ю страну, на весь мир.
   - В политике нельзя ждать чудес, - сказал я. - И нельзя
верить тем, кто обещает их.
   - Правильно. Я это тоже понял. Поэтому я решил, что мой
долг - вернуться назад и оставаться с матерью. По крайней
мере, я смогу сделать этот мир менее ужасным для нее. - Тон
его смягчился. - Конечно, я сделал глупость, сохранив эту
копию. Мне помогла сделать ее очень милая девушка... Ну
что ж, считаем, что мне хотя бы повезло: еще один человек
будет знать тайну моей жизни. Только теперь я стал
понимать, как был одинок.
   - Ты один такой? - спросил я.
   - Не знаю. Думаю, что не один. Таких, как я, конечно,
очень мало. Думаю, что в мире есть и другие путешественники
во времени. Как мне найти их? - воскликнул он. - А если
мы соберемся вместе, то что мы сможем сделать?

                       ГЛАВА 5

   Биркелунд ничего не смог извлечь из этого. Я увиделся с
ним, рассказал, что этот памфлет написан для любительского
спектакля и носит чисто сатирический характер. После этого
я прочел ему нотацию, как нужно вести себя с приемным сыном
и женой. Он молча выслушал, хотя и неохотно. В конце
концов, как я уже говорил, он не был злым человеком. И все
же ситуация оставалась взрывной. Джек добавлял к ней пороху
своим надменным поведением.
   - Он так изменился, - со слезами говорила мне Элинор. -
Даже внешне. И за эти трения я не могу винить Свена и его
мальчиков. Джек ведет себя невозможно.
   Конечно, так оно и было. Как мог вести себя человек,
ненавидящий этот дом, скучающий в школе, несущий на своих
плечах тяжкий груз знания будущего?
   - Я думаю, - сказал я, - лучше всего предоставить ему
свободу.
   - Боб, но ему же всего восемнадцать лет, - запротестовала
Элинор.
   Ему был уже двадцать один, а может, и больше, по моим
расчетам.
   - Он достаточно взрослый, чтобы пойти в армию. - После
паузы я продолжал: - Это даст ему шанс найти себя. Раз он
пойдет добровольно, срок службы будет минимальным.
   - Только после того, как он получит образование.
   Я понимал ее разочарование.
   - Он может учиться заочно, Элли. Или учиться во время
службы. Там организуются курсы. Он способный мальчик и
справится с учебой. Боюсь, что это единственное, что можно
сделать для него.
   Джек сразу же согласился. Он выяснил, что его могут
послать в Европу.
   - Там я буду изучать историю, - сказал он. - Кроме того,
я буду изучать оружие и технику войны. Ведь в двадцать
первом веке я, скорее всего, буду убит.
   Армия, конечно, не была приспособлена для его
темперамента, но он тем не менее получил необходимую
тренировку, знания по электронике. И постоянно совершал
путешествия в будущее, став старше еще на два года.
   Его письма ко мне содержали лишь слабые намеки на это,
так как они прочитывались Кэйт. Мне было очень трудно
скрывать от нее эту ужасную тайну.
   И вот однажды он пришел ко мне и несколько часов
показывал фотографии и рассказывал.
   - Док, вы и представить себе не можете, как отличались
друг от друга люди средних веков. Они были разными в разных
местах, в разные годы...
   Он видел легионы Цезаря, триумфально шествующие по Риму,
видел узкие серые тени кораблей викингов в фьордах Осло,
видел Леонардо да Винчи за работой... Однако у него не было
возможности посвятить наблюдениям все свое время. Много ли
может узнать человек, попавший в совершенно чуждую эпоху,
если он едва ли сможет произнести несколько слов на местном
диалекте и если его каждую минуту могут арестовать - уж
слишком подозрительно он выглядит.
   Я чувствовал себя предателем по отношению к Кэйт. Но уж
если Джек не раскрыл тайну своей матери, то и я должен
хранить ее.
   Представьте себе, если все узнают о том, что некий
человек может путешествовать во времени? Начнется сущее
столпотворение! Он станет жертвой тех, кто захочет узнать
свое будущее, или попадет в руки людей, жаждущих власти,
станет игрушкой в руках "творцов идеологии", другие же
постараются уничтожить его, чтобы он не рассказывал людям,
что ждет нашу цивилизацию. И если он сможет пережить все
это, то у него не останется другого выбора, как только
бежать в иное время и там скрыть свой дар.
   Нет, лучше хранить эту тайну с самого начала.
   Но тогда какой смысл в этом фантастическом даре судьбы?
Или проклятии?
   - В конце своей службы я больше времени думал, чем
путешествовал, - сказал он.
   Мы плыли на лодке по озеру Виннего. Он вернулся домой
две недели назад, но у него еще было много чего рассказать
мне. Были у него дела и дома. Его мать разводилась с
Биркелундом, оставляла дом, где испытала столько страданий,
и ей требовалась моральная поддержка сына. Прошло два моих
года, и теперь передо мной сидел мужчина - молодой мужчина,
но уже испытавший боль и смятение жизни. Джек Хэйвиг,
сидевший передо мной, теперь полностью владел собой.
   Я отложил весла и достал трубку. Весна отражалась в
голубой глади озера. Сладостью дышало от полей, зелени
лесов, яблоневых садов. Дул легкий ветер. В его потоке
медленно плыл в высоте ястреб.
   - Да, у тебя было над чем подумать, - отозвался я.
   - Во-первых, над тем, как происходит перемещение во
времени.
   - И ты расскажешь мне, как оно происходит?
   Он даже не улыбнулся.

   - Я изучал физику, электронику, я стал профессионалом в
этой области. Я читал много специальной литературы. И все
ученые в один голос утверждают, что это невозможно. Все
начинается с того, что для этого требуется громадное
количество энергии.
   - А poorr si muove - и все-таки она вертится.
   - Что?.. Ах да, док, я изучал итальянский перед тем, как
посетить Италию в эпоху Ренессанса. Я обнаружил, что
Галилей никогда этого не говорил. Более того, он даже не
бросал шаров с наклонной башни в Пизе. - Джек открыл еще по
бутылке пива для каждого из нас. - Однако в этих разговорах
об энергии есть кое-что, о чем не подозревает современная
наука. Говоря математически, путешествие во времени
эквивалентно передвижению со скоростью, большей скорости
света; его также не допускает современная наука.
   Я смотрел, как кольца дыма тают в воздухе.
   - Ты оставил меня далеко позади, - заметил я. - Я не
понимаю ничего в твоих словах, кроме того, что ты уверен: в
твоем даре не замешана никакая нечистая сила.
   Он кивнул:
   - Да. Что бы это ни было, оно связано с законами
природы, с соотношением типа "энергия-масса". Но тогда
почему только я способен на это и никто больше? Поэтому я
предположил, что это связано со структурой моих генов.
   - Генов?
   - Да. Через десять лет будет открыт молекулярный базис
наследственности.
   - Что? - Я резко выпрямился. - Ты должен рассказать мне
об этом.
   - Потом-потом. Я сообщу вам всю информацию по этому
вопросу, хотя там еще многое неясно. Главное в том, что
наши гены - не просто матрица для воспроизведения организма.
Они действуют всю жизнь, управляя организмом. Их можно
назвать веществом жизни. Но весь механизм до конца наша
цивилизация, пожалуй, так и не сможет понять Она чуть раньше
уничтожит саму себя. Однако лично я предполагаю, что в этих
огромных молекулах существует что-то вроде резонанса. И
если частота резонанса всех генов одинакова, то человек
становится путешественником во времени.
   - Интересная гипотеза, - промямлил я. Для меня в его
присутствии уже становилось обычным состояние
ничегонепонимания.
   - Я - эмпирическое доказательство этого, - сказал он с
усилием. - Док, у меня было несколько женщин. Правда, не в
этом времени. Для него я слишком застенчив и скован. Нет,
в будущем времени и в прошлом. Тогда это все происходит
гораздо проще. Тем более когда окутан какой-то завесой
таинственности.
   - Поздравляю, - сказал я, не сумев придумать ничего
лучше.
   - Я не влюблялся в них, - сказал он, глядя на воду. -
Если постель - это все, что от меня требуется, как,
например, с девушкой из Дакоты три сотни лет назад,
прекрасно. Но если требуется нечто большее, то я не могу на
это пойти. Ведь тогда мне придется жить с нею всю жизнь.
Думаю, что никогда не свяжу себя женитьбой. Но, прежде чем
вступить в связь с девушкой, я заглядываю на несколько лет
вперед, чтобы убедиться, что связь со мной не причинит ей
вреда.
   После паузы он продолжал:
   - Я отклоняюсь, но это важно для меня. Возьмем, к
примеру, Мэг. Это случилось в елизаветинском Лондоне. У
меня почти не возникало проблем из-за незнания эпохи, хотя
приходилось тратить время на то, чтобы постичь произношение
и жаргон того времени. Прихваченный с собой слиток серебра
легко удалось превратить в деньги, хотя я подозреваю, что
ювелир обманул меня. Во всяком случае, моего капитала
хватило, чтобы снять комнату в маленькой гостинице и пойти в
"Глобус". В общем, мне не приходилось особенно стеснять
себя.
   Однажды, когда я оказался в бедном квартале, какая-то
женщина схватила меня за рукав и стала предлагать мне свою
молодую дочь. Сначала я возмутился, а потом решил
встретиться с бедной девочкой. Может, думалось мне, я смогу
чем-нибудь ей помочь.
   Мэг очень нервничала, но была решительной, и, когда она
мне все объяснила, я вынужден был признать, что для человека
с независимой натурой лучше быть проституткой, чем вести
честный образ жизни, но находиться у кого-либо в услужении.
   Она была очень веселая, красивая, и она сказала, что с
большим удовольствием будет иметь дело со мной, чем с
кем-либо другим. Что мне оставалось делать? Если бы я
начал ее перевоспитывать, она не поняла бы ничего и прогнала
бы меня или убежала бы сама. - Он сделал глоток пива и
продолжал: - Я переехал в более просторную квартиру и взял
ее с собой. Мэг была женщиной, очень юной, но женщиной. Мы
прожили вместе четыре года ее жизни.
   О, разумеется, я совершал путешествия во времени,
возвращаясь в двадцатый век. Иногда, не очень часто, я
перемещался во Францию, хотя такие путешествия мне
обходились довольно дорого. И я верил, что Мэг оставалась
верна мне. Вам следовало бы видеть, как она отшивала своих
родственников, требовавших, чтобы она облапошила меня. Я
сказал ей, что нахожусь на службе Дании... Впрочем, к чему
детали? В конце концов какой-то молодой коммивояжер
влюбился в нее. Я дал ей приданое и благословил ее. Я даже
проверил, что в ближайшие десять лет у них все будет
нормально.
   Он вздохнул.
   - Док, она подарила ему полдюжины ребятишек начиная с
первого года семейной жизни. Но от меня у нее никого не
было. И я решил, что ни одна женщина не сможет подарить мне
ребенка...
   Джек сообщил мне далее, что он даже прошел тест на
дееспособность, который показал, что у него все в норме. И
он, и я были смущены его откровенностью.
   - Может быть, - медленно заговорил я, - ты мутант?
Мутант до такой степени, что чересчур отличаешься от
обычного человека?
   - Да. Я думаю, что мои гены совершенно иные.
   - Но если есть женщина, путешествующая во времени...
   - Верно, док.
   Он долго сидел молча, наконец сказал:
   - Главное, конечно, не в этом. Пожалуй, самое главное -
найти других таких же, как я, если они есть, и попытаться
предотвратить все грядущие ужасы. Я не могу поверить, что я
- всего лишь бессмысленная случайность.
   - Как ты предполагаешь найти их?
   Взгляд его был пронзительно-холодным.
   - Начну с того, что стану богатым.
   Прошли годы, и я мало что знал о его делах. Время от
времени он появлялся у нас, но, я думаю, только для того,
чтобы сохранить нашу дружбу, а не для того, чтобы держать
меня в курсе дел. Все чаще и чаще он казался мне плодом
моего воображения - настолько чужим он был в заботах нашего
маленького городка, ритм жизни которого убыстрялся с каждым
годом, в подрастании наших сыновей и других повседневных
проблемах. Но когда он появился вновь, как бы вынырнув из
ночи, я снова был захвачен странной судьбой этого необычного
одинокого человека.
   Не хочу сказать, что он был фанатиком, хотя
последовательно вынашивал идею спасения мира. Его интеллект
был развит в самых разнообразных областях, хотя преобладали
история и антропология. К тому же судьба подарила ему
способность к познаниям языков. Мы с ним часто обсуждали,
как незнание языков и неспособность быстро изучить их
подрезают крылья путешественникам во времени.
   Сардонический юмор, сочетающийся в нем со среднезападной
вежливостью, делал его весьма приятным собеседником. Он
полюбил роскошную жизнь, но мог жить и в весьма скромных
условиях, не жалуясь. Я заметил, что он очень неравнодушен
к красоте, как естественной, так и красоте настоящего
искусства. Особенно он любил классицизм, барокко, китайскую
музыку, красивые корабли и оружие, а также эллинскую
архитектуру. Боже, если ты существуешь, я от всего сердца
благодарен тебе, что мне удалось увидеть фотографию Джека
Хейвига на фоне неразрушенного Акрополя.
   Я был единственным, с кем он разделил свою тайну, но не
единственным его другом. Теоретически он мог завести дружбу
с любой знаменитостью прошлого и будущего, с Периклом,
Эйнштейном, Шекспиром, Линкольном... но практически сделать
это было трудно. Кроме трудностей, связанных с языком,
законами, обычаями, всем укладом жизни, существовали
трудности вхождения в контакт: все знаменитости обычно
очень заняты. Нет, Хейвиг рассказывал мне о людях таких,
как его милая маленькая Мэг, которая уже триста лет назад
обратилась в прах, или горец, сопровождавший еще Льюиса и
Кларка, или старый усатый солдат гвардии Наполеона...
   - История не стремится быть лучше, док, совсем не
стремится. Мы только воображаем себе это. Но подумайте,
отбросьте все романтические легенды и оставьте только голые
факты. Ведь, к примеру, в 1800 году, когда Франция
захватила всю Европу, никак не могла бы возникнуть первая
мировая война, в которой западная цивилизация сама бы
стремилась перерезать себе горло. А мы и сейчас еще
кровоточим от ран, которые нанесли сами себе в 1914 году.
   Иногда он предпринимал путешествия во времени в чисто
развлекательных целях.
   - Если быть честным, - как-то ухмыльнулся он, - то мне
все больше и больше нравятся низкопробные развлечения.
   - Париж Тулуз-Лотрека? - спросил я. Он уже сообщил мне,
что ранний декаданс в основном был создан людьми из высших
слоев общества, которые подвизались - и не без успеха - в
искусстве.
   - Нет, там я еще не был, - признался он. - Как-нибудь
побываю. Но рассвет Старквилла...
   Его не интересовала проституция. Он уже многое узнал о
том, какими жестокими могут быть условия жизни людей и к
чему это может привести. Он любил ранний джаз, любил
компанию каких-то молодых людей, о которых сказал, что эти
парни гораздо более реальны, чем молодежь нашего времени, не
говоря уже о семидесятых годах.
   А тем временем он делал себе состояние.
   Думаете, это было легко? Достаточно сравнить цены 1929
года и нашего времени. Все это было весьма сложно.
Возможностей у него было не так уж много.
   Он, скажем, мог покупать марки или монеты другого времени
и продавать их современным коллекционерам. Мог, допустим,
прихватить с собой алюминиевые предметы и переместиться в ту
эпоху, когда алюминий стоил дороже золота. Но все это были
мизерные сделки. К тому же Джек не в силах был переносить
больших тяжестей, а кроме того, не хотел обращать на себя
внимание.
   Он рассматривал возможности вкладывания денег в
предприятия, чтобы стричь купоны, но правила этой игры были
настолько сложны, что он не хотел тратить время на их
изучение. Кроме того, ему хотелось разбогатеть в нашем с
ним времени. В конце концов он преуспел в своем намерении.
Правда, он не рассказывал мне подробностей операции. Я знал
только самую общую картину. Итак, Джон Франклин Хэйвиг
основал фонд, который доверил одному из самых надежных
банков, и распорядился, чтобы проценты по вкладу
выплачивались "любому наследнику мужского пола" по
достижении двадцати одного года. Затем в 1964 году некий
Джон Франклин Хэйвиг обратился в банк как наследник и стал
обладателем миллионного состояния. Сенлакская "Трампет" с
трепетом сообщила о рождении нового миллионера, получившего
наследство от дальнего родственника.
   - Вот и все, - сказал он мне. - Теперь мне нужно только
выписывать чеки.
   Я должен еще упомянуть о помощи, которую он оказывал
матери и некоторым другим. Но в целом благотворительностью
он не занимался.
   - Это не выход, док, - говорил он мне. - Заниматься
благотворительностью - все равно что лечить насморк, когда
надвигается эпидемия чумы.
   Но я знал, что он тем не менее помог нескольким
несчастным и сделал большой вклад в какую-то либеральную
организацию.
   - Мы нуждаемся в резервах для жизни, - сказал он. - Всех
форм жизни. Сегодня - для духовной жизни - это нетронутые
уголки природы. А завтра - для сохранения самой жизни на
Земле.
   - Будущая война, - не сомневался Джек, - будет не просто
выяснением отношений между капиталистическим и
коммунистическим миром, как мы представляли в пятидесятых
годах. Я могу лишь очень слабо представить себе, что
произойдет. И неудивительно. Никто сейчас, да и в будущем,
не может дать точного анализа последствий. Док, ученые
много спорят о причинах и последствиях прошлых войн, но
никто не задумывается, к чему может привести будущая. А
ведь достаточно вспомнить о гигантском облаке пыли, которое
окутает Землю после ядерных взрывов, чтобы понять - Землю
ждет новый ледниковый период.
   У него сложилось впечатление, что третья мировая война,
как и первая, - это конфликт, которого все ждут, однако
никто не хочет задумываться о последствиях. Он считал, что
более важны экологические последствия войны, чем
политические и идеологические.
   - Я уверен, что в пустыню обратятся огромные области
планеты. И не только в пространственном смысле, но и во
временном. Вы знаете, док, что океан снабжает атмосферу
половиной кислорода? В 1970 году инсектициды будут
обнаружены в планктоне. А в 1998 году океан превратится в
зловонную клоаку, к которой даже подойти будет страшно.
   - Но это все можно предсказать и предотвратить, пока не
поздно, - заметил я.
   Он поморщился:
   - О да, сейчас много говорят о защите окружающей среды.
А она буквально бьется о ветровые стекла огромных
автомобилей, принадлежащих волосатым бесцеремонным молодым
людям. И эти автомобили загаживают землю и воздух... Люди
стали совершенно беззаботными. Таково логическое заключение
из общей тенденции. Я понимаю, глупо всю вину возлагать на
будущую войну и на тех, кто готовит ее. Тем более что я до
сих пор не знаю, как она возникла. Но, док, я имею
моральное право утверждать, что большая часть зла
произрастает в этой стране, самой могущественной в мире,
передовой как в хорошем, так и в плохом. Америка не хочет
ощутить свою ответственность за ту мощь, которой она
обладает.
   Она сделает попытку наказать своих врагов в Азии, но эта
попытка будет не очень уверенной, и Америка потеряет много
своих сынов из-за ничтожной цели. Надеясь сложить
нескладываемое, мы растеряем своих последних друзей. Люди,
которые будут выбраны в правительство, станут бороться с
инфляцией путем повышения цен и налогов - а это все равно,
что заклеивать бумагой трещины в фундаменте. Экономический
коллапс приведет к ослаблению международной политики. Белое
большинство попытается переложить все экономические
трудности на плечи цветного меньшинства, те начнут
бунтовать, и в этом мятеже погибнут последние остатки
прогресса. А наши глупые попытки сбалансировать то, что мы
берем из окружающей среды, и то, что мы вкладываем в нее...
Сначала американцев охватит чувство вины. Затем постепенно
они станут апатичными. В Америке создадутся громадные
запасы денег. Жизненные потребности людей будут полностью
удовлетворены, но что касается духовной жизни...
   В феврале 1964 года Хэйвиг вступил в наследство, которое
создал сам для себя. После этого он постарался зачеркнуть
все свое прошлое и всю оставшуюся жизнь называл себя не
иначе как "дядюшка Джек". Я спросил его, что он
намеревается делать дальше, и он ответил:
   - Я хо