ую, взял оттуда зубную щетку и
пасту - тоже может пригодиться.
     Перед тем, как уйти совсем, вернулся к окну.
     Площадь была такой же - по ней  тянулись  тени  от  луны.  В
пустом автобусе  все еще горел свет.  Люди на снегу лежали так же
покорно и неподвижно,  как прежде. На крыше вокзала было какое-то
шевеление. Шубин пригляделся. Там был человек. Нет, два человека.
Ну и холодно им, подумал Шубин.
     Где сейчас Бруни,  Борис, Наташа? Если их забрали в милицию,
то, вернее всего,  их уже нет в  живых.  Шубин  подумал  об  этом
отстраненно, будто  решал  логическую  задачу.  Хорошо,  если  их
отпустили. Тогда они дома.  И если Бруни увидел, что творится, до
того, как  погас  свет,  он  мог  успеть позвонить в Москву или в
Свердловск. Кто-то  же  должен  был  сообразить!  Есть   железная
дорога, аэродром и воинская честь - город как бы вписан в паутину
постоянных связей с внешним миром. Значит, сейчас уже поднимается
тревога - надрываются телефоны, спешат самолеты...
     Шубин спохватился.  Пора идти.  Эля там с ума сходит.  Вчера
Эли не существовало. А сейчас он убежден, что она сходит с ума. И
ничего в том странного.  Может,  никогда жена  не  была  ему  так
близка, потому  что  за  одиннадцать  лет  жизни  ему  ни разу не
пришлось бояться за нее,  да и она никогда не дрожала  от  мысли,
жив ли он.  Даже когда родилась дочка,  он был за границей. Узнал
об этом из телеграммы как о событии радостном и не тревожился.  И
расстались они как-то без трагедии.  Он знал,  что у нее роман, и
даже почти знал - с кем, и даже понимал, что тот, другой, сильнее
и отнимет Дашу.  Когда захочет Даша, тогда он ее и отнимет. Так и
произошло.
     Два человека шли по гребню крыши вокзала.
     Шубин закрыл дверь в номер.  В этот момент керосиновая лампа
погасла.  Он  потряс  ее.  Не  булькает.  Пришлось  возвращаться,
придерживаясь рукой за стену,  а потом,  уже в холле, возле стола
дежурной,  стало  страшно -  ему представилось,  что желтый туман
подобрался к лестничной площадке и  молча  поджидает  его.  Шубин
набрал воздуху и задержал дыхание.  Он шел, выставив вперед руки.
Сердце заколотилось,  и не хватало воздуха - грудь разрывало, так
хотелось вздохнуть.  И потом воздух сам прорвался в легкие.  Даже
зашумело в ушах.  Но ничего не случилось. Шубин отыскал ступеньку
и стал подниматься, хватаясь за перила ослабшей от страха рукой.
     - Это ты? - прошептала сверху Эля.
     - Лампа  погасла,  -  сказал  Шубин.  И  голос сорвался.  Он
кашлянул. - Все в порядке. Только лампа погасла, керосин кончился.
     Эля бросилась к нему. Она плакала.
     - Я хотела к тебе бежать, - сказала она. - А Коля не пускает.
     - У нее же света нет, - сказал рядом не различимый в темноте
Коля. Они, оказывается, спустились на пролет, ожидая его.
     - Да  чего  со мной случиться?  - сказал Шубин.  - Ничего не
случится.
     - Чуть не забыл, - добавил Шубин. - Держи. Сигареты.
     - Вот спасибо, - обрадовался Коля. - А я думал, что забудете.
     - Спички есть?
     - Есть.
     Они с Элей поднялись выше. Лампа не столе мигала, в ней тоже
кончался  керосин.  Можно  было  различить  силуэт   Спиридонова,
который   стоял,  опершись  ладонями  о  стол.  Возле  него  было
несколько черных теней. Толпа куда-то рассосалась.
     - Основа, очевидно, сероводород, - негромко бубнил Гронский,
- он сам по себе опасен. Но без анализа я не скажу.
     - Ты же химик. Придумай, что делать, - сказал Спиридонов.
     - Я не химик,  а администратор.  Но даже  химик  другого  не
скажет.
     - Мать вашу! Довели город до ручки!
     Спиридонов почувствовал приближение Шубина.
     - Куда провалился? - сказал он ворчливо.
     - За сигаретами ходил, - сказал Шубин. - Пока не поднимается.
     - Дай-ка сигареты, - сказал Спиридонов. - Хоть я и бросил.
     Шубин открыл пачку. Спиридонов взял сигарету.
     - "Мальборо", - сказал он. - Фирменные куришь?
     Из темноты протянулись еще две руки, взяли по сигарете.
     - Вы будете? - спросил Шубин у Гронского.
     - Я не курю, - ответил тот, словно в предложении Шубина было
нечто неприличное.
     Потянуло вкусным дымом.
     ...Слабенькое пламя  керосиновой   ламы,   огоньки   сигарет
вокруг,   тишина,   чей-то  повествовательный  голос  неподалеку,
доносящиеся до слуха слова: "И был еще такой у меня случай. Попал
я  в  командировку  в Курган..." - все вместе создавало по-своему
гармоничный,  законченный ночной мир,  и если забыть,  что внизу,
под  слоем  желтой  воды,  лежат утопленники,  то можно придумать
вполне мирную,  обыденную  причину,  объединившую   этих   людей,
ожидающих, но не напуганных ожиданием.
     - Сергей Иванович,  - сказал Шубин.  - Я хочу  подняться  на
крышу.
     - Зачем?  Хотя ты прав,  надо,  наконец,  осмотреться.  Иди.
Доложишь. Возьми с собой только кого-нибудь. Один не ходи.
     - Я милиционера возьму,  - сказал Шубин.  - Он  местный,  он
может объяснить.
     - Разумно. Идите. Плотников, смени милиционера на лестничной
площадке.
     Эле Шубин велел остаться внизу,  потому  что  она  была  без
пальто. Эля не стала спорить.  Она сказала,  что поищет свободный
номер, чтобы там устроиться, потому что Юре надо поспать.
     С ними  пошла  дежурная  со  второго этажа.  Этажом выше они
нашли лампу.  Лампы  горели  и  на  пятом  этаже,  и  на  шестом,
последнем. Во всех холлах был народ - люди боялись расходиться по
темным номерам.   При   виде   милиционера   с    Шубиным    люди
оборачивались, вставали, спрашивали, что нового. Какая-то женщина
сказала:
     - Я видела пожар. Из моего окна.
     - Спасибо, мы сверху поглядим, - сказал Шубин.
     На шестом  этаже  играла  музыка - она доносилась из глубины
коридора. Музыка была современная, рваная, с выкриками.
     - Что там? - спросил Коля у старика, который сидел за столом
дежурной и читал при свете керосиновой лампы.
     - Гуляют,  -  сказал  старик  равнодушно.  - Видно,  большие
запасы спиртного. Вот и решили ликвидировать.
     - Со страху, что ли? - спросила дежурная.
     - А им с шестого этажа ничего не видно,  - сказал  старик  и
перевернул страницу.
     - А вы что читаете? - спросил Шубин.
     - Евангелие, - ответил старик. И снова перевернул страницу.
     - Чудак,  - сказал милиционер,  когда они вышли на служебную
лестницу. Дежурная показала дверь на чердак. Дверь была закрыта и
опечатана.
     - Здесь печать, - сказал Коля.
     - Вижу, - сказал Шубин. - Срывайте.
     Милиционер колебался.  Шубин  протянул руку и сорвал печать.
Она нажал на дверь, та не поддавалась.
     - Дайте  я,  -  сказал  милиционер.  Он  отклонился на зад и
ударил в дверь плечом. Дверь послушно распахнулась.
     Дежурная сказала:
     - Вы там найдете выход.  А я не пойду.  Не одетая я. Я здесь
подожду. Вам лампа не нужна?
     Они легко нашли выход на крышу.
     Было холодно,  но  безветренно.  Большинство  домов в городе
были ниже гостиницы,  потому был виден весь  город  до  невысоких
холмов, ограничивавших котловину, разделенную посередине рекой.
     Видно было хорошо.  Светила луна,  чуть светилось небо, а за
рекой полыхал пожар. Дворы и крыши домов были покрыты снегом. Так
что город был виден почти как днем.
     Крыша была  плоской,  снег  лежал  на  ней  ровно - никто не
поднимался сюда за последний день.
     Город спал. Ни в одном из домов не было огня. Хотя нет, если
напрячь зрение, увидишь, что далеко, там, где стоят пятиэтажки, в
одном или двух окнах мерцает слабый свет - кто-то зажег свечи.
     Шубин поглядел вниз - видна была улица, ведущая от вокзала к
центру. Он сразу увидел те же игрушечные фигурки,  темные полоски
и закорючки на снегу и на грязной мостовой - всюду  лежали  люди.
Их было  не так много,  потому что несчастье случилось поздно,  а
город после одиннадцати засыпает.  Но все  равно  в  поле  зрения
оказались десятки  тел.  Там  несколько  человек  тесно  лежат на
автобусной остановки,  а вот и сам автобус - окна светятся, как у
того, что у станции.
     Дальше по дворам и переулкам,  видным лишь частично, мертвых
было   очень  мало.  Один,  два...  но  переулки  были  застроены
одноэтажными домами, и желтый газ забрался в них.
     Газ можно было угадать.  Не столько увидеть, сколько угадать
- насколько он был прозрачен.  Он  накрыл  центр  города  ровным,
спокойным  слоем  прозрачной  воды.  На  главной  улице он достиг
середины окон первого этажа,  дальше в переулках он кое-где залил
одноэтажные   строения   до   самых  крыш.  Местность  постепенно
понижалась к реке - черной полосе за домами.  Там,  у реки, туман
поднимался даже до третьих этажей.
     Над водой он клубился,  двигался,  жил,  как бы рождался  из
воды, выплескивался и,  успокаиваясь,  как вода,  выбивающаясь из
подземной скважины,  растекался  во  все  стороны.   Слева   река
вливалась  в  черное  незамерзшее озеро,  также покрытое подушкой
желтого тумана.
     Значит, понял Шубин,  процесс рождения газа продолжается.  И
он постепенно поднимается.  В желтом тумане там, за рекой, играли
отблески  пожара.  Горело  большое  трехэтажное  здание  -  в его
широких окнах  светилось  адское  пламя,  языки  прорывались  уже
сквозь крышу, черный дым порой закрывал луну.
     - Что там? - спросил Шубин.
     - Текстильная фабрика, - сказал Коля.
     Удивительна была безжизненность пожара.  Ведь  пожар  всегда
привлекает к  себе  -  не  только  пожарные  машины,  но и зеваки
окружают место пожара,  он вызывает мельтешню людей. А этот пожал
пылал в полном безмолвии и равнодушии города.
     Шубин старался понять,  рассеивается ли желтый туман рядом с
огнем,   но   на  таком  расстоянии  нельзя  было  вычленить  его
бесплотную суть из сполохов огня.
     Еще один  пожар  разгорался  дальше  -  там горел жилой дом,
стандартная пятиэтажка,  частично перекрытая  другими  домами,  и
поэтому земля вокруг нее не была видна.  Но даже если бы и была -
лучше не смотреть,  потому что люди,  выбегая из  дома  наверняка
погибали тут же от газа - дом стоял неподалеку от реки.
     А за рекой и такими же немыми и темными кварталами,  как  по
эту ее сторону, город взбирался на пологий склон. Там тоже стояли
дома - одноэтажные улицы сбегали к  озеру,  погружаясь  в  туман.
Дальше начинались заводские здания.  Над лесом труб не было дыма,
в окнах - темнота.  А есть ли там люди и что они делают -  отсюда
не разберешь.
     - Юра, ты здесь?
     Эля вылезал  на  крышу  и побежала к нему.  Она была в одном
платье.
     - Ты зачем сюда пришла? Здесь ничего мне не грозит, - сказал
Шубин. - А ну, давай обратно, простудишься.
     - Ну и пускай, - сказала Эля. Она отмахнулась от Шубина, она
смотрела к реке, в сторону горящего дома.
     - Ты что?
     - Ой, - сказала Эля.
     - Это твой дом?  - впервые за эту ночь Шубин ощутил холодный
ужас.
     - Нет, это двадцатый, -  сказала Эля. - Мой дальше, правее.
     - Не бойся,  огонь не перекинется,  - быстро сказал Шубин. -
Ты же видишь, между ними сквер.
     - Но там Верка живет... ты не знаешь. Подруга моя...
     - Уходи,  -  сказал  вдруг милиционер.  - Уходи,  а то силой
уведу!
     - Нет, не надо, я боюсь, там темно. Пожалуйста, не надо.
     Шубин снял аляску, накинул на плечи Эле.
     - Коля, - спросил он осторожно, - а ты где живешь?
     - Я в общежитии,  - сказал милиционер.  - Я же после  армии.
Отсюда не видно...  За теми домами.  Мне не за кого беспокоиться.
Как и вам.
     - А почему он загорелся? - спросила Эля.
     - Кто-то мог оставить утюг или плитку...
     - Оставить и умереть, да?
     - Тише!
     Над головами  родился  отдаленный гул.  Он приблизился.  Над
ними летел самолет.
     - Нет, - сказал милиционер. - Это рейсовый. Высоко летит.
     - Если  никто  не  заметил,  что  нет  энергии,   -   сказал
Спиридонов,  который тоже вышел на крышу, - то пожар заметят. Уже
заметили.
     - Хорошо бы заметили, но плохо, если поедут тушить, - сказал
Шубин.
     - Далеко не  доедут, - согласился Спиридонов.
     Спиридонов был  в  расстегнутом  пиджаке,   обширный   живот
наружу. Галстук съехал набок.
     - Сейчас бы выпить, - сказал он. - Твой стакан где остался?
     - На втором этаже.
     - И бутылка там?
     - Там, наверное.
     - Ладно, потом схожу.
     Между тем   Спиридонов   оглядывал   город.   У  него  плохо
поворачивалась голова, и потому он разворачивался всем телом.
     - До   воинской   части   далеко?  -  спросил  Спиридонов  у
милиционера.
     - Километров двадцать, - Коля показал в сторону завода.
     - Дым должны заметить. Не могут не заметить. А аэродром где?
     - Там  же,  только  поближе,  - сказал милиционер.  - Сейчас
самолет пролетал.
     - Чего же вы молчали? И куда полетел?
     - Наверное, рейсовый, - сказал Шубин. - Он высоко пролетел.
     - Не люблю, - сказал Спиридонов, - сидеть и ждать, пока тебя
сожрут с  дерьмом.  Этого  не  люблю.  Как   ты   думаешь,   есть
какое-нибудь противоядие?
     - Не знаю.
     - Я  тут  допрашивал  -  есть  ли химики?  Один нашелся,  но
никакой версии не дал. Потом смылся куда-то.
     - Надо   сделать  ходули,  -  сказал  милиционер.  -  Только
подлиннее, чтобы голова выше была.
     - Хорошая мысль, - сказал Спиридонов. - А потом что?
     - Потом уйти.
     - Много ты на ходулях в своей жизни ходил?
     - Не ходил еще.
     - И на скрипке не играл?
     - Нет,не играл, а что?
     - А то,  что всему научиться надо.  Выйдешь ты на ходулях на
площадь, гробанешься на третьем шаге - и прощай, деревня.
     Спиридонов прошел на ту сторону крыши, Шубин присоединился к
нему. Оттуда были видны подъездные пути с темными вагонами, трупы
на  рельсах,  далее  -  погруженные  по пояс в желтый туман дома,
склады...  С той стороны  город  кончался  раньше  -  можно  было
разглядеть в темноте щетку леса.
     - Я что думаю,  - сказал Спиридонов,  - у  них  в  гостинице
должен быть   штаб  гражданской  обороны.  Милиция,  случайно  не
знаешь, где он?
     - Нет, не знаю.
     Милиционер тоже  подошел  к  ним,..  на  той  стороне  крыши
осталось только  Эля.  Она  все  смотрела на свой дом и соседний,
горящий.
     - Жаль,  -  сказал  Спиридонов.  - Но вернее всего на первом
этаже. И какого черта все склады устраивают на первом этаже?
     - Потому что города редко затопляет, - сказал Шубин.
     - Обыскать бы первый этаж, там наверняка противогазы гниют.
     - Если противогазы помогут от этого,  - сказал Шубин.  - Нет
гарантии. Нужны с автономным питанием.
     - А  мы  бы попробовали.  Надели бы на Гронского и отправили
его.  Останется живой,  мы все спасены,  а  погибнет  -  почетные
похороны.
     - Жалко, но ваш план не пройдет.
     - Вижу,  что  не  пройдет.  А  может,  морду замотать мокрым
полотенцем? Я читал где-то.
     - И куда пойдете?
     - Заведу автобус...
     Сзади донесся гулкий звон. Еще удар, еще...
     Они кинулись на тот край, к Эле.
     - Что это? - спросил Спиридонов.
     - Это в церкви, - сказала Эля. - Звонят.
     - Зачем? - спросил Спиридонов. - Это еще зачем?
     - Набат,  - сказал Шубин.  -  Слышите,  как  бьют?  Часто  и
одинаково.
     - Кто разрешил?  - И тут  же  Спиридонов  опомнился,  махнул
рукой.
     - Странно, - сказал Шубин. - Он ведь как-то прошел в церковь?
     - Церковь на холме,  - сказала Эля. - А он, наверное, в доме
живет, возле церкви. Красный дом такой.
     - Точно, - согласился милиционер. - Он там живет.
     - Зря он колотит, - сказал Спиридонов, - и без него плохо.
     - Может,  он  хочет  предупредить,  -  сказал  Шубин.  - Или
привлечь внимание.
     - Не  знаю,  не  знаю,  -  сказал Спиридонов.  - Какой дурак
услышит, выскочит из дома и вот ему и конец.
     Они замолчали,   колокол   продолжал  бить,  словно  пытаясь
разбудить мертвый город.
     - Я  бы полжизни сейчас отдала,  только бы до дому дойти,  -
сказала Эля.
     - Не швыряйся жизнью,  девушка,  - сказал Спиридонов.  - Еще
нарожаешь.
     Эля поежилась, но сделала вид, что не расслышала.
     Она потянула Шубина за руку - чтобы уйти.
     - И точно холодно, - сказал Спиридонов, заметив ее движение.
- Пошли,  я совершу сейчас рейд на второй этаж - чтобы бутылка не
пропала.

     Шел второй  час  ночи,  на  шестом  этаже холл опустел.  Три
человека спали сейчас в креслах,  поставив рядом вещи,  остальные
все же разошлись по комнатам.
     На четвертом этаже все еще играла музыка. Спиридонов сказал:
     - Разогнать их, что ли? Пир во время чумы устроили.
     - Не тратьте силы,  только нарветесь на  скандал,  -  сказал
старик. Он все еще читал Евангелие.  - Они хотят заглушить страх.
Каждый это делает, как может.
     - Но нам-то бояться нечего.
     - Люди, которые мертвые, тоже ничего вчера не боялись.
     - Ладно, пошли, - насупился Спиридонов, - нечего тут мистику
разводить.
     На третьем   этаже   у  стола  стаяли  Гронский  и  шестерка
Плотников. О чем-то шептались.
     - Вас долго не было,  - сообщил Гронский Спиридонову. - Пока
никаких происшествий не произошло.
     - Отдыхайте, - сказал Спиридонов. - Завтра трудный день.
     Звук колокола сюда не проникл.
     - Я  пошел  на  второй  этаж,  -  сказал Спиридонов.  - Надо
проверить.
     - Я с вами, - вызвался Гронский.
     - Обойдусь, - сказал Спиридонов.
     Лампа совсем уже выгорела, вот-вот погаснет.
     - Ты лучше сходи,  Гронский,  наверх, - сказал Спиридонов. -
Принеси другую лампу,  там вроде лишняя есть. Только у старика не
отбирай.
     Он подмигнул Шубину.
     - Даю вам пять  минут,  -  сказал  Шубин.  -  Потом  высылаю
спасательный отряд.
     - Я сам кого хошь спасу,  - сказал Спиридонов и,  убедившись
что Гронский с шестеркой ушли, уверенно двинулся к лестнице.
     Лампу он взял с собой. Стало темно.
     - Я  комнату  нашла,  -  сказала Эля.  - Пойдем,  ты поспишь
немножко. Тут рядом, вторая от края.
     Шубину спать не хотелось, но он послушно пошел за Элей - она
должна быть занята,  думал он,  хотя никак не  мог  придумать  ей
такого занятия, чтобы она отвлеклась от мыслей о доме.
     Эля толкнула дверь. Номер был куда больше, чем у Шубина.
     - Люкс,  -  сказала она.  - Он был пустой,  они всегда люксы
держат для особых гостей. Как Спиридонов.
     - А кто он такой, не знаешь?
     Шубин отодвинул тяжелые  шторы,  чтобы  впустить  в  комнату
лунный свет.
     - Вроде  бы  начальник  главка.  Из  Москвы.  Он   Гронского
начальник.
     - Странный человек.  В нем нет страха. И нет вины. Как будто
он на каких-то маневрах.
     - Это хорошо или плохо? - не поняла Эля.
     - Не знаю.  Но знаю, что сейчас лучше, что он с нами. Бывают
люди, которые умеют командовать. Это призвание.
     - Он умеет, это точно, - сказала Эля.
     Шубин притянул к себе Элю,  поцеловал ее в  закрытые  глаза.
Она покорно стояла рядом. Потом сказала:
     - Не надо сейчас, хорошо?
     - Что  не  надо?  -  не  понял  Шубин.  И  тут же догадался,
улыбнулся и ответил:  - Я  просто  тебя  поцеловал.  Понимаешь  -
просто, потому что ты хорошая и я тебя люблю.
     - Правда?
     - Честное слово.
     Он смотрел в  ее  глаза  -  удивительно,  как  он  привык  к
темноте, словно лемур какой-то.
     - Мне страшно,  - сказала Эля.  - Но я очень счастливая. Это
плохо?
     - Почему плохо?
     - Потому что Митька и мама там, а я счастливая?
     - С ними ничего не будет. Я тебе слово даю.
     - Спасибо, ты добрый.
     Шубин посмотрел в окно - как там люди на крыше вокзала?
     Но никого не увидел.
     И замер от удивления.  К вокзалу  подходил  товарный  поезд.
Яркой звездой  появился  огонь  прожектора,  ударил  по  вокзалу,
протянулся дальше.  Даже сквозь стекло было  слышно,  как  стучат
колеса. Поезд миновал вокзал.  В просвете между зданием вокзала и
багажными строениями было видно, как проскакивают вагоны.
     - Неужели он не заметил? - спросила Эля.
     - Он и не должен здесь останавлив