ь. Все ждали.
 
...Минус 032 
Счет продолжается... 
 
   Ричардс вдруг понял, что старое клише было ложью. Время не  стоит  на
месте. Иногда было бы лучше, если бы оно  замирало.  Тогда,  по  крайней
мере, с ним вместе умирала бы и надежда.
   Усиленный динамиками голос дважды сообщал Ричардсу, что он  лжет.  Он
отвечал им, что если так. пусть они докажут это. Через пять минут другой
голос по мегафону сообщил ему, что взлет "Локхида" отменяется  и  начата
заправка другого самолета. Ричардс сказал,  что  это  его  радует.  Если
только они успеют подготовить этот самолет к назначенному сроку.
   Минуты ползли медленно. Осталось двадцать шесть минут, двадцать пять,
двадцать две, двадцать (Боже мой,  хоть  бы  она  еще  продержалась...),
восемнадцать, пятнадцать  (моторы  самолета  снова  заработали,  издавая
рокочущее кудахтанье, а наземные службы  суетились  у  систем  заправки,
снуя в предполетных проверках), десять минут, восемь.
   - РИЧАРДС!
   - НАМ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОНАДОБИТСЯ БОЛЬШЕ  ВРЕМЕНИ.  САМОЛЕТЫ  ГОТОВЫ  К
ВЗЛЕТУ. ОСТАЛОСЬ ОБРАБОТАТЬ КРЫЛЬЯ ЖИДКИМ ВОДОРОДОМ,  НО  НА  ЭТО  НУЖНО
ВРЕМЯ.
   - У ВАС ЕЩЕ ЕСТЬ ВРЕМЯ. СЕМЬ МИНУТ. А  ПОТОМ  Я  ПРОСЛЕДУЮ  НА  МЕСТО
ВЗЛЕТА ПО СЛУЖЕБНОМУ ВЪЕЗДУ. ОДНУ РУКУ Я БУДУ ДЕРЖАТЬ НА  УПРАВЛЕНИИ,  А
ДРУГУЮ - НА КОЛЬЦЕ ВЗРЫВАТЕЛЯ. ВСЕ ВХОДЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ОТКРЫТЫ. И ПОМНИТЕ,
ЧТО Я ВСЕ БЛИЖЕ И БЛИЖЕ К БАКАМ С ГОРЮЧИМ.
   - КАЖЕТСЯ, ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО МЫ...
   - Я ЗАКАНЧИВАЮ ПЕРЕГОВОРЫ, РЕБЯТА. ОСТАЛОСЬ ШЕСТЬ МИНУТ.
   Секундная стрелка описывала круги  -  один  за  одним.  Осталось  три
минуты, две, одна. Они допрашивали ее в той маленькой комнатке,  которой
он не в силах был себе представить. Он попытался вызвать в памяти  образ
Амелии, но не смог. Ее лицо расплывалось, превращаясь в другие лица. Это
был коллаж из разных лиц: Стейси и Брэдли, Элтона и Вирджинии Парракис и
того мальчика с собакой. Единственное, что он мог  припомнить,  что  она
была такой мягкой и красивой  той  банальной  красотой,  которой  многие
женщины достигают благодаря употреблению косметики Макс Фактор и  Ревлон
и   усилиям   пластических   хирургов,    подтягивающих,    подбирающих,
разглаживающих и смягчающих. Мягкая. Но где-то в глубине  души  жесткая.
Отчего ты стала такой жесткой, женщина-васп? И достаточно ли ты  тверда?
Или ты просто хочешь сломать мою игру?
   Он почувствовал,  как  по  его  подбородку  течет  что-то  теплое,  и
обнаружил, что прокусил губы в нескольких местах.
   Он рассеянно облизал губы, ощутив в  слюне  привкус  крови,  и  завел
мотор. Мотор завелся послушно, толкатель клапана заворчал.
   - РИЧАРДС! ЕСЛИ ТЫ СДВИНЕШЬСЯ С МЕСТА, МЫ БУДЕМ СТРЕЛЯТЬ! ДЕВУШКА  ВО
ВСЕМ ПРИЗНАЛАСЬ! МЫ ВСЕ ЗНАЕМ! Никто  не  выстрелил.  И  напряжение  как
будто покинуло его.
 
...Минус 031 
Счет продолжается... 
 
   Служебный въезд представлял собой изгиб дороги, подымающийся вверх  и
огибающий остекленный, в  футуристическом  духе  выстроенный  Аэровокзал
Северных Штатов. Дорога была оцеплена полицией, вооруженной до  зубов  -
от дубинки и слезоточивого газа до тяжелого бронебойного вооружения.  Их
лица  были  плоскими,  тоскливыми,  однообразными.  Ричардс  вел  машину
медленно, выпрямившись на сиденье, и они  смотрели  на  него  с  пустым,
скотским ужасом. Ричардс подумал, что именно так должны смотреть  корова
на своего фермера, который  подвинулся  рассудком  и  катается  по  полу
хлева, лягаясь и вопя.
   Вход в служебную зону (ВНИМАНИЕ - ТОЛЬКО ДЛЯ ОБСЛУЖИВАЮЩЕГО ПЕРСОНАЛА
- НЕ КУРИТЬ - ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН) был открыт настежь, и  Ричардс
осторожно направил машину туда, минуя ряды контейнеров с высокооктановым
горючим и маленьких частных самолетиков на  приколе.  За  ними  змеилась
рулежная дорожка: широкая, глянцевито сверкающая, черная, с расширенными
развязками. Здесь ожидала Ричардса его  "птичка":  огромный,  громоздкий
белый реактивный самолет с 12 турбомоторами, которые тихонько  рокотали.
За самолетом убегали, сходясь в одну точку на горизонте, прямые и чистые
в свете дня, взлетные полосы. Трап к "птичке" как раз прилаживали четыре
человека в комбинезонах. Ричардсу показалось, что  этот  трап  похож  на
лестницу на эшафот.
   И словно в подтверждение тому, в тени огромного белого брюха самолета
отчетливо вырисовывался силуэт палача. Это был Эван Маккоун.
   Ричардс  взглянул  на   него   с   любопытством   человека,   впервые
наблюдающего подобное явление. Не имеет значения, сколько раз вы  видели
его  изображение  в  стереокино,  вам  ни  за  что  не  поверить  в  его
реальность, пока  он  не  возникнет  перед  вами  во  плоти  -  и  тогда
реальность  приобретает  характер  галлюцинации,  словно  он  не   может
существовать в реальности отдельно от его изображения.
   Это был невысокий человек в очках без оправы, с  намеком  на  брюшко,
которое было заметно под его хорошо  скроенным  костюмом.  Болтали,  что
Маккоун носит ботинки на каблуках, но даже если это  было  так,  это  не
бросалось в глаза. На его лацкане виднелась маленькая серебряная булавка
с флажком. В целом он совершенно не похож был на монстра, этот наследник
таких внушающих ужас вездесущих контор, как ФБР и ЦРУ. Он не походил  на
человека, который по ночам совершенствовал  технику  вождения,  или  был
завсегдатаем клуба, или интересовался, когда его родственники  придут  к
нему в гости. Он не похож был и на человека, который овладел  искусством
наводить ужас.
   - Бен Ричардс! - Он говорил просто так, без мегафона, и без  мегафона
его голос звучал мягко, благовоспитанно, без намека на что-либо бабье.
   - Я слушаю.
   - У меня  на  руках  заключение  органов  правосудия  Федерации  Игр,
уполномоченной Комитетом Системы, о вашем аресте и казни.. Не окажете ли
честь?
   - На черта курице - флаг?
   - Ну, полно. - Маккоун выглядел удовлетворенным. - О формальностях мы
уже позаботились. Я -  сторонник  соблюдения  формальностей,  а  вы?  Ну
вы-то, конечно, против этого. Вы вели себя  крайне  недисциплинированно,
неформально, нарушая правила соревнования. Поэтому вы до сих  пор  живы.
Вам, наверное, известно, что вы уже превысили рекордное время пребывания
в "Бегущем", и оно составило восемь дней и  пять  часов.  Это  произошло
часа два назад. Нет, конечно, вам ничего об этом не известно. Но вам это
удалось. Да. И этот ваш побег из ИМКА в Бостоне.  Исполнено  безупречно.
Думаю, что рейтинг Нильсена в программе подскочит на 12 пунктов.
   - Я рад.
   - К вашему сведению, вы были почти у  нас  в  руках  во  время  этого
перерыва в Портленде. Но  нам  не  повезло.  Парракис  голову  давал  на
отсечение, что вы сбежали на корабле в Обурн. Мы поверили  ему,  он  был
явно напуган.
   - Явно, - эхом отозвался Ричардс.
   - Ну, а этот последний спектакль  -  это  просто  выше  всех  похвал.
Склоняю  голову.  Между  прочим,  я  почти  сожалею,  что  игра   должна
закончиться. Подозреваю, что нам никогда больше не доведется иметь  дело
с более изобретательным, чем вы, противником.
   - Какая жалость, - сказал Ричардс.
   - Все, тебе конец, понимаешь,  -  сказал  Маккоун.  Женщина  во  всем
призналась. Мы на ней испробовали пентатол натрия. Средство  старое,  но
надежное. Он достал маленький пистолет: - Выходите,  мистер  Ричардс.  Я
вам окажу последнюю любезность. Я намереваюсь это сделать  прямо  здесь,
где нас не будут снимать на пленку. Ваша смерть будет частным делом.
   - Ну, тогда готовься, - усмехнулся Ричардс.
   Он открыл дверцу и вышел. Два человека встретились лицом  к  лицу  на
белом цементе служебной зоны.
 
...Минус 030 
Счет продолжается... 
 
   Маккоун первым нарушил молчание. Он запрокинул голову и рассмеялся.
   Смех его звучал очень пристойно, он был тихим и бархатистым.
   -  Какой  вы  молодец,  мистер  Ричардс.   Великолепно.   Высунулись,
прокричали, потом  снова  высунулись.  Я  искренне  склоняю  перед  вами
голову. Женщину мы не раскололи. Она  упрямо  твердит,  что  ваш  карман
набит "Черным Ирландцем". Мы не смогли подвергнуть ее тесту SAP,  потому
что он оставляет следы, а это не годиться.
   Мы уже организовали доставку из Нью-Йорка  трех  ампул  каногена.  Не
оставляет никаких следов. Ожидаем доставку через сорок минут.  Этого  не
хватит, увы, чтобы обезвредить вас за это время. Она лжет. Это очевидно.
Извините меня за некоторый, как говорят люди вашего круга, снобизм, но я
изложу вам свои наблюдения по поводу среднего класса:  они  умеют  врать
только в том, что касается секса. А могу я вам изложить  еще  одно  свое
наблюдение? Конечно, что я спрашиваю.  Я  уже  его  излагаю.  -  Маккоун
улыбнулся. - Я  подозреваю,  что  вы  попросту  запихнули  в  карман  ее
ридикюль. Мы заметили, что у нее с собой нет сумочки, хотя она ходила по
магазинам. Мы очень наблюдательны. Что могло случиться с  ее  покупками,
кроме того, что вы положили их в свой карман, Ричардс? Он не попался  на
эту удочку:
   - Ну застрелите меня, коль вы в этом так уверены.
   Маккоун с сожалением развел руками:
   - Как бы я хотел это сделать! Но мы не вправе рисковать  человеческой
жизнью, когда счет пятьдесят - один в вашу пользу. Это слишком похоже на
русскую  рулетку.  Ценность  человеческой  жизни   для   нас   священна.
Правительство, наше правительство, это сознает. Мы - гуманисты.
   - Да-да, - сказал Ричардс и мрачно улыбнулся.
   Маккоун мигнул.
   - Так что...
   Ричардс вздрогнул. Этот человек гипнотизировал его. Летели минуты, от
Бостона сюда приближался вертолет с тремя ампулами "бодряще-вырубающего"
зелья (а если Маккоун проговорился о сорока минутах, на самом  деле  они
обернутся за двадцать), а он стоял тут и слушал этого человека,  поющего
ему дифирамбы. Боже, это сущий монстр.
   - Послушай, - резко оборвал его Ричардс. - Разговор с  тобой,  малыш,
короткий. Даже если ты сделаешь ей инъекцию, она все равно споет тебе ту
же самую песенку. Имей в виду: взрывчатка у меня. Врубился?
   Он взглянул в глаза Маккоуну и  двинулся  вперед.  Маккоун  отошел  в
сторону. Проходя мимо, Ричардс  не  удостоил  его  взглядом.  Рукава  их
пальто коснулись друг друга.
   - Для сведения: известно, что предохранитель выдвигается вообще-то на
три деления. Я. выдвинул его уже на  два  с  половиной.  Хочешь  верь  -
хочешь нет.
   Он с удовлетворением услышал, как дыхание того, другого, участилось.
   - Ричардс!
   Он оглянулся с трапа. Маккоун смотрел на него  снизу,  золотые  дужки
очков мерцали и вспыхивали на солнце.
   - Когда ты взлетишь, мы подстрелим  тебя  ракетой  "земля-воздух".  А
публике расскажем, что у Ричардса не вовремя  зачесался  пальчик  -  тот
самый, что был на кольце взрывателя. Так что покойся с миром.
   - Ну, этого-то вы как раз не сделаете.
   - Не сделаем?
   Ричардс ухмыльнулся и пояснил:
   - Мы будем  лететь  очень  низко,  над  густонаселенными  кварталами.
Добавь к 25 килограммам взрывчатки 12 подвесок с горючим, и ты  получишь
очень мощный взрыв. Чересчур мощный. Вам не выкрутиться.. - Он помолчал.
- Ты же так хорошо соображаешь. Ты приготовил для меня парашют?
   - Конечно, - спокойно сказал Маккоун. -  Он  в  носовом  пассажирском
отделении. Но все это уже было, мистер Ричардс. Нет ли у  вас  в  запасе
трюка поновее?
   - Держу пари, вы не такие идиоты, чтобы вляпаться в такое дерьмо.
   - Конечно, нет. Это  очевидно.  Предполагаю,  что  ты  выдернешь  это
несуществующее  кольцо  взрывателя  как  раз  перед  нашим  ударом.  Тем
внушительней будет взрыв.
   - Ну пока, коротышка.
   - Пока, мистер Ричардс. И приятного путешествия. - Он хихикнул. -  Ты
все точно рассчитал. Поэтому я открою тебе еще одну карту. Только  одну.
Мы собираемся до того, как  предпримем  какие-либо  действия,  подождать
каногейна. Насчет ракеты ты абсолютно прав. Это, конечно, блеф.  Ты  еще
раз высунись и прокричи что-нибудь, ладно? Но я могу  подождать.  Видишь
ли, я никогда не ошибаюсь. Никогда. И я знаю, что кто тут блефует -  так
это ты. Поэтому мы будем выжидать. Но ты у нас  в  руках.  Пока,  мистер
Ричардс. Он помахал рукой.
   - До скорого, - сказал Ричардс, но недостаточно громко, чтобы Маккоун
его услышал. И усмехнулся.
 
...Минус 029 
Счет продолжается... 
 
   Пассажирское отделение  первого  класса  было  длинным  и  широким  -
шириной в три  ряда  кресел,  все  кругом  было  облицовано  натуральной
секвойей. Пол был покрыт ковром цвета бордо,  судя  по  ощущению,  очень
толстым. Стереоэкран тянулся вдоль дальней стены  от  отделения  первого
класса до кухни. На месте номер 100 лежала  объемная  пачка  -  это  был
парашют. Ричардс похлопал по тюку и проследовал  на  кухню.  Кто-то  уже
поставил варить кофе.
   Он миновал еще одну дверь и очутился в коротком коридоре,  ведущем  в
кабину пилота. Справа находился радиодиспетчер, мужчина лет тридцати,  с
ухоженным, гладким лицом,  злобно  покосившийся  на  Ричардса,  а  потом
уткнувшийся в свои приборы. Еще через несколько шагов вперед и  влево  у
своих панелей, сеток и пластиковых карт сидел штурман.
   - К нам явился тот, кто собирается нас всех тут  угробить,  парни,  -
сказал он в свой микрофон. И холод- но уставился на Ричардса.
   Ричардс промолчал. В конце концов, этот человек прав. Он побрел в нос
самолета.
   Пилотом оказался человек лет пятидесяти, а может и  побольше,  этакая
старая полковая лошадь, с красным носом законченного пьяницы и  цепкими,
ясными глазами человека, который в жизни не брал ни  капли  в  рот.  Его
напарник  был  лет  на  десять  моложе,  с   пышной   рыжей   шевелюрой,
выбивающейся из-под форменной фуражки.
   - Привет, мистер  Ричардс,  -  сказал  пилот.  Прежде  чем  взглянуть
Ричардсу в  лицо.  Он  глянул  на  оттопыренный  карман  его  пальто.  -
Простите, что я не подаю вам руки. Я капитан авиации Дэн  Холлоуэй.  Это
мой напарник, Уэйн Данинджер.
   - Учитывая сложившуюся обстановку, не могу сказать, что  рад  с  вами
познакомиться, - сказал Данинджер. Ричардс скривил губы.
   - Я тоже,  и  хотел  бы  присовокупить  сожаления  по  поводу  своего
присутствия здесь. Капитан Холлоуэй, у вас налажена связь  с  Маккоуном,
не так ли?
   - Разумеется. Через связиста, Киппи Фридмена.
   - Дайте мне с ним поговорить.
   Холлоуэй протянул ему микрофон, соблюдая осторожность.
   - Готовьтесь к полету, - сказал Ричардс. - Через пять минут.
   - Привести вооружение в боевую  готовность?  -  спросил  Данинджер  с
преувеличенной серьезностью.
   - Делайте все, что вы обычно делаете, - холодно произнес Ричардс.
   Пришла пора предпринять последние шаги, сделать последнее усилие. Его
разум был разгорячен, перегрет, он был на пределе. Высунись и прокричи -
вот в чем заключалась игра. Я прямо сейчас отправляюсь к самым  небесам,
Маккоун.
   - Мистер Фридман!
   - Слушаю.
   - Говорит Ричардс. Я хочу говорить с  Маккоуном.  С  минуту  в  эфире
царило безмолвие. Холлоуэй и Данинджер больше не  следили  за  ним,  они
готовились к отлету, сверяя параметры  и  давление,  проверяя  закрылки,
люки, переключения. Снова подымались и опускались
   Огромные турбины, но теперь это звучало резче, громче. Когда  Маккоун
наконец откликнулся, его почти не было слышно в общем нарастающем шуме.
   - Маккоун слушает.
   - Ну, слушай меня, червяк. Я приглашаю тебя и женщину лететь со мной.
Подваливай к  двери  грузового  отсека  в  течение  трех  минут,  или  я
выдергиваю кольцо.
   Данинджер на своем месте замер, как подстреленный. Когда он очнулся и
продолжил свои проверки, голос его дрожал, и в нем звучал ужас.
   - Раз они так нагло себя ведут -  он  отплатит  им  той  же  монетой.
Забрать у них женщину - значит лишить их последнего шанса.  Если  только
этот шанс существует. Ричардс ждал. В его голове тикали часы.
 
...Минус 028 
Счет продолжается... 
 
   Когда до Ричардса донесся голос Маккоуна, он услышал в нем незнакомые
угрожающие нотки. Что было причиной? Страх? Вероятно. Сердце  замерло  у
Ричардса в груди.  Может,  все  обойдется.  Может  быть.  -  Ты  спятил,
Ричардс? Я не...
   - Послушай, ты, - сказал Ричардс, перебив Маккоуна. - Пока я  говорю,
возьми на заметку,  что  нашу  беседу  слышат  все  связисты  в  радиусе
полусотни километров. Все, что я тебе скажу, разнесется по всей  округе.
То, что ты делаешь,  станет  известно  всем.  Ты  сейчас  находишься  на
большой сцене. Ты придешь ко мне хотя бы потому, что ты слишком труслив,
чтобы вести двойную игру, за  которую  ты  можешь  заплатить  жизнью.  А
женщина придет потому, что Я сказал ей, куда я направляюсь.
   Слишком мягко. Надо давить на него. Не давать ему времени думать.
   - Даже если ты останешься в живых, когда  я  дерну  за  кольцо,  тыне
будешь никому нужен: тебя не возьмут даже яблоками торговать.
   Он сжимал сумочку в кармане с неистовой, маниакальной силой.
   - Вот так-то. У тебя есть три минуты. Отключаю связь.
   - Ричардс, подожди...
   Он отключил связь, оборвав звучавший в микрофоне голос  Маккоуна.  Он
вернул микрофон Холлоуэю, и тот принял его трясущимися пальцами.
   - У вас сильная воля, - медленно произнес Холлоуэй. -  Поверьте  мне.
Мне никогда не приходилось видеть человека с такой выдержкой, как у вас.
   - А если он выдернет кольцо, ты поймешь, что у него еще более сильная
воля, чем у кого бы то ни было, - сказал Данинджер.
   - Продолжайте подготовку к отлету, пожалуйста, - сказал Ричардс. -  Я
спущусь поприветствовать наших гостей. Мы вылетаем через пять минут.
   Он вернулся назади пододвинул парашют к окну, а потом сел, не спуская
глаз с двери между первым и вторым классом. Скоро все  выяснится.  Очень
скоро.
   Его рука без  устали  с  беспомощной  силой  сжимала  сумочку  Амелии
Вильямс. Снаружи уже совершенно стемнело.
 
...Минус 027 
Счет продолжается... 
 
   Они подошли к трапу,  когда  оставалось  сорок  пять  секунд.  Амелия
задыхалась  от  страха,  ее  волосы  взметнулись  беспорядочной  копной,
подхваченные резким ветром, гулявшим  по  рукотворной  степи  аэродрома.
Наружность Маккоуна совершенно не изменилась.  Он  по-прежнему  выглядел
опрятно и непринужденно, можно даже было сказать, невозмутимо, но  глаза
его потемнели от безумной ненависти.
   - Ты ничего не выиграешь, говнюк, - сказал он спокойно. - Мы даже  не
начали еще разыгрывать главный козырь.
   - Рад снова видеть вас, миссис Вильямс, - мягко сказал Ричардс.
   И тут, будто бы он подал ей некий сигнал, задел невидимую струну, она
начала рыдать. Ее  рыдания  не  были  истеричными,  это  было  выражение
совершенной безнадежности, исторгнутое из самой глубины души. Сила этого
порыва заставила ее зашататься и упасть на плюшевый ковер этого  целиком
плюшевого отсека первого класса, сжимая лицо в ладонях, словно  стараясь
удержать его. Кровь Ричардса на ее блузке засохла  и  выделялась  бурыми
пятнами. Ее пышная юбка, скрывающая ноги, делала ее похожей  на  увядший
цветок.
   Ричардс почувствовал к ней жалость. Это было мимолетное  чувство,  но
это был максимум, на что он был способен.
   - Мистер Ричардс, -  из  переговорного  устройства  послышался  голос
Холлоуэя.
   - Слушаю.
   - Мы... можем взлетать?
   - Да.
   - Тогда  я  отдаю  распоряжение  убрать  трап  и  задраить  люки.  Не
беспокойтесь на этот счет.
   - Отлично, капитан. Благодарю.
   - Вызвав сюда женщину, ты тем самым угробил себя. Ты это понимаешь? -
Казалось, что Маккоун улыбается и хмурится одновременно,  он  производил
впечатление параноика. Он сцеплял и расцеплял пальцы.
   - Ну и что? - мягко спросил Ричардс. -  А  поскольку  ты  никогда  не
делаешь ошибок, ты, конечно же, нападешь на меня, прежде чем мы взлетим.
Таким  образом  ты  окажешься  вне  опасности   и   прослывешь   героем,
благоухающим, как роза, правильно?
   Маккоун издал тихое рычание, а потом сжал губы так, что они побелели.
Он не сдвинулся с места. Самолет дрожал все сильнее, по мере  того,  как
моторы набирали оборот.
   Кто-то  захлопнул  дверь  в  отделении  для  второго  класса,  и  шум
неожиданно прекратился. Прильнув  к  и