Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
талкивает тебя в спину. Встань, как я тебе
показывал.
Теперь вспоминай, наблюдай внимательно, что чувствует твое тело, мышцы,
кости.
Особое внимание обрати на позвоночник. Отслеживай любое изменение.
Через некоторое время я ощутил легкое давление на спину. Это было похоже
на то, как если бы меня подпирала мягкая стена. Тело расслабилось, по
позвоночнику забегали мурашки.
- Накапливай это ощущение, - посоветовал Халид. - Не торопись. Жди, пока
давление будет слишком сильным, чтобы стоять на месте.
Мягкая стена давила все сильнее. Наконец, тело не выдержало и двинулось с
места.
Стена как будто того и ждала. Она толкала меня все сильнее и сильнее,
пока я не побежал. Не было ничего прекраснее этого бега. Всегда я был очень
далек от спорта, ненавидел тяжести, но особенно терпеть не мог бег. После
первой сотни метров обычно сдавала "дыхалка", барахлило сердце, ныли ноги.
Нынешнее мое ощущение было просто фантастическим. Я как будто не чувствовал
ни легких, ни ног
- одно лишь движение, быстрое, плавное и прекрасное, как полет по сне.
Вдоволь набегавшись, я вернулся к Халиду.
- Понравилось? - похоже, он был очень доволен.
- Еще как, - ликуя ответил я и подробно расписал все ощущения.
- Еще раз тебе говорю: не увлекайся! Любое новое ощущение твое тело
воспринимает с телячьим восторгом. Запомни раз и навсегда: все, что мы
делаем,
- просто инструменты. Их нужно иметь про запас и использовать по мере
надобности. Когда ты привыкнешь правильно ходить, то просто перестанешь
обращать на это внимание. Кстати, бегать как полоумный совсем не
обязательно. Учись контролировать приходящую к тебе силу, использовать ее
дозированно. Иначе она поработит тебя, свяжет экстравагантными ощущениями, и
ты станешь простым наркоманом. Силой надо управлять.
Некоторое время мы сидели молча. Наконец, я нарушил молчание:
- Халид, расскажи мне о силе. Это похоже на то, о чем писал Кастанеда?
- Опять ты за свое. Если хочешь знать мое мнение, никаких сил вне нас
просто не существует. Все эти духи, демоны, домовые, другая шелупонь -
только способы описания, метафоры. Они простые, потому что доступные. В них
легко верить, особенно если сознание запугано, интуиция спит, а изменяться
никак не хочется.
Сила - в тебе, в твоих клетках. Большинство из них спит мертвым сном.
- Интересно знать, почему?
- Потому, что никто ими не интересуется. Ну скажи: зачем тебе в твоей
жизни передвигаться с помощью ветра или метать нож?
Я оторопел. Действительно, эти вещи были красивыми игрушками, не более
того.
- Это новый опыт, - наконец проговорил я.
- Для тебя этот опыт - просто развлечение. Никакой практической ценности,
зато какой простор амбициям! Никто из твоих друзей не умеет так бегать, а ты
умеешь.
Никто из них не переживал таких состояний, которые переживал ты. Самое
время начать думать, что ты отличаешься от других, что ты - не такой как
все, а лучше и сильнее. Раньше этот обман удавался с помощью интеллекта,
начитанности, теперь
- с помощью мистики.
- Но ты ставишь меня в тупик, постоянно противоречишь себе!
- А как же! Даже думать не смей, что у меня есть какая-то система,
которой я хочу научить тебя. Искусство - это полное отсутствие системы,
отсутствие правил. Мир таков, каков он есть, в нем нет постоянно действующих
законов. Ты хочешь его упорядочить и занять достойное место, чтобы избегать
одних опасностей и справляться с другими. Твой мир - это мир твоих убогих
возможностей. А они, между прочим, не имеют никакого значения.
- Ничего не понимаю, - я замотал головой.
- Хороший ответ - всегда бы так. Если не понимаешь - говори прямо и не
жди объяснений. Просто признайся себе и миру, признайся со смирением и с
достоинством. А достоинство в тебе, кстати, и не ночевало.
- Почему это? - возмутился я.
- Да потому. Не умеешь проигрывать, не умеешь сдаваться. Не умеешь
говорить правду.
- Да не хочу я проигрывать!
- Вот именно, не хочешь. Потому что боишься. Боишься признаться себе, что
ты слабый. Затем и громоздишь вокруг себя сплошные амбиции. Но все они тоже
какие-то жалкие, неуверенные в себе. Постоянно хочешь выглядеть лучше, чем
ты есть, постоянно себе что-то доказываешь.
- И что с этим можно поделать?
- Дурацкий вопрос. Ты же не машина - тут подрихтуем, тут сменим
карбюратор, глядишь - снова как ни в чем ни бывало. Твой деланный прагматизм
меня искренне забавляет. Ничего не надо делать! Надо быть - быть тем, что ты
есть. Спокойно, без понтов. И ждать, пока твои клетки вспомнят о своем
предназначении и проснутся.
ГЛАВА 5. ГИПЕРРЕАЛЬНОСТЬ С некоторых пор я начал регулярные тренировки.
Разумеется, ни о каком ноже речи не было; мы отрабатывали правильное
передвижение и "врастание". Удивительно, однако я научился ходить очень
легко и периодически пренебрегал троллейбусом.
Состояние во время ходьбы было замечательным: я как будто не чувствовал
тела, не управлял им - оно двигалось само по себе. Не зря Халид обращал мое
внимание на позвоночник - он словно ожил, стал гибким, но самое главное - я
заметил движение энергии. Поток волнообразно шел от корней волос к кобчику.
"Врастание" тоже дало свои плоды. Тело чувствовало себя гораздо здоровее,
исчезли обычные простуды, прекратилась давно мучившая меня изжога. Я
практиковал "врастание" каждый вечер по часу-полтора; на это время я словно
выпадал из окружающего мира, погружаясь в чувство "корней". Периодически
Халид интересовался моими результатами.
- "Врастание" - это сердце всех практик, - как-то сказал он. - Люди
болтаются по миру, как мусор, их носит туда-сюда, они лишены центра, основы.
Отсюда болезни, отсюда душевные драмы, самоубийства. Дело здесь не в
упражнении
- просто эта форма подходит тебе. Главное - чувство корней, чувство
глубины.
На самом деле, корни идут не в землю - ты умный, наверняка и сам
догадался. Они идут вовнутрь, в тебя. Их притягивает твой центр, точка,
вокруг которой собирается человеческое существо.
- Точка сборки? - помянул я Кастанеду.
- Называй как хочешь. Главное в том, что центр - это место, недосягаемое
ни для ума, ни для чувств. По сути, там вообще ничего нет и делать там
нечего.
Однако всякое действие или мысль должны начинаться именно там, а не на
периферии. Вне центра - суета, шум, бесполезная трата сил.
- По-твоему, "корни" нужно пускать в центр?
- Что-то вроде. Скажу одно: ум сделать этого не в состоянии. Корни сами
найдут дорогу, надо только указать им верное направление. И не торопить.
После этого разговора прошло больше двух недель, но никакого центра я не
достиг.
Было приятное чувство внутренней глубины, покой, расслабленность - но не
более того. Как назло, Халид куда-то уехал, и поделиться было не с кем.
Однажды, когда шел сильный ливень, я решил отложить обычное "врастание"
на улице и попробовать то же самое в полусне. Я лег, расслабился и,
почувстовав приятную истому, решил сильно не напрягаться. Корни росли сами
по себе куда хотели, а я блаженно засыпал.
Казалось, я спал всего несколько мгновений. За окном стояло яркое
утреннее солнце. Неужели ночь прошла так быстро? Я встал и подошел к окну.
Пейзаж насторожил меня. Не было привычных деревьев, достававших как раз до
моего четвертого этажа. Перед глазами расстилалось синее небо и бесконечные
цветущие сады. Что за черт? Выглянув наружу, я в ужасе отшатнулся: подо мной
было не меньше десяти этажей. Где я? Комната не изменила очертаний, все
предметы были на своих местах. В коридоре играла набившая оскомину музыка,
но выходить туда не хотелось.
Я вернулся в постель и лег. Сон не приходил. Голова была совершенно
пустой и соображать не хотелось вовсе. Внезапно я подумал о Халиде - будь он
здесь, наверняка что-то бы прояснилось. В ту же секунду я услыхал знакомое
покашливание
- улыбающийся Халид отворил дверь (по ночам я запираю ее на замок) и
вошел.
Одет он был очень странно: смокинг, бабочка, парадные туфли. Таким я не
видел его никогда. В полном молчании Халид взял с полки книгу, открыл ее и
жестом пригласил меня читать вместе с ним. Я встал - и вдруг понял, что это
сон!
Разбудил меня, слава Богу, привычный звон будильника. Ошарашенный
приснившимся, я долго не мог собраться с мыслями. Как правило, я очень тонко
чувствую текстуру сна - зыбкую и нереальную. Иногда у меня бывало чувство,
что я сплю и вижу сон.
Однако здесь я мог поклясться - никогда я не видел ничего реальнее. Можно
сказать, это была гиперреальность! Каждая вещь была невероятно ощутимой.
Глядя на стул, я чувствовал, как он склеен, как пригнаны его детали, ощущал
фактуру лака, полировку, ткань обивки и каждый ее волосок. Не говоря уже о
смокинге Халида.
Как только представилась возможность, я подробно пересказал Халиду свой
сон. Он, казалось, остался равнодушен.
- Сон тут ни при чем. Здесь нет никакого достижения. Обрати внимание на
одну вещь - ты назвал ее "гиперреальностью". В принципе, это тоже игрушка,
но довольно полезная, если с умом ею пользоваться.
- Как именно?
- Ты чувствовал, как устроен стул во всех подробностях. Осталось только
одно - стать этим самым стулом.
- Как это - стать?
- Очень просто. Углубиться в ощущения и потеряться в них, сдаться им.
Вернее, если ты не сопротивляешься, они сами увлекут тебя.
- А зачем?
- За всем. Ты живешь в мире, как слепоглухонемой. Ничего не видишь, не
слышишь, не чувствуешь. Вещи существуют, а тебе без разницы.
- Что ты имеешь ввиду?
- Не притворяйся. Мир для тебя - закрытая книга. Глаза видят только
привычные вещи, а непривычных либо не замечают, либо пытаются переделать под
привычные. То же - уши. Я уже не говорю об ощущениях. Представь цветок. Ты
видишь его форму и цвет, обоняешь запах, чувствуешь структуру стебля,
лепестков. Все это - отдельные вещи, элементы. Сколько тебе удается
наслаждаться цветком? От силы, минут пять. Дальше становится просто скучно,
ум требует новой пищи. Нужно уметь воспринимать цветок как целое, как
волшебство.
- Значит, для этого я должен стать цветком?
- Вот именно. Не обязательно цветком. Можно камнем. Или тараканом.
- Похоже, это твои любимые животные.
- Не остри, да еще так неумело. Кстати, юмор для тебя - тоже закрытая
вещь.
Хорошо смеется только свободный человек.
- Свободный и сильный - это одно и то же?
- Вовсе нет. Свободному человеку легче стать сильным, чем наоборот.
Свобода легко впитывает любые качества, а сила зачастую бывает туповата.
Кстати, свободный человек может выбрать быть слабым - на то он и свободный.
- Давай вернемся к тараканам.
- Давай. Чтобы стать собой, надо научиться быть другим. Нет нужды быть
тараканом и пожирать объедки - достаточно просто побывать в его шкуре.
Разумеется, временно. А там, глядишь, - понравится. Учись принимать любой
облик
- только так можно выйти за границы страхов и прочей дребедени. Учись
чувствовать мир изнутри, искать новый опыт. Пойми, твои клетки по сути
идентичны клеткам любого живого существа, их объединяет единая память,
единое сознание.
Когда-то ты был динозавром, когда-то - водорослью. Ты можешь найти общий
язык с летучей мышью, белкой, змеей.
- По-моему, ты говоришь нереальные вещи. Или такое доступно только
высоким магам типа Дона Хуана.
- Да плевать мне на твое мнение! Подумаешь, он настолько крут, что может
себе позволить сомневаться в том, чего никогда не пробовал. Ты думаешь, что
должен верить мне? Чушь собачья! Просто вместо того, чтобы внимательно
слушать, ум городит убогие концепции, ограничивая свои возможности. Не надо
мне твоей веры, я не священник и не Дон Хуан! Я хочу, чтобы ты умел слушать
с доверием - так можно слушать человека, можно - шум дождя. Может быть,
дождь говорит важные для тебя вещи? Он не требует веры - он ждет доверия.
Улавливаешь разницу?
- Ну, допустим.
- Ни хрена не "допустим". Вера - это настройка ума. Ты подчиняешь ум
определенной, приемлемой для него концепции, и запускаешь на полную катушку,
подчиняя чувства и эмоции. Вера - это слепой, глухой и безумный баран.
Идеальный христианин идет на крест, не задумываясь, зачем ему самому это
нужно.
Мусульманский фанатик взрывает автобус с детьми, считая, что его Аллах
искренне в этом нуждается. Иудейский фанатик убивает мусульманского
фанатика, и дальше - бесконечная кровь, резня, страдания. Вот тебе вера.
- А доверие?
- Доверие - совершенно другая штука. Оно не закрывает, а открывает
сердце.
Доверие не нуждается в концепциях, оно не выносит оценок. Если ты
доверяешь человеку, ты просто соглашаешься разделить с ним его путь. Ты
становишься его компаньоном, сотрудником, а не слугой. Доверие - это чуткие
глаза и уши, внимательный и незакрепощенный ум. Это осознание.
- По-твоему, в вере нет доверия?
- Нет и быть не может. В вере нет свободы, а доверие - это свобода. Рабом
быть легко - вот почему так мало людей по-настоящему понимало Христа, вот
почему ни одна из ведущих религий не имеет ничего общего с их основателями.
Хорошо быть рабом Самого Главного Хозяина.
- Допустим. Но давай вернемся к "гиперреальности". Это упражнение входит
в твое Искусство?
- В Искусство входит все. Абсолютно все. Слушай внимательно. Люди
Искусства используют для практики все, что входит в их жизненную сферу,
любой опыт. Взять тебя. Во сне ты получил определенные ощущения - это уже
данность, готовый материал для работы. Приснись тебе другой сон, пришлось бы
использовать его.
Здесь нет никаких особенных целей - ты спонтанно разрабатываешь вещи,
которые приходят к тебе сами. Если человек сломал ногу, можно использовать
для работы боль, увечье, состояние временной неподвижности, наконец
непривычные условия больницы, соседей по палате, врачей, медсестер.
- С какой целью?
- Не с целью, а с надеждой на то, что это приведет тебя к цели. На пути
Искусства цель становится ясна тогда, когда осталась уже далеко за спиной.
- Ты хочешь сказать, что упражнения с цветком и прочее ты просто выдумал,
пользуясь случаем?
- Пользуясь твоим случаем. Неожиданно для себя ты набрел на необычный
опыт.
Просто глупо его не использовать. И довольно разговоров! Каждый раз,
практикуя "врастание", мягко задерживай взгляд на каком-нибудь предмете.
Желательно, чтобы это был малоподвижный предмет, например, куст или камень.
Вслед за тем понемногу вспоминай обстоятельства своего сна: как ты засыпал,
что ты думал при этом, с чего начался сон, цвета, формы, состояние удивления
- словом, вспоминай все, перебирая воспоминания, как бусинки четок.
Мало-помалу ты наткнешься на свою "гиперреальность". Войди в нее мягко и
бережно, как если бы ты переводил за руку маленького ребенка через дорогу.
Не насилуй себя. Как только ум начнет отвлекаться, вдохни-выдохни и снова
возвращайся, можешь с другого конца. Броди по своему сну в поисках нужного
тебе ощущения. Как только оно станет отчетливым, позволь ему увлечь себя.
Это важно: не ты, а оно начинает игру. Добейся, чтобы твоя пассивность стала
совершенной. Отступай и возвращайся, пока не попадешь в цель, как шарик для
гольфа в лунку. Стань зыбким, как ткань сновидения. После этого делайся
своим камнем или кустом.
- А что потом?
- Суп с котом! Ничего особенного. Придется возвращаться.
- А если не захочется?
Халид вдруг стал серьезным и задумался.
- Иногда ты задаешь совершенно идиотские вопросы, иногда - исключительно
тонкие. Некоторые так и поступают, но это не путь Искусства. На пути
Искусства ты всегда остаешься сам собой, и чем больше удаляешься от точки
ученичества, тем тяжелее это дается. Слишком много соблазнов...
- Каких соблазнов?
- Разных. Соблазн овладения силой, соблазн управления людьми, соблазн
власти.
Никто от этого не застрахован.
- Вот видишь, а ты упрекал меня в наркомании. Вероятно, судишь по себе?
- Да ни по ком я не сужу. Невозможно предугадать, какой путь кого
увлечет. На пути Искусства вообще нет никакого пути.
Мы помолчали. Я отошел в сторонку и попробовал упражняться в
"гиперреальности", но мысли шумели и сосредоточиться было невозможно.
Потоптавшись в кустах, я вернулся к Халиду. Он откинулся на траву, подложив
под голову руку. Снова и снова я рассматривал его лицо. Он был похож на
тысячи своих единоплеменников - смуглый, черноволосый, слегка небритый, с
большими черными глазами. Его трудно было узнать в толпе.
- Халид, расскажи мне об Искусстве.
- Как всегда, в двух словах?
- Можешь в трех.
- Ладно: Искусство - это искусство.
- Очень понятно.
- Кто может, пусть скажет лучше.
Снова зависло молчание.
- Хорошо, - вернулся я к разговору. - Кто основал Искусство, где оно
возникло, как ты научился ему?
Халид лениво жевал травинку.
- Это тайна?
- Да нет. Когда-нибудь ты узнаешь все в тонкостях, но тебе это будет
безразлично. Пока ты ждешь конкретных ответов, вернее, их ждет твой ум.
Пусть так. Кое-что сказать я все-таки могу. Ты же знаешь, я приехал из
Афганистана.
Эта страна не всегда была тем, что есть сегодня. Когда-то она называлась
Уддияна и была частью Индии. Еще раньше... Допустим, это неважно. В Уддияне
родился Падмасамбхава - величайший маг, принесший в Тибет буддизм. Мало кто
знает, что Падмасамбхава был человеком Искусства, и с его помощью он стал
вначале магом, потом буддистом, потом великим учителем, и, наконец, святым.
Но это просто пример. Искусство никто не создавал - оно было всегда. Тысячи
людей Искусства жили и умерли в полной безвестности, но это не помешало им
достичь величайшего совершенства. На самом деле, они и не подозревали, что
имеют отношение к Искусству.
- Значит, Искусство - это не учение?
- Конечно, нет. Это дух, который наполняет некоторые методы.
- Какие методы?
- По сути, любые. Христианские, буддийские, фрейдовские - не имеет
значения.
На пути Искусства важно поймать дух и следовать за ним.
- Куда следовать?
- Да никуда. Я же говорил тебе - целей нет. Их порождает ум, а он - всего
лишь часть большого целого. У других частей цели отсутствуют.
ГЛАВА 6. ИЗГНАНИЕ БЕСА Поначалу эксперименты с "гиперреальностью" были
совершенно тщетны. Я фокусировался на предмете, входил в состояние
"врастания", но дальше дело почему-то не шло. Вдоволь намучившись, я решил
спросить совета у Халида, однако неожиданно все получилось само собой.
Я готовился к сессии в университетском кафе. Было поздно; народ разошелся
и стояла относительная тишина. Проштудировав очередную страницу учебника, я
устало поднял глаза. В поле зрения попала маленькая солонка. Казалось, я
просто не замечал ее раньше. Размышляя о своем, я ненавязчиво разглядывал
солонку. Она была совершенно обычной - круглая, беленькая, относительно
чистая. Кое-гда эмаль потрескалась, в одном месте чуть заметно облупилась.
Солонку опясывал простенький орнамент; я обратил внимание, что цветные мазки
не всегда соответствуют обводкам, выползая за пределы. Орнамент состоял из
чередующихся листьев и ромбов в псевдофольклорном стиле; преобладали голубой
и зеленый цвета.
По-прежнему, обдумывая планы сдачи зачетов, я переместил внимание на
соль. Она была крупнозернистой и грязной; кое-где сбилась в грудки.
Некоторые кристаллики отражали свет и даже играли радужными г