, подумал Станко.  Где-то  капала
вода; по полу бежал пропахший гнилью  ручей,  и  каждый  шаг  непрошенного
гостя отдавался шлепаньем, будто плюхались в болото сытые жабы...
     Не думать ни о чем, вспомнить мать. Ее похитили из родительского дома
накануне свадьбы... Неужели он,  Станко,  когда-нибудь  женится  на  Виле?
Вила... Вот так штука, он совсем забыл о ней,  забыл  ее  лицо,  забыл  ее
голос... Почему? Разве  это  правильно?  Почему  то,  что  казалось  таким
важным, теперь отошло,  стерлось,  выцвело...  Снова  Илияш:  "А  если  ты
забудешь ее"... Да нет же, не  то!  Он  должен  думать  о  другом...  Мать
похитили накануне свадьбы, князь Лиго вывез ее в поле, и  там,  под  гогот
стражи... А вдруг это и вправду был не  князь  Лиго?!  Какой-то  мерзавец,
глумясь, присвоил себе княжеский титул... "В тебе благородная кровь"... Но
она же ненавидела его?!
     Станко остановился. Дрожащей рукой прилепил свечку к стене. Вытер пот
со лба.
     Э, так не годится. Воин  не  может  идти  на  бой  в  рассуждениях  и
раздумьях... А все проклятый Илияш! Не друг он, а враг заклятый, тайный  -
сеятель сомнений...
     Станко тряхнул головой - пышные когда-то, а теперь слипшиеся в  грязи
длинны