лицейские разбивают нас по частям, но вот что они не
учли -- из-за них мы покончим с  этой  глупой  войной.  Мы  оба
зарабатываем хорошие деньги на улицах и тратим большую их часть
на  эту  чушь.  Было бы лучше для нас обоих прекратить стрелять
друг в друга. Достаточно и того, что  Колумбийцы  будут  просто
счастливы вмешаться и захватить все.
     Хотя  окно  и  было забито досками, через щели пробивалось
слабое дуновение ветерка,  и  Безумный  Чарли  с  удовольствием
ощущал его свежесть на спине, пока слушал речь Лемба. На нем не
было  рубашки.  Даже  в майке было жарко, и ветерок оказался бы
как нельзя кстати. И Чарли обращал больше внимания на ветерок и
на вкус Кэмела, который курил, чем на этого маленького сопляка.
Он видел пот на лбу Лемба, но не обвинял коротышку -- наверное,
во всем виновата жара, а  не  страх.  Может  быть,  Лемб  и  не
мужчина,  но  Чарли знал, что он не контролировал бы и половину
здешних торговцев наркотой, если бы был трусом.
     Чарли знал: если бы он оказался  на  месте  Лемба,  он  бы
боялся. Каждый, кто не боялся Карра, был сумасшедшим.
     -- Итак? -- сказал Карр. Ему это надоело.
     --  Мы  можем  сделать лучше, Карр, -- ответил Лемб. -- Мы
можем прибрать к рукам весь район.
     -- Да? -- ухмыльнулся Карр. -- И у тебя  есть  соображения
насчет того, как это может получиться, Лемб?
     Чарли затянулся и стряхнул пепел на пол.
     --  Да,  Карр,  к  счастью,  есть, -- отозвался Лемб. -- Я
знаю, мы  никогда  не  договоримся  о  границах...  никогда,  и
оставим  это.  Ты  тоже так думаешь, и я удивлен, что ты все же
пришел. Это говорит о том, что ты, возможно, устал от  драк  не
меньше  меня  и ищешь другие пути сотрудничества. И другой путь
есть, Карр!
     Карр пристально посмотрел  на  соперника.  Чарли  позволил
себе ухмыльнуться. Он знал этот взгляд.
     --  Я  говорю  об  объединении,  --  продолжал Лемб. -- Мы
станем действовать заодно, объединим наши организации. И ты,  и
я сплели сеть на одном уровне. Вместе мы можем установить цены,
установить  оплату  полиции  --  только  на  этом  мы сэкономим
миллионы! И Колумбийцы -- они могут зарабатывать  в  Нью-Йорке,
только если мы воюем друг против друга. Если же мы объединимся,
они будут в стороне до тех пор, пока ад не покроется льдом!
     Карр замялся.
     -- Небольшая проблема, -- сказал он.
     Лемб остановился и вопросительно развел руками.
     Карр улыбнулся.
     -- Одна проблема, милейший Лемб, -- проговорил он. -- Меня
не волнуют   Колумбийские   слизняки,  и  я  не  беспокоюсь  об
увеличении доходов и снижении расходов или о чем-то еще в  этом
роде. К черту твое объединение! Я здесь чтобы подраться. А ты и
твои педики в костюмах раздражают меня -- если бы мне надо было
работать с тобой, я бы чокнулся в первую неделю.
     Лемб опустил руки.
     --  Так почему бы нам просто не послать этот "мир" к черту
и не покончить на этом? Что говорить --  мы  можем  поиграть  в
увлекательную маленькую игру "победитель забирает все"...
     Пока  Карр  говорил,  Лемб  стоял  держа руки за спиной, и
Безумный Чарли думал, что он вряд ли просто  бездельничает.  Он
был  готов поспорить, что подлец прячет там что-то, да и, кроме
того,  было  похоже,  что   Карр   задумал   устроить   большое
стрельбище.  Это  не  показалось  Чарли блестящей идеей, если и
было  правдой,  но  Карр  был  Человек,  а  Чарли  всего   лишь
"торпедой".
     Если  случится стрельба, Чарли должен оказаться среди тех,
кто будет стрелять, а не среди тех, кто станет  получать  пули.
Он  подготовил  оружие  и тут же почувствовал что-то, причем не
понял, что именно. Он оглянулся и увидел три маленьких пятнышка
какого-то  красного  цвета,  похожих  на  лазерные  лучи  кассы
Севен-Элевен,  пересекающих  оконную  раму  и  движущихся к его
спине.
     -- Что за..., -- начал было он.
     И сразу же полыхнул белый огонь и  грудь  Безумного  Чарли
взорвалась, разбрызгивая кровь по комнате.

     Глава 2

     Оглушенные  взрывной волной, все уставились на тело Чарли,
подергивающееся на полу. Грудь его  взорвалась,  и  по  пыльной
комнате,  как конфетти, разлетелись окровавленные осколки ребер
и трепещущие ошметки сердца и легких.
     -- Ты что, нарываешься? -- заревел Карр,  выхватывая  свой
"Магнум".  Ручеек крови Безумного Чарли прочертил темно-красную
линию поперек его ботинка.
     -- Нет, Карр, клянусь!.. -- начал было Лемб.
     -- Кто-то сидит  снаружи,  --  крикнул  помощник  Лемба  и
скомандовал: -- Прикройте меня!
     Он  швырнул  половину  сгнившей  доски в окно и высунулся,
держа винтовку наготове.
     -- Я займусь этим, Лемб! -- сказал он. -- Он не  уйдет  от
меня!..
     И  это было все, что ему удалось сказать. Фраза оборвалась
бульканием и хрипом -- тело бандита рванули наверх,  разламывая
доски,  он  стал  неистово  бить  ногами, неестественно выгибая
позвоночник.
     Полдюжины  панков  прицелились,  ожидая,  когда   в   окне
появится  противник.  Карр  рванул  Лемба  за  галстук  и ткнул
"Магнум" ему в шею.
     -- Ты, подонок! Мы же на пятом этаже! Там  что,  акробаты,
или, может, скалолазы?
     -- Не знаю! -- визжал Лемб. -- Это не мои люди!
     И тут догадка мелькнула в его глазах.
     -- Колумбийцы!
     -- Чтоб они сдохли, -- отозвался Карр.
     Он бросил Лемба и взглянул на своих людей, Хатчека, Эдди и
Бонамо,  целящихся  в  окна и только ждущих команды. Люди Лемба
тоже ожидающе смотрели на Карра.
     -- Может, ты меня  со  временем  и  прикончишь,  Лемб,  --
сказал  Карр,  --  но  прямо  сейчас  я готов перегрызть глотку
любому,  кто  торчит  снаружи,  --  Колумбийцам,  полицаям  или
Дедушке Морозу.
     Он махнул своим людям:
     -- Приступайте!
     Комната  взорвалась  оружейным  огнем,  когда люди Карра и
Лемба разом открыли огонь по выходящей на улицу стене  комнаты.
Среди  невыносимого  хаоса звука и вспышек разлетались осколки,
доски крошились в щепы под шквалом ружейного  огня,  штукатурка
сыпалась  со старых стен. Оконные рамы трескались, прогибались,
рушились. Крепления и  гвозди  разлетались  в  разные  стороны,
куски  фанеры  посыпались  вниз  на  улицу. Очередь за очередью
патроны большого калибра разрушали  состарившиеся  конструкции.
Карр  наслаждался,  кричал,  паля  из  своего "Магнума", но его
голоса было не слышно.
     Наконец, когда боеприпасы истощились,  огонь  прекратился.
Отзвуки  выстрелов угасли, эхо взрывов стихло и обломки, бывшие
некогда частями деревянных конструкций,  штукатурки  и  кладки,
стали падать на асфальт.
     Когда перестало звенеть в ушах и снова можно было слышать,
Карр довольно воскликнул:
     -- Это было забавно!
     Разгоняя  рукой  пыль  и  оружейную  гарь,  он взглянул на
пролом в стене. Получилась дыра семи  футов  высотой  и  десяти
шириной,  открывающаяся  на  всем известную панораму Нью-Йорка,
озаренную отцветающим закатом,  с  сияющими  контурами  зданий,
черных на фоне садящегося солнца.
     -- Замечательный вид, -- заметил он.
     --  Господи,  --  произнес  Лемб,  оглядывая развалины. Он
видел, что тут не было и признака  человека,  которого  утащили
через  окно. Тело должно было упасть на улицу вместе с тем, кто
это  сделал.  Никто  не  мог  остаться  в  живых  после  такого
огненного шквала.
     Эдди,  Бонамо и Хатчек поглядывали на обломки, на главарей
и начинали  перезаряжать  оружие,  люди  Лемба  --  тоже.  Труп
Безумного  Чарли лежал забытый под грудой обломков в неожиданно
маленькой луже крови.
     Обе стороны потеряли по  человеку,  но  лидеры  продолжали
разговаривать. Они не понимали, что происходит.
     Лемб  шагнул  к  пролому,  собираясь  посмотреть  вниз, на
тротуар, и сосчитать тела, но тяжелая рука  Карра,  опустившись
на его плечо, вернула его обратно.
     --  Теперь  по  поводу  этого удовольствия, -- начал Карр,
усмехаясь.
     Лемб не обернулся;  он  продолжал  пристально  смотреть  в
пролом,  на разрушенную кирпичную кладку, -- то место, где было
окно.
     -- О, Господи, -- прошептал он. Карр  быстро  взглянул  на
пролом.  Интересно,  что  может  быть интересного в разрушенной
стенке. Он и его люди приготовили оружие. Да видели ли  они  до
сих пор, что делали раньше?
     Потом Карр посмотрел, куда уставился Лемб.
     Это  была  рука, уцепившаяся за кирпичи. Сначала он увидел
большую желтоватую руку с длинными черными  ногтями,  потом  --
призрачное  голубое  мерцание,  похожее  на  скачущие  сполохи,
появляющиеся при обмороке, потом рука пропала и остались только
кирпичи и мерцание в горячем воздухе.
     -- Что это? -- проговорил Лемб.
     Рука вернулась и на этот раз осталась -- большая,  сильная
рука,  больше,  чем  у  Карра,  с ногтями, похожими на когти, и
Карру  показалось,  что  она  не  человеческая,  а  как   будто
поддельная, одна из тех маскарадных перчаток, которые продаются
в магазинах со скидкой.
     Она   двигалась;   кто-то  пытался  подняться  в  комнату.
Каким-то образом кто-то выжил под ураганным огнем.  Однако  кто
бы  это  ни  был,  он  должен  был находиться этажом ниже. Карр
отпустил плечо Лемба и отступил, держа пистолет наизготовку.
     Парень в карнавальных  перчатках,  видимо,  был  настоящим
симпатягой.
     --  Этот  идиот думает, что наступил Хэллоуин, -- произнес
Карр, когда пальцы согнулись и из-за груды  обломков  появилось
призрачное   существо.  --  Эй,  приятель!  --  Карр  тщательно
прицелился. --  Шутишь  или  придуриваешься?  --  Он  нажал  на
курок...
     * * *
     В шести кварталах от них Раше передавал Шеферу пластиковую
чашку  не  слишком-то  горячего  кофе.  В другой день это могло
вывести Раше из себя, но  при  такой  жаре  разницы  особой  не
чувствовалось. Хорошо, что у них есть хоть какой-то кофе.
     Он  сделал  глоток  и чуть не выплюнул напиток. Содержимое
чашечки на вкус напоминало сырую печень.
     -- Господи, -- пробормотал он, -- и почему  кто-то  платит
бандитам  за  наркотики? Чашка этой гадости может превратить их
ощущения в кошмар всего за полбакса.
     Шефер не отзывался, и, взглянув на него, Раше увидел,  что
тот сидит без движения, уставившись в окно и держа в руке так и
не пригубленный кофе.
     --   Что   такое?  --  встревоженно  спросил  Раше.  Шефер
отреагировал  медленнее  обычного.  Хоть  Раше  и  не   доверял
некоторым  из  его  психических  ощущений,  он  знал,  что  его
напарник может работать с материалом, недоступным другим людям;
его необычное поведение обычно говорило о приближающейся  беде.
Обеспокоившись, Раше пригнулся и выглянул из-за плеча Шефера.
     Все,  что  он  увидел,  было  темнеющее  пустое небо цвета
индиго, на котором уже зажглись звезды.
     -- Происходит что-то неестественное, -- произнес Шефер. --
Я чувствую, тут что-то не в порядке.
     Раше фыркнул и выпрямился.
     -- Это вроде как в поговорке -- если осушить бутылку  яду,
рано  или поздно почувствуешь легкое недомогание. Это Нью-Йорк,
забыл? Город, где в прошлом  месяце  мы  разогнали  сатанинский
культ  коровы.  Где  старина  Ал Наполитано застрелил свою жену
пару  часов  назад,  потому  что  она  не  хотела   переключить
программу телевизора.
     --  Да  знаю я, -- отмахнулся Шефер, -- но тут есть что-то
еще. Ты слышал гром несколько минут назад?
     -- Не слышал. Я был вон там. -- Раше ткнул большим пальцем
в кафе.
     -- Я думал, может, ты слышал это и там. Здорово  грохнуло.
Нехороший был звук.
     Раше внимательно посмотрел на своего партнера, охваченного
дурными  предчувствиями.  Они работали вместе уже шесть лет, но
Раше до сих пор не переставлял удивляться своему партнеру.
     --  Какой  дьявол  может  тут  грохотать?   Скорее   сего,
ребятишки шалят или что-нибудь в этом роде.
     -- Звук напоминал выстрелы, -- проговорил Шефер. -- Просто
адский  грохот.  Но  ведь  это  был, наверное, просто гром? Кто
может так стрелять?
     Прежде, чем Раше успел ответить, затрещал динамик рации:
     -- Всем подразделениям, работающим в районе:  выстрелы  на
углу Бикман и Уотер.
     --  Вот  оно,  -- сказал Шефер, и Раше увидел, что партнер
его расслабился.
     -- Наваждение какое-то. Прямо как раскат грома.
     Шефер и правда почувствовал облегчение от того, что грохот
был оружейным.  Собираясь  в  район,   где   шла   перестрелка,
кому-нибудь,  может,  и  стало  бы  не по себе, но Шефер больше
опасался за собственное обостренное чувство опасности.
     Раше сел на место водителя и захлопнул дверь.
     --  По  крайней  мере,  это  отдаляет  нас  от  беседы   с
телерепортерами,  и рассказе о подвигах Ала, -- пробормотал он,
включая зажигание.
     Движение   на   улице   было    противоположным    нужному
направлению,  и  к  тому же, хотя машин и пешеходов было меньше
обычного,  все  же  поток  их  был  достаточно  сильным,  чтобы
невозможно  было  поехать  в нужном направлении, используя огни
или сирены. Поэтому, когда они прибыли на  место  происшествия,
четыре   остальные   патрульные   машины   были  уже  здесь,  и
полицейские охраняли площадь вокруг  заброшенного  пятиэтажного
многоквартирного  дома.  Один  из них подскочил к Шеферу, когда
тот вылезал из машины.
     -- Извините,  детектив  Шефер,  --  сказал  офицер,  --  я
получил  приказ не подпускать к зданию никого из сотрудников до
приезда капитана Мак Комба. Он хочет собственноручно  осмотреть
его.
     Шефер  медленно  кивнул,  но Раше не понравилось выражение
его лица. Он знал, что Шефер хочет пробраться  туда  как  можно
скорее   после   того,   как   кто-то   выстрелил   из  оружия,
производящего звук, так похожий на гром.
     Отлично, он умеет ждать.
     Раше бегло оглядел дом, но его внимательный взгляд отметил
все подробности. Двор  был  завален  обломками  выбитой  наружу
стены  пятого  этажа,  казалось, туда попала бомба, а не просто
произошла перестрелка. И он услыхал далекий глухой  шум  борьбы
-- не стрельба, а что-то другое...
     --  Вот  чертовщина,  --  проговорил  он.  -- Выстрелы без
вспышек!
     Один из полицейских услышал его.
     -- Да, сэр, -- сказал он, -- много выстрелов.
     -- Но ведь это не бомба, да? -- спросил Раше,  указывая  а
пролом. Патрульный поднял глаза.
     --  Мы  не  знаем,  --  признался он. -- Мы только слышали
выстрелы. Много выстрелов. Похоже на  бандитскую  разборку  или
что-то  вроде того. -- Он пожал плечами. -- Мы можем предъявить
им   обвинение   лишь   неоправданной   угрозе    для    людей,
противозаконную   стрельбу  из  автоматического  огнестрельного
оружия... нарушение порядка, буйное поведение... Мы можем  даже
вспомнить закон о превышении шумовых ограничений...
     Тут  раздался  грохот  на  пятом  этаже.  Его  сопровождал
булькающий вопль. Посыпались доски,  и  человек,  выбивший  их,
рухнул  на  крышу  полицейской машины, разбив сигнальные огни и
лобовое стекло.
     Онемевшие  от  неожиданности  полицейские  смотрели,   как
осколки  стекла  и  пластика  разлетались  по  тротуару,  и как
тяжело, стуча и лязгая, рухнули на  тротуар  доски.  Мгновенное
замешательство  сменилось  суетой.  Множество людей поспешило к
упавшему.  Кто-то  торопливо  вызывал  скорую.  Нет,  несколько
скорых...
     Патрульный, разговаривавший с Раше, сглотнул и прошептал:
     --  Теперь  можно дополнить наш список порчей полицейского
имущества!
     Где-то наверху загремел  автомат.  Выстрелы  прервались  и
раздался  чей-то пронзительный крик. Шефер хладнокровно вытащил
свой служебный девятимиллиметровый пистолет и огляделся.
     -- Может, замнем  Мак  Кома?  --  проговорил  он.  Офицер,
говоривший с ним в дверях машины, обернулся.
     --  я  думаю, мы можем сделать исключение, детектив Шефер,
если вы считаете это оправданным, ведь  вы  здесь,  а  капитана
нет...
     Продолжая  болтать,  он  остался  на  месте,  когда Шефер,
взведя курок, решительно направился внутрь.  Раше  следовал  за
ним, ворча и на ходу вытаскивая свое оружие из кобуры.
     Дверь  была открыта, путь в вестибюль первого этажа пуст и
слабо освещен, Шефер  и,  вслед  за  ним,  Раше  направились  к
лестнице,  крепко сжав пистолеты. Поднимаясь, они слышали вопли
и громкие удары.
     -- Звуки такие, будто кино про ниндзя показывают, --  тихо
проговорил  Раше.  --  Что за черт там наверху, как ты думаешь,
Шефер? Уж не Лемб ли тут упражняется?
     Шефер утвердительно хмыкнул.
     -- Центр бандитских разборок, -- согласился  он,  --  Лемб
использует его для своих богомерзких сборищ.
     Пристально вглядевшись в темноту, он продолжал подниматься
по лестнице, держа оружие наготове.
     Центральные  этажи  были темными и безмолвными. Раше бегло
осматривал каждый вестибюль, целясь в пустоту, но ничего  кроме
мусора  и  запустения  не  видел.  Шефер  не отвлекался даже на
осмотр, он пытался сообразить, где должно происходить действие.
     На пятом этаже тусклый свет лился в вестибюль из  открытой
двери.  Выстрелы  стихли,  но  кто-то  непрерывно  кричал таким
душераздирающим криком, какого Раше никогда раньше не слышал. В
воздухе висела оружейная гарь. Здесь все провоняло.
     -- Боже, ты слышишь это? -- спросил Раше, остановившись на
верхней ступеньке.
     -- Да, -- отозвался Шефер из вестибюля. Эти ребята  не  на
шутку начинают меня доставать!
     Крик превратился в сдавленное бульканье.
     --  Прикрой  меня,  --  попросил Шефер, стоя около двери и
прижавшись спиной к стене. -- Я войду.
     Раше не удосужился ответить, да Шефер  и  не  дал  на  это
времени. Он шагнул в дверной проем и бросился в комнату, целясь
в невидимого противника.
     Раше  осторожно  двигался по коридору, прижавшись к стене,
стараясь не обращать внимание на дюжину  отверстий  от  пуль  в
ней,  хотя  его  спина  скользила как раз по ним, и молил Бога,
чтобы у гангстеров кончились патроны. Он слышал шаги Шефера  --
тот  вошел  и остановился где-то посередине комнаты. А потом он
не услышал ничего, кроме хриплого хлюпающего звука,  как  будто
из тюбика выдавливали соус.
     -- О Господи, -- очень тихо пробормотал Раше.
     Ему  показалось,  что  он смог почувствовать сейчас что-то
странное вроде того, о чем говорил Шефер у кафе. Что-то было не
так. Невероятная перестрелка,  разрушенная  стена,  теперь  эта
тяжелая  тишина и неуловимое, необъяснимое ощущение -- все было
не так.
     Как раз то, о чем говорил его напарник.
     -- Шефер? -- тихо позвал Раше.
     Напарник не отвечал. Хотя Раше слышал его шаги,  Шефер  не
сказал ничего.
     Раше  прошел  дальше,  держа пистолет наготове, и шагнул в
дверной проем. Остановился и замер,  пристально  вглядываясь  в
полутьму.
     Странно,  какие  мысли  иногда приходят человеку в голову.
Раше, взглянув на то, что было за дверью, сразу  же  подумал  о
своей матери.
     Он  вспомнил,  как  она,  тихо  успокаивая, держала его на
руках, когда ему было четыре или пять лет. Он  вспомнил  мягкое
прикосновение  ее  рук,  вспомнил, какие длинные и тонкие у нее
были пальцы, и как ее локон щекотал ему лоб, когда она покрепче
прижимала его к себе.
     Придя в себя через несколько секунд, полицейский  подумал,
что,  может,  это  и  не  так  уж странно. Ведь мать обнимала и
утешала его, когда он просыпался и кричал в темноте,  дрожа  от
невыразимого кошмара, который потом не мог припомнить, что-то о
ночных  чудовищах,  о  том,  как  он  захлебывался  собственной
кровью, о том, как ужасные твари хотели причинить ему боль.
     Мать тихонько качала его на руках, и нежно шептала:
     -- Эти злыдни существуют лишь во сне, они ненастоящие. Они
не причинят тебе вреда. Ночных чудовищ нет, они ненастоящие.
     Когда Раше смотрел на большую комнату на пятом этаже,  где
одна  стена практически отсутствовала, пол был усыпан осколками
стекла и осыпавшейся штукатуркой и залит кровью, комнату,  где,
онемев,  застыл  его  напарник  Шефер, Раше понял, что его мать
лгала.
     Потому что чудовища были на самом деле.  Ничто  больше  не
смогло б