ные тексты.  У нас  выработалась  замечательная  система
медленного нереагирования.
     Они отвели Шубина в маленькое, жаркое, набитое народом кафе.
В  углу  гремел телевизор,  показывая видеофильм про Микки Мауса.
Парень в ватнике сумел вытеснить с одного из столиков  девушек  с
дикими прическами.  Наташа с Борисом принесли жидкий,  но горячий
кофе.
     - Кофе  приходится  класть втрое больше,  - сказал Бруни,  -
чтобы отбить у воды этот вкус.
     - Я его убью, - сказал Борис.
     - Кого?
     - Главврача городской больницы.  Он выступил со статьей, где
доказал, что сочетание микроэлементов в нашей  воде  полезно  для
здоровья.
     - Я уже слышал об этом, - сказал Шубин.
     - Он Николайчика? - спросила Наташа.
     - Здесь все друг друга знают?
     - Нет, далеко не все, но есть ряд известных фигур, - сказала
Наташа. - Например, Боря.
     И Шубин   уловил   в   ее  голосе  нежность.  Неужели  можно
испытывать нежность к этому чудищу?
     - Наш город численно разросся, - сказал Бруни. - В нем более
ста пятидесяти тысяч человек.  Но это в основном жители заводских
районов - стандартных кварталов.  Вы их видели, когда с аэродрома
ехали. И шанхайчиков,  где обитают бичи,  бомжи,  прочая подобная
публика.
     - А еще зона, - сказал Борис.
     - К  сожалению,  на  заводах  мало  интеллигенции,  - сказал
Бруни. - Большей частью это люди случайные.  Они  не  укореняются
здесь. Да и не хотят. Город невыгодный. Коэффициентов нет, климат
паршивый, вонь, скучно, холодно. Стараются уехать.
     - Нет,  ты  не  прав,  есть хорошие ребята.  На биокомбинате
политический клуб организовали, - сказала Наташа.
     Шубина начало  клонить в сон.  Тепло,  душно,  перед глазами
прыгает Микки Маус. Обычные милые, несчастные люди, которые хотят
что-то сделать,  но  сделать  не  могут.  А  завтра  их  разгонит
милиция. И поделом, не вставай на пути сильных мира сего...
     На самом деле Шубин так не думал.  Он как бы проиграл чужую,
не свою роль, за неимением своей... Он уедет, они останутся.
     - А  что,  становится хуже?  - спросил Шубин,  потому что от
него ждали вопроса.
     - Разумеется.  Все процессы такого рода необратимы.  Если их
не пресечь, они дают лавинообразный эффект, - сказал Бруни.
     - Николай  Николаевич  работает  в  пединституте,  - сказала
Наташа. - Он биолог.
     - Вы читали про Черновцы? - спросил Бруни. - у нас тоже были
случаи выпадения волос. Родители напуганы.
     - И что же?
     - Наши медики считают, что таких случаев нет. Все в пределах
нормы.
     - Еще кофе будете? - спросила Наташа.
     - Нет, спасибо, - ответил Шубин. Он вспомнил, что в чемодане
у него початая банка бразильскаго кофе. Вернется, выпьет.
     - Положение ухудшается,  - сказал Бруни.  У него была манера
осторожно пощипывать себя за конец бородки,  будто пробуя  ее  на
крепость. - Первый фактор,  - продолжал Бруни, - введение в строй
третьей очереди на  комбинате.  Они  так  спешили,  что  добились
отсрочки ввода  очистных  сооружений  до  весны.  А  существующая
система не справляется.
     Бруни говорил ровно, тихо, Шубин подумал, что на его лекциях
все спят.  Особенно  если  это  первая  лекция,  за   окном   еще
полутемно, а в аудитории уютно и тепло. И все спят.
     - Второй и важный фактор - стоки комбината и стоки химзавода
перемешиваются в бывшем озере...
     - Именно в бывшем.  Лет десять назад в нем еще  купались,  -
сказала Наташа. - Знаете, как оно называется? Прозрачное. Честное
слово, это как издевательство.
     Бруни терпеливо дождался, пока Наташа замолчит, и продолжал:
     - Вряд ли вам, как неспециалисту, что-либо даст перечисление
трех  компонентов,  которые,  вступая  между  собой  в  возможную
реакцию,  дают кумулятивный  эффект.  Достаточно  знать  химию  в
объеме  вуза,  чтобы  понять,  насколько  это  может быть опасно.
Представьте себе...
     Бруни начал  пальцем  рисовать на столе направление стоков к
озеру и  называть  химические  соединения,  которые  определенным
образом реагируют друг с другом.  А Шубин представил себе, что он
сидит на той самой утренней лекции,  а Бруни стоит где-то далеко,
на трибуне, и голос его долетает издалека. Все тише и тише...
     Только бы никто из них не  догадался,  что  он  засыпает.  К
счастью, все слушали Бруни и не глядели на Шубина.
     - Это может случиться  сегодня,  завтра,  через  неделю.  Но
случиться обязательно, - закончил лекцию Бруни.
     - Но если вы считаете, что положение такое опасное, - сказал
Шубин, просыпаясь, - почему вы не послали телеграмму, письмо...
     - Есть  указание:  не  выпускать  порочащую  информацию   из
города, - сказал Борис.
     - Передайте письмо с проводником поезда.
     - Письмо без убежденного человека - полдела.
     - Так поезжайте в Москву.
     - Нас никто слушать не будет.
     - А кого будут?
     - Вас, Юрий Сергеевич! - воскликнула Наташа.
     - Но почему же?
     - Вы  известный  журналист!  У  вас  друзья  в  газетах,  на
телевидении! Вы обязаны нам помочь!
     Шубину не  хотелось  спорить  - в полутьме эти люди казались
группой не совсем нормальных заговорщиков,  которые  обсуждают  с
приезжим эмиссаром взрыв городской думы. Чепуха какая-то...
     - У вас получается,  что городом правят  изуверы,  -  сказал
Шубин.
     - Ни в коем случае,  - сказала Наташа.  - Они  поставлены  в
такое положение обстоятельствами.
     - Гронскому нужен план, - сказал парень в ватнике.
     - Его в Москву зовут,  главк дают в Москве.  Ему надо уехать
победителем, - добавил Борис.
     Шубин кивнул. Возможно.
     - У Силантьева шестидесятилетие,  -  сказала  Наташа.  -  Он
хочет получить орден.
     - У других  тоже  всякие  соображения,  -  сказал  парень  в
ватнике. - Николаев с биокомбината, которого Боря на вашей лекции
обидел, хочет спокойной жизни.
     Правдоподобно, конечно, все это бывает - и ордена, и перевод
в Москву.  Но мои друзья склонны к преувеличениям, думал Шубин. у
нас  в  стране  нет пока общественных движений или даже клубов по
интересам.  Все немедленно приобретает элемент религиозной секты.
Секта сыроедов, секта водопитов, секта любителей собирать малину.
Вокруг  меня  очередная  маленькая   секта   -   они   объединены
противостоянием "машине",  по-своему отлаженной и сплоченной. Чем
острее противостояние, тем слаще терзаться мученичеством. Конечно
же  - это раньше христианские мученики!  И если завтра их выкинут
на съедение дружинникам,  они пойдут  на  смерть  с  определенной
гордостью.
     - Не думайте, что мы преувеличиваем, - сказал Бруни.
     - Я не думаю.
     - По глазам видно,  что думаете.  Мы имеем дело не  со  злым
умыслом,даже  не  с  аппаратно-промышленным заговором,  а с сетью
побуждений,  поступков и  интересов,  которые  в  сумме  угрожают
нашему городу.
     - Притом они сейчас страшно нервничают,  - сказала Наташа. -
Завтра должен состояться наш митинг. Придут люди. Надо разгонять.
     - И тут приезжаете вы, - сказал парень в ватнике.
     - Я совершенно ни при чем, - сказал Шубин.
     - Мало  ли  что?   У   всех   перепуганных   людей   развито
воображение,  - сказал Бруни. - А вдруг до Москвы что-то дошло? А
вдруг вы получили тайное  задание  проверить,  как  здесь  пахнет
воздух. Черт вас знает.
     - Спасибо. Но они ошиблись.
     - Мы  тоже  думаем,  что  они ошиблись,  - согласился Бруни,
дергая бородку за хвостик.
     - С  первого  взгляда  видно,  что перед тобой благополучный
международник с телевизора, - сказал Борис.
     - Что вам далось мое благополучие?
     - Бедных всегда раздражает  богатство,  -  сказал  Борис.  -
Из-за этого было столько революций!
     - А я думал, что не я - ваш главный враг.
     - А я думаю,  - повторил Борис начало шубинской фразы, - что
живи вы здесь,  то были  с  ними.  Вообще,  вы  очень  похожи  на
редактора нашей газеты.
     - Мне уйти? - сказал Шубин.
     Ему и в самом деле хотелось уйти.
     - Не надо всерьез обижаться на Борю,  - сказал Бруни.  - Его
несдержанность - его беда. В побуждениях он чист.
     - В самом деле пора, - сказал Шубин.
     Он встал.  Остальные покорно поднялись, и в их молчании были
укор и разочарование. Шубину стало неловко.
     - Значит,  вы  хотите,  чтобы  я завтра пришел на митинг?  -
спросил он.
     - Нет,  это не главное,  - обрадовалась Наташа.  - Главное -
чтобы вы взяли письмо в Москву и отдали его честному журналисту.
     Они протолкались к выходу. Кафе было полно. Вокруг толпились
подростки, одетые  и  причесанные  с  провинциальной  потугой  на
телевизионную рок-моду. Все были заняты друг другом.
     - А им и дела нет,  - сказал вдруг парень в ватнике,  словно
угадав мысль Шубина.
     Они остановились перед выходом  из  кафе.  Неоновая  надпись
бросала красные блики на лица заговорщиков.
     - Мы вас проводим до гостиницы, - предложил Бруни.
     - Далеко?
     - Нет, три квартала.
     Они повернули  направо.  Шубин  понимал,  что  одного его не
отпустят. Ну что ж, потерпим их общество еще пять минут.
     - Мы  с  вами расстанемся на углу,  - сказал Бруни.  - Может
быть, за вами наблюдают. Вы возьмете письмо?
     - Возьму.
     - Его передаст вам Наташа, если вы зайдете в книжный магазин.
     - Зачем такая конспирация? - улыбнулся Шубин.
     - Вы знаете,  наверное,  - сказал Бруни,  - на что  способны
испуганные люди, облеченные властью.
     - На что же?
     - Вас могут скомпрометировать.  Это лучший способ избавиться
от опасного свидетеля.
     - Меня трудно скомпрометировать.
     - Трудно?  - ухмыльнулся парень в ватнике.  -  Вот,  видишь,
ребята идут? Устроят драку. Попадем в милицию, а потом доказывай,
что ты не верблюд.  Даже  фельетон  сообразят:  "Общественники  -
хулиганы".
     Шубина вдруг кольнул страх.  Бывает - ничего  не  случилось,
ничего и  не  должно  случиться,  а  в  сердце  неожиданный сбой.
Осознание того, что ты очень далек от дома, где твои права кто-то
охраняет и  можно  в крайнем случае кому-то позвонить...  А здесь
свой мир,  и  им  правят  не  эти  ничтожные,  хотя  и   отважные
заговорщики, а   уверенные  в  себе  Силантьев  и  послушный  ему
Николайчик.
     И Шубин стал присматриваться к двум ребятам, что, видно, шли
к кафе,  и дела им не было до кучки людей, двигавшихся навстречу.
Они были  в  подпитии  и чуть покачивались.  Поравнявшись с ними,
Шубин невольно шагнул в сторону,  чтобы не задеть ближнего к нему
парня. Парни прошли мимо,  ничего не случилось, но гадкое чувство
близкого страха осталось.
     И тут Шубин услышал сзади голос:
     - Сколько времени?
     Шедший там, за спиной, Бруни ответил:
     - Четверть десятого.
     Шубин продолжал  идти  вперед,  не оглядываясь,  и следующие
слова донеслись издали:
     - Ты не уходи, папаша, не спеши, закурить найдется?
     - Я не курю, - сказал Бруни.
     - Он не курит? - послышался удивленный голос второго парня.
     - Отстаньте! - это голос Наташи.
     Тогда Шубин обернулся.
     Один из ребят тащил за рукав Наташу, второй отталкивал Бруни.
     Борис кинулся  назад,  а  парень в ватнике остановил Шубина,
который рванулся было на помощь.
     Теперь страха не было. По крайней мере, их трое мужчин, даже
если не считать Бруни и Наташу.
     Второй пьяный  отпустил  Бруни  и  встретил  Бориса ударом в
лицо, которого тот не ожидал.  Шубин  видел,  как  голова  Бориса
дернулась, как  он  пошатнулся  и  протянул  руку  к  стене дома,
стараясь удержаться на ногах.
     - Да погоди ты! - рявкнул Шубин, вырываясь у парня в ватнике
и кидаясь на того,  кто ударил Бориса.  Он ударил  его,  но  удар
пришелся в  плечо  куртки  и  скользнул,  а  пьяный  отклонился в
сторону и успел бы ударить Шубина, но тут его перехватил парень в
ватнике. Они сцепились и превратились в одного темного, толстого,
качающегося и  рычащего  человека,  а  тот,  что  держал  Наташу,
отшвырнул ее в сторону.  Наташа упала,  и Шубин увидел в его руке
нож. Может,  даже  не  увидел  -  было  почти  совсем  темно,  но
почувствовал, что у него в руке нож.
     - Осторожнее! - крикнул Шубин. - Нож!
     Где-то на периферии зрения Шубина замелькало синим, но он не
мог обернуться - он смотрел на руку, в которой был нож.
     Взвизгнула сирена.
     - Милиция! - закричала Наташа.
     Шубин видел, как она поднимается с мокрого снега, скользит и
тянется на мостовую, поднимая руку, призывая на помощь.
     И в  этот  момент  неподвижности  парень в ватнике крикнул в
самое уха Шубина:
     - Бегите! Там двор! Бегите!
     Сирена приближалась. Один из пьяных, тот, что с ножом, начал
отступать, но отступал он не спеша, один шаг, другой. И тут Шубин
увидел,  что он кинул нож,  -  тот  рыбкой  блеснул  под  далеким
фонарем и упал у ног Бориса.
     Парень в ватнике резко рванул Шубина  к  стене  дома.  Шубин
упирался, но молчал. Парень был сильнее.
     Шубин не понял, как получилось, что он уже стоял в арке, где
было совсем темно. И парень в ватнике быстро шептал:
     - Поверни направо и выйдешь к  гостинице.  И  прямо  в  свой
номер.
     - Но мы ничего не делали.
     - Беги,  идиот!  -  прошипел  парень  в ватнике.  - Разве не
понимаешь: московский журналист участвует в пьяной драке...
     Визжали тормоза. Засвистел милицейский свисток.
     - Беги же!
     И Шубин послушался. Он побежал в арку, по белому снегу между
корявых кустов.  Ударился  о  ствол  дерева.  Остановился,  чтобы
понять, куда бежать дальше,  и взгляд его метнулся назад, к арке,
подобной черной овальной раме для картины: в ней маленькая фигура
парня в ватнике отбивалась от милиционера, не пуская его во двор.
     И тогда  до Шубина дошло,  что это все охота,  охота за ним,
чистым, законопослушным,   недавно   вернувшимся   из   Аргентины
корреспондентом газеты "Известия".
     И он побежал прочь от арки.
     Оказавшись шагов  через сто в узком переулке,  Шубин перешел
на шаг,  чтобы выглядеть  человеком,  который  от  нечего  делать
фланирует по  улицам  города,  потому  что  именно  таким образом
обманывают погоню   киногерои.   Сзади   послышались   голоса   -
невнятные, но  угрожающие.  Улица  была пуста,  и спрятаться было
негде. Напротив  стоял  одноэтажный  дом  за  высоким  деревянным
забором. В заборе была дверь.  Шубин скользнул внутрь и,  прикрыв
дверь, прижался к ней всем телом,  глядя наружу через  узкую щель
между досок.
     Из двора,  который  он  только  что  миновал,  выбежали  два
милиционера.
     Они бежали тяжело,  скользили,  шинели путались в  ногах.  В
переулке милиционеры  остановились,  с  стали  смотреть - сначала
направо, потом налево.
     Сейчас они посмотрят на забор и догадаются,  понял Шубин. Он
начал осторожно продвигаться в сторону от двери.
     Сзади хлопнула входная дверь дома. Яркий прямоугольник света
упал на снег и достиг ног Шубина.  Шубин  обернулся.  На  крыльце
черным силуэтом   на  фоне  желтого  света  стояла  женщина.  Она
прикрывала глаза ладонью, вглядываясь в темноту.
     - Это кто там? - спросила она.
     А милиционеры слышат, понял Шубин. Они все слышат.
     Он чуть было не сказал женщине: "Тише".
     Но сдержался. Он неподвижно стоял животом к забору, повернув
голову так,  чтобы  видеть дверь.  На улице было тихо.  Возможно,
милиционеры подкрадываются к калитке.
     Вдруг стало  темно.  Хлопнула  дверь.  То  ли  женщине стало
холодно, то ли она решила, что шум ей померещился.
     Шубин понял,  что  жутко  вспотел.  Пот  катился  по спине и
животу. И лоб мокрый. Он провел рукой по лбу и понял, что потерял
кепку, отличную английскую кепку. И где - не помнит.
     Шубин расстроился.  И сам удивился тому,  что в такой момент
может расстраиваться из-за кепки.
     Он снова взглянул в щель. Улица была пуста.
     Но это  могло  быть   хитростью   милиционеров.   Он   решил
подождать.  Он  сосчитал  до  ста,  потом принялся считать снова.
Сначала до ста потом до  пятисот.  К  третьей  сотне  он  страшно
замерз.
     Ну черт  с  вами,  сказал  он  себе  с  ожесточением,  будто
стараясь  рассердиться.  Он  широким  жестом  распахнул калитку и
вышел,  медленно воображая разговор с милиционерами, что выскочат
сейчас из-за угла большого дома. "Да, я гулял, я ничего не видел,
а во двор зашел облегчиться.  Простите,  у  меня  слабый  мочевой
пузырь, а в вашем городе нет общественных туалетов".
     Не прерывая этого внутреннего монолога, Шубин вышел на улицу
и, мысленно представив план города, направился направо, в сторону
вокзала.
     Почему-то лицо мерзло. Он снова провел по нему, полагая, что
это пот,  но пальцам было липко.  Бровь над  правым  глазом  была
рассечена. Шубин не мог вспомнить, когда это случилось - вроде бы
его никто  не  бил...  Он  нагнулся,  набрал  пригоршню  снега  и
приложил снежок к брови.
     Шубин долго шел по плохо освещенным переулкам,  почти никого
не  встречая.  Город  ложился рано,  закрывался в своих ячейках у
телевизоров.
     Затем неожиданно, с непривычной стороны, вышел на вокзальную
площадь и увидел гостиницу сбоку, отчего не сразу узнал ее.
     Он словно оказался в другом  городе  -  шумном,  громыхающим
поездами, шуршащем   автобусами  и  машинами,  что  подъезжали  к
вокзалу, перекликающемся голосами.
     Видно, пришел  поезд  -  на  остановках  и  у  стоянки такси
толпились люди.
     Встретив удивленные взгляды респектабельно парочки,  которая
почему-то  вышла  на  вокзальную  площадь  гулять  с пуделем,  он
вспомнил, что все еще держит у брови снежок. Он отбросил его. Под
фонарем было светло - снежок стал розовым.
     Шум площади и ее  обыденность  отрезали  кинематографический
кошмар  драки  и бегства,  и ему не хотелось думать,  что все это
было.  Ничего не было - даже разговоров в кафе и у вонючей речки.
Но  как назло от вокзала волной пошел тяжелый ядовитый запах,  от
которого хотелось зажать нос и спрятаться за дверь,  что Шубин  и
поспешил  сделать,  повернув  к  гостинице,  кораблем плывшей над
площадью,  -  почти  все  окна  в  ней   светились   нерушимостью
цивилизации и горячего чая у дежурной по этажу.
     Молодой человек с красной повязкой и такой предупредительный
днем встал и  преградил  дорогу  Шубину.  Тот  долго  копался  по
карманам, разыскивая  пропуск  в  гостиницу.  Подвыпившие,  модно
одетые юноши оттолкнули его и принялись совать молодому  человеку
деньги, склоняясь близко и заговорщицки пришептывая.
     Шубина совсем оттеснили, и он вдруг испугался, что останется
ночевать  на  вокзале,  в  чем была доля черного юмора.  И в этот
момент его заметила Эля,  которая сидела в холле и ждала его.
     Она возникла за спиной молодого человека с красной повязкой,
и  Шубин  не сразу узнал ее,  потому что уже привык к энергичному
существу в кожанке и надвинутой на глаза  кепке.  А  Эля  была  в
синтетической  дубленке,  на  плечах белый платок,  темные волосы
были завиты к концам.
     - Этого  пропустите,  -  сказала  он  громко,  и  человек  с
повязкой тут же подчинил, не столько словам, как тону.
     - Проходите товарищ. Вы чего жметесь, гражданин, вы чего там
жметесь? - словно Шубин сам был виноват в том,  что до сих пор не
вошел в гостиницу.  Неандертальские глазки  дежурного  издевались
над Шубиным - конечно же, он узнал постояльца.
     Хорошо одетые юноши нехотя пропустили его.
     В холле  было тепло и светло.  Эля сразу увидела ссадину над
бровью.
     - Что с вами? - спросила она. - Вы упали?
     - Подрался, - сказал Шубин.
     - Ну уж шутки у вас, Юрий Сергеевич.
     - А ты что здесь делаешь?
     - Я ждала вас, Юрий Сергеевич.
     - Ждала? Почему?
     - Хотела и ждала. А вы не рады?
     - Очень рад. Только не ожидал.
     - Значит, я сюрприз вам сделала.
     Они стояли посреди холла, возле забытых ремонтниками козлов.
     Мимо прошли хорошо одетые юноши,  они  повернули  налево,  к
приоткрытой  двери  в  ресторан,  и,  проследив за ними взглядом,
Шубин услышал, как