ранями,
некоторые  казались  матовыми  и  мертвыми.  Внезапно  я  поймал   изменения
восприятия:   казалось,   я   рассматривал   кристаллики    через    большое
увеличительное стекло. Понемногу увеличение возрастало: я мог  рассматривать
каждый  кристаллик  во  всех  подробностях,  сосчитать  количество   граней,
наслаждаться преломлением в них света. Затем зрительное восприятие  и  вовсе
свихнулось: я начал воспринимать кристаллы соли одновременно со всех  сторон
как некое целое. Удерживать это  состояние  не  хотелось;  я  расслабился  и
наблюдал за ним со стороны.
   Резкий звон посуды за кафешной стойкой вывел меня из транса. Я вернулся к
учебнику  и  заметил  странную  особенность:  недавно  прочитанная  страница
буквально стояла перед внутренним взором во всех подробностях. Мало того, из
всего, прочитанного  сегодня,  я  не  забыл  ни  одной  запятой!  Было  чему
удивляться.
   Разумеется, я отправился за толкованием этих чудес к Халиду.
   - Теперь ты понял важнейший принцип любого транса, -  с  ходу  заявил  он
мне. - Это состояние должно быть спонтанным, оно  появляется,  когда  меньше
всего его ждешь. В то же время,  им  можно  управлять  и  вызывать  по  мере
необходимости.
   Главное - не тужиться. Транс всегда случается - другого  слова  подобрать
просто невозможно.
   Теперь "гиперреальность" пошла гораздо легче. Не скажу, что мне удавалось
действительно стать той же солонкой или другим  предметом,  однако  качество
восприятия резко изменилось.  Оно  стало  гораздо  гибче:  говоря  в  общем,
предметы принимали  совершенно  иные  формы,  чем  видилось  "невооруженным"
глазом.  Дело  даже  не  в  том,  что  удавалось  увеличение  предметов  или
созерцание их с разных сторон одновременно (кстати, такое бывало  далеко  не
всегда). Наблюдая, скажем, карандаш, я  чувствовал  как  бы  "самость"  его,
цельность,  уникальность,  неповторимость,  можно  сказать,   чужое   бытие.
Карандаш был карандашом и вмещал  в  себе  весь  космос.  Теперь  я  получал
громадное наслаждение  от  предметов  вообще;  мир  предстал  в  бесконечном
восхитительном разнообразии.
   Халид сдержанно относился к моим успехам. Он по-прежнему ворчал, что  мои
клетки знали об этом опыте уже давно, а в том, что с глаз спала пелена,  нет
никакой моей заслуги.
   - Если хочешь знать, - говорил  он  мне,  -  на  пути  Искусства  понятие
заслуги  или  достижения  отсутствует  вообще.   Твои   знания   никому   не
принадлежат, вернее, абсурдно говорить, что они могут принадлежать кому-то.
   - Но ведь этого достиг я  сам,  моими  собственными  усилиями!  -  горячо
возражал я. - Допустим, ты помог мне, и  я  тебе  очень  благодарен,  однако
никто бы за меня не смог научиться "врастанию"  или  "гиперреальности".  Это
моя личная заслуга, и ею можно гордиться!
   - Гордись-гордись,  -  хихикал  Халид.  В  последнее  время  он  перестал
безжалостно наступать на  мои  больные  мозоли,  вернее,  делал  это  мягче,
человечнее. - Только ты смешиваешь гордость и  уважение  к  себе.  Гордиться
достижениями на пути Искусства бесполезно по одной причине: их источник - не
в тебе самом. И уж подавно, не во мне.
   - Но ведь ты сам говорил, что нет сил вне нас.
   - Так ведь вне нас этого источника тоже нет! Его нет нигде  -  или  можно
сказать, он везде. Я уже говорил: Искусство не принадлежит никому; в нем нет
ни начала, ни конца. Если кто-то считает себя человеком Искусства - это  его
личное заблуждение.
   - Как заблуждение? Ты мне все уши прожужжал о людях Искусства.
   - А ты больше развешивай уши!
   Подобные диалоги у нас случались не раз, и не два. Я  привык,  что  Халид
может противоречить себе через  слово.  Верить  ему  или  нет?  Этот  вопрос
преследовал меня постоянно. Разумеется, как и всякий мистически  настроенный
юноша, я мечтал найти своего гуру, однако всегда мне  представлялся  древний
старик с бородой, изрекающий истины, не  вызывающие  сомнений.  Воспринимать
Халида как гуру? Нет, это уж слишком. Впрочем,  этот  человек  притягивал  и
отталкивал меня с одинаковой силой. Сомнение и доверие чередовались день ото
дня. Наконец, терпение лопнуло,  и  я  решил  не  откладывая  задать  прямой
вопрос. Я застал Халида в его комнате за ужином.
   - Халид, нам надо поговорить.
   - Может, ты дашь мне поесть?
   - Ешь, пожалуйста. Но потом нам все равно надо поговорить.
   - Интересно, о чем?
   - Да ты ешь, ешь.
   - Вот спасибо. Чует мое сердце, в тебя  вселился  бес.  Сейчас  он  будет
донимать меня расспросами.
   - А то!
   - Чудненько. Придется нам изгнать беса - пока не поздно.
   - Что ты имеешь ввиду?
   - Что имею, - как у вас говорят, - то и введу.
   Ни с того ни с его я  почувствовал  урчание  в  желудке.  Живот  отчаянно
скрутило, в кишечнике творилось  нечто  невообразимое.  Туалет  был  страшно
далеко - в конце коридора этажом выше.
   - Я потом зайду, - пролепетал я и кинулся к двери.
   - Ага, - с набитым ртом буркнул Халид.
   Обиду на Халида я  держал  долго,  хотя  и  понимал,  что  взял  он  меня
совершенно  колдовским  способом.  Это  совершенно  не  могло  быть  простым
расстройством желудка.
   Любопытство подмывало разузнать поподробнее, и в итоге я  сдался.  Словно
наблюдая за моими мыслями со стороны, Халид объявился сам.
   - Ну и как твой бес? Надеюсь, вышел?
   - Еще как, - я вспомнил непрекращающийся трехдневный понос.
   - Понима-аю, - с деланным сочувствием нараспев изрек Халид. - Испугался?
   - Скорее оторопел. А потом любопытство замучило.
   - Ты наверное решил, что я колдун?
   - Что-то вроде.
   - Правильно решил.
   Мы помолчали. Я все еще не находил слов, чтобы  "подъехать"  к  Халиду  с
расспросами. Халид сделал это за меня:
   - Не переживай. Все гораздо проще. Когда долго  практикуешь  то,  что  ты
назвал  "гиперреальностью",  начинаешь  хорошо  чувствовать  людей.   Взять,
например, тот случай. Ты шел ко мне со страхом - его можно было  почуять  за
версту. Ждал от меня каких-то объяснений, а сам дрожал, как  заяц.  Уж  если
идешь на разборку - неважно, с наставником, начальником или с  женой,  -  ты
должен наполниться решимостью и силой, оставить все лишние мысли  и  эмоции.
Ты должен быть готов сражаться и победить - или погибнуть.  И  в  том,  и  в
другом случае страх - плохой помощник.
   - И что было дальше?
   - Да ничего. Как известно, страх зачастую вызывает расстройство  желудка.
Я всего лишь чуть-чуть обострил этот страх.
   - Каким образом?
   - Да очень просто. Представь себе, что в  таком  состоянии  ты  идешь  по
ночным горам и сифонишь своим страхом направо  и  налево.  Неподалеку  рыщет
леопард. Он не очень-то любит людей - у них встречается оружие. Однако страх
- верный залог удачной охоты. Если жертва пугается, она  цепенеет.  И  тогда
леопард демонстрирует угрозу.
   - Физически или как-то иначе?
   - Не имеет значения. Ты чувствуешь опасность и пугаешься еще больше. Ум в
панике, тело больше не слушается тебя. Возможно,  ты  обосрешься  -  за  это
время леопард успеет и пообедать, и поужинать.
   - И все равно я не вполне тебя понимаю. Ты же не демонстрировал мне явной
угрозы.
   - Тебе - нет. Только твоему телу.  Видишь  ли,  твое  тело  очень  боится
физического насилия. Не боли, а именно насилия, агрессии. Я  намекнул  телу,
что могу его побить, и тело спасло тебя - как умело.
   - Что же ты делал с моим телом? И зачем?
   -  Затем,  что  не  люблю  незванных  гостей.  Ты   имел   неосторожность
вторгнуться в мое пространство со своими  дурацкими  намерениями  да  еще  в
такой важный момент, как поглощение пищи. Заметь: я очень вежливо и тактично
выпроводил тебя. Вернее, сделал так, что ты ушел сам. Учись!
   - Как этому можно научиться?
   - Прямых подходов  нет  -  только  окольные.  Прежде  всего,  людей  надо
перестать бояться.
   - Я и так не боюсь.
   - Неправда, - мягко заметил Халид. - Боишься, еще и как. Вернее, ты их не
видишь. Люди для тебя - это  тени,  каждая  из  которых  несет  определенные
качества. В основном, ты делишь эти тени на опасные и безопасные. Безопасные
могут быть еще и  полезными.  С  некоторыми  можно  договориться  и  создать
совместное безопасное пространство - например, на работе или  в  любой  иной
группе.
   Некоторых можно подчинить или очаровать - и то, и другое вещи  временные,
но приятные. Так люди ведут себя в семье.  С  опасными  дело  обстоит  хуже.
Лучше всего держаться от них подальше, но если  не  получается,  приходиться
играть в их игры
   -  то  бишь  подчиняться,  сохраняя  при  этом  для  себя  некую  иллюзию
независимости.
   В подчинении можно зайти так далеко, что опасный клюнет на твою удочку  и
сделается зависимым от тебя. Тогда ты  празднуешь  победу  -  до  следующего
раза.
   Я снова был в шоке. Халид  бил  жестоко  и  без  промаха.  Однако  теперь
возмущение сменила глубокая тоска.
   - Эй! - окликнул меня Халид. - Опять наркоманишь?
   - Отстань, - пробурчал я.
   - Достойный ответ для ученика мага!
   - Какой там ты маг...
   - Здравая мысль. Только вот что я тебе  скажу:  какой  бы  ты  эмоции  не
сдался, - это плен. Чувства приходят, и ты живешь с ними  бок  о  бок  -  не
борешься, но и не сдаешься. Депрессивные люди - наркоманы тоски и малодушия,
оптимисты - наркоманы поверхностного  взгляда  на  жизнь.  И  те,  и  другие
достойны сожаления.
   - Тебя послушать - нормальных людей в мире вообще нет.
   - Совершенно верно! В мире вообще нет людей. Есть человек  -  конкретный,
стоящий перед тобой здесь и сейчас. Им может быть кто угодно -  друг,  враг,
незнакомец. Важно одно: нет скопища под названием  "люди",  есть  конкретные
живые существа, с которыми ты общаешься каждый день, по отношению к  которым
ты испытываешь различные чувства. У них есть имена, биографии. Они -  живые,
а не тени. Открой учебник психологии - там  нет  жизни,  там  некие  законы,
которые движут условными человеками. Я  говорю  тебе:  нет  законов!  Каждый
человек  -  это  вселенная.  И  то,  что  нас  вообще  что-то  объединяет  -
невыразимое чудо!
   Этот монолог Халид произнес на одном дыхании - с жаром, который  был  ему
обычно не свойствен. Он даже запыхался и тыльной стороной руки вытер пот  со
лба.
   Похоже, разговор коснулся чего-то действительно важного.
   - Предположим, - осторожно начал я,  -  что  нас  действительно  окружают
замечательные создания - вселенные, по твоим  словам.  Откуда  же  на  Земле
столько зла? Откуда Сталин, Гитлер, Чингисхан?
   - Да не сказал я, что вселенная - это хорошо. Или плохо. Вселенная -  это
множественность, глубина,  простор,  изменчивость.  Когда  ты  признаешь  за
человеком право быть вселенной, меняется отношение к нему.
   - Да, кстати, ты мне преподнес замечательный урок. Но ведь твой  поступок
- чистый эгоизм! Может у меня действительно был важный разговор. Мало  того,
что ты прогнал меня - допустим, ты был не в духе,  хотя  и  мог  объясниться
словами. Но применил удар ниже пояса. Это даже  подло!  По-твоему  так  надо
относиться к вселенной?
   - Подбери слюни, - равнодушно бросил  Халид,  -  и  прекрати  это  жалкое
вяканье.
   Я и не думал прогонять тебя - я показал  свое  нежелание  тебя  видеть  в
данный конкретный  момент.  Будь  ты,  допустим,  воин,  то  настоял  бы  на
разговоре, раз он для тебя действительно так важен. Но ты пошел на поводу  у
своего поноса, и раз ты  выбрал  понос,  отнесись  с  достоинством  к  этому
выбору. Силен - наступай, слаб
   - отступай. Для воина ни в том, ни в другом нет поражения.
   - Но этично ли вообще влиять на людей таким образом?
   -  Неэтично  только  одно  -  брать  в  руки  меч,  которым  не   сумеешь
воспользоваться.
   И то - это неэтично по отношению к мечу. Все остальное  -  разговоры.  На
твоем месте я бы просто молчал: до искусства влияния тебе еще очень далеко.
   ГЛАВА 7. СТРАХ ОПОССУМА На первое мая в общаге организовали дискотеку. По
правде говоря, я не очень-то люблю  местные  танцульки:  зал  тесный,  жара,
дурацкий звук, а главное  -  все  стараются  по  этому  случаю  как  следует
напиться.  Потолкавшись  с  часок,  я  неожиданно  разглядел  в  самой  гуще
танцующих Халида. Он бурно  отплясывал  лихую  джигу  в  компании  земляков.
Присев у стеночки, я решил дождаться, пока он  слегка  угомонится.  Я  снова
нарывался на душещипательную беседу.
   С Халидом  мы  общались  уже  достаточно  долго.  По  большей  части,  он
философствовал;  кроме  "врастания"  и   "гиперреальности"   новых   практик
фактически не было. Впрочем, учение, элементы  которого  пытался  втолковать
мне Халид, интересовало меня  гораздо  больше  любых  техник.  Склоняясь  по
привычке к интеллектуальным размышлениям, я пытался связать его с известными
мне направлениями: буддизмом, Кастанедой,  Ошо,  учением  суфиев.  Но  Халид
упорно сопротивлялся моим потугам.
   Всякий раз, когда я обнаруживал в его рассуждениях сходство с  различными
учениями, он ловко противоречил себе и путал следы. Путь, который он называл
Искусством, с большим трудом поддавался определениям. Пока  я  сформулировал
для себя единственный  доступный  мне  постулат:  Искусство  -  это  подход,
универсальное мировосприятие, которое может быть  применимо  к  любой  сфере
жизни и трансформирует ее в соответствии с задачами практикующего. Возможно,
я и ошибался.
   - Почему не танцуешь? - рядом со мной стоял потный, взъерошенный Халид.
   - Да так. Не хочется.
   - Как - не хочется?
   - Очень просто. Ты еще долго намерен плясать?
   - Не знаю, какая разница. Ты меня ждешь, что ли?
   - Допустим.
   - Ну уж нет. Сегодня - никаких разговоров. Ты мой должник. Пошли!
   Халид ничтоже сумняшеся взял меня за руку и поволок в гущу  танцующих.  Я
чувствовал себя крайне дискомфортно. Танцевать совершенно не хотелось, да  я
и не умел. Немалым усилием я заставлял тело двигаться в ритме -  со  стороны
это, должно быть, выглядело весьма неприглядно. Халид и его  друзья  плясали
как заведенные, периодически что-то выкрикивая на своем языке. То и дело они
поглядывали на меня, переговаривались и хохотали. Мне стало  противно.  Едва
дождавшись конца песни, я снова смылся под стенку. Халид нагнал меня.
   - Что случилось? Почему ты такой скованный?
   - Я же сказал - не хочу танцевать.
   - Но почему?
   - Нипочему. И какого черта твои приятели смеются надо мной?
   Халид мягко хохотнул.
   - Они не над тобой смеются, а надо мной. И потом - хороший урок для твоих
амбиций.
   - Почему это они над тобой смеются?
   - Говорят, что мой ученик - самый бестолковый среди всех.
   - У них тоже есть ученики?
   - У кого есть, у кого нет. Это неважно. Еще они говорят,  что  ты  ужасно
напуганный.
   - Я напуганный?
   - Ну не я же! - Халид ехидно заулыбался. - Конечно ты. Вернее, твое  тело
напугано.
   - Чем же оно напугано?
   - Не знаю. Выясним. Значит, не идешь танцевать?
   - Нет. Не надейся.
   - Ладно. Тогда пойдем прогуляемся. Авось тебе получшает.
   Мы вышли в палисадник и двинулись в  сторону  дальней  посадки,  сохраняя
молчание.
   Первым нарушил его я:
   - Допустим, у меня действительно полно страхов. Но что делать - я такой.
   - Что ты хочешь от меня услышать?
   - Раз ты мой учитель - вот и помоги мне.
   - В чем я должен тебе помочь?
   - Избавиться от страхов.
   - А сколько их у тебя?
   Его  вопрос  слегка  ошеломил  меня.  Я   задумался,   пытаясь   заняться
подсчетами. Халид тихонько посвистывал.
   - Я не знаю. Трудно сказать.
   - Давай предположим. Говори первое, что приходит на ум.
   - Э-ээ... Штук семь.
   - Угу. А какие они?
   - В смысле?
   - Например: маленькие или большие?
   - По размеру?
   - Ну да, по размеру.  Ты  сказал,  у  тебя  имеется  семь  штук  страхов.
Предположим, они все разные и могут отличаться друг от друга  по  цвету,  по
размеру, по форме.
   Подобный ход мысли никогда не приходил мне в голову. Страхи представились
мне как семь темно-серых "хвостов" или щупалец, шевелящихся  вертикально  за
спиной.
   Зрелище было не из приятных. Наблюдая дальше, я заметил,  что  среди  них
выделялось два особенно темных и устрашающих. Эти щупальцы поднимались  выше
головы и зловеще извивались. Я описал картинку Халиду.
   - Замечательно. Остальные пять, стало быть, неважные?
   - Похоже на правду.
   - Попробуй сказать им об этом.
   - Сказать что?
   - Что они для тебя не имеют значения  и  общаться  ты  намерен  только  с
самыми важными.
   - Как я должен это сказать?
   - Да как хочешь. Например, словами. И еще - не забудь  поблагодарить  все
свои страхи за то, что они существуют и помогают тебе.
   - Интересно, как это они мне помогают? По-моему, только вредят. И у  меня
совершенно нет желания их благодарить.
   - Нет - значит появится! Не надо много  думать.  Делай  то,  что  я  тебе
сказал.
   Преодолевая  острое  нежаление,  я  весьма  коряво  высказал   про   себя
благодарность своим страхам. Наверное, по правилам Искусства, это  следовало
делать от души, но душа упорно сопротивлялась. Что-то абсурдное виделось мне
во всем этом упражнении. Вслед за тем с гораздо большей  охотой  я  высказал
пятерым "хвостам", что не нуждаюсь в их услугах. Как  ни  странно,  "хвосты"
поблекли и словно бы увяли. Осталось два самых главных.
   - Хорошо, - заметил Халид, выслушав мои результаты. - Теперь ты видишь  -
со страхами можно общаться. И договариваться.
   - Зачем это нужно?
   - На пути Искусства необходимо уметь общаться с миром. В том числе,  и  с
внутренним. Я задал тебе саму возможность общения,  контакта.  Ты  убедился,
что твои страхи - это не нечто абстрактное. Они имеют форму,  цвет,  размер,
они могут подчиняться твоей воле. Хотя воля здесь - далеко не самое главное.
   - А что главное?
   - Твоя благожелательность. В  тебе,  как  и  в  любом  человеке,  обитает
множество внутренних жителей или частей сознания - называй как  хочешь.  Они
все разные, у каждого - свои интересы. Вот  ты  почему-то  решил,  что  твои
страхи враждебны тебе. Но что такое ты? Вероятно, они враждебны  той  части,
которая их боится.
   Другие части чувствуют все по-другому.
   - Растолкуй, пожалуйста.
   - Ради Бога. Природой в человеке заложен страх. Это совершенно нормальное
чувство - такое же, как гнев,  радость,  уныние.  При  этом  страх  -  очень
древнее существо. Он - страж, который охраняет нас, равно как и другие живые
формы, от опасности, от необдуманных поступков, наконец, от  преждевременной
гибели. Именно за это его  и  следует  благодарить.  Однако  есть  и  другое
чувство - боязнь страха.
   Вдумайся, чего ты боишься больше  -  реального  хулигана,  который  может
напасть на тебя, или того, что ты испугаешься, не сможешь постоять за  себя,
будешь унижен и в результате станешь презирать себя. Вернее,  твои  амбиции,
твоя гордыня не дадут тебе спать спокойно.
   - В общем, ты прав. Но  страх  все  равно  остается.  Например,  когда  я
попадаю в ситуацию реальной агрессии,  тело  и  ум  как  бы  цепенеют,  и  я
оказываюсь просто бессилен. Тогда я начинаю искать  иные  выходы.  Например,
пытаюсь договориться с человеком, который мне угрожает, вместо  того,  чтобы
сопротивляться, драться.
   - Что же в этом плохого?
   - Ну как что? Нападающий имеет надо мной полную власть.
   И я рассказал Халиду одну историю из детства. Мы с приятелем  убегали  от
соседских мальчишек - они были из чужой компании,  и  отношения  между  нами
были крайне воинственные. Как правило, я не принимал участия  в  потасовках,
да и соперники были не из самых сильных, но страх все равно  брал  свое.  Мы
бежали к подъезду, где жил мой приятель  -  там  была  "зона  безопасности".
Преследователи приближались. Приятель уже вбегал в подъезд, а я был от  него
метрах в двадцати.
   Неожиданно какая-то сила остановила меня, словно бы я впал в  кому.  Тело
одеревенело. Я остановился и стал терпеливо дожидаться преследователей.
   Удивленные, они догнали меня  и  "взяли  в  плен".  Нельзя  сказать,  что