Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
"враги" издевались надо мной, но было очень гадко. Отношения с приятелем
испортились навсегда - он счел меня трусом, и правильно сделал.
- Я ничего не мог с собой поделать, - так я закончил эту невеселую
историю.
- И с тех пор ты считаешь себя трусом? - спросил Халид.
- Да нет, еще раньше - такое приключалось много раз.
- Чего бы ты хотел теперь?
- Избавиться от этой "комы", сопротивляться.
И я снова пустился в излияния. С детства я мечтал стать сильным,
заниматься спортом - например, борьбой. Однако родители были против: мать
считала, что борьба - опасная штука, можно покалечиться. Меня думали
определить на фигурное катание, но я считал, что это занятие для девчонок, и
фигурное катание заглохло.
Выросши, я многократно пытался заняться атлетической гимнастикой, но
всегда происходило одно и то же: после полутора-двух месяцев я простужался,
и дальше дело не шло. Мне казалось, что тело активно сопротивляется
физическому развитию.
- Правильно казалось, - утвердительно закивал Халид. - Оно у тебя сковано
страхом изнутри, и малейшие попытки что-либо изменить нарываются на
отчаянное сопротивление. Между умом и телом есть негласный договор; я не
совсем еще разобрался, в чем суть, но главное - тебя этот паритет
устраивает.
- Да не устраивает! - вскипел я, и, чуть успокоившись, добавил: - Уже не
устраивает.
- Допустим, уже не устраивает. Замечательно. Но что ты можешь предложить
телу взамен твоей "комы"?
- Не понял.
- Попытаюсь объяснить. Оцепенение тела - древнейшая реакция живого
организма на опасность. Так поступают многие животные, притворяясь падалью.
Приведу пример в стиле твоего любимого Кастанеды. Есть такой зверь -
опоссум. Это жирная и ленивая тварь. Он не умеет быстро бегать, и когда
приближается опасность, опоссум падает на спину и цепенеет. Практически
останавливается дыхание, тело делается твердым, как у мертвого. На свою
беду, злейший враг опоссума - койот
- не есть падали, и потому, если игра удалась, уходит восвояси без ужина.
"Страх опоссума" - совершенно нормальная реакция твоего тела, она идет из
клеточной памяти.
- Но мне совсем не нужен "страх опоссума"!
- Допустим, хотя это действенная мера. Я хочу, чтобы ты понял: ни одна из
реакций твоего тела или ума не бесполезна. Они все имеют большое значение -
именно за это ты должен благодарить свой страх. Поверь: тело знает лучше,
другое дело - в какие условия оно поставлено твоим умом.
- Не надо убеждать меня в том, что мои страхи жутко полезны. Все равно не
поверю. Лучше посоветуй, как от них избавиться.
- Опять ты за свое. Слишком торопишься. Вынь шило из задницы - тебе же
легче станет. На пути Искусства главное - уметь выбирать. Ты смотришь со
всех сторон на свой "страх опоссума" и все больше убеждаешься, что он
перестает тебя устраивать. Отлично. Но не стоит от него отказываться, можно
просто отложить в сторону. И найти адекватную замену.
- Какую замену?
- Живые существа пугаются по-разному. Возьми, например, крысу. Загнанная
в угол, испуганная крыса - поистине страшное существо. Ее сила возрастает
безмерно. Охваченная страхом, она готова сражаться с величайшей отвагой.
Голыми руками ее не взять. Точно так же поступает и кошка - враг крысы, и
койот.
"Страх койота" - это полная противоположность "страху опоссума": он
гораздо полезнее.
- Ты предлагаешь мне сменить "страх опоссума" на "страх койота"?
- Именно так! Сейчас ты спросишь меня, как это сделать.
- Конечно, спрошу.
- Вспомни признаки "страха опоссума": тело становится неподатливым,
словно уже не принадлежит тебе, руки и ноги холодеют, сердце бьется
медленнее, ум как бы останавливается, замирает. Все это можно описать одним
словом - холод. Признаки "страха койота" совершенно другие: тебя бросает в
жар, тело наливается невесть откуда взявшейся энергией, реакции ускоряются,
ты готов действовать мгновенно, не задумываясь. При этом собственно чувство
страха остается прежним. В состоянии "страха койота" люди могут совершать
вещи, которые в обычной жизни принято называть чудесами. Взять, например,
встречу с компанией пьяных хулиганов. Ты можешь сбежать от них с такой
скоростью, что они даже не заметят этого.
- Зачем же бежать? По идее, надо драться.
- Это все твои амбиции. Человек Искусства - свободный человек, и не
связан дурацкими представлениями. Если он готов сражаться, то сражается,
если убегать
- то убегает. И в том, и в другом он совершенен. Выбирая атаку или
отступление, человек Искусства свободен от амбиций - его жизнь и здоровье
являются для него основной ценностью. Если, конечно, он сделает именно такой
выбор.
- Хорошо, оставим философию. Как же мне научиться "страху койота"?
- Спроси свое тело - готово ли оно сменить один тип страха на другой?
Просто возьми и спроси. Не требуй скорого и однозначного ответа. Направь
свой вопрос, как паровоз - в долгий тоннель. Через некоторое время он
достигнет конечной точки и вернется обратно - возможно, во сне. Думаю, что
ты почувствуешь это не умом, а как-нибудь иначе. Знаешь, от страха
втягивается мошонка, - я полагаю, ты почувствуешь ответ своими яйцами.
Я рассмеялся, и от сердца как-то отлегло. Халид смотрел на меня ласково и
доверительно. От его взгляда действительно теплело на душе.
ГЛАВА 8. ЧУДОВИЩА К разговорам о страхе мы возвращались не раз. Моя жизнь
была доверху полна ими.
Халид отказывался давать мне какие либо конкретные рекомендации или
упражнения
- мы просто болтали, и я чаще слушал, чем говорил. Однажды разговор зашел
о детстве.
- Для детей страх - обычная вещь, - заметил Халид. - Они не боятся
страха.
Мир для них пока еще полон волшебства, и магические методы здесь вполне
применимы.
- Например?
- Есть старая история - по-моему, у кого-то из классиков психологии.
- Но ты же не уважаешь европейскую психологию, - перебил я.
- Какой ты глупый, - просто сказал Халид. - Мне нет дела до психологии,
но если речь заходит о конкретных случаях или приемах, я готов учиться у
кого угодно, будь то даже эскимос с Аляски. Если позволишь, я продолжу. Один
маленький мальчик верил, что у него в комнате живет чудовище. Оно появлялось
только в темноте, и потому мальчик спал при свете. Разумеется, родители
таскали его по разным психотерапевтам, но все было бесполезно. Наконец, отца
мальчика осенило. Он выстрогал из дерева гладкую палочку, раскрасил ее в
разные цвета, навязал ленточек, а затем объявил сыну, что побывал в магазине
чудес и купил волшебную палочку. Эта палочка, сказал отец, имеет много
чудесных свойств. Вот одно из них - она светится в темноте особым волшебным
светом. Этот свет отпугивает всех чудовищ, даже самых опасных. Достаточно
лишь перед сном осветить палочкой все закоулки в комнате, и можно спокойно
ложиться спать, даже не включая свет. Мальчик так и поступил! - здесь Халид
выдержал эффектную паузу.
- Эта палочка действительно светилась? - усомнился я.
- Конечно! Для него, для одного этого мальчика - она полыхала волшебным
огнем.
По крайней мере, он видел этот огонь так же явно, как и свое чудовище.
- И что, мальчик излечился от своей фобии?
- Фобии? - Халид поморщился, словно услыхал бранное слово. - Любишь ты
умно изъясняться. И при чем тут излечился? Он не был болен. Страх входил в
его картину мира, пойми ты это, - и чудовище, порождавшее страх, тоже
входило в нее. Таким был его мир, и мудрый отец всего лишь сместил в этом
мире акценты.
Чудовище никуда не делось, но мальчик больше не был жертвой - он был
героем, который побеждает чудовищ!
Я задумался. В моем детстве тоже существовало чудовище, оставившее в
памяти неизгладимый след. Однажды мы с отцом отправились смотреть фильм по
мотивам "Тысячи и одной ночи". Неважно, в чем там суть, но я запомнил только
одну сцену.
Путешественники причаливают к неизвестному острову и обнаруживают пещеру.
В результате каких-то манипуляций пещера содрогается от воя и наружу
выбегает устрашающего вида циклоп. Это было чудовище песочного цвета,
по-моему, с козлиными ногами, единственным глазом посреди лба и
отвратительной мордой. Он ревело и металось в приступе ярости. Я плотно
зажмурил глаза и полез под кресло.
Страх был настолько силен, что мы с отцом просто покинули кинотеатр.
Слава Богу, думаю я сейчас, что в моем детстве не было Кинг-Конга или
"Чужого"!
Достаточно долго циклоп не давал мне заснуть. Каждый раз, ложась в
постель, я оказывался на этом острове, и чудовище, воя и оскалив клыки,
выбегало прямо ко мне. Его единственный глаз - это было что-то!..
Однако самое интересное случилось потом. Испугавшее меня кино имело
продолжение.
Увидев на афише кинотеатра похожее название, я снова потянул отца
смотреть.
Бессознательно я чувствовал, что это не продолжение, а тот же самый
фильм.
Что-то неудержимо влекло меня посмотреть на циклопа еще раз. В зале
ситуация повторилась в точности: пока выл циклоп, я держал глаза плотно
закрытыми, но затем, однако же, досмотрел фильм до конца. Циклоп и дальше
продолжал сниться мне, но потом как-то забылся.
Халид очень внимательно выслушал историю о циклопе.
- Хорошо, что ты стал хоть немного рассказывать о себе. Я-то полагал, что
кроме вопросов и умствований, от тебя ничего не дождешься. Обрати внимание
на одно обстоятельство: ты знал, что снова увидишь циклопа, и все-таки
отправился на встречу с ним. Выходит, ты рискованный молодой человек!
- Не издевайся.
- Я и не собирался издеваться. Ты хотел преодолеть страх - но ты переждал
его с зажмуренными глазами. Перетерпел - и снова как ни в чем не бывало.
Тебе не приходило в голову, что можно сражаться с циклопом вместе с героями
фильма? Если мне не изменяет память, они соорудили здоровенный арбалет и
пульнули чудовищу прямо в единственный глаз.
- Нет, я не думал об этом.
- Не страшно. Это уже в прошлом. А расскажи мне, пожалуйста, как тебя
рожала твоя мама.
- Зачем еще?
- Неважно. Но не хочешь - не рассказывай.
- Знаешь, пока почему-то не хочется. Лучше я расскажу тебе историю,
которая приключилась на днях.
- Валяй, рассказывай.
Поздно вечером я возвращался домой в удивительно спокойном расположении
духа.
Давешний разговор с Халидом о страхе как-то подействовал на меня, по
крайней мере, я чувствовал себя защищенным и даже сильным. Вокруг стояли
молчаливые деревья, поднимая к звездному небу могучие ветви. Где-то цвели
сады, и аромат волнами пролетал мимо. Стояла ясная луна, заливая все вокруг
прохладным блеском.
Незаасфальтированная тропинка была отчетливо видна - камушки, мелкие
пучки травы. Я шел медленно, наслаждаясь теплом и ароматами. Интересно, что
бы могло меня сейчас испугать, пришло в голову.
В этот момент нечто с дьявольским воем бросилось мне под ноги - или
из-под ног.
На миг я окаменел - демон или живое создание, оно было сгустком визга и
ярости.
Еще мгновение - и тварь ринулась в кусты. Меня бросило в пот. Я отпрыгнул
назад, и тело приняло очень странное положение - я бы назвал это боевой
стойкой: колени слегка подогнуты, руки выброшены вперед, пальцы скрючены и
напряжены. Так продолжалось всего одно мгновение - картина, залитая лунным
сиянием, была до того призрачной, что разум отказывался ее принимать.
Кстати, о разуме - в тот момент он полностью исчез, уступив место какой-то
агрессивной пустоте. Охваченный страхом, я, тем не менее, был сама
решимость.
Прошло две или три минуты, и я все понял. Похоже, я спугнул или даже
наступил на обычную бродячую собаку, мирно притаившуюся на тропинке. Страх
сменился истерическим смехом - я хохотал не менее получаса. Во всей этой
истории я видел явный результат общения с Халидом. Он не имел ничего против:
- Твоему телу понравился "страх койота", оно приняло его. Не лишне было
бы высказать ему за это благодарность - можно даже не на словах, а на деле.
- Как это на деле?
- Телу надо делать подарки. Например, вкусно кормить, покупать хорошие
вещи.
Существуют и другие удовольствия - например, секс или танец. Ты вообще
знаешь, что любит твое тело?
- Думаю, да.
- А я думаю, нет. Ты мало заботишься о его интересах, не думаешь о том,
что ему нравится, а что - нет. Задай телу вопрос - и оно расскажет, чего бы
ему хотелось.
- Мне кажется, оно хочет выкурить хорошую сигарету.
- Замечательно. Не будем откладывать. Пошли.
Мы отправились в ближайший ларек, где я видел как-то маленькие
голландские сигары Cafe Creme. По дороге Халид продолжал философствовать.
- С телом надо общаться, искать общий язык. Оно как ребенок - простое и
доверчивое. Вот сейчас ты намерен сделать ему подарок. Обрати внимание, в
каком настроении ты делаешь это, запомни его. Что чувствует сейчас тело?
- По-моему, ему просто хорошо, спокойно.
- Прекрасно. Оно часто испытывает такие состояния?
- Не очень.
- Тем лучше. Цени! Кстати, мы уже пришли.
Я купил одну сигару себе и одну - Халиду, хотя он и не просил. Мы уселись
на лавочку.
- Теперь, - Халид сделался торжественным, как на похоронах, - мы будем
возносить хвалу твоему замечательному телу, творению Божьему, которым были
наделены Адам и Ева, созданная из ребра его.
- О тело, - подхватил я, - драгоценное мое тело! Прими это замечательный
дар за труды свои. Да пребудет с тобой мир и благодать, когда ты будешь
вдыхать этот прелестный никотин - раз за разом, большими и маленькими
дозами! Пусть капля его убивает лошадь - да прибавится в тебе здоровья и
свежести, да не подведешь ты меня в трудный час!
- О сын мой, - загнусавил Халид, - во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!
Восприми благодать, вдохни - и раз, и другой, и третий, пока не свалишься
с ног от удовольствия. Аннам брахм!
- Что это значит, - спросил я, затягиваясь крепким ароматным табаком.
- Аннам брахм - "пища есть Бог" - на санскрите.
- Ты знаешь санскрит?
- Отчасти.
- От какой части?
- В молодости я много путешествовал.
- Когда это - в молодости?
- Давно. Дело не в этом. Аннам брахм - советую тебе повторять это каждый
раз, когда ешь, пьешь или куришь.
- Зачем?
- До чего же ты практичный! Для осознания.
- Осознания чего?
- Всего, что с тобой происходит. Вот сейчас с каждой затяжкой в тебя
входит дым. Что, по-твоему, происходит?
- Я просто курю.
- Ничего подобного. Вернее, ты действительно можешь просто курить, а
можешь таким образом приобщаться к Божественному.
- Ты хотел сказать, к Искусству?
- Я сказал то, что сказал. Аннам брахм означает, что в каждой частице
мира - в пище, в табаке, в жевательной резинке - скрыта Изначальная
сущность. Помнишь, мы говорили о человеке-вселенной?
- Конечно помню.
- Так вот, эта вселенная присутствует во всем - ты об этом, я надеюсь,
читал.
Осталось только почувствовать ее дыхание.
- Как это сделать?
- Да очень просто. Ты освоил "гиперреальность" - я бы назвал это
осознанием.
Ты осознаешь предмет, сливаешься с ним и постигаешь ту высшую сущность,
которая в нем присутствует. Аннам брахм - просто напоминание твоему
сознанию, чтобы оно не забывало это делать. Вот сейчас ты куришь - представь
себе, что это священный фимиам, дым ритуальных воскурений. В Америке табак
специально выращивали для религиозных церемоний, существовал даже бог
табака. Возвращаясь к Кастанеде: тамошние индейцы ничего не делали зря.
Более того, я уверен, что подлинное значение табачных листьев неизвестно
европейцам и по сей день.
ГЛАВА 9. ПУТЬ ИСКУССТВА Как-то раз Халид оказался на редкость
разговорчивым и повел речь об Искусстве.
- Я уже говорил тебе, что Искусство никогда не было создано, и него нет
создателей и апологетов. Оно существовало всегда. В то же время, ты слышал
об Уддияне, Падмасамбхаве и таком прочем. Это противоречие, в принципе,
закономерно. Пожалуй, сейчас ты готов воспринять некоторые более глубокие
вещи.
Спрашивай.
Я задумался.
- Начну с главного: что есть Искусство?
- Хороший вопрос. Пожалуй, тот, кто ответил на него, постиг Искусство в
совершенстве. Весь путь и есть бесконечное вопрошание: что такое Искусство?
- Ты говоришь, как говорят в традиции дзен. Что такое Будда? Кусок
засохшего дерьма.
- Да, видимо так. Есть совершенные вопросы - в них кроются совершенные
ответы.
Возьми птицу. Кто учил ее летать? По сути, никто. Ее клетки знают, как
летать, и в свое время подсказывают, что делать. Представь, какая сложная
штука полет, - но птица не задумывается, как она летит, как двигаются ее
крылья, что там творится с оперением. Полет - сущность птицы. При этом она
может быть и ястребом, и голубем, и павлином - суть дела от этого не
меняется. То же и Искусство. Его сущность непостижима - так птица не может
постичь механику полета. При этом путь Искусства подразумевает множество
путей. Сейчас я пытаюсь вести тебя путем Человека.
- Что такое путь Человека?
- Умение жить в этом мире. Разбираться со своими страхами, общаться с
людьми, наслаждаться жизнью. Жить.
- Это самый простой путь из существующих?
- Простых путей не бывает. Скажу так: это путь, на котором не требуется
приобретение особых специфических умений. На пути Человека не требуется
радикально изменять свою жизнь: достаточно лишь корректировать ее. Другое
дело
- путь Ножа.
- Ты мог бы рассказать о нем?
- Пожалуй, да. На моей родине мужчины должны уметь драться на ножах. Для
горцев это обязательная часть жизни, а мужчина без ножа - не мужчина. Сейчас
древние традиции заглохли, а раньше все конфликты решались с помощью ножа.
Условия поединка очень жесткие. Очерчивается круг диаметром от двух до
четырех метров - в зависимости от квалификации бойцов. Выходить за его
пределы нельзя; за схваткой наблюдают арбитры. Бой идет насмерть. Многие
люди всю жизнь тренировались в искусстве ножа.
- То же самое существовало в древней Японии, - заметил я. - Самураи,
кэндо...
- Да и не только в Японии, какая разница. Важно то, что эти умения были
востребованы. Путь Ножа отличается от пути Человека - это ясно.
- Можно ли современному человеку обучаться пути Ножа?
- Ты хотел сказать, можно ли тебе?
- Да.
- Кто знает. Твое тело постепенно приобретает необходимый уровень
готовности.
Однако на каждом из путей Искусства есть свои спутники...
- Какие спутники?
- На пути Ножа - смерть. Сражаться на ножах ради развлечения
бессмысленно. Ты должен принять мысль о неизбежной гибели в поединке.
Справится ли твое сознание с этой мыслью - не знаю.
- Но с чего ты взял, что мне действительно придется драться в реальной
схватке?
- Если ты идешь по какому-либо из путей, ты должен принадлежать ему
полностью, иначе путь тебя не примет. На пути Ножа рано или поздно придется
участвовать в реальной схватке. Иного варианта нет.
- Допустим, так рисковать я бы пока не стал. Не сочти это малодушием.
- При чем тут малодушие! Каждый из путей Искусства опасен не меньше, чем
путь Ножа. Ты просто еще не почувствовал этого.
- Какие же опасности на пути Человека?
- Какие угодно. Например, он может вынудить тебя встать на путь Ножа.
- Я плохо тебя понимаю, - отчего-то мне стало боязно.
- Всякий путь требует беззаветност