-- Нет, это просто поразительно. И она согласилась?
     -- Да, она сейчас здесь.
     -- Н-ну...  Амброз, скажите, пожалуйста, миссис  Спэрроу,  пусть сварит
лишнее яйцо.
     -- Прошу прощенья,  миледи,  миссис Спэрроу сама не понимает,  как  это
вышло, только яиц нет. Она говорит, наверно, ночью воры в дом забрались.
     -- Глупости, Амброз. Где это слыхано, чтобы воры проникали в дом красть
яйца?
     -- Скорлупа валялась по всей кухне, миледи.
     --  Ах, так. Хорошо,  Амброз, можете идти...  Это  что  же Джейн,  твоя
гостья вдобавок съела все наши яйца?
     -- Да, наверно... то есть... я хотела сказать... В это время к завтраку
явилась Агата Рансибл. В утреннем свете она выглядела не слишком авантажно.
     --   Привет  всей  компании,--  сказала  она  непринужденным   тоном.--
Наконец-то я попала куда надо. Я тут,  понимаете, забрела  в чей-то кабинет.
Там за  столом  сидел премилый стариканчик.  Он очень удивился,  когда  меня
увидел. Это ваш папа?
     -- Познакомьтесь с моей мамой,-- сказала Джейн.
     --  Здравствуйте,--  сказала мисс  Рансибл.--  С вашей стороны  страшно
любезно, что  вы разрешили мне выйти к завтраку в таком виде. (Напомним, что
она  все еще  была в гавайском костюме.) Нет, правда,  вы не  очень на  меня
сердитесь? Для меня-то все это получилось еще более неудобно, ведь правда?..
Или нет?
     --  Вам чаю или кофе? --  заговорила наконец  мать юной Джейн.-- Джейн,
милая,  накорми свою подругу завтраком.--  За  долгие годы,  проведенные  на
общественном  поприще, у нее сложилось мнение, что своевременное предложение
поесть может разрешить любую сложную ситуацию.
     Тут в столовую вошел отец юной Джейн.
     -- Марта, это что-то поразительное!.. Я, наверно, выжил  из ума. Сижу я
у себя в кабинете, перечитываю речь,  которую  должен сегодня произнести,  и
вдруг     отворяется     дверь    и     появляется    какая-то     полуголая
танцовщица-готтентотка.  Она только сказала "это же сквозь землю провалиться
можно" и исчезла, а я... О-о...-- Он только сейчас заметил мисс Рансибл.-- А
а, здравствуйте, как...
     -- С моим мужем вы, кажется, не знакомы?
     -- Только чуть-чуть,-- сказала мисс Рансибл.
     --  Как себя чувствуете, как спали? -- выдавливал из себя отец Джейн.--
Марта мне  и  не  сказала, что у нас гостья. Простите,  если  я  не  проявил
должного гостеприимства... я... Да скажите же кто-нибудь что-нибудь!
     Мисс  Рансибл тоже  ощутила некоторую  неловкость.  Она взяла со  стола
утреннюю газету.
     --  Тут  есть  одна  ужасно  забавная  история,--  сказала  она,  чтобы
поддержать светскую беседу.-- Давайте я вам  прочту. "Ночные оргии в доме No
10".  Божественно,  правда? "Самое, вероятно, необычайное сборище этого года
состоялось  сегодня под  утро в  доме No  10 на Даунинг-стрит. Часа в четыре
утра  полисмены,  постоянно  дежурящие  у   резиденции  премьер-министра,  с
удивлением увидели..."  Забавно,  правда?  "... как  к дому подъехала  целая
вереница такси, из которых высыпала веселая толпа в экзотических маскарадных
костюмах". Вот  бы поглядеть! Воображаете, какая это была картина? "Хозяйкой
сборища, которое один из гостей назвал самым душистым букетом их всех, какие
составлял до  сих пор  Цвет Нашей Молодежи, была не кто иная, как мисс Джейн
Браун,   младшая    из    четырех   прелестных   дочерей   премьер-министра.
Достопочтенная Агата..." Вот это уже поразительно... Боже мой!!
     В  мозг мисс Рансибл  внезапно хлынул поток  света,  как было  однажды,
когда она еще в юности пошла  за кулисы на благотворительном утреннике, а на
обратном  пути  ошиблась  дверью и  очутилась  на  сцене,  в  слепящих лучах
прожекторов, в середине последнего действия "Отелло".-- Боже мой! -- сказала
она, обводя глазами семейство Браунов.-- Какой же  нахал этот  Вэнбру. Вечно
он проделывает  такие  вещи.  Нужно  пожаловаться  куда  следует,  тогда  он
потеряет работу, и поделом ему будет, правда, сэр Джеймс?.. Или нет?
     Мисс Рансибл умолкла и снова  оглядела  всех Браунов,  ища в их  глазах
поддержки.
     -- О господи,-- сказала она.-- Жуть какая.  Потом повернулась и, волоча
за собой гирлянды из тропических цветов, бежала в холл, а оттуда на улицу, к
великой  радости  и  выгоде  репортеров  и  фотографов,  уже  толпившихся  у
исторического подъезда.

Глава 5

     Адам  проснулся совершенно больной и разбитый. Он позвонил раза два, но
никто  не пришел.  Позже он опять проснулся и  позвонил. В  дверях появился,
грациозно извиваясь, лакей итальянец. Адам попросил  принести  ему  завтрак.
Вошла Лотти и села на кровать.
     -- Ну как, сытно позавтракали, голубчик? -- спросила она.
     -- Я еще не завтракал,-- сказал Адам.-- Я только что проснулся.
     -- Вот и хорошо,-- сказала Лотти.-- Сытный завтрак --

     это великое дело. Вам звонила одна барышня, но что  велела передать  --
хоть убей,  не помню.  Мы нынче утром совсем с ног сбились. Полный кавардак.
Полиция явилась -- я уж и не запомню, сколько времени  этого не было,-- пили
мое вино, задавали  всякие вопросы,  совали нос куда не надо. А все  потому,
что  Флосси взбрело  в  голову  покачаться  на  люстре.  Всегда  она  была с
придурью, эта Флосси.  Ну, вперед будет знать, бедняжка. Качаться  на люстре
-- надо же  такое выдумать! Бедный судья Какбишьего просто вне себя. А я ему
говорю:  что люстра была  дорогая, это еще, говорю, полбеды. Можно  и  новую
купить, были  бы  деньги, верно ведь, голубчик?  Что мне обидно, говорю, так
это смертный случай в доме и весь этот кавардак. Кому же приятно, когда люди
приходят  в гости  и убивают себя,  вот  как эта  Флосси?  А тебе  что здесь
понадобилось,  мой итальянчик? --  обратилась  она  к  лакею,  входившему  в
комнату  с  подносом,   от  которого  шел  запах  копченой  рыбы,  назойливо
заглушаемый ароматом духов "Nuit de Noлl".
     -- Завтрак джентльмену,-- сказал лакей.
     -- Сколько же еще ему требуется  завтраков, хотела  бы  я знать? Он уже
давным-давно  позавтракал,  пока  ты  там  внизу  пудрил  нос.  Ведь  верно,
голубчик?
     -- Нет,-- сказал Адам.-- Определенно нет.
     --   Вот,  слышал,  что  джентльмен  говорит?  Не  требуется  ему  двух
завтраков. Так что не стой  тут, виляя задом. Уноси свой поднос, да поживей,
не то получишь  хорошую трепку...  Вот так оно и бывает  --  стоит заявиться
полиции,  как  сразу  на  всех  затмение  находит.  Надо  же, подал вам  два
завтрака, а  какой-нибудь  горемыка дальше по  коридору небось ни  одного не
дождался.  Без сытного завтрака это  разве  жизнь? Из  нынешних постояльцев,
какие помоложе, большинство по утрам только и  заказывают, что cachet Faivre
да  апельсиновый  сок.  На что  это похоже, а  этому  мальчишке  я  сто  раз
говорила, чтобы не смел душиться.
     Из-за двери появилась голова лакея, а с нею новая волна "Nuit de Noлl".
     -- Простите, мадам, там внизу  инспектор,  он хочет с  вами поговорить,
мадам.
     -- Хорошо, моя райская птичка, сейчас иду.
     Лотти убежала, а лакей бочком внес в комнату  поднос с копченой рыбой и
подмигнул Адаму до безобразия фамильярно.
     -- Будьте добры, напустите мне ванну,-- сказал Адам.
     -- Увы, синьор, в ванне спит один джентльмен. Разбудить его?
     -- Нет, не стоит.
     -- Больше ничего, сэр?
     -- Ничего, спасибо.
     Лакей  еще  постоял,  оглаживая   медные  шары  на  спинке   кровати  и
заискивающе улыбаясь.  Потом извлек из-под куртки гардению, слегка  пожухлую
по  краям. (Он  нашел  ее  в петлице одного  из  фраков, которые только  что
чистил.)
     --  Не желает ли  синьор  бутоньерку?..  Мадам  Крамп такая  строгая...
только и удовольствия, что изредка поболтать с джентльменами.
     -- Нет,-- сказал Адам.-- Уходите.-- У него сильно болела голова.
     Лакей глубоко вздохнул и мелкими шажками двинулся к двери; вздохнул еще
раз и понес гардению джентльмену, спавшему в ванной.
     Адам  немного поел. Никакая рыба, размышлял он, не бывает так же хороша
на  вкус, как  на  запах; трепетная радость предвкушения  меркнет  от  этого
слишком прозаического контакта с костями и  мякотью; вот если бы  можно было
питаться,  как  Иегова -- "благоуханием приношения в жертву ему"! Он полежал
на спине,  перебирая в памяти запахи съестного -- отвратительный жирный вкус
жареной рыбы и волнующий запах, исходящий от нее;  пьянящий аромат пекарни и
скука булок. Он выдумывал обеды из восхитительных  благовонных блюд, которые
проносят у него под носом, дают понюхать, а потом выбрасывают... бесконечные
обеды, во время которых запахи один  другого  слаще сменяются  от  заката до
утренней зари, не вызывая  пресыщения, - а  в  промежутках вдыхаешь большими
глотками букет старого  коньяка... О,  если  бы  мне крылья голубя,  подумал
Адам, немного отвлекаясь от  темы, и  опять уснул (все мы  подвержены  таким
настроениям наутро после званого вечера).
     Вскоре у изголовья Адама зазвонил телефон.
     -- Алло, слушаю.
     -- Вас женский голос... Алло, Адам, это ты?
     -- Это Нина?
     -- Как себя чувствуешь, милый?
     -- Ох, Нина...
     --  Бедненький, я тоже. Слушай, мой ангел, ты  не  забыл,  что  сегодня
едешь  к моему папе? Я  послала ему  телеграмму, что ты  будешь  у  него  ко
второму завтраку. Ты знаешь, где он живет?
     -- А ты разве не поедешь?
     --  Да  понимаешь,  нет.  Я  лучше  побуду  дома,  хорошо?  Мне  что-то
нездоровится.
     -- Дорогая моя, если б ты знала, как мне нездоровится...
     --  Знаю, но это совсем  другое дело. И вообще ехать обоим нет никакого
смысла.
     -- Но что я ему скажу?
     -- Милый, не  задавай глупых вопросов. Ты сам прекрасно знаешь. Попроси
у него денег, и все.
     -- А это ему понравится?
     --  Да,  милый,  конечно. Ну  что  ты тянешь?  Мне  пора  вставать.  До
свидания.  Береги себя.  Когда вернешься, позвони, расскажешь о результатах.
Да, кстати,  ты уже читал газеты? Там есть очень забавные вещи про вчерашний
вечер. Нахал этот Вэн. Ну, до свидания.
     Одеваясь, Адам вспомнил, что понятия не имеет, куда ему ехать. Он опять
позвонил.-- Между прочим, Нина, где живет твой отец?
     --А я разве не сказала? Дом называется Даутинг,  очень старый,  вот-вот
развалится.  Надо ехать поездом до  Эйлсбери,  а  дальше на  такси. Они  там
ужасно дорого берут. У тебя есть деньги?
     Адам бросил взгляд на тумбочку.
     -- Около семи шиллингов.
     -- Этого не хватит. Придется попросить папу заплатить за такси.
     -- А это ему понравится?
     -- Да, конечно. Он у меня ангел.
     -- Хорошо бы нам поехать вместе, Нина.
     -- Милый, я же тебе сказала. Мне ужасно нездоровится.
     Внизу, как и выразилась Лотти, был полный кавардак. Другими словами, во
всех углах гостиницы  мельтешили полицейские и  репортеры, каждый с бутылкой
шампанского  и бокалом в руках. Лотти, Додж,  судья Скимп, инспектор, четыре
детектива в штатском и труп находились в номере судьи Скимпа.
     --  Мне неясно  одно, сэр,-- говорил  инспектор.-- Что побудило молодую
девицу качаться на люстре? Не сочтите за дерзость, сэр, но не была ли она...
     -- Да,-- сказал судья Скимп.-- Была.
     -- Понятно,-- сказал  инспектор.-- Несчастный случай, никаких сомнений,
а, миссис Крамп?  Дознания,  разумеется, не избежать, но, скорее всего, сэр,
мне удастся повернуть дело так, что  ваше имя не будет упомянуто... Вы очень
любезны, миссис Крамп, разве что еще один бокал, напоследок.
     -- Лотти,-- сказал Адам,-- вы не могли бы одолжить мне немного денег?
     -- Денег, голубчик? Почему же нет? Додж, у вас есть при себе деньги?
     -- Сам  я в это  время спал, мэм, и о  прискорбном событии узнал только
утром,   когда   меня  разбудили.  Поскольку   я  глуховат,  шум,  вызванный
катастрофой...
     -- Судья Каквастам, у вас деньги есть?
     -- Я сочту себя польщенным, если смогу как-либо содействовать...
     -- Вот и хорошо.  Дайте сколько-нибудь этому. Какого. Больше вам ничего
не  нужно,  голубчик?  Куда  же  вы, не убегайте, мы  тут как  раз собрались
выпить. Нет, не  этого вина, это  мы  держим для  полиции.  Я  велела  моему
папильону принести бутылочку получше.
     Адам  выпил бокал шампанского в надежде, что ему  от этого хоть немного
полегчает. Ему стало гораздо хуже.
     Потом  он  поехал  на  вокзал Мэрелбоун. Был День перемирия, на  улицах
продавали искусственные маки. Как раз когда он добрался до вокзала,  пробило
одиннадцать,  и на  две  минуты  вся  страна погрузилась  в  сосредоточенное
молчание.  Потом  он  поехал в Эйлсбери  и в  поезде  прочел корреспонденцию
Балкэрна  о  вечере  у  Арчи  Шверта.  Он  с  удовольствием  обнаружил,  что
фигурирует там как "блестящий  молодой романист",  спросил  себя, читает  ли
отец Нины светскую хронику, и решил, что это маловероятно. Зато две женщины,
сидевшие напротив, несомненно, ее читали.
     -- Не успела я  развернуть газету,-- сказала одна из  них,-- как тут же
бросилась к  телефону, обзвонила всех членов  нашего  комитета, и  мы еще до
часу дня послали телеграмму  нашему члену парламента. Мы в  Чешеме не  сидим
сложа  руки. У  меня  с собой  есть  копия телеграммы. Вот смотрите:  "Члены
комитета  Женской  консервативной  ассоциации   в  Чешеме  выражают  крайнее
неудовольствие  по поводу сообщения в сегодняшних утренних  газетах о ночном
сборище в доме No 10.  Они  призывают  капитана Кратвела,-- это наш депутат,
превосходный,  кстати   сказать,  человек,--   решительно  воздержаться   от
поддержки премьер-министру". Стоило это  около четырех шиллингов, но я тогда
же сказала -- сейчас  не время  экономить по мелочам. Вы  со мной  согласны,
миссис Айтуэйт?
     -- Совершенно  согласна,  миссис  Оррауэй-Смит. Это как раз тот случай,
когда настоятельно  необходим  наказ избирателей. Я  непременно  поговорю  с
нашей уборщицей.
     --  Да,  миссис Айтуэйт, поговорите.  В случаях, подобных этому, голоса
женщин особенно ценны.
     --  Уж  если  выбирать  между  отказом  от  нравственных   критериев  и
национализацией банков, я предпочту национализацию. Вы меня понимаете?
     -- Еще бы. Такой пагубный пример для низших  классов, не говоря уже  об
остальном.
     --  Вот  именно.  Взять  хотя  бы нашу  Агнес. Как я  могу запретить ей
приглашать  на  кухню  кавалеров,  когда она знает,  что  сэр  Джеймс  Браун
устраивает такие сборища в любое время дня и ночи...
     Обе они были в немыслимых шляпах, которые кивали и подпрыгивали в  такт
их словам.
     В  Эйлсбери Адам  сел  в "форд" и попросил отвезти его  в  усадьбу  под
названием Даутинг.
     -- Даутинг-холл?
     -- Наверно. Там дом вот-вот развалится?
     --  Да, покрасить бы  его не мешало,--  сказал шофер  такси, прыщеватый
юнец.-- Хозяина зовут Блаунт.
     -- Ну, правильно.
     -- Конец не близкий. Пятнадцать шиллингов.
     -- Ладно.
     -- Ежели вы  коммивояжер, прямо вам скажу, только время зря  потеряете.
Тут утром один  парень на  "моррисе"  спрашивал,  как к нему проехать. Хотел
продать ему пылесос. Старик написал по объявлению, чтобы прислали образец. А
когда  этот  парень  явился,  так и смотреть  на  него  не  захотел.  Видали
что-нибудь подобное?
     --  Нет,  я  ничего  не собираюсь ему  продавать... вернее, это было бы
неточно.
     -- Значит, по личному делу?
     -- Да.
     -- Ну, так.
     Убедившись, что намерения у пассажира  серьезные, шофер надел несколько
плащей (шел сильный дождь),  вылез из машины и стал крутить рукоятку мотора.
Скоро они пустились в путь.
     Мили  две  они ехали среди летних домиков, нарядных вилл  и  деревянных
трактиров  до  деревни,  где  чуть ли  не в  каждом доме помещался  гараж  и
заправочная станция. Здесь  они расстались с асфальтом, и Адам  окончательно
затосковал.
     Наконец слева появились две  парные восьмиугольные сторожки и  ворота с
геральдическими столбами и чугунной решеткой, за которыми начиналась широкая
неухоженная подъездная аллея.
     -- Даутинг-холл,-- сказал шофер.
     Он  посигналил, но из  сторожки не вышла румяная  привратница в  чистом
переднике и не впустила их с улыбкой и поклонами. Тогда он вылез из машины и
увещевательно потряс решетку.
     -- Замок и цепь,-- сообщил он.-- Попытаемся с другого боку.
     Проехали  еще  добрую милю;  со стороны  усадьбы вдоль  дороги тянулась
ветхая каменная стена и мокрые  от дождя  деревья;  вот показалось несколько
домиков  и  белые  ворота.  Отворив  их,  они  свернули на грунтовую дорогу,
отделенную от парка низкой железной оградой.
     По  обе стороны  паслись овцы.  Одна из них  забрела на  дорогу.  Она в
панике помчалась  впереди  машины, то останавливалась и  оглядывалась  через
свой  грязный хвост,  то мчалась дальше, пока  от  волнения  не  прибилась к
обочине, так что они ее наконец обогнали.
     Дорога  привела к конюшням, потом долго петляла мимо парников, навесов,
собранных в  кучи  мокрых  листьев, мимо полуразвалившихся  служб  -- бывшей
прачечной, бывшей  пекарни, и  пивоварни, и  огромной конуры,  где  когда-то
держали медведя,--  а  потом,  миновав  купу  вязов,  остролиста  и лавровых
кустов,  круто  свернула  на открытую  площадку, некогда посыпанную гравием.
Глазам их открылся  высокий классический фасад и перед ним -- конная статуя,
властно указующая жезлом на главную подъездную аллею.
     -- Приехали,-- сказал шофер.
     Адам расплатился  с ним и поднялся на парадное  крыльцо.  Он позвонил и
стал ждать. Ничего не  последовало. Он позвонил еще  раз.  В то же мгновение
дверь отворилась.
     --  Раззвонились,--  сказал какой-то очень сердитый старик,--  Что  вам
надо?
     -- Мистер Блаунт дома?
     -- Никакого мистера Блаунта здесь нет. Это дом полковника Блаунта.
     -- Простите... Насколько я знаю, полковник ждет меня к завтраку.
     -- Глупости. Полковник Блаунт -- это я.-- И дверь захлопнулась.
     "Форд" уже исчез. Дождь не прекращался. Адам позвонил снова.
     -- Да? -- сказал полковник Блаунт, мгновенно появляясь в дверях.
     Может быть, вы разрешите мне вызвать по телефону такси?
     -- У меня нет телефона. Дождик идет. Вы бы зашли. Не идти же на станцию
пешком в такую погоду. Вы насчет пылесоса?
     -- Нет.
     Странно, а я все  утро  жду  одного типа,  он должен был  показать  мне
пылесос. Да вы входите. Может быть, останетесь к завтраку?
     -- Я бы с радостью.
     -- Вот и прекрасно. Меня теперь мало кто навещает. Вы не взыщите, что я
сам отворил вам дверь. Мой  дворецкий  сегодня  лежит. У  него,  когда сыро,
страшные боли  в  ногах...  Оба  мои лакея убиты на войне... Пальто и  шляпу
давайте  вот сюда...  Жаль,  что вы  не привезли  пылесос...  ну  да ничего.
Здравствуйте,-- произнес он неожиданно, протягивая руку.
     Они  обменялись  рукопожатием,  и  полковник повел  Адама  по  длинному
коридору между шпалерами мраморных бюстов на желтых  мраморных Подставках  в
большую, заставленную мебелью комнату с превосходным камином в стиле рококо,
в котором весело потрескивали дрова. У  окна,  выходившего на террасу, стоял
большое ореховый  письменный стол, обтянутый кожей. Полковник Блаунт взял со
стола телеграмму и прочел ее.
     -Совсем  забыл, -- сказал  он  в  некотором замешательстве.-- Боюсь, вы
сочтете  это очень неучтивым с моей  стороны,  но  я,  оказывается, не  могу
пригласить вас к завтраку. Ко мне должен приехать гость до очень щекотливому
семейному  делу... Короче говоря, какой-то молодой  лоботряс, который  хочет
жениться  на моей  дочери. Мне  нужно  повидать его наедине,  чтобы обсудить
условия.
     - Но я тоже хочу жениться на вашей дочери,-- сказал Адам.
     -- Какое совпадение! А вы не ошибаетесь?
     -- Может быть, эта телеграмма касается меня? Что в ней сказано?
     -- "Выхожу замуж Адама Саймза. Жди его  завтраку. Нина".  Адам Саймз --
это вы?
     -- Да.
     -- Милый мой, что же  вы  раньше не сказали? Болтаете тут  про какой-то
пылесос...,Ну, здравствуйте. Они снова обменялись рукопожатием.
     --  Если  вы  не  против,